Читать книгу Точка Невозврата - Михаил Макаров - Страница 28
Часть 1. Орловско-Кромская кульминация
27
ОглавлениеБелый Харьков существовал жизнью сумбурной, во многих её проявлениях бестолковой, но в целом – чуждой тревоги. Фронтовые сводки умерили триумфальный тон, оставаясь вполне обнадёживающими.
Пресса сообщала, что добровольцы повсюду отбивают атаки превосходящих сил противника с большим для него уроном, берут пленных и богатые трофеи. В очередной раз они овладели Кромами, зацепились за окраину Ельца, потеснили красных возле города Новосиль Тульской губернии. На Брянском направлении, правда, оставили станцию Брасово, но отход, как заверяли газетчики, носил спланированный характер. Со дня на день многозначительно прогнозировалось возвращение Орла.
В пропагандистских целях на Николаевской площади состоялся смотр новых воинских формирований. Парад принимал начальник гарнизона генерал-майор Челюсткин. Старый артиллерист напустил на себя суровости. Вспоминая давнее юнкерство, он тянулся и выкатывал наваченную грудь с таким усердием, что стоявшие за его спиной адъютанты едва сдерживали смех. Критический момент случился, когда один из поручиков, скособочив рот, прошептал второму: «Кто невежлив, глуп и туп? Это юнкер «констапуп»[111]».
Маршировавшие в ногу роты произвели на обывателя впечатление, однако бывалые люди приметили, что шинельки у солдат летние, сапоги – парусиновые, большинство служивых – в фуражках. Меж тем стремительно накатывавшие холода требовали совершенно иной экипировки, серьёзной.
Вопрос подготовки к зиме волновал умы харьковцев. Не надеясь на заботу властей, они заготавливали дрова из подручных средств. В связи с этим город, по меткому выражению популярного фельетониста Замошникова, «растротуаривался и обеззаборивался». Особенно быстро оголялись боковые и окраинные улицы, приобретая деревенский вид. Заборами, тротуарами, деревьями дело не ограничивалось, вовсю трещали кладбищенские ограды и кресты. Горожане, ставшие вандалами поневоле, рассуждали: «Когда ещё на том свете гореть в геенне будем – погреемся пока на этом».
Городской голова Салтыков под влиянием непрекращавшихся дождей обратился к начальнику снабжения генералу Дееву с прошением о выделении населению галош. Главного добровольческого снабженца, известного своей шельмоватостью, нахальство главы общественного управления позабавило до такой степени, что он сподобился на письменный ответ. «Таковой возможности лишён, ибо первоочередно пекусь о нуждах сражающейся армии», – гласила официальная бумага с печатью.
Отдельные пессимисты из числа харьковской интеллигенции, предводительствуемые видным профессором-правоведом Тарановским, предрекали предстоящей зимой голод, холод и усиленную смертность. Спасение от вымирания знаток государственного права полагал в срочном объединении в профессиональные союзы.
Отрадной новостью для обывателя явилось получение городской электростанцией тридцати пяти вагонов угля для отопления и освещения жилых кварталов. Выявленная в каждом из вагонов недостача антрацита в сто и более пудов никого не удивила, к воровству на деникинском юге население привыкло.
Центральные улицы Харькова кишели военными, не спешившими на фронт, тогда как на полях генерального сражения на счету был каждый штык.
Самая боеспособная составляющая армии – офицерская – ещё летом сильно разбавилась случайным элементом. Пополнение из Украины и Грузии оказалось с изрядной гнильцой. В частях бывшей Крымско-Азовской армии, влившейся в Добровольческую, обнаружилось немало офицеров с тёмным прошлым и склонностью к лиходейству.
Тыл заполонили ловчилы всех мастей. Одни из них за взятки пристраивались на тёплых должностях, другие организовывали себе бесконечные командировки, третьи прикрывались фиктивными документами о болезнях и ранениях. Многие досыта навоевавшиеся фронтовики (первопоходники в том числе), видя несправедливость творившегося, правдами и неправдами добивались перевода в штабы. В тылу офицеры пускались в коммерческие предприятия. Если им удавалось сорвать куш, они напропалую кутили в ресторанах, швыряясь легко доставшимися деньгами. Упившиеся вдрызг гуляки открывали стрельбу из револьверов, оскорбляли и били штатскую публику, катались по городу на извозчиках в обществе женщин сомнительного поведения с громким пением похабных куплетов.
Генерал Май-Маевский, обеспокоившись падением дисциплины, разразился приказом № 515, в котором возмущался непотребным поведением подчинённых, умалявшим доброе имя белого воина. Посулы Мая положить конец разнузданности результатов не принесли, а только насмешки: «Чья бы корова мычала». Авторитет в войсках командарм утратил безвозвратно.
Борьба за Единую и Неделимую требовала регулярных денежных вливаний. Утлые ручейки пожертвований частных лиц, выручка от благотворительных концертов, спектаклей, балов, аукционов и лотерей-аллегри удовлетворить военные нужды не могли.
Совет горнопромышленников Харькова призвал углеторговые фирмы в трехдневный срок внести взносы в пользу армии. Закопёрщики акции грозили опубликовать в газетах списки отказников.
На фоне скаредности большинства толстосумов благородно выглядел жест сахарозаводчиков, выделивших крупные суммы в распоряжение генерала Май-Маевского, губернатора Богдановича, а также на обустройство харьковской городской стражи.
Несмотря на это, реанимировать полицейскую службу не удалось. Ввиду нехватки стражников началось формирование «гражданских батальонов». Дабы не расписываться в собственном бессилии, власти заявили, будто подобный опыт заимствован у западноевропейских держав.
Криминальная обстановка в городе накалялась день ото дня. Газеты пестрели сообщениями о вооружённых налётах на зажиточные квартиры и уличных перестрелках.
На предприятиях не стихало глухое брожение. Политические требования рабочими не выдвигались, зато экономические стали перманентными. В первой декаде месяца мощная забастовка колыхнула текстильную фабрику Шульмана.
В то же время в обществе физико-математических наук профессор Щукарев при полном зале прочёл занимательную лекцию на тему «Химия и игральные карты».
На таком мозаичном фоне стартовала агитационная кампания по выборам в городскую Думу. Первым начал себя рекламировать оппозиционный блок народных социалистов. Лояльные Деникину партии – «Союз Возрождения» и «Национальный центр» договориться о консолидации не смогли, затеяв публичную грызню. Проправительственная «Новая Россия» откомментировала этот разрыв вздохом сожаления: «Господа, мы умеем ссориться как никто даже перед лицом общего врага».
Одиннадцатого октября передовицы всех газет взахлёб раструбили сенсацию о падении красного Петрограда. Наиболее красноречив был военный обозреватель «Новой России» Верин, живописавший, как холодным осенним утром, когда сырой туман стелется над разорённым, мёртвым градом Петра, воинство генерала Юденича победной поступью вступает в бывшую столицу Российского государства.
«Болезнь длилась два года, – развернув на улице свежий номер, читал взволнованный обыватель. – Маятник анархии, свершив полный круг, остановился у начала движения своего. И великая радость наполняет наше сердце. Ибо падение Петрограда равносильно моральному уничтожению большевизма…»
Центр Харькова, несмотря на непогоду, заполнился принарядившейся, чистой публикой. Рабочие кварталы угрюмо замолкли, настроение сельских предместий было неопределённым.
Сенсация о занятии Петрограда оказалось очередной газетной уткой, крякавшей ровно сутки.
111
«Констапуп» – прозвище юнкеров Константиновского артиллерийского училища.