Читать книгу Я человек - Михаил Лисовец - Страница 7

Мне не надо на работу сегодня. У меня выходной. И это прекрасно.

Вчера я проработал 6 часов с утра до полудня, и мне не засчитали мою работу в прибывшем отчете. Я написал в поддержку, разбираюсь, вообщем, это не пассат сходить, нужно подождать, пока они увидят мое сообщение, вникнут, подумают, придумают и ответят. После того, как я отработал, придя домой, я начал есть, конечно же, посмотрел фильм, и, вдруг, начал записывать песню.

Что-то нахлынуло на меня, еще и после просмотра фильма. Я хотел созвониться с другом, но внезапно сорвался и стал записываться, перед чем, конечно, настроившись на запись энергетикой, прослушав несколько моих любимых песен.

Записал, потом работал над песней до второго часа ночи, сделав в процессе 3 или 4 перекура, потом лег спать. Встал в 9 часов утра и продолжил работу над песней. Доделал ее до удовлетворительного мне на тот момент состояния и начал звонить всем своим. Друзьям, близким, семье. Растянулось это до вечера, а вечером я готовил пюре и котлеты со своими соседями в лице девочки Насти и ее молодого человека Паши.

Настя бухала, почти каждый день. Ей 27 или 28 лет, разведена. Когда я чистил картошку, она сидя в кровати, предложила мне выпить вместе с ней пивка, протягивая мне жестяную банку пива своей правой рукой. Я, не сказав ни слова, вдруг, после этих слов, резко встаю, громко неспециальной ставлю кастрюлю с не дочищенной картошкой на ее стол и ухожу, молча, покинув ее комнату, в которую я пришел, потому что там перестал играть Сплин, и по ее (Насти, соседки) велению начал играть русский рэп с содержанием в виде описания наркотиков. Я возвращаюсь в свою комнату, разогреваю себе еду и смотрю новый ролик Артемия Лебедева про Италию, в которой он побывал, в котором он рассказывает про свое путешествие. Проходит некоторое время, ко мне стучится Паша, говорит еда скоро будет готова, я говорю нет, спасибо, я уже поел, Паша говорит да перестань ты, заходи через 5 минут. Тут же в коридоре появляется Настя и говорит пьяным голосом с агрессивным тоном:

– Иди в комнату и накладывай себе котлеты!

Я, переводя взгляд на Пашу, говорю, что хорошо, я зайду. Я захожу, вижу что пюре не готово, возвращается из кухни и заходит в комнату Паша с только что приготовленными котлетами, который говорит сидящей под одеялом Насте взбить миксером картошку, чтобы получилось пюре. Настя говорит мне садись на кровать, я сажусь и начинаю внимательно смотреть со слабой приятной взгляду улыбкой на Настю, не отрываясь. Она, наконец-то, приподнимается, берет миксер, начинает кое как взбивать. Я же в этот момент становлюсь рядом с ней и внимательно наблюдаю за тем как она взбивает, параллельно усыпая ее реакциями в виде одобрительных эмоций.

Пюре готово! Я хлопаю в ладошки, Настенька смеется. Мы с Пашей накрываем на стол, накладываем поесть в тарелки: сначала пюре Паша кладет мне в тарелку, потом Насте, потом себе, я беру котлеты и собираюсь положить сначала Паше, но он почему то меня прерывает и говорит мне положить сначала себе, я кладу себе, потом Насте, потом Паше. Осталось две котлеты, я собираюсь их положить, но Паша говорит оставь, потом если надо будет, возьмем еще или возьмешь еще, не помню точно, к сожалению. Мы зовем Настю к столу, который находится от нее в метре. Я опишу быстренько комнату Настеньки. Очень светлая, уютная, чистая, но тесная и с тараканами, комната с прекраснейшим балконом с разложенной кроватью посередине, которая упирается в стол, который упирается в стенку, которая на против другой стенки, в которую упирается кровать. Дак вот. Мы с Пашей зовем Настенька к столу, она отказывается, говорит, что будет есть там, где она сидит, ей так удобней. Мы же, сделав еще пару тщетных попыток приглашений Анастасии к столу, садимся на краешек ее разложенной кровати и начинаем есть. Я желаю всем приятного аппетита. Мы едим. Паша спрашивает меня, как по вкусу котлеты, только честно, я отвечаю, что по моим ощущениям как будто не прожарились, или я просто давно не ел котлет домашних, или они прожарились настолько нежно, что просто тают во рту, и от этого я их почти не ощущаю, и мне кажется, что они не прожарились. Паша говорит, не знаю, по мне дак пойдет. Мы смеемся, обмениваясь взглядами, Настенька ест. Но, вдруг, она прерывается и просит меня передать ей баночку пива, до которой ей сложно дотянуться, потому что она на столе, а до стола нужно, встав, сделать один шаг, а может и того меньше. Я дожевываю котлету, проглатываю ее, резко встаю, иду к выходу в метре от меня за холодильником. Настя удивительно смотрит на меня и говорит:

– Куда ты пошел, сядь, садись и ешь и передай мне, пожалуйста, пиво!

Я отвечаю, глядя ей прямо в глаза, выйдя молча из комнаты, из коридора в точно таком же тоне и агрессией, с которой она говорила мне зайти к ней и есть котлеты, когда они почти приготовились:

– СЛЫШЬ!

И ухожу прочь. В свою комнату, доедаю пюре, иду в кухню, мою тарелку, возвращаюсь в комнату. Заходит Настя, спрашивает, можно ли зайти, я отвечаю с приподнятых и легким игривым тоном, да, конечно, заходи, улыбнувшись ненадолго. Говорю есть один стул, другой, диван, садись, где тебе удобно. Она садится на диван, говорит вежливо и аккуратно:

– Что случилось, почему ты так ответил и ушел?

Я спрашиваю, хочет ли она знать, почему у меня была такая реакция на ее просьбу, она отвечает да. Я очень спокойно и игриво, словно рассказываю решение какой то теоремы, которые так любил в школе, говорю:

– Если ты вспомнишь, когда я чистил картошку, ты предложила мне выпить, а я после этого резко встал, поставил кастрюлю на стол и ушел. Я сделал это потому, что мне стало не приятно находится в твоей комнате после того, как я несколько раз говорил тебе, что не надо мне предлагать выпить, потому что я не люблю пить. Но ты все равно предложила. И сейчас, когда я снова пришел к вам в гости по просьбе Паши присоединиться к столу, когда мы сели есть, приготовив с удовольствием еду, ты, не желая присоединяться к столу, просишь меня передать тебе банку пива, которое мне омерзительно. Конечно я отвечаю тебе словом «СЛЫШЬ» ровно в том же тоне, в каком ты сказала мне идти в комнату и есть котлеты.

Настенька меняется в лице, к ней приходит понимание, затем ненадолго осознание. Она говорит мне скрутить ей самокрутку, я не отказываю ей. Она просит меня зачитать ей свой рэп, я ей отказываю. Она говорит мне сесть рядом с ней, потом просит сесть к ней. Я говорю нет, я не буду садится к тебе. Она просит меня включить приятную музыку, я не отказываю ей, ставя на проигрыш плейлист с саундклауда, и спрашиваю у нее, знает ли она что такое манипуляция и манипулирование. Услышав в ответ молчание, я продолжаю говорить:

– Манипулирование, это такой же грех, как и воровство, если не хуже. Потому что когда ты воруешь, ты крадешь что-то материальное. И если ты что-то своровал, то ты и чего то лишишься, потом, со временем, это круговорот. Когда ты манипулируешь, ты крадешь у человека не только время, но и свободу, и еще, наверное, какие то вещи. Поэтому это очень серьезно. К сожалению, этим любят заниматься женщины. И те из них, которые делают это во благо себя, во благо своего эго, чтобы самоутвердиться, получить удовольствие, доступное только себе, ни с кем неделимое, то есть которым нельзя с кем то поделиться, они несчастливы и несчастны и останутся несчастными до конца своих дней, и я буду только рад, чтобы так и случилось. Но те из них, которые делают это не во благо себя, а… да… да во, да во благо кого-либо, блеать, но только не себя, будут счастливы. Я не то, чтобы типа разбирался в этом, нет, я мало чего знаю об этом, мне вообще много еще чего изучать за свою маленькую жизнь. Но что-то я все таки повидал.

Она начинает мне рассказывать о том, как давно пьет. Я говорю, что, возможно, я не в курсе о том количестве дерьма, которое ей пришлось пережить, в связи с чем она не может перестать пить так долго, и не представляю то количество стресса, которое приходиться ощущать. Я говорю, что мне, тем не менее, знакомы некоторые чувства апатии, отчаяния, досады, разочарования, ненависти, обиды и других, но этане повод, чтобы пить без остановки. Да, бесспорно, мне тоже иногда хочется выпить, к сожалению. Но это не значит, что нужно пить без остановки.

– По твоим словам, ты пьешь достаточно давно, по твоим словам ты пьешь настолько давно, что успела, блеать, уже разъебать себе ногу. По твоим словам. – Говорю я негромким голосом с сердито-серьезным и грозным тоном, приблизившись к ней головой на расстояние в примерно тридцать сантиметров и глядя прямо ей в глаза, которые смотрели вниз,

Или на меня сначала а потом вниз, или, да короче не помню я, помню, что вниз смотрели, и на меня тоже смотрели… а, к черту. Вооооот. Потом я начинаю говорить про детство, она рассказывает про особенности своего, я про моменты своего. Ей, вроде как, становится легче. Она жмет руку, говорит спасибо, я говорю всегда пожалуйста, она уходит, закрывая за собой дверь.

Перед сном я решил взять бутылку крепленого дабы закончить этот день, отметив прослушиванием готовой песни, пришел домой налил, выпил, закурил, еще выпил, зачитал, наслушался, выключил свет и лег спать.

Проснулся утром, в 6 утра, как надо, заварил кофе. Проставил смены на неделю.