Читать книгу Будет день. Городской рассказ - Михаил Максович Пинский - Страница 10

– Ань, а трахаться действительно клёво?

– Елена, никогда не произноси это мерзкое слово из лексикона маргиналов отморозков и всякой мрази. Вот они именно это и делают. Потому что им не нужны чувства, а достаточно только физиологии. Удовлетворения своих примитивных животных потребностей. – Возмутилась Анечка.

Я подавленный тёщиным сообщением, точнее, непонятно откуда возникшим чувством опасности связанным с прилётом Маринки и Марка уныло ковырялся на грядке «зачищая» разросшиеся до неправдоподобно-чудовищных размеров сорняки и в пол уха слушал разговор девочек загорающих поблизости. Конечно, как отцу, воспитателю и наставнику мне следовало вмешаться и поставить дочь на место – что-то в последнее время Леночка слишком разговорилась. Но делать это не стал. У меня теперь не было никакого настроения вступать в совершенно не победоносную войну с дочерью…

– Ну, хорошо, не буду. Заниматься любовью. Тебя это устраивает? – Обиженно поправилась Ленка.

– Устраивает. Хотя это тоже не лучшее определение. Я бы сказала просто любить.

– Ладно, пусть будет просто любить. Так как?

– Леночка, если это происходит с любимым человеком, нет ничего более чудесного.

– Ань, а у тебя в первый раз было с любимым человеком?

– Да, тогда мне казалось, что я того мальчика любила по-настоящему.

– А ты его любила больше чем папу?

– Ленка, какая ты ещё глупая. – Засмеялась Анечка и легонько стеганула дочь прутиком по спине. – Конечно же, нет. Никто на свете не сравниться с Игорем. Лучше, чем с ним мне ни с кем не было. Я не только постель имею в виду. Твой папа столько знает. С ним так здорово, так интересно… Интересно и легко. Мне ни с кем не было так интересно и легко.

– Анька, ты больная. Стопудовая крейзи. – Безапелляционно констатировала дочь. – Ну, как можно влюбиться в человека настолько старше тебя. Ты такая красивая. Скажешь, к тебе молодые ребята не клеятся?

– «Клеятся», как ты выражаешься. Ну и что из этого. Леночка, когда ты вырастешь, встретишь свою любовь, тогда сама всё поймёшь. – Как-то удивительно серьёзно ответила Аня. – Я очень хочу чтобы когда-нибудь ты испытало это чувство.

– Ладно-ладно, не задавайся. Ты всего на девять лет меня старше. Подумаешь, умудрённая жизненным опытом дама. Ты сама ещё маленькая, а строишь из себя. – Обиделась Ленка. Но Анечка рассмеялась, обняла её и поцеловала. А Ленка поцеловала её в ответ.

– Слушай, а когда ты впервые поняла, что влюбилась в папу?

– Не знаю. Давно…

– Ты не увиливай. Честно скажи. – Насела на Анечку настырная дочь.

– Знаешь, твой папа понравился мне с первой минуты, как я его увидела. Точнее, сначала Игорь меня очень удивил. Понимаешь, вначале я его приняла за другого… Ну…, за гея.

– Анька, почему за гомика!? – Ленкиному удивлению не было предела.

– В тот день, точнее, в это время дня посетителей в отделе, как правило, нет. А тут стремительно подходит ко мне интересный, я бы даже сказала, такой настоящий стопроцентный мужчина и сходу спрашивает романы Уильяма Берроуза «Гомосек» и «Голый завтрак». Ты представляешь!?

– И чего? – Не поняла Ленка, естественно, как и большинство своих сверстников, незнакомая с запрещённым в мою молодость этим культовым американским писателем, чьи произведения в то время подпольно распространялись в нашей стране через «самиздат».

– Видишь ли, Уильям Берроуз считается проповедником свободной любви и однополых отношений. А его романы, те, что назвал твой папа, вообще многие десятилетия находились в Америке под запретом из-за освещения и пропаганды гомосексуализма и гомосексуальных экспериментов. Правда, впоследствии роман «Голый завтрак» был признан в Америке одним из наиболее значительных произведений второй половины двадцатого века. Берроуз, а ещё Аллен Гинзберг и Джек Керуак считаются идеологами битничества.

– Идеологами чего? – Не поняла Ленка, никогда не слышавшая об этом течении.

– Леночка, тебе надо больше читать, интеллект развивать, а не бездумно торчать в «контакте». В Соединённых Штатах в пятидесятые, шестидесятые годы прошлого века возникло молодёжное нонконформистское движение битников или разбитого поколения протестующее против двойной морали и отсутствия духовных ценностей в американском обществе потребления. Эти писатели и сформировали его идеологию. Они считаются и идеологами последующего молодёжного движения хиппи.

– А, про хиппи я знаю. Мы в колледже во Франции проходили. Они отращивали длинные волосы, ходили босиком, цветочки на лицах рисовали, протестовали против какой-то войны, революцию делали, «травку» курили, коммунами жили. У них ещё свободная любовь была. Ну, любой мальчик с любой девочкой, когда захочется. Как собачки. Они говорили make love, not war… Это не интересно. Ты дальше рассказывай про вас с папой.

– А что про нас с папой. Я, конечно, очень удивилась и предложила другие издания пользующиеся спросом у… геев. Но Игорь расхохотался и объяснил, что я его неверно поняла. Что у него нормальная ориентация. Просто именно эти книги нужны ему в подарок на день рождения своему другу библиофилу. Эти книги у нас никто и никогда не заказывал и, конечно же, они в продаже не появлялись. Но я проверила центральный склад. Там романы имелись. Я их заказала и попросила твоего папу зайти через несколько дней. Игорь оставил мне номер своего телефона. Когда книги пришли я ему позвонила. Игорь заехал вечером. Перед самым закрытием. Оплатил книги и говорит. Вы даже не представляете, как меня выручили. Потом наклоняется и шепчет мне на ухо. Анечка, после того, что вы для меня сделали, я, как порядочный человек, просто обязан… Я тогда подумала. Вот сейчас услышу расхожую банальщину на счёт женитьбы. А Игорь говорит. Просто обязан пригласить вас в кафе и угостить мороженным. А я очень люблю мороженное… И, потом, твой папа мне уже тогда понравился. Вот с того дня мы и начали встречаться. Игорь водил меня в Кремль, Третьяковку, Пушкинский музей…

– Анька, ты что издеваешься! Я спросила, когда ты поняла, что влюбилась в папу. А не про всякие Кремли, Пушкинки, Третьяковки. Ты ещё про Репина, Сурикова и Царь-пушку расскажи. – Рассержено и нетерпеливо перебила Анечку дочь.

– Сложно сказать. Давно. Впрочем, по-настоящему я осознала это совсем недавно на репетиции его группы.

– Папуля брал тебя на репетицию? – Удивилась Ленка. – Вот это номер! «Жесть»!

– Верно. И в этом нет ничего необычного.

– Нет ничего необычного!? Да, если хочешь знать, папа ни одну подружку никогда не таскает на репетицию своих групп. Даже Инну. Даже маму редко. Даже меня берёт со скандалом после того как я наревусь…

– Ты знаешь, они играли какую-то композицию и у них что-то не получалось. И ребята злились и ругались. И парень, высокий такой гитарист, не помню, как зовут…

– А, Женька Орехов, Джек, басист…, ну, бас-гитарист. Клёвый пацан. Красавчик. Он мне нравится. И я ему, кажется, тоже нравлюсь. Когда я прихожу, он так на меня смотрит, так смотрит…

– Так вот, Женя требовал, чтобы Игорь в каком-то месте что-то сыграл. Кажется «соляк». А твой папа доказывал ему, что «соляк» там не нужен, что получится плохо. Как выразился Игорь «будет стопудовый перегруз». Но Женя настаивал. И они как мальчишки сцепились и принялись орать друг на друга. И все ребята, считай мои ровесники и даже младше меня называли его Игорем и тоже кричали друг на друга и на него. И гвалт стоял нестерпимый… А я сидела, смотрела на твоего папу и чувствовала, что люблю его. Знаешь, просто дико его люблю и хочу. Так я никого никогда не любила и не хотела… А ты говоришь он старый. Ты просто ничего не понимаешь.

Нет, далее слушать этот «бред» стала невыносимо, и я подал о себе знать, напомнив девчонкам про обед. Девочки встрепенулись и поскакали на кухню – коей у нас служила терраска – стряпать.

– Анечка, а почему ты в книжном работаешь? Неужели ничего лучше не нашла? У тебя же строительное образование. – Задала моя неугомонная дочь вопрос, на который и мне было интересно услышать ответ. – Ведь столько строительных фирм в городе.

– Так сложилось. – Как-то подозрительно неопределённо ответила Анечка.

– Анька, это не ответ. Вот спросишь у меня что-нибудь, я тебе так же отвечу. – Обиделась дочь.

Анечка порывисто вскочила из своего почётно-гостевого или как оно у нас в семье зовётся «королевского» кресла, приземлилась рядом с Ленкой на лавочке, обняла её и очень серьёзно ответила.

– Мой папа был строителем. На площадке произошла авария. Папа спасал людей и погиб. Я дала маме слово, что никогда не стану строителем. Это произошло, когда я на пятом курсе уже училась. Не бросать же институт… Но строительство не моё призвание. Я в строительный только под влиянием папы пошла… Закончила институт. Помыкалась, помыкалась. В частные компании не устроишься, хорошей работы в городе практически нет. Только в торговле. Да и то, копейки платят. Поэтому в Москву приехала к тёте… Поступала в литературный институт. Провалилась. Надо было год как-то прожить. Вот и решила, если хочу стать писателем, лучше места, чем издательство нет. Но в издательства не попала. На нищенскую зарплату даже у тёти не проживёшь, а хорошо оплачиваемые должности требуют высшее образование. Тётя посоветовала пойти работать в книжный магазин: от дома недалеко, не издательство, но тоже рядом с книгами и платят нормально. В этом году поступала, несколько балов недобрала. Теперь буду поступать на следующий год, и на этот раз обязательно поступлю. Я себе и… моему папе слово дала.

– Анька, ты по-настоящему хочешь стать писательницей, не прикалываешься!? – Ленка, казалась сражённой наповал. Если честно, я не меньше, а, возможно и больше дочери.

– Ну да, а что тут экстраординарного?

– Анечка ты хочешь стать как Пушкин, Толстой?

– Леночка, ну, почему, как Пушкин, Толстой. Я хочу стать сама собой. Мне тоже есть, что сказать. Я уже несколько лет участвую в работе одного писательского интернет-форума и у меня появились свои читатели…

Я изумлённо смотрел на эту девочку, с которой встречаюсь больше месяца. С которой сплю, точнее, не сплю ночами. Которая меня целует и ласкает так, как никто и никогда. И с которой мне так кайфово, как, наверное, никогда не было ни с одной женщиной за всю мою долгую-долгую жизнь.

Я смотрел на Анечку и понимал, что за всё это время так и не попытался просто, по-человечески узнать её! А может Ленка права – я действительно полный мудак? Великовозрастный мудак и дебил.