Читать книгу Иван Московский. Том 2. Король Руси - Михаил Ланцов - Страница 5

1473 год, 2 мая, река Ока недалеко от Переяславля-Рязанского[12]

– Берёзы подмосковные шумели вдалеке, плыла-качалась лодочка по Яузе-реке… – тихо напевал себе под нос Иоанн, вглядываясь в водную гладь Оки.

– Государь, – также тихо произнёс стоящий рядом капитан, – мы ведь не на Яузе.

– Так про Оку я песен и не знаю, – мягко улыбнулся тот. – А на душе что-то радостно и светло. Гляди, как плывут, гребут, стараются, – указал он на приближающиеся корабли Рязанского княжества.

Капитан посмотрел туда, куда указывал наш герой, но радости от увиденного не испытал. И у него почему-то на душе светло не стало. Он ведь и сам был родом с Рязани, а потому в предстоящем бою ему светило сойтись с земляками…

Иоанн II не стал ждать, когда его враги соберутся и нанесут удар по его владениям. Он решил действовать на опережение, работая по принципу превентивных ударов, и как только Москва-река очистилась ото льда, так сразу и выступил в поход на Рязань без всяких промедлений.

Московский флот был слаб и мал. Василий II Тёмный, дед Иоанна, не уделял ему должного внимания. Не до того было. А отец, Иоанн Васильевич, просто не успел толком им заняться. Рязанцы же имели большие торговые интересы по Оке и средней Волге, оттого флот держали представительный. И выступая союзниками Москвы, немало ей в речных манёврах помогали. Но флот не военный, а торговый. Ибо не было как такового военного флота в те годы ни на Москве, ни на Рязани, поэтому в случае войны шла мобилизация торговых судов.

Так или иначе, но, выступая в поход, Иоанн сумел собрать всего два десятка относительно больших купеческих корабликов. Невооружённых, разумеется.

Хуже того, осмотр показал, что они настолько хлипкие, что даже лёгкие полевые орудия, что использовал наш герой в сражениях, не поставить. Один-два выстрела – и жди беды. Или кусок борта отвалится, или крепления расшатаются, и пойдут большие течи. Впрочем, даже если бы и были эти кораблики крепкими, такого количества нормальных, пусть и лёгких орудий у него попросту не имелось. И судя по тому, что половина из дюжины отлитых годов ранее «саламандр» вышли из строя из-за трещин, так быстро их не восстановишь. А даже если и наделаешь – неясно, как они себя в речном бою покажут. Ведь трещины у них пошли уже после дюжины-другой выстрелов. Так что наш герой пошёл по не совсем очевидному пути.

Мастеров-литейщиков у него пока не имелось нормальных. Те три весёлых парня, что лихо отлили «саламандры», потихоньку экспериментировали, всё давя на то, что слишком тонкие стенки. Но Иоанн-то знал, что хорошая бронза вязкая и не трескается, как яичная скорлупка, поэтому что-то не то было с пропорциями сплава или ещё с чем. Вот и заставлял их работать над собой. Расти, так сказать.

Из своих мастеров хотя бы средней руки у него имелись только кузнецы. Такие, что в каком-нибудь Нюрнберге их даже хорошими подмастерьями бы не назвали. А тут… сойдут.

Конечно, наш герой оговаривал с герцогом Милана высылку ему специалистов кузнечного дела экстра-класса. Но пока тот тянул, отправив своему несостоявшемуся зятю всего десяток подмастерьев. Причём не самых лучших, ибо его советники уверяли – для Москвы сойдут и такие. Тем более что Катерина Сфорца всё ещё даже не помолвлена. А у короля Неаполя таких специалистов не имелось. Во всяком случае, в таком количестве, чтобы поделиться.

Так вот. Взяв тот самый десяток итальянских кузнецов-подмастерьев, он посадил их лепить кованые тюфяки. Раскованные в полосы куски железа скручивались на оправке и проковывались, скрепляясь промеж себя кузнечной сваркой, а потом укреплялись обручами снаружи.

Да, архаика, хотя и вполне употребляемая в те годы. Но Иоанн не собирался использовать их по обычаям тех лет.

Прежде всего он сделал единым калибр таких тюфяков, установив его в два дюйма. Ну и прочие их размеры стандартизировал, принимая работу кузнецов по лекалам. А потом делал пробный выстрел удвоенным зарядом с последующим осмотром и простукиванием, отбирая через то более-менее приличные экземпляры. Но на этом Иоанн не останавливался, поскольку оснащал прошедшие первичный отбор тюфяки крюком у среза стола, деревянным плечевым упором и двумя ручками для переноски – этакими импровизированными «дельфинами».

Получались на выходе у него такие своеобразные затинные пищали с довольно приличным калибром и коротким стволом. Хотелось и длинный сделать, да хотелку свою пришлось обратно убирать, скручивая со всей возможной спешкой. И так брака шло много, а с длинными совсем бы ничего не вышло. Не успел бы. Просто не успел…

Чтобы упростить и ускорить перезарядку, он подготовил для них картузы из льняной ткани, в которые был сразу увязан и пороховой заряд, и приличный пыж, и картечь. А сами картузы разместил по небольшим зарядным ящикам, обитыми изнутри вощёным войлоком, защищающим эти выстрелы от влаги. По десять картузов на ящик, что позволяло его легко переносить одним человеком за верёвочные ручки. Сам же тюфяк транспортировался парой бойцов или одним при острой необходимости.

После чего Иоанн разбил всю свою пехоту на звенья, состоящие из одного аркебузира и двух пикинёров. Первый руководил заряжанием и выстрелом, а остальные помогали. И даже немного потренировал бойцов, дав каждому звену сделать по паре выстрелов, спуская на это несколько ручниц.

И таких «гаковниц» у Иоанна к началу похода оказалось шестьдесят семь штук. Хотел больше, чтобы всех своих аркебузиров задействовать. Но, увы, не получилось. Даже это количество удалось получить с огромным трудом из-за кривых рук мастеров, плохого железа и недостатка нормальных технологий.

Впрочем, никто особых надежд на эти ручницы не возлагал. Старый опыт показывал – шуму от них больше, чем дела. Так что опытные бойцы полагали, что основная часть битвы будет носить характер абордажа. А там шансы Москвы выглядели не так уж и радужно. Да, имелось много чешуйчатых доспехов ламеллярного типа. Но они давали далеко не абсолютную защиту, уступая даже клёпано-пришивной чешуе старых образцов. А бойцов у Рязани больше, так как они ещё по снегу начали вести мобилизацию да подтягивать наёмников…

– Сколько их? – спросил Иоанн, протирая глаза. – Что-то всё расплывается.

– Тьма, – констатировал капитан корабля, видимо, даже не пытаясь никого считать, потому что Рязань вышла весьма значительным числом и кораблей, и лодок. Хотя, наверное, это были всё же ушкуи, а не крупные лодки, издалека да и по сути мало отличимые.

– Откуда они вообще столько людей набрали?

– А чего бы им не набрать? – удивился капитан. – По Москве слухи ходили, что сосланные тобой на Юрьев-Камский бояре новгородские все, как один, выступили. Да и прочие рязанских поддержали.

– Прочие – это кто?

– Да татары с Хаджи-Тархана, кое-кто из бояр малых новгородских, что в вотчинах своих сидели во время твоего взятия. На Руси хватает людей, кому ты не мил. Особенно теперь, когда ты взял в жёны бабу папёжной веры и даже не перекрестил.

– И ты тем недоволен?

– А я что? Моё дело торговое, – пожал плечами капитан, который по совместительству был и владельцем этого корабля, подряженный за фиксированную ставку звонкой монетой ему или его наследникам по окончанию сделки.

– Ой ли?

– А чего мне кривляться? Коли с ними нам татар побить получится, так и что в том дурного? Вон Казань взяли и торг их себе прибрали. То и мне прибыток. Ежели и дальше, как ты сказываешь, по Волге станем двигаться, то и больше радости мне с того. Чего же горевать?

– А как же спасение души?

– Так это ты бабу папёжной веры себе взял, не крестя, да живёшь во блуде. На тебе грех, не на мне. Я-то со своей чин по чину обвенчался, с детства её зная и ведая, какой она веры.

– Не боишься мне такое говорить? – нахмурился Иоанн.

– Коль желаешь, то и помолчу, – резко как-то осел капитан и чуть побледнел даже. Он как-то привык за время похода, что Государь с ним накоротке общается и вроде как за своего признает.

– Не робей, – через силу улыбнулся Иоанн и хлопнул капитана по плечу. – Всё правильно делаешь. Коли я правды знать не будут, то как державой править? По тем сказкам, что мне бояре в уши лить станут? А ну как обманывают ради выгоды своей? Нет. Так дело делать невместно. Так и до беды недалеко. Так что не робей. Ну? Что ещё сказывают?

– Да много чего, – куда осторожнее произнёс капитан, косясь на короля.

– Ладно, клещами тащить не буду. Да и не время сейчас. Пора к бою готовиться. Все ли по местам? – уже намного громче спросил он.

И кораблик этот речной словно ожил. Все ведь прислушивались к этому разговору. И на ус мотали. Оттого и замерли, ловя буквально каждое слово.

Корабли московского флота построились широким фронтом, по старинному обычаю для абордажных схваток. Обычаю, заведённому ещё у викингов, что некогда завоевали земли по Днепру, утвердив державу свою, Русью прозванную. И надвигались корабли московские на своих супротивников. Те, впрочем, не мудрствуя лукаво поступали так же, ибо кровь от крови, семя от семени. Только выдвинули вперёд крупные суда, дабы малыми схватку поддержать. Их задумка была проста и вполне прозрачна. Сойтись лоб в лоб. Сцепиться абордажной схваткой. Да подкрепления подтягивать с подходящих сзади меньших лоханок, чтобы иметь локальное численное превосходство в нужных местах.

Иоанн же посадил на корабли не только весь свой регулярный полк, но и спешенную королевскую дружину, распределив её вместе со спешенными всадниками своими из сотен[13] по кораблям. Ведь эти ребята, упакованные в чешую, имели определенный опыт рубки, превосходя в том и пикинёров, и аркебузиров Иоанна, которые, по сути, были вчерашними крестьянами. Да, откормленными мало-мало и кое-чему обученными. Но потомственные дружинники тупо были крупнее, крепче и опытнее, отчего каждый из них в «собачьей свалке» стоил двух-трёх, а то и пятерых солдатиков.

Ну вот – полсотни метров.

С рязанских кораблей посыпался просто град стрел, вынуждая москвичей поднимать щиты и укрываться за фальшбортом. Стрелы ведь били слабо. Но их было много, оттого обстрел давил на психику неслабо. Да и в ответ мешал стрелять. Хотя, конечно, никто не пытался, ибо Государь не велел тратить стрелы попусту.

Тридцать метров.

Московские корабли всё так же тихо и безответно сближались с рязанскими, подкреплёнными многочисленными союзниками. Ни выстрела. Ни выкрика. Только скрип уключин, по которым елозили вёсла, приводимые в движение гребцами. Да перестук стрел, что продолжали бессильно биться о щиты да борта корабельные.

Двадцать метров.

Обстрел прекратился. Видно, опустели колчаны у стрелков на кораблях. Их недолго и пополнить, да только всем не до того – изготовились уже к абордажу. Вон оружие выхватили да сгрудились ближе к носовым оконечностям.

– Труби, – скомандовал Иоанн. И стоящий рядом служивый, пригнувшийся под щитом, набрав в лёгкие как можно больше воздуха, дунул в рог. Протяжный громкий звук разнёсся по округе.

И расчёты ручниц бросились вперёд.

У них всё уже было готово. Картуз в ствол они уже загнали. Прибили. Шилом оный продырявили и мелкого пороха подсыпали, прикрыв отверстие затравочное крышечкой сдвижной. В руках у аркебузира был подпалённый фитиль, пропитанный селитрой, который он осторожно раздувал время от времени, не давая потухнуть. А оба пикинёра, выделенные ему вторым и третьим номером в расчёт, держали ручницу за те кованые «дельфины». Само собой, прикрывшись щитами, которые удерживали над ними их «коллеги по опасному бизнесу».

Рывок вперёд.

Бойцы с ручницами вынырнули из-под щитов и поставили их на специальную площадку, которые у каждого корабля на носу соорудили. Да не просто так, а цепляя крюком за внешнюю часть борта.

Аркебузир тут же прижался к плечевому упору, наводя своё оружие на цель. Левой рукой откинул крышку с затравочного отверстия. И отворачиваясь, чтобы сноп искр в глаза не попал, приложил туда фитиль.

Бах!

И метров с пятнадцати эта ручница выплюнула пригоршню свинцовой картечи – каждая размером с греческий горох, также называемый нутом.

Бах! Бах! Бах! Посыпались выстрелы с кораблей отовсюду.

И тут же пикинёры, не дожидаясь лишних приказов, подхватили свою ручницу да потащили обратно под защиту бойцов, прикрывающих их щитами. Уже как бы и необязательно, но вдруг начнут вновь стрелы пускать? Им требовалось отойти, прочистить ствол влажным банником (благо, что тот был коротким и особых проблем в том не случалось), потом зарядить своё оружие и приготовиться к выстрелу, заняв своё место в общей очереди.

Бах! Бах! Бах!

Вновь окутались дымами корабли Московского флота уже буквально через пять секунд после первого залпа, осыпая своих супостатов картечью совсем в упор. Те, конечно, вскинули щиты. Но картечь, отправленная «погулять» со столь небольшого расстояния, уродовала их лёгкие ручные щиты нещадно, разбивая в щепки, которые так и полетели в разные стороны после второго залпа.

Третий же залп, произошедший, когда корабли уже почти сошлись, вновь собрал обильную жатву, как и первый. А потом спешенные бойцы королевской дружины и конных сотен полезли на абордаж, используя эффект шока и полной деморализации. Благо, что сходящиеся нос в нос корабли не утыкались друг в друга форштевнями, а заходили в стык, словно зубчики каких-то гребней…

Иоанн же осторожно выглядывал из-за щита, оценивая обстановку.

Первые, самые крупные корабли супостатов удалось очистить буквально влёт, ведь сюда поставили самых крепких и хорошо снаряжённых бойцов. А их – вот те раз! – картечью посекло. И сопротивляться особенно было и некому. Так, какие-то жалкие остатки шокированных до состояния натуральной паники.

Так что, когда вторая волна вражеских кораблей, мало уступавших по размеру московским, подошла и попыталась подключиться к бою, оказалось, что им нужно штурмовать уже свои корабли. Неприятная тема.

Впрочем, и тут долгого боя не получилось.

Расчёты ручниц перезарядились и вновь начали стрелять. С куда менее удобных позиций, работая по принципу – где придётся. Но и так они собирали приличную жатву. Плюс подключились аркебузиры, открывшие огонь из своих фитильных агрегатов. Этим-то ребятам было удобно и сподручно стрелять с куда большего количества позиций. Например, они подходили под самый выступающий вверх носовой форштевень, прикрываясь им от вражеских стрелков из лука. И стреляли, пользуясь преимуществом по высоте, ведь бойцы противника оттуда были как на ладони. А потом, сразу после выстрела, отходили на перезарядку, уступая место своим коллегам. И учитывая дистанцию, точность такого огня получалась чрезвычайная, как и действенность. С тех трёх-десяти, максимум пятнадцати метров пулю аркебузы не держал ни один из употребляемых супротивником доспехов. Даже шлем, если и выдерживал попадание без полного пробоя, то вминался и травмировал череп, в том числе фатально.

Бой продлился недолго.

Новое, непривычное оружие вкупе с неожиданной тактикой сделали своё дело. Так что и пары минут не прошло, как те, кто ещё мог, обратились в бегство. А первые две линии вражеских кораблей оказались полностью очищены. Проще говоря, живых супостатов там не наблюдалось…

Пять минут, и наступила тишина.

Только редкие стоны раненых. Наших раненых, потому что, несмотря на эффективность огня, они всё одно получились. Немного, но всё же. Даже трёх убили. Одного аркебузира застрелили прямо на глазах Государя – стрела пробила ему горло, и он с перекошенным от ужаса лицом рухнул в реку.

Иоанн закрыл глаза.

Пахло пороховой гарью, парным мясом и прочими сопутствующими ароматами. Противник, молча наваливаясь на вёсла, грёб, стараясь как можно скорее разорвать дистанцию и уйти. Уключины скрипели, но их уже было почти не слышно.

На кораблях же московских и захваченных, бойцы просто сели где пришлось и переводили дух. Им не верилось, что удалось победить. Да так быстро и просто…

Пикинёры и аркебузиры верили в своего короля. Вот прямо с той битвы, когда он спешился и стал с ними против новгородской конницы. А всадники конных сотен и бойцы королевской дружины… они… Будучи представителями дружинной культуры, скорее воспринимали Иоанна как фартового вождя. Сотенные в меньшей степени, так как уже ближе были по мышлению к регулярным солдатам, хотя и не забывали, кто они и откуда, а представители королевской дружины – в полной мере. Но главное, что всё одно, несмотря на весьма позитивные оценки Иоанна перед боем, никто из них не верил в то, что получится победить так просто и быстро. И так бескровно.

И в этой тишине, которую даже немногочисленные раненые старались не сильно нарушать, все обратили внимание на то, как Иоанн встал на носу корабля, закрыл глаза, сложил ладони с зажатым в них крестом перед собой и что-то начал шептать, вроде как молясь. Да так тихо, что никто и слов разобрать не мог. Только видели ближние, что губы едва шевелятся. А рядом, на форштевне, сидел один из двух его ручных воронов и невозмутимо чистил перья. Второй же бесшумно парил в вышине над полем боя…[14]