Читать книгу Еретическое путешествие к точке невозврата - Михаил Крюков - Страница 3

Выехать из замка на рассвете, как собирались сделать вчера, не удалось. Неожиданно нашлось множество дел, которые непременно нужно было завершить до начала путешествия. Обычно спокойный и сонный замок в предотъездной суете перевернули вверх дном. Давно обленившаяся прислуга бестолково металась по лестницам с выпученными глазами и растрёпанными волосами, на кухне что-то скворчало, мальчишки ловили в птичнике заполошно кудахчущих кур. Больше всех бегал, кричал и размахивал руками так и не протрезвевший со вчерашнего вечера Паоло. В конце концов, он окончательно выбился из сил и вынужден был поправить пошатнувшееся здоровье с помощью кувшинчика любимого красного, после чего забегал в два раза быстрее, но как-то неуверенно, пошатываясь и задевая углы. Кричать он стал в три раза громче, но почему-то по-итальянски, так что его никто не понимал.

Отец Иона тоже внёс посильный вклад в общий сумбур, поминутно бегая в свой домик за забытыми вещами. Старик добегался до того, что у него прихватило сердце, и его уложили в сторонке на кучу соломы, покрытую тёплым плащом.

Увидев неожиданно побледневшее лицо монаха, Вольфгер встревожился и предложил ему отложить отъезд на два-три дня до полного выздоровления, на что отец Иона слабым, но бодрым голосом сообщил, что на самом деле он отлично себя чувствует и к путешествию готов, только немного переволновался. Вот он ещё самую чуточку полежит, и можно будет выступать. Вольфгер пожал плечами и отошёл.

Островком ледяного спокойствия посреди всей раздражающей педантичного барона суеты был Карл. Оборотень в точно назначенное время вывел из конюшни своего громадного жеребца, уже осёдланного, с собранными седельными сумками и притороченной секирой. Её отполированное древко потемнело от времени и частого использования. За жеребцом Карла на чумбуре шли две тяжело нагруженные вьючные лошади. Увидев, что сборы ещё не закончены, Карл, не торопясь, поставил лошадей у коновязи, уселся у тёплой каменной стены и закрыл глаза.

Вольфгер злился – он терпеть не мог сборов и предотъездной суеты. С каждой минутой ему всё сильнее хотелось плюнуть на задуманное путешествие. Теперь оно представлялось глупой и никчёмной затеей, и барон хотел остаться дома. Замковый двор, ещё недавно казавшийся скучным и надоевшим, теперь выглядел родным и уютным.

Барон посмотрел на два миндальных дерева, посаженных отцом у входа в часовню. Видно, у него была счастливая рука, потому что саженцы прижились, быстро пошли в рост, весной окутывались розовым цветочным дымом, а по вечерам пахли тонко и нежно. Матушка, которая часто прихварывала, любила сидеть на стульчике у открытых дверей часовни под миндалём и, закрыв глаза, слушать, как отец Иона репетирует с детским хором – у монаха был несильный, но приятный баритон. Торжественная церковная латынь плыла по мощёному двору, смешиваясь с запахом миндаля и светом угасающего дня…

Теперь деревья сбросили листья и торчали мёртвыми и корявыми скелетами.

Вольфгер знал, что близится момент, когда ему нужно будет принимать решение: или, бросив незаконченные сборы, уезжать, или, прекратив подготовку к отъезду, оставаться. Не желая нагрубить кому-нибудь или, храни господь, ударить под горячую руку невиновного, барон решил выехать из замка и подождать отстающих на дороге.

И вдруг, как по волшебству, все приготовления разом закончились, Карл легко бросил привычное тело в седло, а отец Иона взгромоздился на специально подобранного для него старого мерина, который из всех аллюров признавал только шаг.

– Ну, благослови господь, – сказал монах и перекрестился на часовню.

Высыпавшая проводить хозяина челядь дружно закрестилась, кто-то из женщин громко шмыгнул носом.

Вольфгер толкнул каблуками своего боевого вороного, кованые копыта прогрохотали по доскам подвесного моста, и они выехали из замка. На барбакане[19] хрипло взвыла труба. Вольфгер оглянулся и увидел, как полотнище флага с его родовым гербом ползёт по башенному флагштоку вниз. Хозяин покинул свой замок.

Поначалу дорога казалась лёгкой. Промозглый утренний туман рассеялся, выглянуло солнце и поползло по бледно-голубому небу. Заметно потеплело, лошадиные копыта глухо стучали по утоптанной земле, по сторонам дороги тянулись с детства знакомые места. Поворот, ещё поворот, и вот уже замковые стены скрылись за верхушками деревьев. Вольфгер в последний раз оглянулся и увидел серый контур бергфрида на фоне неба, коническую крышу и балкон, напоминающий кольцо на толстом каменном пальце. Больше он не смотрел назад.

Сначала Вольфгер опасался, что старый монах будет быстро уставать и окажется обузой в отряде, но отец Иона держался в седле на удивление хорошо, выглядел бодрым и с интересом обозревал окрестности, вполголоса бормоча латинские молитвы и перебирая чётки.

Вольфгер ехал первым, привычным цепким взглядом обшаривая дорогу на предмет возможных опасностей, за ним ехал монах, а замыкал маленький отряд Карл, ведя в поводу вьючных лошадей.

По правую руку в осенней дымке за пологими холмами, поросшими ельником, виднелись отроги Рудных гор, а слева тянулись бесконечные поля и перелески. Кое-где лес был сведён, и на вырубках виднелись крестьянские делянки, огороженные кривыми плетнями. Урожай был уже убран. На маленьких, неровных полях оставались только стожки подгнившего сена да качалось под ветром тряпьё на пугалах.

Пару раз, не останавливаясь, они проезжали через деревеньки, состоявшие из двух рядов хижин-развалюх вдоль дороги, колодца и огородиков с осевшими от дождей грядками. По бедности населения в деревнях не было даже часовен, только на околицах стояли деревянные распятия. Крестьяне выглядели испуганными и забитыми, увидев вооружённых всадников, женщины хватали детей и убегали, а мужчины до земли кланялись богатому господину в латах с золотой баронской цепью, позвякивающей о стальной нагрудник.

Вольфгер разглядывал крестьян, пытаясь заметить у них признаки бунтарских настроений, о которых говорил Иегуда бен Цви, но деревни и их обитатели выглядели на редкость мирно и обыденно. «Посмотрим, что будет дальше, – подумал барон. – Может, у страха глаза воистину велики, и купец увидел то, чего на самом деле нет и в помине?» Ему стало спокойнее.

Поскольку провизии в дорогу взяли предостаточно, в деревнях решили не задерживаться, а ехать до сумерек и заночевать в лесу. Сберегая лошадей, ехали шагом.

Во второй половине дня погода начала портиться. Небо затянуло серой хмарью, солнце спряталось за невесть откуда набежавшими тучами, сразу стало холодно, сумрачно и промозгло. В воздухе повисла сырость, время от времени отжимавшаяся мелким, противным и очень холодным дождём, забирающимся под одежду. Вольфгер накинул поверх кольчуги тяжёлый грубый плащ и укутался в него, накинув полы на круп коня. Несмотря на это, его поддоспешник вскоре отсырел и казался страшно тяжёлым.

Мысль о том, что ночевать придётся в насквозь промокшем лесу, настроения не улучшала, о плохой погоде барон как-то не подумал, хотя дожди в это время года в Саксонии были делом обычным.

Вольфгер придержал коня и, поравнявшись с Карлом, спросил:

– Может, заночуем на постоялом дворе? Есть тут какой-нибудь по дороге?

– Нет, – помотал головой Карл, размазывая дождевые капли пятернёй по лицу. – До темноты будет ещё одна деревня, но там никакого постоялого двора нет – беднота… Можно, конечно, переночевать и в крестьянской хижине, но тогда придётся выгнать хозяев на улицу. Да и блох наберёмся, потом не избавишься от них, загрызут до смерти, а до хорошей бочки с горячей водой ещё ехать и ехать.

– Ну, значит, ночуем в лесу, как и решили, – вздохнул Вольфгер и опять занял своё место в голове отряда.

Прошло ещё два колокола.

Вольфгер вдруг ощутил, что его беспокоит нечто неуловимое, как будто по нему скользит недобрый взгляд. Это было знакомое чувство, барон всегда испытывал его, когда опасался засады – арбалетного болта, пущенного в спину из кустов или выстрела из аркебузы. Он стал осторожно осматриваться, бросая взгляды из-под глубоко надвинутого капюшона.

Слева от дороги тянулись унылые, мокрые и совершенно пустые поля. В них спрятаться было невозможно, а вот справа на расстоянии двадцати локтей начинался подлесок, постепенно переходящий в густые заросли. Вот там-то Вольфгер пару раз боковым зрением и замечал серую размытую тень, мелькающую в придорожных кустах. Таинственное существо ухитрялось не задеть ни одной ветки. Стоило повернуть голову, и тень незнакомца исчезала.

Вольфгер знаком подозвал Карла.

– По-моему, за нами следят, ты ничего не чувствуешь? – спросил он.

– Уже давно, – спокойно ответил Карл. – Оно справа от дороги, бежит в подлеске.

– «Оно»? Что ты хочешь этим сказать?

– Это не человек.

– Как не человек?! – изумился Вольфгер. – А кто же?

– Не человек, – повторил Карл. – Человек так двигаться не может, по-моему, это лесной гоблин.

– Лесной гоблин… Надо же… А я думал, они бывают только в сказках, – удивился Вольфгер.

– В глухих лесах живёт много такого, о чём людям знать и не нужно, – ответил Карл. – Лесные твари не покидают своих убежищ, а людям обычно нечего делать в чащах: там нет ни дичи, ни лещины, ни ягод. Да и дрова удобнее рубить на опушке.

– А ты когда-нибудь видел гоблинов? – с интересом спросил Вольфгер. – Какие они?

– Видел в детстве, пару раз, мельком, но не разглядел, – нехотя ответил Карл. – Гоблины, да и вообще вся лесная нечисть, не любит, когда на неё глазеют, могут в отместку и пакость учинить.

Лошади Вольфгера и Карла шли рядом. Отец Иона соскучился, и, увидев, что его спутники разговаривают, решил подъехать к ним. Узкая дорожка не позволяла ехать трём лошадям в ряд, поэтому монах вынужден был плестись сзади и прислушиваться, ловя обрывки фраз.

– Скажи, Карл, а гоблины опасны? – продолжал расспросы Вольфгер.

– Ну… – оборотень поскрёб начинающий зарастать щетиной подбородок, – вообще-то гоблины владеют своей, гоблинской магией, зубы и когти у них тоже имеются, так что гоблин, защищающий свою жизнь, наверное, будет нелёгкой добычей. Но я никогда не слышал, чтобы они нападали на людей.

– Гоблины?! Где? Здесь?!! Не может быть! – воскликнул отец Иона, до которого донеслись последние слова Карла.

Вольфгер обернулся и досадливо шикнул на монаха:

– Да тихо ты, святой отец, не спугни его! Полагаю, он здесь не случайно! – и, повернувшись к Карлу, предложил:

– Может, попробуем его поймать?

– Хотите поймать лесного гоблина в лесу? Что вы, господин барон, – усмехнулся Карл. – Это будет потруднее, чем поймать белку на ёлке, только штаны обдерём. Они невероятно юркие создания, а лес – их родной дом. Мы только разозлим его.

– Ну тогда, может, подстрелить? – Вольфгер положил руку на сумку с седельными пистолетами.

– Я бы не стал убивать его, господин барон, – ответил Карл, – хотя гоблин, как и я, не божья тварь. Зачем напрасно проливать кровь?

– Прости, я сказал не подумав, – положил оборотню руку на плечо Вольфгер. – Но меня всё-таки беспокоит, что он следит за нами. А вдруг эта бестия приведёт целую шайку?

– Вряд ли. Гоблины сторонятся людей, да и осталось их совсем мало, – пожал плечами Карл. – Я не стал бы этого опасаться.

– А что ему тогда нужно?

– Он сам скажет, если захочет. Кстати говоря, смеркается, нам пора искать место для ночлега. Пока разведём костёр, пока приготовим ужин, совсем стемнеет.

– Вроде бы где-то здесь была хорошая поляна, – сказал Вольфгер. – Карл, ты не помнишь, где нужно свернуть с дороги?

– Точно не помню. Разрешите, ваша милость, я поеду первым, – попросил тот.

Вольфгер придержал коня и Карл выехал вперёд.

Примерно через полколокола оборотень уверенно свернул с дороги вправо на заросшую пожухлой травой тропинку, которая, попетляв между кустами, вывела их на маленькую уютную поляну. Похоже, поляной часто пользовались проезжающие – кострище было обложено закопчёнными камнями, вокруг него лежали брёвнышки для сидения, а рядом была сложена маленькая поленница дров. За кустами журчала вода то ли ручья, то ли маленькой речки.

Путешественники спешились и стали готовиться к ночлегу. Вольфгер расседлал коней и, стреножив их, отпустил пастись. Отец Иона, кощунственно ругаясь, пытался выпутаться из полотнища шатра, который он пытался поставить. Карл сложил дрова шалашиком, подсунул снизу пук бересты, осторожно насыпал из рога немного пороха и попросил:

– Господин барон…

Вольфгер подошёл, протянул руку над костром, зажмурился и произнёс заклятие огня, одно из немногих, которое ему удалось выучить. Как обычно, руку болезненно кольнуло. Барон открыл глаза и увидел, что огонь внутри шалашика ожил, береста корёжится в пламени, а разрастающиеся язычки начинают лизать более крупные сучья и ветки.

– Побудьте у костра, – попросил Карл, – а я схожу за водой.

Отец Иона присел на бревно, закутавшись в плащ. Он был похож на старую, облезлую ворону. От одежды монаха начинал подниматься пар.

– Смотри, святой отец, штаны прожжёшь, если заснёшь у огня, – улыбнулся Вольфгер.

Монах, не отвечая на шутку, подвинулся так, чтобы видеть лицо Вольфгера, и негромко спросил:

– Про какого это гоблина вы говорили на дороге?

– Да следил тут за нами кто-то, – ответил барон. – Карл считает, что это был лесной гоблин, ты же знаешь его чутьё.

– А где он сейчас? – спросил монах.

– За водой пошёл, сейчас вернётся, наверное, – ответил Вольфгер.

– Да не Карл, а гоблин! – досадливо перебил отец Иона.

– Откуда я знаю? Пропал куда-то. Карл говорит, что если гоблину нужно, он сам подойдёт. Ты его только не пугай, пожалуйста, и распятием у него перед носом не размахивай, хорошо? Кто его знает, как он к святому кресту относится.

– Ладно-ладно, не учи, – беззлобно пробормотал монах. – Вот я его экзорцизмом!

– Даже и не думай, всё дело мне сорвёшь! – нахмурился Вольфгер и тут же засмеялся, сообразив, что монах шутит и никакими экзорцизмами воспользоваться не может, поскольку не знает ни одного.

Из кустов выбрался Карл, неся котелок с водой. Он осторожно повесил его над огнём и стал резать солонину для похлёбки.

Вольфгер порылся в своём мешке, достал бурдючок с вином, развязал и протянул монаху:

– Хлебни, святой отец!

Отец Иона протянул руку и сразу же отдёрнул её:

– Н-нет… Мне нельзя.

– Это ещё почему?

– Ну, мы вроде как бы находимся в Крестовом походе за веру и должны пребывать в чистоте… – загнусил он.

– Э, э, э! – воскликнул Вольфгер, – так дело не пойдёт! Ты меня не предупреждал, что пить будет нельзя! Знал бы, ни за что не согласился бы ехать! Как это – путешествовать трезвым?! Ты что, отче? И потом, воинам в походе положено послабление обетов! Пей, говорю! Если сейчас не выпьешь, простудишься в этакой сырости и завтра будешь чихать на весь лес!

Монах обречённо вздохнул, взял бурдюк и умело приложился к нему. Дождавшись, пока бульканье стихнет, Вольфгер забрал бурдюк, как следует хлебнул сам и передал его Карлу. Пустой бурдюк убрали в мешок. Вскоре похлёбка в котелке стало уютно булькать и источать такой запах, что отец Иона беспокойно завозился на брёвнышке. Хорошее вино, горячая еда и дневная усталость сделали своё дело. После ужина Вольфгер почувствовал, что к нему подкрадывается сон.

– Карл, – сказал он, – моё дежурство первое, ты спи, а в полночь я тебя разбужу, от святого отца всё равно толку нет.

– Не надо караулить, господин барон, – сказал Карл, – вы что, забыли? Пока я здесь, к поляне не подойдёт ни один хищный зверь, а сплю я очень чутко, так что шаги человека услышу гораздо раньше вас, спите спокойно.

Вдруг он схватил Вольфгера за руку и прошептал:

– Он здесь!

– Кто?!

– Гоблин!

– Где?

– А вон, за теми кустами, видите?

– Нет, не вижу, – досадливо сказал Вольфгер. – Темень кругом, костёр мешает…

– А я вижу, – напряжённо сказал Карл.

– Что он делает?

– Ничего… Стоит, смотрит на нас.

Вольфгер мгновение раздумывал, потом решился. Не вставая, он повернул голову по направлению к кустам и отчётливо произнёс:

– Кто бы ты ни был, не бойся, тебе ничто не угрожает, слово фрайхерра Вольфгера фон Экк! Подойди без страха и исполни своё поручение!

От кустов отделилась невысокая тень и вошла в круг, освещённый костром. Вольфгер взглянул на него и еле сдержал возглас удивления. Перед ним стояло странное, невиданное существо. В целом оно напоминало человеческого подростка, мальчишку лет двенадцати, но пропорции тела были неуловимо нечеловеческими, а лицо… Светлокоричневая, как молодая древесная кора, кожа, круглые жёлтые глаза с вертикальным звериным зрачком, длинный нос, совершенно безгубый жабий рот и полное отсутствие мимики. Не лицо, а страшноватая маска. Существо было покрыто не то мехом, не то листьями, не то перьями – в мерцающем свете костра было плохо видно.

– Проходи, садись, – спокойно сказал Вольфгер, подвинувшись на бревне и освобождая место для странного гостя. Гоблин обошёл костёр, тщательно следя, чтобы ни дым, ни искры не коснулись его, и сел, прямой и корявый, как высокий пень.

– Кушать хочешь? – спросил Вольфгер, указывая на котелок. – Есть похлёбка и немного вина.

– Нет, – резким и скрипучим голосом ответил гоблин, – ваша еда и питьё мне не подходят. Не сочтите за… – он на миг задумался, подбирая слова чужого языка – …за обиду. Я не… способен это есть.

– Тогда, может быть, ты будешь есть своё? – мягко спросил отец Иона.

– Нет, я пришёл говорить, а не есть, – ответил гоблин.

– Хорошо, тогда давай говорить, – сказал Вольфгер, – мы слушаем тебя. Что ты хотел сказать?

– Ты есть человек по имени Вольфгер фон Экк?

– Да, это я, – кивнул Вольфгер.

– Хорошо. Тогда я скажу. – Гоблин смотрел только на Вольфгера и совершенно не обращал внимания ни на монаха, ни на Карла. – Слушай и запоминай. Тот, кто послал меня, велел передать: «Вольфгер фон Экк, ни в коем случае не прекращай начатое тобой дело, оно гораздо важнее, чем ты думаешь».

– Это всё? – удивлённо спросил Вольфгер.

– Нет, не всё, – ответил гоблин. – Ещё приказано передать, что Он будет следить за тобой, и будет помогать там и тогда, где будет в силах. Теперь я сказал всё и могу уйти.

– Постой! – воскликнул Вольфгер. – Сначала скажи, кто тебя послал?

– Тот, кто имеет на это право.

– А что дало ему такое право?

– Сила.

– А имя, имя у пославшего тебя есть?

– Я его не знаю, – равнодушно ответил гоблин. За время разговора он ни разу не пошевелился и сидел неподвижно, как истукан.

– Как же так? Ты получаешь приказ неизвестно от кого и отправляешься его выполнять, даже не узнав, кто тебе приказал? Это странно… – сказал монах.

– Зачем имя? Я ощутил силу, которой нельзя противиться. Вот приказ выполнен, и теперь я свободен, теперь я могу уйти.

Гоблин говорил по-немецки с чёткой правильностью иностранца, хорошо выучившего чужой язык.

– Конечно, ты свободен, – мягко сказал Вольфгер, – и можешь уйти в любую минуту, спасибо тебе за то, что согласился донести важные для нас слова. Но я никогда в жизни не видел лесного гоблина, и я хотел бы поболтать с тобой немножко… Ты согласен?

– Поболтать? – переспросил гоблин. – То есть, поговорить? Хорошо. Спрашивай. Я отвечу.

Вольфгер растерялся. Он думал, что ему придётся вытягивать из гоблина сведения обманом и хитростью, как это бывает в сказках, но странное существо не пыталось хитрить, оно спокойно сидело рядом на бревне и ждало вопросов. От гоблина исходил лёгкий запах еловой смолы и разрытой земли, что неприятно напоминало кладбище. Теперь Вольфгер даже и не знал, что спросить. Вопросы теснились у него в голове, но никак не хотели выстраиваться в логическую цепочку. Наконец, он решился и задал первый вопрос:

– Скажи, к какому народу ты принадлежишь?

– Люди зовут нас гоблинами леса, – ответило существо.

– Вас много в лесах?

– Нет, теперь мало. В здешних лесах я последний, скоро уйду и я.

– Куда ты уйдёшь, гоблин леса?

Гоблин задумался и долго молчал. Запах смолы усилился. Вольфгер на миг ощутил дурноту.

– Уйду, – повторил гоблин. – В иной план бытия.

– Что такое «иной план бытия»? – вмешался в разговор отец Иона.

– В вашем языке нет слов, чтобы объяснить, – ответил гоблин, – а моего языка не знаете вы.

– То есть ты умрёшь? – не отставал монах.

– А что такое смерть? – повернулся к нему всем телом гоблин. – Ты можешь сказать? Я исчезну здесь, моё тело и моя внутренняя сущность исчезнут в этом мире, значит, можно сказать, что я умру, но они появятся в другом мире, значит, я буду продолжать жить. Что первично, жизнь или смерть? Я не знаю.

– Ты уйдёшь в мир гоблинов? – спросил Вольфгер.

– Я уйду в мир, населённый существами, которые пришли в этот план бытия раньше человека и уходят под вашим натиском. Скоро этот мир будет принадлежать только людям. Так предначертано. Потом уйдут и люди.

– Куда? – вскинулся отец Иона.

– И опять скажу: не знаю. Спросите у того, кто послал меня, возможно, он обладает этим знанием и поделится им с вами. Его мощь безмерно велика.

– Как его зо… впрочем, это я уже спрашивал, – оборвал себя Вольфгер, – и, как я понял, ответа не будет. Тогда скажи лучше вот что: чувствуешь ли ты, что в этом мире происходят некие изменения?

– В мире постоянно происходят изменения, – ответил гоблин. – Основа устойчивости мира – его изменчивость, ты не знал? Впрочем, не будем играть словами. Ты прав. Сейчас в мир пришло нечто новое, и это новое враждебно старому. Между ними идёт борьба. Вы не можете видеть и ощутить это, а я могу.

– Что будет, если победит новое? – дрожащим голосом спросил монах.

– Оно воцарится в этом слое реальности, – ответил гоблин.

– А старое?

– Старое уйдёт.

– Куда?

– Я не знаю.

– А если победит старое?

– Оно не победит. Грядут новые времена. Вы, люди, прикованы к этому плану бытия, вы не можете покинуть его, поэтому готовьтесь. Прощайте.

Гоблин встал и, не оглядываясь, скрылся среди ночных теней.

Все долго молчали. Поляну заполнил шорох ночного дождя. Тихонько шипел угасающий костёр.

– Всё сбывается, всё… – с безутешной тоской сказал отец Иона.

– Ты о чём? – спросил Вольфгер.

– Об Апокалипсисе, – ответил монах. – Подожди, сейчас ты всё сам поймёшь…

Он встал и, оскальзываясь на сырой траве, побрёл к сваленным под деревом седельным сумкам, порылся там и вернулся, держа в руках книгу.

– Это Библия, – сказал он, аккуратно разматывая кусок шёлка, в который была завёрнута книга, «Откровение Иоанна Богослова», вот…

Он стал читать, сразу же переводя для Карла с латыни на немецкий:

«И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадем, а на головах его имена богохульные.

Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть.

И даны ему были уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца.

И дано ему было вести войну со святыми и победить их; и дана ему была власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем.

И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира.

Кто имеет ухо, да услышит.[20]

– Ничего не понял, прости… – тихо сказал Вольфгер, потрясённый мрачной красотой древнего текста, особенно торжественно прозвучавшего в ночном лесу над мерцающим костром. Видно было совсем плохо, но монах, видимо, помнил Писание наизусть, поскольку переводил по памяти, почти не заглядывая в книгу.

– Что же тут непонятного? – удивился он. – Грядёт пришествие антихриста, знаки уже явлены, ты их тоже видел. То новое, о чём говорил гоблин, и есть зверь из моря. Обрати внимание, его послом выступил не человек, божья тварь, а гоблин, некая бледная тень антихриста, один из мелких слуг и подручных его. И это – не случайно. Он тща-а-ательно выбирает себе слуг.

– Постой, постой, – попробовал спорить Вольфгер. – У тебя получается, что все нелюди – прислужники дьявола? Вот Карл – вербэр, так, по-твоему, он что, тоже не божья тварь? Прости Карл, я не хочу тебя обидеть.

– А я не знаю! – запальчиво воскликнул монах. – В Писании ничего не сказано про оборотней!

– Тут-то ты и попался, – ухмыльнулся Вольфгер. – В Писании много про что не сказано, например, нет ни слова о папской курии в Риме. Значит, она тоже…?

– Не смей так говорить! – взвизгнул монах, – не богохульствуй! Тем более, в такое время, когда, может, решаются судьбы мира!

– Успокойся, ты вопишь на весь лес, – оборвал его Вольфгер. – Тебе незачем так нервничать, я и в мыслях не имел хулить твоего бога.

– Твоего? – потрясённо переспросил отец Иона. – Значит, ты…

– Разумеется. А ты не знал? Я давно уже не верю в поповские сказки и в то, что отпущение грехов или кусочек святости можно купить за деньги. Я, как учили греческие философы, агностик. Я верую, но по-своему. Верую в некую надмировую сущность, которая управляет нашим бытием, но не понимаю, зачем ей, всеведущей, мудрой и равнодушной, жалкие молитвы, жертвоприношения и разукрашенные молитвенные дома.

– Это ересь! Ты раскаешься в ней, и очень скоро!

– Возможно, но пока ты не убедил меня. Оставим на время теологию. Давайте лучше обсудим слова нашего гостя. Например, как вы думаете, кто всё-таки послал его?

– И думать нечего, – буркнул монах. – Он от врага рода человеческого.

– То есть от дьявола? – переспросил Вольфгер, задумчиво шевеля веткой угли в костре. – А почему ты так решил?

– Чем ты слушал? – раздражённо сказал монах. – Я же читал тебе Писание. Зверь из моря!

– А почему из моря? – удивился Вольфгер. – Где у нас тут море?

– Ну, просто так говорится… – смутился отец Иона. – В конце концов, это неважно, из моря или не из моря! Главное, что сорваны печати, Он сошёл на землю, и предстоит воистину последняя битва! Даже гоблин почувствовал Его силу, а эти твари умеют различать зло. Заметь, они уже покинули наш мир, этот был последним!

– Ты сказал, что «дана ему власть действовать сорок два месяца», это без малого четыре года, значит, у нас ещё уйма времени!

– Но мы же не знаем, когда произошло сошествие, – возразил монах. – Судя по тому, как нарастают злые приметы, времени у нас гораздо меньше, чем ты думаешь, надо спешить!

– Господин барон, позвольте спросить, а то я кое-чего не понял, – внезапно подал голос промолчавший почти весь вечер Карл.

– Да? – обернулся к нему Вольфгер.

– Гоблин передал слова своего временного хозяина: «Вольфгер фон Экк, ни в коем случае не прекращай начатое тобой дело, оно гораздо важнее, чем ты думаешь», так?

– Так… – кивнул Вольфгер.

– Отец Иона утверждает, что гоблин – мелкий прислужник сатаны, стало быть, он говорил от его имени, так?

– Говори дальше, – пробормотал Вольфгер, холодея.

– А раз так, выходит, что он считает вас, господин барон, тоже своим подручным. Иначе говоря, вам, а значит, и нам предстоит действовать в интересах сатаны. Я правильно понял?

– П-получается – правильно… – пробормотал Вольфгер. – Что скажешь, святой отец?

– Спаси и сохрани нас от этого господь! – перекрестился дрожащими пальцами монах.

– Что будем делать?

– Как решили, надо идти к архиепископу! – не подумав, бухнул монах.

– Ага, придём, всё расскажем, и тут же окажемся на дыбе. Карла сожгут сразу, мне, как благородному, отрубят голову на рыночной площади церемониальным мечом, ну, а тебя, не знаю, наверное, сошлют в какой-нибудь монастырь, запрут в каменном мешке до самой смерти.

– Если надо, мы должны принять и эту муку! – осенил себя крестным знамением монах.

– Принять муку мы всегда успеем, – пробурчал Карл. – А по-моему, сначала нужно сделать то дело, которое собирались, надо всё-таки постараться понять, что происходит в нашей богоспасаемой Саксонии.

– Молодец, Карл, – хлопнул его по плечу Вольфгер. – В самую точку. Давайте всё-таки постараемся сначала сами разобраться, что происходит. Начинай, отец Иона.

– Н-ну… Понимаете… Я и сам-то не очень… – забормотал монах и опять открыл Библию. Вот, слушайте:

Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии своём»[21].

И дальше:

О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один[22].

Понятно, что люди ждали второго пришествия, как и было сказано в Евангелии, ещё при жизни Его учеников, однако… Потом стало ясно, что эти фразы понимали буквально, а надо иносказательно. Толкований было множество, однако, большинство склонялось к тому, что нужно ждать тысячного года. Тысячный год прошёл в страшном ожидании. Летописи гласят, что люди бросали свои мирские дела, возводили храмы и гробницы, раздавали своё имущество, страх и уныние воцарились на земле. Но второго пришествия не случилось и тогда. – Отец Иона вздохнул, – сын мой, у нас совсем не осталось вина? Ага, спасибо. Так, о чём я? А, ну да… Прошёл тысячный год, наступил тысяча первый, и кому-то пришло в голову, что, наверное, даты посчитали неправильно, ведь Его распяли в возрасте тридцати трёх лет, значит, тысяча лет истечёт в тысяча тридцать третьем году… Люди получили ещё одну передышку. И вот пришёл тысяча тридцать третий год, и опять были явлены зловещие знамения, опять начались приготовления к концу света, и опять церковь, чего уж там греха таить, получила изрядную толику золота и отписанных на неё земель. Но род людской опять выжил. Церковь тогда утверждала, что ей удалось отмолить у Спасителя ещё немного лет земной жизни, теперь до тысяча шестьдесят шестого года, ибо шестьдесят шесть – число антихриста…

В общем, постепенно, второе пришествие позабылось. Войны, болезни, рождения, смерти – всё это заслонило опасность конца света, которая казалась всё более и более призрачной. Над священниками, угрожающими скорой божественной карой, стали посмеиваться. Потянулись годы, они складывались в века…

Я думал, что следующим годом, в котором люди вспомнят о пророчествах откровения Иоанна Богослова, будет 1666-ой, и я до него не доживу, но вышло по-другому. Светопреставление оказалось гораздо ближе, чем мы думали. И нам остаётся только молиться, чтобы Он смилостивился над нами. Людям явлены грозные знаки, но мало кто различает их. Купец говорил, что крестьяне по всей стране склоняются к бунту, они неосознанно чувствуют приближение антихриста, это он смущает их души. А церковь слаба как никогда. Богомерзкий Лютер нанёс ей удар в спину, и теперь священники сражаются друг с другом вместо того, чтобы взявшись за руки, своей верой и своими телами защитить пасомых от диавола… Воистину, пришли последние времена! – монах закрыл лицо руками.

– Постой, отец Иона, ну подожди, – положил ему руку на плечо Вольфгер. – Не надо отчаиваться раньше времени. Ну да, знаки явлены, но ведь ничего ещё не свершилось. Возможно, ты толкуешь их неправильно, в конце концов, что мы можем знать о промысле божьем? Я читал, что земли людей неоднократно поражали моровые поветрия, землетрясения, наводнения, войны, нашествия варваров, и каждый раз летописцы говорили о последних днях мира. Но ведь ни разу не сбылось, а? Не убивайся ты так, мой старый учитель, вот, выпей ещё вина и ложись спать. Утром под ясным солнышком всё будет выглядеть не таким мрачным, правда, Карл?

– Да, господин барон, вы совершенно правы. Позвольте, святой отец, я помогу устроить вам постель. К счастью, дождь перестал, и спать будет не так сыро. Шатёр промок, поэтому лучше ложитесь поближе к костищу, вот ваш плащ, ваш мешок. Спите и ничего не бойтесь. До завтра светопреставление уж точно не наступит, я обещаю.

Монах всхлипнул, ладонью стёр слезы с лица, улёгся на ложе из веток, заботливо нарезанных для него Карлом, завернулся в плащ и через несколько минут засопел.

Вольфгер и Карл остались сидеть у костра. Карл подбрасывал в огонь веточки, не давая костру ни погаснуть, ни разгореться. Господин и слуга тихо разговаривали.

– Трудно будет со стариком, – вздохнул Вольфгер. – Боюсь, если надо будет ехать дальше Дрездена, придётся оставить его в хорошей гостинице. Дам хозяину денег, пусть ухаживает за ним, а мы поедем дальше.

– Он не останется, – тихо возразил Карл. – Ведь это его путешествие, он сойдёт с ума от тоски и ожидания. Будь что будет, пусть едет с нами и встретит свою судьбу. Он уже в таком возрасте, когда смерть может прийти в любую минуту, а где она настигнет человека – какая разница? Во всяком случае, он не умрёт в одиночестве, в чужом доме, в чужой постели.

Вольфгер задумчиво посмотрел на Карла. В словах оборотня ощущалась такая спокойная и выстраданная мудрость, что барон не стал возражать. Он припомнил кое-что из биографии Карла и понял, почему он так сказал.

– Скажи, Карл, а что ты думаешь обо всём этом, о знамениях, втором пришествии, и вообще?

– С вашего позволения, ничего, – ответил Карл. – Думать и предугадывать – это ваше дело. А моё – выполнять ваши приказы. Я ведь не христианин и даже не знаю, есть ли у меня душа? В той игре, которую мы с вами затеяли, господин барон, у нас очень разные ставки. Я не знаю, что меня ждёт в посмертии, и есть ли у меня вообще посмертие.

– Так и я не знаю… Никто не знает! – возразил Вольфгер.

– У вас хотя бы есть религия, есть святые книги, есть бог и дьявол. А у меня – нет.

– Но ты же наполовину человек!

– А наполовину – нет. И кто знает, какая половина окажется важнее? Но оставим это. Господин барон, позвольте спросить?

– Конечно, спрашивай, что за церемонии…

– Гоблин сказал, что то существо, ну, от имени которого он говорил, обещало вам свою помощь…

– Да, говорил, и что? – насторожился Вольфгер.

– Вы собираетесь её в случае чего принимать?

Вольфгер крякнул:

– Да-а, вот это вопрос… Не знаю! И ты прав, лучше бы решить его заранее, потому что принимать помощь от того, кто в худшем случае может оказаться дьяволом, это, знаешь ли… Может статься, нам будет лучше расстаться с жизнью, чем воспользоваться услугами врага рода человеческого…

– Дьявол есть дьявол, – задумчиво сказал Карл. – Скорее всего, он обставит дело так, что отказаться от его помощи мы всё равно не сможем.

– Гадать бессмысленно, похоже, нас втянули в игру, в которой мы будем даже не пешками… – сказал Вольфгер. – Пусть так. Будем делать ход за ходом и смотреть как ходит противник, другого выхода у нас нет. Что у нас на пути завтра? Ты хорошо помнишь эту местность, Карл? Карта у меня в сумке, неохота её искать в потёмках.

– Помню, когда-то мы здесь гм… работали, – ответил Карл. – Завтра к полудню доберёмся до деревни. Хорошая деревня, большая, с рыночной площадью и церковью. Продукты у нас пока есть, можем, конечно, объехать её стороной, а можем и заехать, пополнить припасы. Дальше пойдут бедные поселения, там, кроме чёрствого хлеба да овечьего сыра, мы ничего купить не сможем.

– Значит, будем охотиться! – решил Вольфгер. – Не успели выехать из замка, а уже съестное покупаем, это не дело, так мы до Дрездена и до весны не доедем!

– Как прикажете, господин барон, – кивнул Карл. – Не заезжать, так не заезжать.