Читать книгу Синдром Линнея - Михаил Квадратов - Страница 2

Петров учился в музыкальной школе. В основном дети занимались по классу фортепиано, скрипки и виолончели (двадцать три рубля за месяц обучения) и по классу аккордеона, домры и балалайки (пять рублей в месяц). Те инструменты, за которые родители платили пять рублей, называли народными. Кларнет тоже записали в эту категорию.

Петров числился единственным учеником по классу кларнета. Этот инструмент не был популярен. Родители не видели своих детей знаменитыми кларнетистами в будущей жизни. Да и что это – знаменитый кларнетист. Такого не бывает. Хотя кларнет – инструмент красивый, чёрная дудка с серебристыми клавишами, клапанами и рычажками. На сцене, в лучах софитов, он блестит и пускает крошечных световых зайчиков.

Игру на кларнете преподавал пожилой печальный мужчина в прокуренном свитере. Что-то говорили про дисциплинарный батальон в его молодости. Тогда же будто бы он побывал в Европе.

Что-то вспоминали про ночную игру в карты. Сам преподаватель ничего никогда не рассказывал, только устало улыбался. Ещё он был композитором.

В музыкальную школу ученики приходили после занятий в школе обычной и после домашнего обеда.

Каждый урок в классе кларнета начинался с проверки трости. Трость – узкая пластинка из сушёного бамбука. Её проверяют и, если надо, поправляют перед каждым музицированием. Преподаватель первое время делал всё сам – операция филигранная, но потом стал доверять правку трости и ученику. Однако всё равно следил за качеством бамбуковой пластинки. Нижнюю, плоскую, поверхность трости ровняли на нежном шлифовальном бруске. Верхнюю, фигурную, обрабатывали сухим стеблем хвоща приречного Equisetum fluviatile L. Растение хвощ можно найти и в лесу, оно растёт в оврагах, на песчаной почве вдоль пересохших ручьёв. Стебель срывают и высушивают. Условия сушки несущественны. Известно, что стебли данного вида содержат кремнезём, потому они шершавые, и ими можно шлифовать. Нужный кремнезём хвощ высасывает из песчаной почвы. В процессе улучшения трость периодически прикручивали к мундштуку кларнета и проверяли верность звука. В конце процедуры кончик трости зажимали между двумя пятикопеечными монетами и сжигали лишний бамбуковый материал в пламени горящей спички. От этой же спички преподаватель прикуривал папиросу и выходил в коридор, что означало начало небольшого перерыва.

Кроме того, перед каждым занятием выполнялись упражнения на дыхание. Дышать следовало животом, делать его похожим на мяч, а потом постепенно мяч сдувать. Отдельным упражнением было развитие силы мускулов губ и щёк. Мускулы болели.

Ну, и так далее. Многие прошли через это – бесконечные гаммы и всякие другие технические упражнения, которые развивают детские пальцы; подобное выполняют для тренировки игры на любом музыкальном инструменте.

Уже затем аккуратно разбирали пьесы из пособия для обучения игре на кларнете. Согласно одобренной начальством методической разработке, некоторые этюды детям исполнять не рекомендовалось, их пролистывали.

Двухчасовое занятие заканчивалось упражнениями на импровизацию. Этого в утверждённой программе не было. Петров импровизировал плохо, не очень понимал, чего от него хотят. Вот по нотам играл хорошо. Преподаватель немного сердился на заторможенность ученика, брал его кларнет и какое-то время импровизировал сам. Петрову нравилось.

Петров ходил на занятия по инструменту три раза в неделю. Других учеников-кларнетистов в школе не было. Поэтому, чтобы набрать количество уроков, рекомендуемое штатным расписанием, преподаватель игры на кларнете по совместительству руководил симфоническим оркестром.

В оркестре играли многие ученики, почти все школьные преподаватели нужного профиля, приходили другие музыканты со стороны. Единственного обучающегося игре на кларнете, Петрова, почти сразу позвали в группу деревянных духовых. Он стал первым кларнетом симфонического оркестра. А кларнетиста тогда не было даже в духовом оркестре дома культуры при секретном заводе. Оттуда приглашали музыкантов, которые в симфонических пьесах играли партии медных духовых. В музыкальной школе игре на медных инструментах не обучали.

Духовики всюду ходили в строгих пиджаках, играли гимн на торжественных вечерах в доме культуры, возглавляли колонну трудящихся на праздничных демонстрациях. Но чаще трудились на кладбище, так получалось.

Молодые преподаватели музыкальной школы, в отличие от духовиков, предпочитали свободную форму: свитеры и джинсы. И нравы их были свободнее. Преподаватель виолончели иногда шутливо приставал к преподавательнице скрипки прямо на репетиции симфонического оркестра.

Музыканты медной духовой группы были серьёзны, глупостей себе не позволяли. Приходили на репетицию детского оркестра с мороза, раскрасневшиеся. Тяжело вдувать воздух в замёрзший металлический инструмент. Конечно, с губами музыканта контактирует специальный мундштук, но ведь и мундштук тоже из металла. Непосвящённым сложно понять, как играть зимой на кладбище, но музыканты умели. Да и горячительные напитки помогали, выходило, что без водки никуда, такая работа.

На репетиции оркестра у духовых всегда было что выпить, они терпеливо ждали перерыва. Рядом с учеником-кларнетистом Петровым располагался валторнист Васильев. Иногда рядом с нотным пюпитром, около ног, он ставил толстый кожаный портфель, из портфеля шла гибкая хлорвиниловая трубка. Через неё удавалось потягивать напиток из бутылки. Округлая форма и довольно большой размер валторны позволяли замаскировать трубку. И валторнисту можно было не ждать перерыва.

Дирижёр, мягкий человек, иногда делал замечания за посторонние движения в оркестре. Но духовикам не выговаривал, хотя и бывало за что. Духовики были крепкими профессионалами – всегда и в любом состоянии попадали в ноты, никогда не фальшивили и не сбивались с ритма. Ну, или почти всегда.

Ближе к концу репетиции, расслабленные игрой в тёплом актовом зале музыкальной школы музыканты духовой секции добрели и становились разговорчивыми.

Как-то раз Васильев, вернувшись с перекура, сказал Петрову:

– Приходи к нам в коллектив, нет у нас кларнета, и это очень печально. Через год сможешь поступать в музыкальное училище. Поступай, заканчивай – и к нам. Много плюсов, и на кладбище неплохо по деньгам получается, потом расскажу, сейчас не поймёшь. А оркестру без кларнета на кладбище – не дело.

Васильев пошевелил губами, разминая нужные для игры на всяком духовом инструменте мышцы.

– А вот на каникулах, летом, может, сыграешь с нами на кладбище. Попробуй. Время-то у тебя будет, и погода хорошая, не то что зимой. Приходи.

Через несколько месяцев тёплым летним днём Петров действительно присоединился к похоронному оркестру – юному кларнетисту дали короткую партию, которую он сразу же запомнил. Мелодию нужно было повторить несколько раз. Ритм держали тарелки, так что вступать в полифонию было несложно.

Хоронили почётного вахтёра. Во дворе его дома собралось много коллег. Оказалось, что завод охраняется более чем основательно. По этому признаку можно было легко понять важность секретного предприятия, и любой шпион проанализировал бы такую информацию. Но в то время вражеские агенты с большим трудом добирались до лесов Предуралья.

Обязанностью участников оркестра было собраться полным составом к завершению прощания с покойным во дворе дома, где он жил. К этому моменту музыканты успевали пообедать. И вот оркестр вступил, заиграли похоронный марш, провожающие начали строиться в колонну. Процессия двинулась. Перед гробом несли подушечки с боевыми наградами. Музыканты шли во главе процессии. Свернули на главную улицу закрытого посёлка и медленно двинулись до проходной секретного завода. Оттуда автомобили и автобусы повезли всех к городскому кладбищу. Оно находилось за лесом, занимало большой холм над чёрной рекой Камой. На кладбище оркестр играл ещё несколько раз, после чего музыканты освободились, и у них начался полдник.

В тот день Петров впервые напился. Кладбище – неподходящее место для первого опыта. Но нельзя было показать себя слабаком перед старшими товарищами. И какой-то из стаканчиков уже не лез, сводило горло, допить до конца не удалось. В голове всё плыло; и леталось, и кричалось, и свистелось. Никогда потом пьянство не было таким весёлым, страшным и чудесным; потом всё случалось намного проще.

На следующий день кто-то из духовиков занёс ему домой чемоданчик с кларнетом. Инструмент был цел и невредим, старшие друзья проследили за его сохранностью. А юному кларнетисту за работу дали купюру, первую в жизни. Но всё равно на кладбище Петрову не понравилось. И в музыкальное училище на следующий год он поступать не стал.