Читать книгу Ушебти - Михаил Крюков - Страница 3

Подмосковье. Учебно-тренировочная база центра спецопераций ФСБ

Обычный подмосковный гарнизон – скучные корпуса, асфальтовые дорожки, чахлые ёлки, грязноватые сугробы. Только вот охрана необычная – в два кольца, злая, внимательная и дотошная.

В корпусе учебный класс, похожий на школьный, но поменьше – десяток столов, стулья с пластмассовыми копытцами, дешёвенький проектор на кронштейне, зелёная доска, на которой пишут не мелом, а фломастерами. Только вот в классе двойные двери, заматированные сверху донизу окна, нашлёпки глушилок звука на стёклах.

За учительским столом человек в камуфляже без знаков различия. Он сидит неподвижно, положив перед собой сжатые кулаки. Ему лет сорок, голова наголо выбрита, загар многолетний, очень тёмный. Бровей и ресниц нет. Можно подумать, что это танкист, который горел в своей боевой машине, но на самом деле, это побочный результат химеотерапии.

Человек ждёт. Тяжело, привычно, по-мужицки ждёт, когда придёт время для работы.

В дверь заглядывает дежурный офицер:

– Товарищ майор, те, кого вы ждёте, прибыли. Разрешите проводить?

– Давай.

Через несколько минут гости входят в класс, но в дверях возникает маленькая заминка. Мужчина пытается придержать дверь, пропуская вперёд свою спутницу, но не учитывает, что вторую дверь можно открыть, только закрыв первую, и утыкается носом ей в спину.

Ожидавший встаёт. Привычно дождавшись, когда щёлкнет замок внутренней двери, он говорит:

– Здравия желаю. Меня зовут Вячеслав Викторович, фамилия не обязательна. Можно звать Славой или Вэ-Вэ, кому как нравится, меня устраивает любое обращение, – голос у майора холодный и неприятный. – Садитесь где удобно. Ваши анкеты я уже просмотрел, поэтому вам представляться не надо. Несколько слов о себе.

Я – спецназёр. Специалист по разным хм… неприглядным с точки зрения общечеловеков делишкам. Звание – майор. Навыки и умения, в основном, связаны с оружием и выживанием в экстремальных условиях. Видели, наверное, боевики с Брюсом Уиллисом или Сталлоне? Ну так это кино. Уверен, что если Уиллису в реальной жизни дать гранатомёт, он из него и выстрелить, не говорю – попасть не смог бы, а Слай не продержался бы в джунглях и часа. Я – малость другое дело. Поскольку я назначен командиром группы, вы должны мне верить. Позже мы сходим в тир и в спортзал, и я вам покажу кое-что из того, что умею.

В Египте я не бывал, арабским, к сожалению, не владею, а времени на учёбу уже нет. Это один минус. Другой заключается в том, что у меня рак. Онкологи сделали что могли, но, в конце концов, развели руками. Из-за различных процедур у меня странноватая внешность и неприятный голос. Врачи обещали мне ещё полгода полноценной жизни, а потом… Ну, что будет потом, касается только меня. Но вы должны отчётливо понять: моя болезнь для вас не значит ничего, я отнюдь не смертник-камикадзе, обязан вас защищать всеми возможными способами, и сделаю всё, чтобы группа выполнила поставленную задачу и вернулась в наше время без потерь. Вопросы?

Мужчина и женщина промолчали.

– Тогда вопросы будут у меня. Яков Исаевич, в анкете сказано, что вы прошли углублённое медобследование. Врачам я верю, но всё-таки хочу спросить: вы отдаёте себе отчёт в том, что группе предстоят тяжёлые физические нагрузки? Вы готовы их переносить?

– Мне кажется, да…

– Что ж, придётся удовольствоваться этим ответом. Ирина Валерьевна, а вы что скажете?

Высокая, черноволосая, хрупкая женщина пожала плечами:

– Я вполне здорова, хотя на Лару Крофт и не тяну.

– Кто такая эта Лара Крофт? – внезапно оживился Райзман.

– Лара Крофт – расхитительница могил – главный герой модной у молодёжи компьютерной игры, – сухо пояснил Вэ-Вэ.

– А я думал, спортсменка какая-нибудь…

– Стреляете хорошо? – продолжил задавать вопросы майор.

– Когда-то была КМС… – пожала плечами Ирина.

– А вы, Яков Исаевич?

– Вообще не умею, да я и в армии не служил…

– Скверно. Прошу вас в оставшиеся до отправления дни уделить огневой подготовке максимальное внимание. В качестве личного оружия членов группы я выбрал пистолет «Беретта-92». Вы его наверняка не знаете. Познакомьтесь с оружием, постарайтесь привыкнуть к нему и даже полюбить. Тир в вашем распоряжении, отстреляйте хотя бы по пятьсот патронов. И строго обязательно – неполная разборка, чистка.

– А это ещё зачем? – удивился Райзман.

– Песок… – пояснила Ирина, – там везде песок. Я была врачом двух археологических экспедиций в Египте. Если оружие не чистить, его проще сразу выбросить. Египет – не Россия, пылища там страшная.

– Автоматы и более серьёзное оружие мы с собой брать не будем, – продолжил Вэ-Вэ. – Во-первых, тяжело, во-вторых, много боеприпасов на себе не унесёшь, а в-третьих, вообще неизвестно, что нас там ждёт. Пистолеты – это просто мера предосторожности, но прошу ей не пренебрегать. Так, теперь медикаменты. Ирина Валерьевна?

– Аптеку Склифа мы с собой взять не сможем, так что – на каждого стандартный набор археологической экспедиции, плюс ваши врачи кое-какие новые препараты посоветовали, о них я не знала. Простейшие инструменты, перевязочные средства по минимуму, медицинская база знаний в планшете. Я проверила, всё готово и всё в порядке.

– Яков Исаевич, что нужно вам?

– Мне? Да ничего. Ну то есть еда какая-нибудь, вода, что и всем…

– Вы не поняли. Какие вам могут потребоваться приборы, инструменты?

– Так ведь не на раскопки едем, мне ничего не нужно.

– Хорошо. Одежду, обувь и снаряжение для нас готовят, потом примерите. Обнаружите малейший недостаток – не скрывайте, не проявляйте ложной скромности. Если ботинок натирает палец, то здесь это ерунда, а в поле – катастрофа, поэтому все огрехи устранять нужно сейчас.

Загранпаспорта, деньги, визы и прочие бумажки нам не понадобятся, это вообще не наша забота. И, самое главное: прошу вас прочно усвоить: мы идём не на смерть. Да, задача рискованная и пока малопонятная. Но в моей практике таких было не меньше половины. Я уверен: мы всё сделаем как надо и вернёмся. Вот так. Кто что хочет сказать?

Молчание.

– Жалобы, просьбы?

Молчание.

– Яков Исаевич, инструктор доложил, что вы уклоняетесь от изучения спецпланшета. Почему?

– А на что он мне? И вообще, неизвестно, будет ли он работать там , а у меня память коллекционера! Да я всю вашу базу данных по Древнему Египту помню наизусть! И стереть эту флешку можно только вместе с головой!

– Спецпланшет – это не только устройство памяти. Это и фотоаппарат, и средство связи, и много ещё чего. К примеру, если вы окажетесь в одиночестве, и вас укусит змея, что будете делать? Откуда вы узнаете, какую сыворотку и как вводить? А в планшете вся информация есть. Я вас убедительно прошу…

– Ладно, ладно, – скривился Райзман, – не надо меня, как пацана, да ещё при даме…

– Я забочусь о безопасности, а не об интимной сфере вашей жизни, – проскрипел Вэ-Вэ.

– Кстати, вот своевременная мысль, – заметила Ирина, и, увидев удивление в глазах майора, поправилась:

– Тьфу на вас, мужиков, об одном только и думаете! Я принесу атлас ядовитых змей Египта и шприц-тюбики с сыворотками, будете учить наизусть, когда что колоть. После укуса кобры уже поздно в планшете рыться, потому что в глазах очень быстро темнеет.

Вэ-Вэ поставил несколько закорючек в блокноте.

– Что это у вас за шифр? – не утерпел любопытный Райзман.

– Где? А, это… Это не шифр, это хинди. Очень удобно на разных совещаниях: не надо прятать блокнот от любопытных глаз, здесь у нас мало кто хинди знает. А в Индии я, наоборот, писал по-русски…

С вами плотно работают профессиональные инструкторы, они своё дело знают, но всё-таки пару слов скажу и я, исходя из личного опыта. Для вас в Египте проблемой могут оказаться простейшие вещи, например, еда и питьё. Арабы и сейчас питаются совсем не так, как европейцы, а что и как ели в Древнем Египте, мы и представить себе не можем, не так ли, Яков Исаевич?

– Ну почему же… Кое-что мы знаем. К примеру, египтяне умели выпекать хлеб, другое дело, что на современные булки он был совсем не похож, скорее, это были ячменные лепёшки. Но имейте в виду, что зерно толкли плохо, в тесте было полно каменной крошки, поэтому после тридцати лет мало кто мог похвастаться здоровыми зубами. Ели мясо, рыбу, птицу, но кур в хозяйствах, по-видимому, ещё не было, а вот гуси и утки, как дикие, так и домашние, на столе у зажиточных египтян бывали нередко. Крепких напитков вроде нашей водки ещё не было, потому что египтяне не знали перегонки, а вот пива пили очень много, вина поменьше, потому что оно было дорого. Но вообще, в Египте к продуктам питания надо относиться очень осторожно – там жарко, всё протухает мгновенно, хотя хранить продукты на льду египтяне уже умели. Если повезёт, попробуем мяса бегемота и крокодила. Лакомством считался запечённый в глине нильский гусь. Ну что ещё? Там, где рос папирус, бедняки ели его свежие побеги. Вообще, овощей было довольно много, но все непривычные. Например, египтяне почему-то очень любили салат латук, а мы его почти не едим.

– Кстати, незнакомой едой увлекаться не советую, – перебила его Ирина,– диарею и отравления мне там лечить будет особо нечем. Вообще, не ведите себя как дети и не тяните в рот что попало. Вода Нила довольно грязная, поэтому пить её просто так не стоит – у каждого будет запас обеззараживающих таблеток.

– Ну это как обычно в жарких странах, – подвёл итог Вэ-Вэ. – За меня не беспокойтесь, дело знакомое, вот Яков Исаевич бы не сплоховал…

– Знаете, мне кажется, что моя покойная мама собирает меня в пионерлагерь, – усмехнулся Райзман.

– Вы в пионерлагерь с оружием ездили? – спросил Вэ-Вэ.

– А вы как думали? Не с «Береттами», конечно, а с рогатками, – с мечтательной улыбкой ответил учёный. – Знатные были рогатки! Помню, одному малому чуть глаз пулькой не вышибли, скандал был!..

– Яков Исаевич, так вы что же, хулиган? – весело удивился майор.

– В детстве был, а как же! Зато сейчас я псих, могу укусить, и мне ничего не будет! – Райзман оскалил крупные, прокуренные зубы.

– Верю, – серьёзно сказал Вэ-Вэ. – Но думаю, что до этого не дойдёт, – он взглянул на часы. – Так, совещание окончено, вам пора на обед.

– А вы с нами не пойдёте? – спросила Ирина.

– Я вообще не обедаю, у меня питание двухразовое.

Подмосковье. Аэродром Чкаловский

Военный ПАЗик, надолго застревая в дачных пробках, упрямо полз по Щёлковскому шоссе к аэродрому Чкаловский. В салоне были только Вэ-Вэ и его спутники. Райзман лениво копался в планшете, рассматривая базу артефактов Древнего Египта и недовольно бурча себе под нос, а Ирина равнодушно смотрела в окно.

С такой своеобразной командой майору работать ещё не приходилось, и она ему не нравилась. «Вот навязали на мою голову помощничков, – хмуро думал он. – Одного только из дурки выпустили, и ещё неизвестно, чего от него ждать. Возьмёт да укусит ночью за нос… Говорят, сумасшествие до конца не излечивается. А баба эта ещё хуже – сидит полено поленом. Если разобраться, самые опасные люди не дураки с инициативой, а именно что равнодушные. Им всё пофиг. Другая бы волновалась, нервничала, а эта, по-моему, даже моргает через раз. М-да… Три богатыря, ети её… Псих, ледышка и онкобольной».

Сейчас все прошлые операции, всплывавшие в памяти Вэ-Вэ, казались ему лёгкими и относительно безопасными. «Ну подумаешь, Африка или Ближний Восток… В сущности, ничего там особенного и не было. Побегали, постреляли – и домой, за орденами. А вот путешествий в прошлое, причём прошлое не простое, а какое-то загробное, у тебя ещё не было».

Вэ-Вэ стал прикидывать, с чем группа может столкнуться после перехода, чего не предусмотрели и что забыли, но скоро бросил это занятие, потому что было совершенно невозможно предугадать, как, например, будут вести себя обычные вещи. «А может, там, как в мире Гарри Поттера, вся магловская техника возьмёт да и откажет. Вот это будет номер! И вообще, будет ли переход? А вдруг их разнесёт на молекулы или просто не пропустит в портал? Пойду первым, – решил Вэ-Вэ, – и если со мной что-то будет не так, хоть другие уцелеют. А мне всё равно, всяко лучше, чем перед смертью пускать слюни в реанимации…»

Автобус остановился перед КПП. Дежурный прапорщик лениво проверил документы, мельком заглянул в салон и вернулся в караульный домик. Шлагбаум рывками пошёл вверх.

Автобус долго петлял между служебными зданиями, ангарами из рифлёного железа, трансформаторными будками, цистернами и под конец поездки надолго застрял на краю лётного поля.

– Почему стоим? – обернулся к Вэ-Вэ Райзман. – Чего ждём?

– Сопровождающего, – пояснил тот. – По лётному полю самостоятельно ездить нельзя, а пешком идти далеко, и всё равно самим нельзя.

Наконец подъехал ярко размалёванный аэродромный УАЗик и включил люстру на крыше.

– Давай за ним на стоянку! – приказал Вэ-Вэ водителю.

Огромный горбатый Ил-76 был в ливрее Аэрофлота, но благостную картину мирного «пассажира» портили пушки в кормовой артустановке.

К Вэ-Вэ подошёл офицер в лётно-техническом обмундировании, они обменялись рукопожатиями.

– Всё готово, – сказал офицер, – оборудование загружено, сопровождающие специалисты на местах, разрешение на вылет есть, ждём только вас, командир.

– Добро, – кивнул спецназовец и обернулся к своим спутникам, стоявшим у него за спиной. – Вот что: лететь нам долго, туалета в самолёте нет, поэтому сейчас вас отвезут в эскадрильский домик, в нём имеются удобства, воспользуйтесь ими.

– А вы? – глуповато спросил Райзман.

– А я отолью на какое-нибудь колесо.

– На колесо? Зачем?!

– Примета такая, – пояснил Вэ-Вэ. – На удачу.

– Тогда я с вами! Чтобы, значит, удачи было побольше.

– Нехорошо отпускать женщину одну, в незнакомом месте ей будет неприятно и неловко, съездите с ней.

– Вы правы, не подумал, как же это я так? – осуждающе покачал головой Райзман. – Н-да, одичал в дурдоме…

– Разговоры потом, не теряйте времени, – оборвал его Вэ-Вэ. – Водитель ждёт.

Дождавшись возвращения парочки, спецназовец вместе с ними по шаткому дюралевому трапу взобрался в самолёт. Он любил летать, ему нравился минималистический дизайн военных транспортников, головоломное переплетение разноцветных труб и кабелей вдоль бортов, непонятные устройства и запах… Пахло тёплым металлом, немножко керосином, лаком, резиной, кожей и ещё чем-то неуловимым, чем всегда пахнут военные самолёты и вертолёты. Ему приходилось летать на французских и американских военных машинах, там тоже пахло, но по-другому. Ощутив знакомый запах самолёта, Вэ-Вэ успокоился. В Ил-76 было мало иллюминаторов, а потолочные плафоны светили тускло, поэтому часть салона скрывалась в тени.

Мимо пассажиров в кабину прошёл лётный экипаж – спокойные, уверенные мужики, все лет под сорок. Командир на ходу посмеивался над праваком, который на рыбалке в прошедшее воскресенье пропорол свою резиновую лодку и добирался до берега, «как маленький лебедь, с мокрым задом». Предстоящий полёт не обсуждали, это была привычная и надоевшая рутина, обычная работа. Пилотяги выглядели такими каменно-спокойными, надёжными и домашними, что не склонный к сентиментальности майор улыбнулся им вслед и повернулся к Райзману и Ирине:

– Сидения расположены вдоль бортов, откидываются вот так, выбирайте любые, но советую садиться ближе к носу, там не так шумно. Вон, за ящиками свалены чехлы, видите? На них можно поспать. Если будете ложиться, как следует, укройтесь, а то на высоте может быть холодновато.

– А это что такое? – спросила Ирина, указывая на контейнеры, прикреплённые к полу растяжками и закрытые сетями.

– Понятия не имею, – пожал плечами Вэ-Вэ, – какое-то оборудование для нашей миссии, а при нём инженеры в погонах, но нас оно не касается. Армия хороша разделением ответственности. Раз про эти контейнеры нам не сказали, значит, и знать про них незачем. Кому надо – разберутся.

Самолёт постепенно оживал. Мигнули плафоны, просыпаясь, недовольно зарычала на басах одна турбина, постепенно её рёв перешёл в слитный звон, за ней запустилась вторая, третья… Тяжёлая машина начала мелко подрагивать, потом медленно покатилась по рулёжке и на минуту замерла на исполнительном старте. Вдруг тон двигателей резко изменился, перейдя в пронзительный свист, транспортник слегка осел на шасси и, стремительно разгоняясь, помчался по бетонке, отсчитывая термостыки плит. Взлетать в самолёте без иллюминаторов было страшновато, поэтому Ирина тревожно взглянула на Вэ-Вэ, он ободряюще улыбнулся.

И вдруг тряска оборвалась. Многотонная махина легко прыгнула в небо и стала набирать высоту, раздвигая широкой грудью сырые облака. В ушах защёлкало.

– Ну вот, Интернет пропал, – недовольно сказал Райзман, копаясь в настройках планшета.

– Лучше переведите его в режим «Аэро», – посоветовал Вэ-Вэ, – Сети теперь до Каира не будет. Кстати, и мобильники тоже выключите, чего зря аккумуляторы сажать?

Ирина послушно выключила свой смартфон, а Райзман, с детской улыбкой глядя на майора, ответил:

– А у меня его и нету… В дурке мобильник отобрали и не вернули, а новый я купить не успел. Да и зачем он в Древнем Египте?

Дождавшись, когда самолёт наберёт высоту, сопровождающие груз военные принялись сноровисто накрывать на стол, в качестве которого использовали большой металлический кейс от какого-то прибора. На «столе» появились стаканчики, консервы, хлеб, копчёная колбаса, огурцы с помидорами, лук и недвусмысленного вида фляга. Вэ-Вэ со спутниками за стол не позвали. Спецназовец не удивился, а воспринял это как должное: «Раз на земле нас не познакомили, нечего друг к другу в воздухе лезть. Всё правильно, у каждого свои дела».

Он повернулся к Ирине и, чтобы перекричать надоедливый гул двигателей, громче обычного сказал:

– Есть захотите – скажите, организуем.

Ирина вежливо улыбнулась и отрицательно покачала головой.

Вэ-Вэ подмывало завернуться в брезент и как следует выспаться, но первым ложиться было неудобно, и он дремал, откинувшись на борт самолёта. Это было неприятно, потому что вибрации передавались на кости черепа, а подложить под голову было нечего.

Через пару часов полёта борттехник принёс им разогретые консервы, хлеб и термос с тёплым и скверно заваренным чаем. После еды всех потянуло в сон, и они улеглись на пахнувший керосином брезент, оставив военных веселиться. Шум двигателей заглушал смех и разговоры, и вскоре все трое мирно спали.

Ирина проснулась от толчка.

– Что, уже прилетели?

Вэ-Вэ взглянул на часы.

– По времени ещё рано, наверное, это дозаправка где-то у арабов, можно спать дальше, из самолёта всё равно не выпустят.

* * *

Международный аэропорт Каира встретил их тяжёлой, удушающей жарой. Райзман мгновенно вспотел, Ирина вытирала лицо платком. К счастью, у трапа ожидал посольский минивэн с кондиционером. Встречающий забрал у дамы вещи, и предложив рассаживаться, скомандовал водителю:

– В посольство!

Минивэн плавно покатился к воротам с лётного поля. Никакой машины-лидировщика и охраны не было и в помине.

Наслаждаясь прохладой салона, Райзман спросил:

– Как же можно жить, а, тем более, работать в такую безумную жару?!

– Сейчас прохладный сезон, летом куда хуже, – пожал плечами дипломат. – И потом, здесь хоть сухо, а на Кубе, помнится, влажность была под сто процентов. Вот там, и правда, было тяжеловато.

– Жаль, город толком не увидим, – вздохнул Райзман, поглядывая в затонированное окно.

– Да ничего и не потеряете, – небрежно махнул рукой дипломат. – Если видели хоть один арабский город, считай, видели их все. От того, старого Египта, в Каире практически ничего не осталось. Теперь здесь хозяева – мусульмане, они давно всё переделали на свой вкус. Отдалённым потомкам египтян, коптам, приходится несладко, они ведь христиане…

Вэ-Вэ прижался лицом к стеклу, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Минивэн ехал по грязным, кривым, многолюдным улицам, вдоль которых одна к одной, как поганки на пне, лепились убогие лавчонки. Ветер гонял по тротуарам рваные газеты и целлофановые пакеты, которые, подобно огромным, грязным воронам, то взлетали, то падали.

– В конце XIX века хедив Исмаил, то есть правитель Египта во времена турецкого правления, – посмеиваясь, рассказывал дипломат, – съездил развеяться в Париж, ну вы понимаете, что такое пляс Пигаль или Мулен Руж для замшелого мусульманина XIX века. В общем, столица мира произвела на Исмаила такое впечатление, что вернувшись на родину, он потратил кучу золота, перестраивая центр Каира по образу и подобию планов барона Османа. К несчастью, как это сплошь и рядом бывает в мусульманском Египте, замах был на рубль, а удар вышел на копейку. Прокладка бульваров и разбивка парков обошлись неожиданно дорого, и обедневшему хедиву пришлось обратиться за помощью к англичанам. Ну а бриттам, которые страстно мечтали наложить лапы на Суэцкий канал, только этого было и надо, ведь хозяин канала получал свободный доступ в Индию! Понятно, что Каир вскоре наводнили имперские чиновники. Но жить в турецком Каире они не пожелали и возвели для себя европейские кварталы, а на острове Джезира даже устроили спортивный клуб, скопированный с лондонского заведения в Херлингеме.

– нараспев прочитал Райзман.

– Любите Бунина? Я, признаться, тоже, – улыбнулся дипломат. – Хотя он, по-моему, Восток чувствовал хуже Гумилёва.

Так вот, уже при Насере, в начале шестидесятых, в Каире на Джезире построили довольно-таки уродливую телебашню, которая по замыслу архитектора должна была напоминать цветок лотоса, но на самом деле напоминает кое-что другое, да вы сами её скоро увидите. Наверху башни есть вращающийся ресторан, откуда в хорошую погоду, говорят, видны Великие пирамиды.

– И мы сможем подняться на башню? – заволновался Райзман.

– Боюсь, что нет, до переброски времени у нас в обрез. Вот после завершения миссии – сколько угодно, и я готов быть вашим гидом. Но вообще, осматривать город не советую, будете разочарованы. В Каире осталось совсем мало египетского, кроме того, он и раньше был небезопасен, а в последнее время – особенно. Поэтому территорию посольства не покидайте ни в коем случае. С одной стороны, Замалек – самый престижный и безопасный район города, а с другой – и в нём случается всякое.

Ну вот, друзья мои, а сейчас вы увидите Нил, точнее, один из его рукавов, омывающих Джезиру. Вот он, великий Хапи, податель жизни!

Каир. Особняк посольства РФ

– Слава богу, здесь хоть не так печёт… – удовлетворённо пробормотал Райзман, откидываясь на спинку плетёного кресла. В руке он держал запотевший бокал апельсинового сока пополам с минералкой. Они втроём сидели во внутреннем дворике посольского особняка среди кустов бугенвилий и акаций. В центре поляны журчал маленький фонтан, в котором плавали декоративные рыбки.

– Знаете, теперь я понимаю, почему египтяне не додумались до изобретения колеса!

– Как не додумались, а египетские колесницы? – удивилась Ирина.

– Так ведь они их не сами придумали, а позаимствовали у кочевников.

– Ну и почему? – лениво спросил Вэ-Вэ, чтобы поддержать беседу.

– Думать им было жарко, вот почему! – объяснил Райзман. – Как можно что-то изобретать, сидя в печке? Да и зачем, собственно? Финиковую пальму обтряс – вот тебе и выпивка, и закуска. Корней лотоса или там папируса надёргал, высушил, истолок – получай муку. В Ниле полно рыбы, в дельте – птиц, а в пустыне антилоп. Это сейчас Египет зажат между пустынями, поэтому многие животные и растения вымерли, а в древние времена климат был не в пример мягче. Уток, например, было столько, что древние египтяне прятались на мелководье под воду, дыша через пустотелый стебель, а потом хватали их за ноги.

– Так, что ли, по-вашему, получается? – усмехнулась Ирина.

– Примерно, – кивнул Райзман. – Только кокосовые пальмы и бананы в Северной Африке не росли. Древнему египтянину вообще нужно было немногое. Одежды носили самый минимум, а дети лет до шести-семи вообще бегали голышом, посуду лепили из глины, домашней утвари почти не было, жили не по часам, Библию не читали за неимением оной. Даже молитвы и гимны заучивать было не надо – молились жрецы. Заплати профессионалу, и он сделает всё как надо! Очень практично.

– А деньги у египтян были? – поинтересовался Вэ-Вэ.

– Нет. В Египте существовали серебряные и медные меры веса, их называли дебенами, вот в них-то и измеряли ценность товара. В разные периоды истории дебен делился на десять или двенадцать частей. Десятую часть дебена называли кидет, а двенадцатую – шати, кусочек.

– Откуда историки всё это знают? – удивился Вэ-Вэ, – ведь книг в Египте не было?

– В основном из уцелевших надписей на стенах гробниц. Например, нашли надпись, из которой мы узнали, что во времена Девятнадцатой династии фараонов молодая рабыня стоила четыре серебряных дебена и один кидет. За неё отдали шесть бронзовых сосудов, пятнадцать льняных одеяний, покрывало, одеяло и горшок мёда.

– А недорого… – хмыкнул спецназовец, – гарем что ли завести из древних египтянок, пока замуля по воспитательной не видит? Кстати, а гаремы в Египте были?

– Ну гаремы не гаремы, а наложниц богатые и знатные египтяне имели. Кстати, о половой жизни древних египтян мы знаем не так уж мало. Но это не для дам. Напомните мне как-нибудь, я вам расскажу, когда будем вдвоём, – сказал Райзман и опасливо покосился на Ирину.

Женщина фыркнула.

– О чём бишь мы? А, да, о знаниях историков. Кое-что удалось извлечь из трудов Геродота, Гекатея, Диодора Сицилийского, Страбона и других античных авторов, но у них надо проверять каждое слово, уж больно много понаписали сказок и чепухи. Беда ещё в том, что иероглифы не похожи на наш алфавит и для написания книг подходят плохо. Свою письменность египтяне называли «Мадунетчер » – «Слова бога». Кроме иероглифов, существовало так называемое писцовое или иератическое письмо, а ещё позже появилось письмо демотическое .

– Знаете, в экспедициях меня всегда удивляли наши египтологи и вообще историки, – прервала опасно затягивающуюся лекцию Ирина. – По-моему, они все были малость повёрнутые на своих пыльных черепках и вонючих мумиях. Да кому вообще может быть интересно, что было тысячи лет назад? Одно хорошо: никто не проверит, пиши что хочешь…

Райзман мягко улыбнулся и ответил ей стихами Бунина:

– Слушайте, вы что, все эти стихи специально перед поездкой заучивали? – поинтересовалась Ирина.

– Да что вы, это с детства. Я, видите ли, питерский, мне положено!

– У нас гости, – негромко сказал Вэ-Вэ.

По дорожке, поскрипывая камешками, шёл вчерашний дипломат.

– Здравствуйте, – слегка поклонился он и улыбнулся. – Я вижу, вы потихоньку осваиваетесь? Это хорошо.

– Да здесь у вас как в санатории, – ответил Вэ-Вэ. – Но мы прилетели всё-таки не на курорт. Когда начнём работать?

– Не торопитесь, – дипломат опустился в свободное кресло. Тут же возник слуга-египтянин, который нёс на подносе бокалы, накрытые крахмальной салфеткой. Поколебавшись, дипломат выбрал колу с ромом и льдом и, дождавшись, когда слуга уйдёт, продолжил:

– Сегодня отдыхайте. Этот день отведён для акклиматизации после перелёта. Ваше снаряжение доставлено, сейчас с ним работают специалисты, идёт последняя проверка. Ночью в музее будет установлено оборудование, а на завтрашний вечер спланирована переброска.

– Почему на вечер? – недовольно спросил Вэ-Вэ. – Это неудобно, давайте лучше утром.

– Утром не получится, – развёл руками дипломат, – с утра в музее пропасть туристов, и египтяне не хотят терять деньги. Но музей закрывается рано, в 16 часов по местному времени, так что это будет не совсем уж вечер. И ещё одно: с вами пойдут американцы, но когда именно – неизвестно. Что-то у них не ладится, срок перехода всё время сдвигается.

– Это ещё что за новость? – нахмурился Вэ-Вэ, – на кой чёрт нам янки?!

– Я неудачно выразился. На самом деле, они будут сами по себе, американцы не захотели сотрудничать ни с кем, вы, стало быть, тоже будете полностью автономны.

– А ещё кто-нибудь, кроме нас и амеров, идёт? – спросил Райзман.

– Насколько я знаю, нет. Только вы и они.

Каир. Музей древностей

Каирский музей древностей, расположенный в самом центре города на площади Тахрир, был построен в колониальном стиле и выкрашен то ли в цвет варёной свёклы, то ли запёкшейся крови. На площади перед зданием среди подстриженных кустов и чахлых пальм были расставлены массивные каменные скульптуры, которым, вероятно, не нашлось места внутри. Музей был зажат между современными высокими зданиями и выглядел несуразно.

В вестибюле гостей из России встречал лично доктор Хавасс, коренастый, с волнистыми седыми волосами и характерным лицом египтянина – грубоватые черты, крупный нос, тонкогубый рот, пронзительный взгляд. Несмотря на жару, доктор Хавасс был одет в тщательно отглаженный костюм, крахмальную сорочку со щеголеватым галстуком и сияющие туфли.

Кланяясь и приторно, по-восточному, улыбаясь, он рассыпался в цветистых комплиментах перед Ириной. Русский дипломат быстро и профессионально переводил.

– Доктор предлагает, – обратился он к Вэ-Вэ, – начать с небольшой экскурсии по музею, чтобы вы получили хотя бы отдалённое представление о том, с чем можете встретиться. Отказываться не советую. Во-первых, это невежливо, а, во-вторых, доктор Хавасс – крупнейший специалист и редко удостаивает кого-либо персональной экскурсии.

– Ну что ж, музей так музей, – вежливо кивнул Вэ-Вэ. – Переведите доктору, что мы благодарны и всё такое.

Выслушав перевод, доктор расцвёл улыбкой и немедленно взял на себя роль гида.

– Я воистину счастлив приветствовать высокочтимых гостей из России в Каирском музее, который является самым большим в мире собранием предметов древнего искусства нашей страны. В нём выставлены экспонаты из всех исторических периодов, причём самые «молодые» из них насчитывают около двух тысяч лет. Особую ценность представляют мумии фараонов и членов их семей. Бессмертные творения, шедевры искусства сделали известной всему миру и прославили на все времена одну из самых загадочных, уникальных и волнующих воображение цивилизаций – Древний Египет, жемчужину Нильской долины.

Так случилось, что два человека, которые создали Каирский музей и тем самым сохранили для человечества творения великих мастеров древности, никогда не встречались. Первым был Мохаммед Али, правитель Египта первой половины XIX века, албанец по происхождению, обучившийся грамоте уже в преклонном возрасте. Именно он своим декретом впервые запретил вывоз древних памятников из страны без особого разрешения правительства. Второй – француз Огюст Мариетт. В 1850 году он прибыл пароходом в Александрию, надеясь купить коптские и сирийские церковные рукописи. Но оказалось, что незадолго до этого коптский патриарх запретил их вывоз из страны. Тогда Мариетт обратился к истории Древнего Египта и был околдован ею на всю жизнь. Магнетизм древних образов овладел им, и француз начал раскопки в Саккаре, успех которых был ошеломляющим. Мариетт понимал, что все добытые с таким трудом артефакты должны быть сохранены для современников и потомков. Для этого нужно было тщательно контролировать проводимые раскопки и найти место для хранения и экспозиции найденного. Вот так и родились Служба древностей Египта и Каирский музей, которые Мариетт возглавил в 1858 году.

Первое здание музея располагалось на берегу Нила, в доме, где жил Мариетт со своей семьёй. Там он открыл четыре зала экспозиции египетских древностей. Однако количество находок, в том числе и золотых ювелирных изделий, постоянно росло, для них было необходимо новое здание, но, как всегда, на музей не нашли денег. Кроме того, старому зданию угрожали ежегодные разливы Нила. Вы знаете, мои господа, что наводнения прекратились только после ввода в строй Асуанского гидроузла на первом пороге Нила. Кстати, его главным инженером был ваш соотечественник, Николай Малышев. В 1971 году гидроузел вступил в строй, и жизнь Египта коренным образом изменилась. Прекратились разливы Нила, которые тысячелетиями из года в год несли на поля плодородный ил, но зато появилась возможность вести правильные ирригационные работы, а ведь раньше разливы уничтожали всё… И теперь за один сезон мы снимаем по три урожая. Да вы в России наверняка лакомились египетскими фруктами, не так ли? Впрочем, я отвлёкся, великодушно простите меня…

Огюст Мариетт снискал любовь и уважение правителей Египта. Именно он, господа, написал историю, которая легла в основу либретто оперы «Аида». Мариетт умер в 1881 году, саркофаг с его телом похоронили в саду музея. Через десять лет коллекция и саркофаг Мариетта переехали в Гизу, в старую резиденцию хедива Исмаила, и только в 1902 году сбылась мечта французского учёного о создании особого музея древностей в центре столицы.

Новый музей, в котором мы с вами сейчас находимся, был построен на площади Эль-Тахрир по проекту французского архитектора. В его саду Мариетт обрёл своё последнее пристанище, над мраморным саркофагом, расположенным с левой стороны от входа, возвышается его бронзовая статуя в традиционном египетском костюме конца XIX века и в османской феске. Вокруг – бюсты крупнейших египтологов мира, среди них скульптурный портрет выдающегося русского учёного начала XX века Владимира Голенищева. В саду выставлены и находки Мариетта: сфинкс Тутмоса III из красного гранита, обелиск Рамсеса II и другие произведения монументального искусства, мы можем их осмотреть. Но, господа, Каирский музей сегодня – это около ста залов на двух этажах, сто пятьдесят тысяч экспонатов и тридцать тысяч предметов в запасниках, охватывающих необозримую историю Древнего Египта, вряд ли вы располагаете временем для подробного осмотра. Поэтому давайте просто пройдёмся по музею, чтобы вы смогли ощутить дух времени, увидеть лица людей, с которыми вам, возможно, предстоит встретиться… Прошу вас!

Экспонаты были расположены по тематическому и хронологическому принципу и, как истинный учёный, доктор Хавасс начал с самого начала, то есть с додинастического периода истории Египта. Лекция обещала быть длинной и весьма занудной.

Первый этаж занимали скульптуры из известняка, базальта и гранита. Их было так много и расставлены они были так тесно, что мешали друг другу. И если Райзман каждый новый экспонат встречал радостной улыбкой узнавания, то Вэ-Вэ скоро запутался в многочисленных египетских богах и фараонах. Он смотрел только на лица и поражался мастерству скульпторов, живших в непредставимо древние времена. Вот статуя фараона Хафры, строителя второй по величине пирамиды в Гизе, высеченная из тёмно-зелёного диорита со светлыми прожилками. Великий фараон спокойно и величаво взирает со своего трона, за спиной у него охранник – бог Гор в виде сокола, а вот фараон Микерин изображён в окружении богинь. Фараон обнажён по пояс, на нём только парадный передник, подпоясанный ремешком, прекрасно проработана атлетическая мускулатура владыки Египта. Фараон и сопровождающие его богини стоят босиком. В христианском искусстве не принято подчёркивать половые признаки святых, а вот египетские богини – полногрудые, с тонкими талиями и широкими бёдрами, широкоскулые лица неожиданно напоминают славянский тип.

В отдельном зале – статуи фараона-еретика Эхнатона и его жены Нефертити, впечатление от которых испорчено множеством отвратительных копий на календарях, пакетах и аляповатых безделушках.

Сокровища Тутанхамона охраняют две чёрных статуи воинов в человеческий рост. Они вот уже три тысячи лет стоят перед входом в сокровищницу – сначала в его пирамиде, а теперь в музее. Воины, кажется, слегка опираются на левую ногу, чтобы нанести удар грабителю жезлом или булавой.

Юный фараон разбился на охоте, выпав из колесницы, и умер в возрасте восемнадцати лет.

Странное и, пожалуй, жутковатое впечатление оставляет голова царевны, дочери Эхнатона и Нефертити. Сначала кажется, что скульптор беспощадно запечатлел врождённое уродство девушки, её длинный, каплевидный череп, нелепо контрастирующий с красивым, чувственным лицом. И только потом понимаешь, что это смелый художественный приём. Неизвестный скульптор, возможно, влюблённый в свою модель, постарался отойти от жёсткого, бездушного канона. Сейчас такой художественный приём никого бы, пожалуй, не удивил, но три тысячи лет назад…

Когда доктор Хавасс добрался до сокровищ из погребения фараона Псусеннеса I, правившего в десятом веке до нашей эры, дипломат кашлянул и вежливо указал на часы.

– Что, уже пора? – прервался египтолог. – Жаль, я не успел рассказать всё, что планировал. Ну делать нечего, пойдёмте, мои господа.

Хавасс набрал код на замке служебной двери, и они оказались в подсобных помещениях. Здесь кондиционирование не работало, и специфический запах, который преследовал Вэ-Вэ с самого начала экскурсии, казалось, усилился. Они шли по тускло освещённым коридорам, спускались по лестницам, за стенами музейных залов был скрыт лабиринт, наподобие ходов в пирамиде. Два или три раза им попадались посты, причём майор заметил, что дежурили на них не простые солдаты, а опытные и тренированные коммандос, вооружённые до зубов.

Наконец они вошли в большой зал с низким потолком, в центре которого стояла массивная гробница из красноватого камня без крышки. Над гробницей потрескивал и стрелял искрами овал высотой метра в полтора и шириной в метр. Вокруг гробницы были расставлены стойки с приборами, в пластмассовых коробах лежали пучки кабелей, с аппаратурой работали десятка полтора то ли учёных, то ли военных в одинаковых комбинезонах без знаков различия. Светящийся овал был окружён видеокамерами на штативах.

К Вэ-Вэ подошёл сотрудник ФСБ, знакомый ему ещё по Москве.

– Здравствуйте, – сказал он, поживая руку спецназовцу, – у нас всё готово. А как вы?

– Готовы, – лаконично ответил Вэ-Вэ. – В чём будет заключаться переход?

– По-видимому, нужно будет просто вступить в портал. Переброс происходит мгновенно. Мы бросали в него разные предметы, и они сразу же возникали с той стороны . Да их и отсюда видно. Сначала мы бросали камни, которые подобрали на берегу Нила, видите? Вон они валяются. Потом стали бросать ветки и листья деревьев местных пород. Всё опять прошло гладко.

– А живые существа переправляли?

ФСБ-шник замялся:

– С людьми мы, по понятным причинам, не экспериментировали, а мышей, кошек и собак нам не разрешили использовать зоологи, боятся нарушения гомеостаза. Понятия не имею, что это такое, но им виднее. Тогда мы наловили насекомых, которые вряд ли сильно изменились за четыре тысячи лет, и выпустили их в портал.

– И что?

– Да ничего, – пожал плечами ФСБ-шник, – они исчезли, улетели, наверное. Мухи – они ведь и в Африке мухи, что с них взять? Во всяком случае, трупов ни по ту, ни по эту сторону мы не нашли…

– Ладно, с этим ясно, – кивнул Вэ-Вэ. – Ещё пара вопросов.

– Пожалуйста.

– Я правильно понял, что для перехода через портал не нужны никакие манипуляции? Потому что Райзман разрабатывал какие-то теории перехода…

– Абсолютно ничего не требуется! Шаг – и вы там.

– Тогда последний вопрос. Где американцы?

– Только что были здесь, – неприязненно ответил ФСБ-шник, – шестеро здоровенных парней в песчаном камуфляже, увешаны оружием и какими-то приборами, как в кино. Круче их только яйца. Настаивали, что пойдут первыми, от взаимодействия с вами категорически отказывались. Но в последнюю минуту прибежал какой-то их босс, весь в бейджиках и нашивках, приказал переброску отложить и куда-то увёл. Просили только передать вам для связи их радиостанции, вот они.

– Ну и пёс с ними. Когда начинаем?

– Всё готово, можно прямо сейчас.

Вэ-Вэ отозвал в сторону Райзмана и Ирину и негромко сказал:

– К переходу всё готово, начинаем прямо сейчас. Если передумали или есть хоть малейшие сомнения, советую отказаться. Никто на вас не будет в претензии, вы никому и ничем не обязаны.

– Нашли дурака отказываться! – хмыкнул Райзман.

Ирина отрицательно качнула головой.

– Так, хорошо. Тогда слушайте меня внимательно. Первым иду я. Следом, если всё пройдёт нормально, с интервалом в пятнадцать секунд, чтобы не свалиться мне на голову, идёт Райзман, потом ещё через пятнадцать секунд – Ирина. Повторяю: если со мной во время перехода будет что-то не так, в портал не лезть ни в коем случае! Особенно касается вас, Яков Исаевич! И не надо скептических улыбок, я не шучу. Вы меня поняли?

– Да понял, понял!

– Ирина?

– Всё будет в порядке.

– Сплюньте.

ФСБ-шник отошёл от приборов и повернулся к Вэ-Вэ, он заметно волновался и был бледен:

– Был бы верующим, сказал бы: «С богом!» А так: ни пуха! И возвращайтесь…

– К чёрту! – через плечо ответил Вэ-Вэ и, как опытный парашютист, нырнул в портал.