Читать книгу Пространство сна - Михаил Климов - Страница 7

Прошло несколько дней. За это время Ирина почти выгнала с работы Надин. Единственное, что еще удерживало «тетю́ из Ростова́» на месте – то, что Тимофею присоветовал ее какой-то важный чин из правительства, которому она приходилась дальней родственницей, и избавляться от нее (на что Тима уже почти согласился) надо было вежливо и печально.

Вопрос об изгнании встал после того, как няня категорически отказалась, как она выразилась, «пускать пузыри». Пару дней она пробовала этим заняться, но Серенька почему-то ее «изделия» игнорировал. То ли еще не привык к новым объектам, то ли сама Надин была ему несимпатична, только он дома, в гостинице, или лежал со своим зайцем, или бессмысленно нарезал по новому, специально для этого купленному большому ковру.

Его (ковер) выбрала Надин, сказав, что на старом гостиничном уже вся шерсть вытерта и пузыри не ложатся на нее, а сразу лопаются. Замковская считала, что это пустая отговорка, каприз, потому что все прекрасно ложилось, но спорить с «тете́й» она не стала, ну ее…

Когда же на третий день та просто отказалась заниматься «этой ерундой», сказав, что нанималась к ребенку няней, а не клоуном, Ирина хотела ей выдать все, что о ней думает, но сдержалась, закусив губу. Она попросила Гришу выделить ей кого-нибудь для занятия «ерундой», но тот взял все на себя и быстро нашел с Серенькой «общий язык». А вечером позвонила мужу с просьбой убрать эту идиотку от нее и сына. Тимофей пообещал подумать, как это сделать, потому что ссориться с ее родственником в правительстве не хотел.

Серенька в больнице беззаботно носился за пузырями. Радовало то, что делал он это как-то почти «осмысленно», меняя ритм и направление, и можно было даже, немного напрягшись, представить себе, что не было этой злополучной поездки на Ривьеру и клинической смерти. А просто сын придумал себе такую забаву и играет с переливающимися шарами в какую-то свою детскую игру.

Уже за одно это можно было быть благодарной странному доктору. Зуев всю неделю был страшно занят, внимания ни Ирине, ни Сереньке почти не уделял. В больницу понаехали человек двадцать каких-то людей, они надели халаты и ходили за Алексеем Михайловичем, слушали объяснения, кивали и записывали.

Замковская поначалу пристроилась за ними, но быстро поняла, что понимает только процентов тридцать из того, что слышит, и вернулась на свой пост в зале возле кабинета Зуева. Здесь Света с Серенькой уже который день занималась изготовлением и уничтожением «сверкающих чудес».

Замковская зевнула. Здесь, в этом городке, она почему-то приноровилась спать, но все ей было мало, и днем она постоянно зевала. В зал быстрым шагом вошел Алексей Михайлович, посмотрел на ставшую привычной картину: Серенька со Светой на полу, два охранника, Надин чуть поодаль, Ирина в кресле. За ним появилась полная пожилая женщина в застиранном белом халате.

– Светлана, – позвал он, – подойди ко мне, пожалуйста.

Света встала, Серенька продолжил свое движение, моментально потерявшее даже видимость смысла.

– Да, Алексей Михайлович.

– Там у Наташи приступ, сходи к ней, тебя Матрена Григорьевна сменит здесь.

– Хорошо.

Зуев зашел к себе в кабинет, взял со стола и протянул женщине красную пожарную машину. Она кивнула, деловито посмотрела по сторонам, определила направление движения Сереньки и засеменила ему наперерез.

– Почему вы забрали у нас Свету? – тут же подошла к нему Замковская. – У них уже прочный контакт, это – неправильно.

– Потому что у одной из наших пациенток – припадок, – начал объяснять Зуев, стараясь вывести их общение из эмоционального плана в смысловой, – а ей может помочь лучше всех Света, у них… Как бы это вам попонятнее объяснить? В общем – неважно, важно то, что для Сереньки сегодня еще не имеет принципиального значения, кто с ним играет, это придет позже…

Он смотрел мимо плеча Ирины на мальчика, который красную машину признавать не захотел и либо проносился мимо, либо просто, не видя, сбивал игрушку, и она отлетала в сторону.

Матрена, которой, наверно, было тяжело каждый раз вставать и ложиться, просто ползала за ним по ковру. Внезапно Серенька, видимо, довольно серьезно зацепился ногой за машинку, ему стало больно, он упал на бок и противно завыл. Один из охранников тут же подскочил к нему и сунул в руки зайца. Ребенок затих.

Матрена посмотрела на Зуева, тот кивнул, тогда она, укоризненно взглянув на охранника, забрала у Сереньки игрушку, и тот снова, уже успокоившись, отправился в свое путешествие. А Матрена, взяв со скамейки стаканчик с мыльной пеной, начала чередовать – пузырь, пузырь, машинка. Пузырь, машинка, пузырь. Машинка, пузырь, пузырь. На пятый или седьмой раз Серенька опять наткнулся на машинку, упал и заплакал.

– Зачем вы это делаете, Алексей Михайлович? – вступилась за сына Замковская. – Это же издевательство…

– Несколько дней назад мы, Ирина Николаевна, – Зуев вздохнул тяжело, сколько раз он уже пытался объяснить это, ну пусть даже не ей, – попробовали сделать так, чтобы ваш сын заметил, что мир существует. И сделали крохотный шажок в этом направлении. Сегодня мы хотим ему показать, что мир – разный…

– Но ему же больно…

– Не уверен. – Алексей покачал головой. – Я думаю, он плачет не от боли, а от разочарования, а это вполне человеческое чувство.

– Вы – очень жестокий человек! – почти выкрикнула Ирина.

– Наверное.

Он подозвал Матрену Григорьевну, пошептал ей на ухо. Она кивнула, вышла и быстро вернулась, держа что-то в руке. Затем опять села на пол и начала мудрить над машинкой.

– На что вы надеетесь, доктор? – зло спросила вдруг Замковская. – Вы же видели документы, томограмму, рентген – у Сереньки поражена большая часть мозга…

– Да, я знаю и помню. – Алексей Михайлович смотрел через плечо Ирины, ждал, пока Матрена закончит свои манипуляции с пожарной машиной. – Но это не всегда означает конец…

– Что вы имеете в виду? – насторожилась Замковская. – Чего вы хотите добиться? Чтобы он мог ходить, а не только бегать на четвереньках?

Зуев кивнул, не раскрывая рта. Рядом с ними неожиданно оказалась Надин, замерла прислушиваясь.

– Чтобы он мог есть за столом, как нормальный человек, а не тянуть жидкую кашу или пюре?

Алексей опять кивнул.

– Чтобы он мог играть с другими детьми? – все больше распалялась Ирина. – Сидеть за партой? Разговаривать?

Она наступала на Зуева, заталкивая его в собственный кабинет. Один из охранников угрожающе приблизился.

– И еще чтобы он пел, – невозмутимо заговорил Алексей, – рисовал, учился в школе, а потом в институте… Я не говорю, что он все это сможет, я говорю, что мы попробуем его всему этому научить.

– Но ведь у него поражены речевой, часть двигательных, зрительный и прочие сенсорные центры! – Замков-ская уже почти кричала.

За ее спиной удовлетворенно кивала головой Надин.

Зуев обошел свой стол с другой стороны, взял с полки какую-то папку, пролистал, протянул Ирине:

– Вот, прочитайте, пожалуйста, Ирина Николаевна, – примирительно сказал он. – Это письма мамы одного из наших пациентов. У нее гораздо более тяжелый случай был, чем ваш. Прочитайте, вам будет полезно…

Ирина отвернулась к стене, закусила губу, чтобы не заплакать:

– Что вы понимаете? – тихо спросила она. – Как вы можете судить, у кого какой случай? Это только мать может почувствовать…

– А потом, вы что, чудотворец? – неожиданно вмешалась Надин. – Как вы собираетесь получать ваши результаты? Святым Духом?

За ее спиной раздался какой-то звук, и все обернулись. Серенька, прервав свое путешествие, как завороженный смотрел на проезжающую мимо него красную пожарную машину. Распластавшаяся в нелепой позе, Матрена Григорьевна тихонько тянула ее за привязанную веревочку.

– Ехали медведи на велосипеде… – радостно продекламировала неизвестно откуда появившаяся Маша. – А за ними раки на хромой собаке…

Из двери высунулся мальчик и выстрелил в нее из водяного пистолета. Сумасшедшая, радостно взвизгнув, упала на пол.