Читать книгу Время собирать груши - Михаил Грушевский - Страница 3

Как я уже говорил, мама у меня была начальником планово-экономического отдела, и у нее был план: отправить сына в школу – тогда учились десять лет. И все. Она меня туда отвела, и я очень быстро подружился со всеми, получив свое вековое прозвище «Груша» первого же сентября. Очень оригинально и свежо! И вот мне уже шестьдесят лет, а я все Груша и Груша.

В школе я был хорошистом: троек практически не было, а вот пятерок был ограниченный контингент, как говорили в те годы в программе «Время». Только по гуманитарным предметам.

Кстати, я отучился в одной школе, школу не менял. Это была школа № 279, район ВДНХ. В шаговой доступности от Маломосковской улицы. Напротив – кинотеатр «Космос», рядом – финансовый тогда еще институт, ныне, разумеется, академия. Школа на церковной горке: там действительно есть церковь и небольшая возвышенность. Школа лет двадцать назад была реконструирована. Точнее, снесена и на ее месте построена новая. И она тоже № 279. С 1973 года она носит имя писателя Александра Трифоновича Твардовского.

Первый мой большой школьный успех был связан с новогодним капустником, с пародией на учителя физики Виктора Адамовича. Когда я репетировал в актовом зале, мимо проходила директор школы и приняла меня за него: «А почему Виктор Адамович участвует в капустнике? Это не по правилам», – сказала она, и на следующий день после капустника я проснулся Адамычем. Меня так стали называть и школьники, и директор. Прикольно было быть героем школы, но далеко идущих выводов я тогда не делал и об артистической карьере не задумывался.

Но это был именно крупный школьный успех. До этого я в пионерских лагерях позволял себе выходить на сцену. Несколько раз пел. Видимо, делал я это очень плохо, потому что волновался и, наверное, мимо мелодии пел. А первую пародию я воспроизвел не в школе, а в пионерском лагере. Но тогда просто собезьянничал, услышал у Геннадия Хазанова пародию на комментатора Николая Озерова и воспроизвел ее со всей детской непосредственностью. В пионерском лагере имел огромный успех. Получил, конечно же, прозвище «Груша» и стал дополнительно «Артистом».

Кстати, из-за «Груши» я дрался в школе. Фамилия Грушевский побуждала моих одноклассников обыгрывать: «висит груша – нельзя скушать». До какого-то момента меня это дико раздражало. Я дрался и дрался, а потом просто перестал, так как понял, что юмор и самоирония – более сильное оружие, чем кулаки.

Принесли ли мне мои пародии популярность у девочек? Не знаю. Я был очень стеснителен и зажат…

На рубеже третьего и четвертого класса случилась моя первая школьная любовь. Я даже носил портфель, благо было по дороге и очень удобно. Практически на полпути к моему дому жила девочка по имени Женя. Я сначала просто дергал ее, как положено, за косички. И шлепал портфелем по спине или чуть ниже. А потом уже стал более галантно доносить портфель до ее подъезда. Наслушался про «тили-тили-тесто».

Мы тогда росли другими. Когда в десятом классе у нас мальчик с девочкой поцеловались на задней парте и стало известно, что у них серьезный роман, это было ЧП районного масштаба.

Помню, что, наверное, только классе в десятом я рискнул пригласить девочку на танец. Было ли это в пионерском лагере или вне его, я не помню. Я, наверное, пользовался успехом, был интересен девочкам, но не мог этого прочувствовать. Очень стеснялся и начал дружить с девочками уже в старших классах. И даже помню, мне очень нравилась одна девочка в моем классе. Я ее пригласил на спектакль на английском языке. Мы оба учили этот язык. А на спектакле были мои друзья. Я так зажался, что перед ними делал вид, что это не я ее пригласил, она сама навязалась. В общем, дико комплексовал.

Но, в конце концов, я как-то победил в себе стеснительность, и во многом тут помогла моя… Хорошо, пусть будет артистичность. И участие в художественной самодеятельности, как это тогда было принято называть. И в старших классах школы, и в институте. Мне кажется, что здесь нет универсального рецепта. Просто человек должен знать свое сильное направление. Допустим, если речь идет о спортивном парне. У нас в классе был такой, я таких называю «техничными ребятами». Любой спорт был его. Он вставал на коньки, брал клюшку – сразу был лучшим хоккеистом на площадке. И если девчонки видели, как он в школьном дворе играет, допустим, в футбол, то не влюбиться в него, наверное, было сложно. Поэтому если человек умеет, например, жонглировать, то нужно срочно это демонстрировать, девчонки разинут рот. Это только красивым всегда все очень просто. Девчонки в симпатичных парней влюбляются даже без каких-либо особых с их стороны качеств. Простым же ребятам необходима какая-то провокационная ситуация. Нужно ждать счастливого случая, какой-то неожиданной ситуации, в которой она не сможет не обратить на тебя внимания, не отреагировать, не оценить твою силу, или ум, или жонглирование, на худой конец. С девушками нужно быть терпеливым. Штурмом многих девушек не возьмешь. Здесь нужно уметь выжидать и надеяться на то, что твой звездный час пробьет.

В школе я был гуманитарием: любил русский язык, литературу, историю и английский язык. В принципе, хорошо относился к географии, и даже к биологии. Я, помню, бабочек и стрекоз собирал. Разные растения засушенные. Но делал это исключительно по принуждению, по школьной необходимости. А не из интереса. Что я еще собирал? Какие-то этикетки. Но все недолго. Я в ранних классах стал болельщиком и коллекционировал что-то связанное с футболом и с хоккеем. Больше связанное с хоккеем в те годы.

Начал болеть за ЦСКА, за легендарное хоккейное ЦСКА. 70-е годы – это матчи с канадцами, это Третьяк, Харламов, Михайлов, Петров, Гусев… Говорю для тех, кто помнит тот советский хоккей 70-х годов. Я, кстати, смотрел фильм «Легенда № 17», при всей значимости эта картина меня подламывала. Там есть достаточно существенное несоответствие. Наверное, в художественном фильме это не важно. Но я понимал, что все это не про Тарасова и не про Харламова, и не про прочих людей, которые в той великой команде играли. Но фильм, безусловно, позитивный, как сейчас принято оценивать. Для тех, кто не видел этого, полезно хотя бы упоминание этих людей в контексте некоего патриотизма. Но для меня это было странно.

А что я не любил в школе? Ну, не могу сказать… Меньше всего любил химию. Как ни странно, я окончил впоследствии Институт стали и сплавов. Сплавов! Вроде бы, некоторое отношение к химии это должно иметь. У нас была замечательная учительница по химии. Она очень артистично преподавала. Больше того, во внеурочное время она вела театральную студию на пару со своей подругой, учительницей русского языка и литературы. И тем не менее химия, все эти основания, щелочи… Я все время щелочи рифмовал со словом «сволочи». И мне было от этого как-то повеселее. Учительница истории у нас была совершенно потрясающая – она в моем сердце навсегда. Но хотя приведу вам такой факт из ее биографии: она начала преподавать историю, когда ей было шестнадцать лет. Было это в 1917 году. И закончила она преподавать в 90 лет! То есть уже в новейшую российскую историю, в 1992 году. Я поздравлял ее с 90-летием. Боялся, что она подзабыла, кто я такой. А она все помнит! Говорит: «Мишка! Я не удивляюсь, что ты пародируешь политических деятелей. Я помню, как ты Леонида Ильича передразнивал!»

Это характеризует наш класс: история – это старшие классы, стало быть, конец 70-х. Степень доверительности наших отношений в классе позволяла немного передразнивать Леонида Ильича Брежнева. И не бояться, что настучат и будут у родителей большие проблемы. Варвара Галактионовна фантастически преподавала историю. Как она сама говорила: «Я была очевидцем всех исторических событий. Только восстание Спартака не захватила».