Читать книгу 13 сектор. Следствие против знатоков - Михаил Левандовский - Страница 4

Голова раскалывалась, в глаза бил луч света, кто-то прохаживался по щекам, потом по носу, лбу…

С трудом разлепил глаза. На потолке отражал время проекционный будильник: десять сорок четыре. Да я же на работу опоздал! Фокстерьер Даррелл показал клыки и прыгнул мне на грудь, потом еще раз, и еще, и еще… Весело ему. Пока я был в Дании, пес развлекал родителей, живущих этажом выше. А сегодня отцу нужно было к врачу, он выгулял собаку с утра и забросил ко мне. Очевидно, решил, что я вчера загулял и опоздаю на работу. Честно сказать, иногда я позволял себе опоздания, все-таки директор.

Даррелл понял, что я проснулся, спрыгнул с кровати и через тридцать секунд появился на ней с мячиком в зубах, который уронил мне на грудь. «Ну что, хозяин, пора приносить пользу обществу, – читалось в его глазах. – Играй».

Фокстерьеры – создания радостные и упорные. Мой считает, что человек выведен природой специально, чтобы бросать ему мяч.

Он чем-то похож на меня, а чем-то на своего тезку-писателя – гуляка, обжора, почти алкоголик (у собак страсть к вину заменяет любовь к чесноку, который для них крайне вреден и бьет им по печени). Единственное, чего нет во мне и что есть в Даррелле, – это спокойное упорство английского джентльмена. Даррелл думает так: если нечто должно случиться, то случится, и, значит, будь что будет.

Однажды на моих глазах он пытался съесть бульмастифа, превосходящего его в объеме от двадцати семи до шестидесяти четырех раз, насколько позволили понять предварительные вычисления, которые я сделал, стараясь отодрать свою собаку от чужой. Бульмастиф думал ровно о том же, только медленно, и наличие фокстерьера на своей ляжке воспринял как мелкий каприз природы. Приди ему в голову мысль, что это собака, которая, более того, пытается подраться, боюсь, что дни Даррелла были бы сочтены. Меня же бульмастиф посчитал достойным соперником. Но обошлось. Потом долго перевязывали, конечно. А на морде Даррелла не появилось ни капли сомнения. Надо значит надо. Долг велел грызть.

Я вспомнил рассказы заводчицы о том, что папа Даррелла живет в Англии и происходит из семьи английского графа. Думаю, с таким же упорством младшие сыновья завоевывали Индию[7]. Надо значит надо.

Одиннадцать сорок. Пора идти… Стоп! Нет никакой работы. Но это же не доказано. Лучше побыстрей собраться. Я спустил ноги с кровати и отправился в душ.

Душ несколько привел меня в чувство. Смутные мысли появились за завтраком. Кем я буду работать? Что со мной происходит? Что напишет компания в моей трудовой? Неужели все-таки увольнение по утрате доверия? Но я ведь не генеральный директор и не его заместитель, написать такое не могут по закону. Хотя, похоже, закон их не очень интересует. Рецидивы былых времен у нас еще случаются: один мой знакомый вот уже третий год судится с одной не очень прозрачной компанией из-за записи в трудовой: «Уволен за нетрадиционную ориентацию в бизнесе».

Нужно искать работу. Три оклада сейчас не помешали бы. Кстати, бонус, отпускные. Сумма серьезная. Надо погасить из нее кредит, который я взял на постройку дома.

Пора ехать в офис – понять наконец, где меня все-таки подставили.

«Как ты? – обратился я к себе. – За руль сесть можешь? Ты не пьющий почти, два бокала коньяка вчера для тебя – как две бутылки для кого-то другого. Посмотри на свои глаза. Ну что же, вытираемся, бреемся, костюм можно не надевать. И вперед на работу».

Я заметил подозрительную активность, когда проходил через стеклянные двери офиса. Присмотрелся и понял, что двери моего кабинета открыты настежь, грузчики выносят опечатанные коробки. Мне нужно туда, там же вещи, бумажник. Подбежал к проходной.

– Добрый день, Александр Михайлович, – поздоровался со мной охранник. – Извините, пустить вас не могу.

– Я уже слышал. Зовите Владимира Николаевича.

– Не имею права.

– У меня в кабинете остались вещи, бумажник. Вы понимаете, что если я подам сейчас заявление в милицию о том, что вы ограничиваете мне доступ к моим вещам, то будет плохо всем? Вызывайте Стукалина.

– Хорошо, только подождите за углом.

– Не буду ждать за углом. Здесь и сейчас. Тогда Владимир Николаевич быстрее выйдет.

– Попробую что-то для вас сделать.

Дежурный поднял трубку и попросил соединения.

– Он спустится через десять минут. Подождите.

Я сел на стул для посетителей. Было видно, что охранник хочет согнать меня, но не решается. Кто его знает, чем это обернется. Господин Стукалин спустился вниз через тридцать минут.

– Пойдем отсюда, поговорим.

– Знаете, Владимир Николаевич, я с вами лучше здесь поговорю.

– Пошли поговорим за углом. Тут пивняк есть, попьем кофе.

Я кивнул.

Когда мы увидели официантку в соседней «Кружке» и заказали два кофе, Стукалин доверительно обратился ко мне:

– Саша, я никогда под тебя не копал, так получилось.

– Вы не спали, а в опале, уступали, утопали, не копали…

– Кончай иронизировать, мне приказали. Кто – сам догадываешься.

– Владимир Николаевич, не будем обсуждать личности. Задача простая – вы подставили меня и себя. Давайте искать выход.

Я отпил кофе. М-да, кофе в «Кружке» отвратительный, как, впрочем, и игра слов. Пиво у них я даже и пробовать не рискнул бы.

– Ты же понимаешь, Саша, есть показания, что ты готовил мошенничество.

– Вперед, давайте доводите до суда, какой скандал будет.

– Саш, я представляю, какой будет скандал, и не хочу. Давай по-хорошему. Я договорюсь с боссами, что тебе напишут по собственному, а ты тихо от нас отстанешь. На вот тебе, кстати…

На стол, в маленькую лужицу пива, оставленную кем-то из предыдущих посетителей, шлепнулся мой бумажник. Отмывай теперь кожу. Ни на секунду не поверю в то, что мой визави просто промахнулся.

– Украдут еще на складе, а у тебя будет лишний повод судиться. Видишь, я с тобой по-доброму.

– Во-первых, я не люблю проигрывать. Во-вторых, стоимость показаний равна нулю.

– Так, что значит «нулю»? Человек у тебя работал, и я вообще молчу, что с тобой спал.

– Все-то вы знаете. Что правда, то правда.

Хотя Владимир Николаевич иногда пропускал откаты и подозрительные сделки, вопрос, кто с кем состоит в каких отношениях, был ему очень хорошо известен. Мало того, представлял крайний интерес.

– Откуда обвинения? Поехали проверять. Вы же понимаете, что написать могли все.

– Саш, я на работе, в отличие от тебя.

– Я тоже на работе. При таком раскладе любой суд меня восстановит.

– Ну-ну.

– Не хотите – я поеду сам, только учтите: не обещаю щадить интересы компании.

– Хорошо. Посиди тут пока. – Стукалин поморщился. – Скверный кофе. Сейчас машину подгоню. На моей поедем. Или сам отвезешь?

– Нет, спасибо, после вчерашней ночи я чувствую себя не очень. Боюсь, в моем дыхании остались какие-нибудь подозрительные признаки.

В этот раз Владимир Николаевич ждать не заставил, понял, что нагонять на меня неспокойное настроение – себе дороже. Уже минут через пятнадцать возле «Кружки» остановился скромный Nissan Almera с логотипом компании на борту.

– Залезай, – недовольно проворчал Стукалин.

Надо сказать, что служебные машины в нашей компании отменили. Их оставили только страховым комиссарам и службе аварийной помощи, но один из автомобилей по-прежнему принадлежал службе безопасности.

Я спокойно сел на переднее сиденье и попросил сигарету. Курить в машинах компании категорически запрещалось, да и сам я бросил лет десять назад, однако то, что Владимир Николаевич курит всюду, включая собственный кабинет, знали все, причем подражать себе он не позволял.

– Ну что, в Барвиху?

– Будем развлекаться.

Так началось наше путешествие в ВИП-офис компании к прекрасной девушке Даше Морозовой.

Думаю, стоит рассказать, как появилось это удивительное место. В один из прекрасных дней апреля наш главный олигарх, хозяин банка, страховой, заводов, газет, пароходов, а также коньячных плантаций, решил, что ему очень неудобно перед пацанами, которые ездят по Рублево-Успенскому шоссе и не могут застраховаться именно у него.

– Как же так?! – воскликнул он. – Мы пятая по размеру страховая группа в России, и нас нет в местах массового скопления клиентов.

По поводу количества желающих застраховаться на Рублево-Успенском шоссе я сильно удивился. Как правило, уважаемые люди присылали доверенных лиц в ВИП-отделения в центре Москвы. С этой точки зрения Barvikha luxury village казалась малоперспективным местом. Но так решил босс. В сторону Рублевки я проехался с удовольствием – лето уже чувствовалось. Симпатичные девушки скучали на фоне Bugatti и Mazerati. Колоритный мясник с Дорогомиловского рынка продавал австралийско-аргентинское мясо по таким ценам, будто оно было отрезано от финалистов чемпионата мира по футболу.

Комплекс был пуст. Как мне сказали, он заполняется только во время концертов в элитном зале, и то благодаря московским гостям.

Я попил чай в Barvikha Hotel&Spa, полюбовался дизайнерскими каминами с прозрачными стеклами, съездил на реку. Потом отправился в Уборы, где над дорогими особняками высилась красная церковь с белой лепной отделкой (восьмерик на четверике, раннее нарышкинское барокко, подлинный Яков Бухвостов[8]!) и отбыл в корпоративный центр, где написал предельно честную служебку о том, что офис бесперспективен. Через некоторое время она вернулась ко мне с лаконичной резолюцией: «Первое предупреждение о несоответствии занимаемой должности». Намек понял.

Офис в Барвихе открыли помпезно, с приглашением ансамбля старинной музыки. Я лично таскал стол из красного дерева и шикарное кресло, которые изъял из кабинета вице-президента по финансам. Он и прежде находился со мной в сложных отношениях, а после этой наглости разлюбил меня окончательно. В офис я откомандировал самую профессиональную из своих сотрудниц.

Я поднимал бокалы со всеми потенциальными ВИП-клиентами банка и даже флиртовал с управляющей отеля. Через неделю приехал собственник, наш олигарх. Если бы какая-нибудь служебная бумага попалась ему в тот достопамятный день в руки, я точно получил бы вторую резолюцию о несоответствии занимаемой должности. Но все ограничилось пятнадцатиминутным концертом по телефону.

Первые десять минут на меня сыпались слова, которые даже мне, выпускнику одного из лучших технических вузов, были неизвестны. Короткий месяц, в течение которого из московского интеллигента пытались сделать лейтенанта запаса в военном училище, не успел обогатить мой словарь столь острыми выражениями. Признаю, Плуцер-Сарно[9] нервно курилпо сравнению с олигархом. Это тебе не «свинская собака»[10].

Помнится, я едва сдерживал собственное негодование. В конце концов, таскать стол из красного дерева – это вам не фунт изюма.

А шеф орал:

– Ты кого туда посадил? Я тебя спрашиваю! Кто будет с клиентами работать?

– Вообще-то Светлана Дмитриевна – лучший сотрудник офиса. Выполняет план на сто двадцать процентов. Лучше, чем она, в наших программах никто не разбирается, не знает скрытых способов добиться для клиентов максимальной скидки, не защищает их права, если что случится. Идеал, а не персональный менеджер, – ответил я.

– Ты на нее посмотри. Сколько ей лет?

– Пятьдесят семь, насколько я знаю. Опытный сотрудник.

– Ты себе представляешь, наши люди приедут, посмотрят на эту тетку советскую и спросят: «У тебя банк или сберкасса брежневская?» Чтобы немедленно!.. Чтобы нормально!.. А то в два счета…

– Окей.

Что делать? Решение пришло мгновенно и было неординарным.

Я позвонил Мише Кабанову, управляющему клубом «Распутье»:

– Миша, у тебя никто из сотрудниц на пенсию не собирается?

Мы похихикали. Пенсия для стриптизерш наступала лет в тридцать, хотя некоторые дорабатывали и до сорока, пользуясь при этом бешеной популярностью.

– А что случилось? Парочка собирается.

– Ты знаешь тех, кто не при олигархе и кому работа нужна?

– Есть те, кто поднакопил денег и хочет на обычную работу.

– Если так, то есть место в офисе на Рублевке. Они же у тебя любят квартиры на «Молодежной» покупать.

Действительно, в районе метро «Молодежная» было несколько домов, где однушки и двушки часто покупались симпатичными девушками с характерным взглядом «подсчитано – взвешено – разделено». Красотки любили Кунцево. Оттуда близко и до Кутузовского, и до Рублевки.

– Если кто-то собирается, пришли.

– Я посмотрю. Твой телефон давать можно?

– Можно.

Через два дня в мой кабинет вошла Дашенька Морозова. В клубе я видел ее несколько раз, у нее был ухоженный вид, на моих приятелей-олигархов она реагировала четко и уверено. Было ясно: знакомиться нам особого смысла не имеет.

– Михаил прислал, Александр Михайлович.

– Здравствуйте, Дашенька!

Она была необычайно хороша. Мало того, если бы Мишка не предупредил, что ей двадцать восемь, я бы никогда не поверил. Ну, двадцать два максимум. Стройная, высокая, трепетно-тонкая, из-за чего казалась сильно моложе. В очках-проволочках, которые придавали ей вид усердной студентки, в офисном костюме – Даша была то, что нужно.

– Даша, пойдете работать? Зарплата небольшая, но работы будет немного. Вам же доучиваться надо.

Я узнал, что она все еще учится – на четвертом курсе какого-то вечернего института, вернее, два года на третьем. Девушка была умницей, а сложности с учебой объяснялись занятостью и ночным графиком.

– Что же, Дашенька, работайте.

Не прошло и двух недель, как мне передали, в этот раз без личного звонка, что я наконец взялся за ум и посадил нормальную сотрудницу. Еще через пару недель Даша стала моей кратковременной любовницей. Хотя встречались мы с ней нечасто, а дней десять назад разошлись окончательно, я прекрасно понимал ее привычки, поэтому первую просьбу одолжить на фитнес воспринял очень спокойно. Но когда у меня попросили на фитнес в третий раз, причем явно элитного класса и находящийся где-то в Швейцарии, я честно сказал:

– Дашенька, прости, но я простой красный директор.

– Неужели у тебя нет дополнительных доходов? Ты не первый директор, которого я вижу. Те не жмотничали. У тебя же есть деньги.

– Откуда?

– Ну ты и дурак, – сказала Даша. – Но сейчас все-таки заплати. Видишь, как они удобно сделали? Им по интернету можно заплатить, карточкой.

Я счел, что отказывать в прощальном подарке недостойно джентльмена. После чего мы легко расстались, и видеть ее чаще, чем три раза в месяц на общих собраниях, я не планировал. Тем более, между нашим офисом и Барвихой приличное расстояние.

Сама Барвиха тоже вызывала двойственное впечатление. Там жила часть моих приятелей – новых русских и тех, кто наследовал дачи с советских времен. По семейному преданию, там же находилась государственная дача моего дедушки, но он ее отдал, когда решил вступить в дачный кооператив. Досталась бы она сейчас нам, и можно было бы совсем не думать о том, что меня уволили.

* * *

Владимир Николаевич тем временем смотрел по сторонам.

– Молод ты, Саша, молод. Не знаешь, а вот здесь, в Ильинском, был «Овражек чудес», а там такие скульптуры…

– Что значит «молод»? Бывал я в «Овражке чудес».

В советские времена с импортными продуктами в магазинах было не то чтобы очень. Точнее, совсем никак. Но к Олимпиаде в столицу стали завозить финский сыр «Виола». Финляндия среди капиталистических стран занимала особое место, и продукты оттуда зачастую попадали в московские магазины, а иногда из-за непостижимости советской торговли – и в сельпо, где превращались в камень, потому что дорого стоили. Кто-то из обитателей привилегированной Рублевки, точно обладатель безупречного вкуса и свободного времени, догадался превратить лощинку под Ильинским в парк – детскую мечту. Со всего леса собрал причудливой формы коряги, взял баночки из-под «Виолы», фломастером нарисовал глаза. Честно скажу, получилось несколько дико, но для не избалованных дешевой психоделикой советских детей это стало реальным волшебством.

– Где он теперь, тот «Овражек»? Не знаю. Часто ищу следы и не нахожу.

– А вы тут часто бываете?

– Живу здесь.

Я посмотрел на Владимира Николаевича. Зарплата директора по безопасности, как мне представлялось, Рублевки не предполагала. Похоже, Стукалин легко считал удивление, мелькнувшее в моем взгляде, – свою должность он явно занимает по праву – и сказал:

– Ты в мою шкурку не влезай, расследования не веди. Не моя дача, от бати осталась.

– О, вы старожил местный?

– Еще бы! У меня такой батя был, таких зубров охранял…

– То есть у вас потомственное?

– Почти. Батя мой, гад такой, мне компрометирующие обстоятельства оставил. Меня только в милицию взяли, слава богу, приятели были.

– Понятно. Компрометирующие обстоятельства в брежневскую эпоху – значит, отсидка.

– Отсидка, – кивнул Стукалин. – Говорю же, врагов народа сторожил.

«И приятели есть, – анализировал я, – значит МГБ. Да, вполне возможно, и моего деда охранял».

Я понял, что после этого пропасть между мной и Владимиром Николаевичем увеличилась. Дед мой, к счастью, сидел недолго. Нарушил трамвайное правило «Не высовываться» и в пятьдесят втором году принял предложение стать членом коллегии одного из министерств. Пробыл, наверное, полгода. И, естественно, сел. Впрочем, выпустили его в пятьдесят третьем, не успев даже вынести обвинительное заключение, а, тем более, приговор. Следующие полтора года он трудился рабочим, ходил на стройку в тех же штанах с лампасами, в которых был арестован. Строил, кстати, первый телевизионный центр на Шаболовке. Затем его бывший командующий стал министром, и фронтовая дружба вдруг дала деду пост вполне приличный, достаточный, чтобы пожить на маленькой дачке под Барвихой, а в шестидесятые, с пробуждением в обществе собственнических инстинктов, получить честные шесть соток в окружении песка и сосен совсем в другом месте.

Машина свернула направо, и мы оказались на просторном дворе Barvikha luxury village. Двор был, как всегда, пуст. Две или три серые машины охранников олигархов, отдельная площадка за стеклом, «Бугатти», «Мазерати» и, пожалуй, все.

– Пойдем, – уверенно сказал Стукалин.

Мы поднялись на второй этаж комплекса и вошли в дверь офиса с логотипом нашей компании. Увидев нас, Дашенька отложила книгу «Финансовое право». Впрочем, я знал, что это только обложка, антибук, а внутри всегда был любовный роман. Она девушка умнейшая и мудрейшая, но финансы и экономика – вообще не ее тема. Как это часто бывает, родители засунули в вуз, и, помучившись годик-другой, девушка убегает в Москву.

– Здравствуйте, Александр Михайлович, Владимир Николаевич!

Психолог из нее вышел бы замечательный. Дашенька делала вид, что между нами ничего не было и что она ничего не знает о моей скандальной отставке и липовом заявлении об изнасиловании, жертвой которого она фигурировала.

– Что вас сюда привело? Продажи проверять? Так у нас их нет, за последний месяц оформили ОСАГО только охраннику нашего комплекса. Я же вам уже докладывала.

– Да, спасибо, знаю. Вопрос в другом. Ты у Александра Михайловича машину страховала? – спросил Стукалин.

– Конечно. Неделю-другую назад. Вот запись в реестре. Сейчас найду.

– Простите, Даша, какую вы машину страховали? – удивленно переспросил я.

– И осматривала, и страховала. Подождите секунду, сейчас фотографии покажу. Ой, опять компьютер барахлит! Удлинитель плохо в розетку втыкается…

Начав разыгрывать известную мне разводку с удлинителем, Даша перегнулась через кресло и потянулась к вилке сетевого фильтра. Разрез на ее строгой юбке открылся, и нашим со Стукалиным взорам предстали ее длинные стройные ножки – до плоской резинки явно очень дорогих чулок, имитирующих тот нежный загар, который можно получить только на тех дальних курортах, где оценка пять звезд – оскорбление, а слова «все включено» – отсутствуют в словаре, – похоже, это чулки немецкой фирмы Kunert. Пару раз в жизни я с ними сталкивался, покупал своим девушкам. Простая офисная сотрудница – и такие деньги. Мелькнувший краешек белья говорил о том, что оно как минимум из «Дикой орхидеи».

Владимир Николаевич побагровел.

– Я у тебя, Даша, наверное, лично все спрошу.

– Нет уж, при мне, – встрял я.

– Александр Михайлович, если хочешь еще что-то добавить, можешь фотографии посмотреть. А потом иди отсюда, я сам задам все вопросы.

– А возвращаться я как буду?

– А как хочешь. Я тебя отсюда увозить не обязан.

Так, Стукалин понял, что обнаружил в компании девушку, которую он пропустил. Дашенька улыбнулась. Видимо, внимание директоров ей льстило. Впрочем, я знал, что она себя не забудет.

– Вот фотографии.

На экране появился десяток фотографий машины, как две капли воды похожей на мою.

– А где номера? – развел руками я.

– А не получились у меня номера, Александр Михайлович.

– Даша, вы хотите, чтобы я в это поверил?

– А это не ваша забота, верить или нет. Вот фото.

– Саш, смотри и уматывай, – зло просипел Стукалин.

Продолжить личный допрос ему явно не терпелось. Да, машина сильно походила на мою, но я прекрасно помнил, что никогда не посещал офис в Барвихе на новом автомобиле.

– А это что за наклейка? – показал я. – В правом верхнем углу задней двери. У меня такой не было.

– Это ваша. Чемпион мира. Вы же со мной еще пошутили и сказали: что-то из ваших трофеев.

– Ну да, я дважды чемпион по интеллектуальным играм. Но мы таких наклеек не выпускаем.

– Ну что, убедился, Саша? – раздраженно спросил Стукалин.

– Владимир Николаевич, – ответил я спокойно, – мы на «ты» не переходили.

– Тебе мало? Уходи отсюда, а документы мы тебе пришлем. Или, если хочешь, вынесем через пару дней. А я кое-что еще у Даши поспрашиваю.

Ясно, что тут ничего больше не добиться.

Я вышел и отправился в ресторан Barvikha Hotel&Spa. Несмотря на то что я люблю камины с каменной отделкой в старом английском стиле, живой огонь был бы сейчас уместен, пусть даже за стеклом.

Да, денег у меня, похоже, нет, роскошествовать нельзя. Но чай с ягодами заказать можно. Конечно, тридцать долларов за чай – это издевательство, но сейчас необходимо успокоиться и подумать.

Метрдотель Наташа, с которой мы прекрасно пообщались на празднике, посвященном открытию центра, заметила меня и помахала рукой. Профессиональная память. Виделись два раза в жизни, последний раз – три месяца назад, а назвала меня Александром (слава богу, я разрешил не называть себя по имени-отчеству) и моментально вспомнила, какой чай люблю.

Я сидел и думал, как выбраться из этой ситуации. Если Даша показывает, что я страховался у нее, значит, врет и будет врать до конца. Можно, конечно, попробовать за ней проследить, ведь все не просто так, и не Владимир Николаевич дал ей это задание, хотя все может быть. Но сначала надо понять: сама она – или…

Стоп, а ведь способ это проверить есть. Тут есть камеры. Да и где их теперь нет? Служба безопасности, за исключением нашей, это же мой друг Роберт. Самое время поговорить с ним.

Попросил у Наташи счет. Наличных в кармане было мало. Бумажник мне вернули, и я честно положил карточку. Через пару минут метрдотель принесла переносной терминал, я ввел ПИН – отказ.

– Странно. Связь у нас неплохая, – заметила Наташа, – давайте еще раз.

Ввод – отказ. А денег на карточке должно было быть достаточно.

– Александр Михайлович, может, в следующий раз занесете?

– Что вы, Наташа.

Я понимал, что предложение хоть и вежливое, но совершенно не от чистого сердца, ведь постоянным клиентом я не был. Вот вторая карточка, кобрендинговая. К счастью, она сработала, и мне накинулась еще пара аэрофлотовских миль.

Так, теперь надо разбираться, что случилось с моей основной картой. Я вытащил мобильный, чтобы позвонить в контакт-центр банка, и услышал: «Номер временно заблокирован. Осуществление вызова невозможно».

Похоже, что и на карте не просто технический сбой, а блокировка. Обложила меня родная компания по полной программе. Значит, позвонить моему лучшему другу Роберту нельзя. А личный мобильник лежит дома, на нем стояла переадресация на служебный. Ладно, вечером разберусь.

И я поехал к Роберту. Электричка из Барвихи приходила на Белорусский вокзал. Приписана она была к прекрасному пункту Ромашково. Был я когда-то на этой платформе.

Детский мультик «Паровозик из Ромашкова», кстати – про пригородный поезд, который ходит по ветке вдоль Рублево-Успенского шоссе.

Вспомнилась песня Галича:

Некоторые из них были людьми довольно скромными и катались отнюдь не на «Чайках», а на электричках. Я усмехнулся, нынешних вождей не то что в электричке – в «Чайке» не увидишь, только кортежи.

Сейчас со мной ехали интеллигентного вида тетеньки лет пятидесяти, многие в платках, читали кто Ивлина Во, кто Грэма Грина. Донцовой не наблюдалось. Это был золотой фонд рублевской прислуги. Бывшие инженеры и кандидаты наук, ставшие судомойками и мойщицами окон. Рублевская газетка, помнится, предупреждала: «Никогда не фамильярничайте с прислугой, она может решить, что вы с ней на равных». Как ни смешно, но я – кандидат наук в прошлом и нынешнем – чувствовал себя в этой электричке гораздо лучше, чем во всех роскошных кабинетах, вместе взятых. Да и состав, совершающий по этой малозагруженной ветке всего несколько рейсов в день, был как будто из прошлого – с пузатой кабиной машиниста и потертыми до благородного блеска деревянными лавками. Я плавно приближался к Москве. Пейзажи детства вначале сменились унылой урбанистикой замызганных многоэтажек начала 70-х, а потом – сияющими отраженным осенним солнцем стеклами бизнес-центров.