Читать книгу Синдром Линнея - Михаил Квадратов - Страница 5

В начале 60-х проходило большое сокращение войск Советского Союза. В те годы подполковник Павлов работал на секретном военном заводе. Его отправили на пенсию в возрасте пятидесяти трёх лет. Был он лётчик, радиоинженер, прошёл войну. Что делал радиоинженер на подземном заводе – тайна, конечно. Видимо, разрабатывал что-то для военной авиации.

Говорят, после выхода на пенсию человек начинает грустить по работе, заболевает и быстро умирает. Забегая вперёд, скажем, что у пенсионера Павлова было столько интересных занятий, что он прожил ещё сорок лет в своё удовольствие, изобретая что-то абсолютно не нужное обществу и соединяя при помощи паяльника разнообразные электронные детали в некие конгломераты. Тогда военной пенсии вполне хватало на жизнь, при этом не работала и его жена, которой по законодательству позволялось быть домохозяйкой.

В то время о происходящем за границами страны писали и рассказывали мало, и некоторые любознательные граждане слушали радиопередачи капиталистических стран на русском языке. Такие передачи часто заглушали, накладывали на них посторонние звуки. Павлов умел обходить глушилки. Что-то впаивал в радиоприёмник или вплетал в радиоантенну. Конструировал особую антенну и для телевизора. Однажды его телевизионный приёмник начал ловить передачи на французском языке. В основном показывали балет, другие программы как-то не ловились. К танцам военный пенсионер был равнодушен, поэтому бросил изобретать антенну, которая в Предуралье могла бы в разгар холодной войны ловить передачи из враждебной Европы.

Скоро вместо работы Павлову подкинули внука, Седова. Дочь вышла замуж во второй раз, и ребёнок от первого брака стал жить с бабушкой и дедушкой.

Дед слушал на ночь «Голос Америки», потихоньку настраивал аппарат, наталкивался на переливающиеся странные звуки в эфире – и это было колыбельной для маленького внука. Иногда ловилась номерная радиостанция – противный старушечий голос настойчиво повторял одни и те же цифры. Это была страшная Баба Яга. И ещё что-то рассказывали про еврокоммунизм, Сахарова и Брежнева.

Пенсионер Павлов каждый день делал зарядку и совершал длительные прогулки по окрестностям. Для путешествий надевал военные брюки, по виду совсем как гражданские, тёмно-синие, с тонкими, практически незаметными голубыми лампасами вдоль брючин. Сносу им не было. Пока не износил военные ботинки, штатских не покупал. Все равно они ничем не отличались от военных, вся страна ходила в одинаковой обуви.

Полезна оказалась военная плащ-палатка, её удобно носить во время дождя. Особенно в лесу – с женой ходили за грибами и ягодами каждые выходные, иногда и в будни. Внука брали с собой. Лес начинался сразу за домом. Под слоем почвы, покрытым лесом, располагался замаскированный объект – подземный завод, где производили особые части для военных самолётов.

За долгие годы службы в армии у Павлова накопилось немало одежды. Жена её стирала, гладила и содержала в порядке, поэтому амуниция не сильно изнашивалась. Когда внук подрос, разные виды военной одежды заставляли носить и его.

Парадный мундир подполковника авиации висел в шкафу; иногда внук, в поисках конфет, спрятанных бабушкой, наталкивался на него. Мундир был синий, красивый, с планками наград – разноцветными твёрдыми полосками. Один раз мальчику показалось, что в боковом кармане что-то жужжит. Он приложил ладонь к плотному материалу – за ним явно дребезжало – похоже, что-то маленькое и металлическое. Попытался засунуть руку вглубь, но карман оказался зашит. В школе учили: необъяснимых явлений не существует, здесь же было странное; поэтому маленький Седов решил, что ему всё почудилось и тут же потерял интерес к источнику звуков и подрагиваний.

Ордена и медали лежали в тумбочке. Там пенсионер хранил ценное – некоторые документы, тонкий часовой инструмент, небольшие приборы-измерители (множество больших, включая осциллограф, стояло в кладовке). Лупы разного размера, разной кратности и формы. Три набора гирек в массивных коробочках – один ряд, особо мелких, был закрыт стеклянной пластиной; к каждому набору прилагался пинцет. Двое механических весов для взвешивания небольших объёмов сыпучих веществ; несколько патефонных пластинок. У самой стенки, куда не подлезешь, если откроешь тумбочку случайно – картонные фотографии с родственниками, которыми гордиться в то время не стоило. Стеклянные кюветы и тонкие трубки неизвестного назначения, градусники ртутные и спиртовые на разные температурные диапазоны. Несколько пузырьков, закрученных сальными на ощупь, чёрными и коричневыми пробками. В пузырьках – разноцветные порошки. Вообще, неизвестно, чем занимался военный пенсионер. Может быть, искал философский камень – кто-то же должен его искать.

Время от времени Павлов закрывался в ванной комнате, в темноте: окно занавешивал одеялом. Периодически включался красный свет. Пенсионер печатал фотографии. Известно, что фотоэмульсия практически не чувствительна к красному свету. Но иногда, ближе к утру, из-под двери пробивались зелёный, синий и фиолетовый.

Дед пытался привить внуку вкус к конструированию. В центральном Детском мире купили многочисленные конструкторы и две железные дороги из ГДР. В коробках с конструкторами стопками размещались стопки металлических пластинок разных форм, в пластинках просверлены круглые отверстия. Можно было собирать автомобили, электровозы, колёса обозрения, домики. В комплекты входили электрические моторчики, всё вертелось и двигалось. Но в основном играл сам дедушка, внук рассеянно наблюдал. Ещё меньше, чем конструировать, мальчику нравилось паять радиосхемы из детских наборов.

Длинными зимними вечерами внук любил смотреть на работающие электронные лампы – их становилось видно, когда дед снимал заднюю стенку телевизора или верхнюю крышку какого-нибудь другого устройства. Лампы светились изнутри оранжевым светом, перемигивались, жужжали и попискивали. Внутри ламп виднелись разные проводки, стенки, отсеки, и даже будто двигались крошечные существа. Это было похоже на небольшой космодром, ракеты с которого пока никуда не летят – но вот сейчас обсудят по маленьким переговорным устройствам последние новости и разлетятся каждая по своему заданию. Лампы имели разные формы и размеры, про каждую можно было что-то придумать. Про все эти электронные диоды, триоды, тетроды, пентоды, гексоды, гептоды, октоды и ноноды.

Дед и внук часто сидели в одной комнате и молчали. Или пенсионер лежал на диване и смотрел в потолок, а школьник делал домашние задания. Но больше любил гулять во дворе.

Ценным предметом из запаса военной одежды оказались кальсоны. Зимой погода в Предуралье холодная, пенсионер Павлов ходил пешком по много километров в оздоровительных целях; поддетые под брюки тёплые кальсоны спасали. Потом военные голубые кальсоны бабушка заставляла надевать на улицу и внука, Седова. Великоваты, но кто там увидит – ползать до темноты по снегу.

Зимой бабушка пыталась надеть на внука и военную тёплую шапку, но тому не нравилось. Выручал лётный шлем, сверху кожаный, внутри меховой, чёрный, блестящий, с ремешками-застёжками. С отделениями для защитных очков авиатора. Пионер любил нырять в сугроб, а так как шлем застёгивался герметично, снег не проникал внутрь. Однажды на улице хулиган сорвал с Седова шлем и убежал. Бабушка выследила вора и отняла украденный головной убор. Военная амуниция надёжная и крепкая, поэтому на неё зарились. То, что покупали в магазинах, было обычное, как у всех, по цвету и фасону, и различалось только по размерам; это не воровали и не отнимали. Зачем – у самих такое есть.

Вот офицерский ремень не был в почёте во дворе. Он широкий, но у него нет пряжки. То ли дело ремень моряцкий, с массивной литой латунной бляхой, с барельефом якоря и звезды. Моряцкий ремень подарил отчим. Такими ремнями на улице дрались. Даже отличник Седов пытался размахивать ремнём, но его быстро отняли хулиганы.

В начале 70-х во дворе было положено гулять в телогрейке. Бабушка купила нужный ватник. Кроме того, на спине был обязателен хотя бы один ряд клёпок. Заготовки клёпок состоят из двух частей – верхней и нижней; от удара молотка они захлопываются по разные стороны текстильного материала. В магазине такое не продавалось, но где-то достали верхние части; дедушка припаял раздвигающиеся усики, таким образом клёпки держались на телогрейке. Когда во дворе ставили подножку, и Седов-внук лежал на спине, отогнувшиеся усики кололи. Выступали слёзы, бесконечное серое небо перед глазами деформировалось. В романах пишут, что так подступает взросление.

Потом внук уехал учиться. Его уже невозможно было заставить донашивать дедушкину военную форму. Всё поменялось. Сначала он приезжал на каникулы. Потом в отпуск, всё реже и реже. Иногда с детьми.

Дедушки не стало, когда у Седова уже появился свой внук. Бабушка умерла намного раньше. Седов приехал на похороны, ему предложили сидеть с дедом последнюю ночь, так положено. До утра он читал писателя Майринка, наверное, это не совсем соответствовало обстановке. Просто перед поездом в рассеянности взял с полки книгу наугад. Неизвестно, понравилась бы такая книга дедушке. Может и да. Может быть, это было одним из его последних желаний. И в последнюю ночь, проведённую дома, дедушка внимательно следил за чтением внука. Подполковнику в запасе могли быть интересны некоторые ландшафты, о которых рассказывается в книге «Голем».

Через год, в 2005-м, самодельные приборы и непонятные колбы пенсионера Павлова выкинули, они были никому не интересны. Неизвестно, куда делся парадный мундир. В квартире стало просторно.