Читать книгу Тропа тунеядцев. В августе 34-го. Из жизни контрразведчиков - Михаил Михайлович Вербицкий, Михаил Вербицкий - Страница 7

В «ближнем» ангаре, площадки складирования вторичной продукции, четвертого комбината, царило ленивое умиротворение. Рабочий день практически подошел к концу.

Горел костерок, на котором, в емкости от кабачкового сока, подогревалась вода.

Утомленный Толик обматывал ноги полиэтиленом.

Слава, присев перед огнем на корточки, осторожно ворочал на углях, завернутые в фольгу кабачковые семечки.

Сергей Очкарик накрывал на стол – резал кабачки и кусок тыквы, на застеленном чистой бумагой ящике.

– Ты их не передержи. Они, если их передержишь, стрелять начинают, что твой шифер! – Поучал он Славу.

– Не учи ученого… – Ворчал тот, щурясь от дыма.

– Бетон тоже стреляет. – Сказал интеллигентный Сергей. – Один раз, по весне, поехал я на Неман, на рыбалку. Дело было, еще до Эволюции. Ну, приехал. Погода хорошая была. Дождик, такой мелкий, и тепло-тепло.

– Какая, же она – хорошая, если дождь идет? – Подал голос Морозов, осоловело, покачиваясь на перевернутом бочонке.

– Для рыбалки, дождик – то, что надо! – Сказал Сергей. – Клевало, в тот день – просто жуть! Днем решил я обсушиться. Залез под мост. Ну, тот большой, что на Брестской трассе. Развел костер прямо под мостом. Разделся, одежду развесил, для просушки. Сижу, кайфую, дрова подкидываю. Костер, когда угорится, в нем и мокрые дрова горят. Тут, что-то в костре шпокнуло. Что за черт, думаю? Может, с дровами, что попало? Глянул – нет ничего. Сел. Курю дальше. Тут, как бабахнет – искры, в разные стороны. Я отскочил… Потом, как пошло-поехало! Как начало все рваться! Война в Крыму! Костер-то я на бетоне разложил… Короче, чуть утек я, с под того моста! Чтобы шмотки собрать, подползал по-пластунски! Семечки не бетон, но, Вы, Слава, все-таки, следите за температурным режимом.

– Не боись, Серега! Все будет нормально! – Отозвался Слава.

Румын, который до этого сладко спал, за остовом какого то станка, на картонных коробках, вылез из своего угла и потягиваясь вышел на открытое пространство. Подойдя к столу, он капнул в одноразовый стаканчик арбузовки. Выпил. Смачно крякнул и сказал:

– Что-то, Валерьяныч с Рахметом задерживаются.

– Ничего, скоро придут. Очередь в магазине – наверное. – Сказал Коля Колхозник.

– Придут, то придут, но пора уже и за стол садиться!

– Можно и без них начать. – Сказал Морозов.

– Можно, но не нужно. – Сказал Слава. – Время есть. Мясных закусок – маловато. Придут – начнем. Нажраться, до отъезда, успеем.

На подъезде, к Четвертому Комбинату, по команде капитана Трубы, мигалки были погашены и отключен звук. Теперь колона, группы захвата, походила не на безумную погоню, за хорошими ребятами, из голливудского фильма, а на настоящий отряд возмездия. Это, когда ковбои сурово въезжают в город, из того же кино.

Приказав подъехать к зданию заводоуправления, руководитель операции, в сопровождении майора Брыля, капитана Одинокова и прапорщика Мелешко, все, кроме капитана Трубы – в бронежилетах и с автоматами, ворвался в здание.

– Вперед, вперед! – Командовал Труба, не задерживаясь у будки охранника, вернее охранницы. Та, привстав, со стула и хватая ртом воздух, как вытащенная из воды рыба, немо наблюдала, как через вертушку проскакивают, вооруженные стражи порядка и не какие-нибудь сержанты, а люди в высоких чинах.

Сопящий, позади всех, майор Брыль, в расхристанном бронежилете, вертушку с ходу преодолеть не смог. Пока капитан Одиноков и прапорщик Мелешко выковыривали его из заклинивших никелированных поручней, капитан Труба, предъявив удостоверение, пытал охранницу, где находится руководство предприятия.

– Так, на втором этаже они, все там…

– Все – на своих местах?

– Там, на втором этаже – администрация вся. Там, они находятся…

Майор Брыль застрял, как-то очень капитально.

– Журнал прихода – ухода, личного состава ведете? – Продолжил допрос капитан Труба.

– Ведется. Журнал ведется…

Откуда-то, из бокового прохода появился, коротко стриженый мужчина, в форме охранника. Этот был в летах, под стать будочнице, но держался браво.

Труба, сразу распознал в нем отставника, знающего, что такое служба.

– Начальник службы охраны Административного корпуса Мордуев. – Представился мужчина, хотя был всего лишь старшим смены.

– Показывайте, где, у вас – руководство. – Помахал, у него под носом, своим удостоверением Труба.

К этому времени, психолога, в буквальном смысле слова, вышибли из ловушки, в которую он угодил.

Прапорщик Мелешко, с разгона, наподдал в майора плечом и Брыль оказался на свободе.

– Вам, на второй этаж.

– Ведите.

«Начальник охраны», резвой трусцой, двинулся вперед.

Следом за ним, подав команду: «За мной!», тронулся капитан Труба.

За Трубой, взяв автомат наизготовку, шел капитан Одиноков, за Одиноковым – майор Брыль, в покореженном бронежилете, за майором – прапорщик Мелешко, решивший, на всякий случай, держаться сзади, чтобы в случае чего пособить продвижению начальства.

В приемную директора вошли, без стука. Начальник охраны, услужливо распахнув дверь, встал у стены, пропуская вперед сотрудников правоохранительных органов.

При виде, входящей в приемную колонны, вооруженной до зубов милиции, секретарь директора, дама в возрасте, но холеная и ухоженная, удивилась. Внешне не очень сильно, просто печаль поселилась в ее глазах.

– Директор – у себя? – Спросил, идущий впереди человек в штатском.

– У себя. – Сказала секретарь, Лидия Петровна, коротко кивнув на дверь.

Отряд, не снижая темпа, проследовал в указанный кабинет. Когда дверь за идущим в арьергарде прапорщиком Мелешко закрылась, в приемную заглянул охранник.

Лидия Петровна вопросительно взглянула на него. Тот молча развел руками, в ответ.

В кабинете, директор медленно поднялся навстречу вошедшим.

– Вы, директор этого предприятия? – С ходу, спросил капитан Труба.

– Директор? Я – директор…

– У нас, к вам дело, не терпящее отлагательств.

– На этот раз, обошлось… – Пронеслось, в директорском сознании.

– Капитан Труба. – Представился Труба, развернув удостоверение.

– Василевский Леонид Петрович. – Представился, в свою очередь, директор.

– Значит, так Леонид Петрович. На вашем предприятии, трудятся привлеченные работники, отбывающие наказание за административное правонарушение.

– Да. Я, в курсе, насчет этого.

– Мне нужно чтобы, кто-то указал их местонахождение. И хотелось бы предварительно ознакомиться, так скажем, с ситуацией.

– Ну, это проще простого. – Сказал Василевский и, выйдя из-за стола, подошел к окну.

– Вот, отсюда все прекрасно видно.

Леонид Петрович раздвинул шторы пошире.

– Видите ли, данный контингент, мы используем лишь на определенных видах работ. – Продолжил директор, когда Труба стал рядом с ним. – Обычно, на поддержании в порядке подъездных путей, для транспорта, забирающего вторичное сырье, для химической промышленности.

– Покороче, если можно.

– На сегодняшний день, привлеченные работники трудятся только на расчистке. Вот, перед вами – наш полигон – поле, так сказать, их деятельности.

– Одиноков, подойди. – Позвал Труба.

Тот подошел и, тоже уставился в окно.

– Оцени обстановку. Видишь, из ангара дымок идет?

– Вижу. – Кивнул Одиноков.

– Это, формально, нарушение правил пожарной безопасности, но уверяю – гореть там нечему. – Сказал Василевский.

– Там они окапались. – Сказал Труба.

– Точно. – Убедительно, согласился Одиноков, не вполне понимая о чем идет речь.

После слова «окопались», директор, привстав на цыпочки, стал внимательно разглядывать злополучный ангар, который давно грозился снести, к чертям, но все как-то руки не доходили.

– Чушь – какая-то. Кому придет в голову окапываться в этой выгребной яме? – Подумал он.

– Мелешко!

– Я! – Выдвинулся на позицию прапорщик.

– Видите, задние ворота?

– Вижу!

– Обойдёте полигон сзади и перекроете пути отхода. Мои парни пойдут с вами.

Капитан Труба решил, про себя, что людям в штатском нечего особенно светиться, на переднем плане.

Директор Василевский, почувствовал, как от этих разговоров, у него мороз идет по коже. Сзади, на него напирал брюхатый майор, который шумно дышал в затылок и больно стучал по ребрам своим бронежилетом.

– Что же, это делается? – Думал директор. – Кто, там, мог окопаться? Контрабандисты? Террористы? А, если, не дай бог – тунеядцы?!

– Брыль, видишь, вон там, слева – проемы в заборе?

– Вижу!

– Поведешь вторую группу, в обход! Мы с Одиноковым, войдем через ворота, а ты подойдешь левым флангом…

– Ясно!

– Возьмем их в клещи! Смотрите в оба! Чтоб никто не ушел. Берем всех, а после разберемся!

Труба повернулся лицом, к своему штабу, и решительно поправив кобуру под пиджаком, спросил:

– Диспозиция понятна?

Все кивнули, в том числе, и директор Василевский.

Последовала команда:

– За мной! – И отряд, двинулся, к выходу.

В данном случае, колонну замыкал директор комбината, который, чисто рефлекторно, последовал за всеми. Однако, по дороге, на него нашло просветление, и Василевский, выйдя в приемную, остановился и проводил посетителей взглядом.

– Вот, что, Лидия Петровна… – Сказал он, задумчиво, когда в приемной воцарилась мирная обстановка. – Принесите мне чай. Хотя нет, принесите лучше кофе.

Как только директор вернулся в кабинет, Лидия Петровна торопливо схватила трубку телефона и набрала номер бухгалтерии.

Главный бухгалтер Дунский пребывал в предынфарктном состоянии.

– Инфаркт! Только инфаркт, спасет меня от немедленного ареста! – Думал он, упорно отвергая все попытки сотрудников напоить его валерианкой, карвалолом и волокардином.

– Небольшой такой инфарктик! Щадящий. А, черт с ним! Любой! Пусть, даже обширный. Пусть, даже я умру. Сдохну, а в тюрьму не сяду!

Когда, на столе Дунского, зазвонил телефон, собравшийся вокруг него консилиум тревожно замер. Взгляды, всех присутствующих, в кабинете главного бухгалтера, были прикованы к подающему призывные сигналы аппарату. Аппарат все звонил и звонил, но никто не решался снять трубку. В перерывах между звонками, было слышно, как в оконное стекло, с громким жужжанием, бьется большая синяя муха.

Наконец Карабанова, краса бухгалтерии, решительно сняла трубку и сказала в микрофон, медовым голосом:

– Бухгалтерия слушает. Да, это я. Слушаю… Так… Здесь… Нет… Ой, спасибо, Лидия Петровна! Конечно… Конечно… Само собой, разумеется.

Карабанова положила трубку и улыбнувшись сказала:

– Ушли. Они просто ловят кого-то.

Дунский, захрипел и, показывая пальцем в широко открытый, как у птенца рот, потребовал медикаментозных вливаний.

Известие о прибытии милиции, которая прямиком направилась в директорский кабинет, разнеслось по комбинату, с обычной, в таких случаях, скоростью солнечного ветра.

– Нашего-то арестовывать приехали!

– Да, что, Вы, говорите?! Когда?

– Да, только, что! Целая бригада прибыла, на десяти машинах! Все майоры и полковники! А, старший, у них – в штатском!

– Давно пора!

– Да, нет. Как-то рановато. Еще и трех лет не проработал!

– За три года, знаешь, сколько можно нахапать!

Когда отряд капитана Трубы покинул приемную, весь коридор второго этажа, буквально, кишел сотрудниками предприятия, которые деловито сновали взад вперед, с папками документов.

При виде выходящих из приемной милиционеров, все расступились, прижавшись к стене, и оперативники гордо прошествовали к лестнице.

Внизу, капитан Труба отдал приказ, подоспевшему «начальнику охраны»:

– Из здания, пока никого не выпускать! Перекройте все выходы.

– Слушаюсь! – Подтянул небольшой, отросший на спокойной службе, животик старший смены Мордуев и стремглав бросился в дежурку за ключами.

Поскольку у Мордуева, в подчинении, имелось всего двое дежурных, перекрыть все выходы, он имел возможность лишь одним способом – запереть все двери на ключ.

Известие о том, что директор, пока, остается в своем кресле, вызвало в коллективе комбината легкое разочарование. Однако, поскольку представление продолжалось, это недоразумение сразу же отошло на второй план.

Выглядывая в окна, рабочие и служащие, с восторгом наблюдали за ходом операции, которую проводили сотрудники милиции. Служащие, как всегда, были в выигрыше. Поскольку, все действие разворачивалось перед корпусом администрации, их места находились в партере.

Сначала, из машин стоящих перед проходной, высыпали многочисленные вооруженные бойцы. После короткого инструктажа, одна из машин, на полной скорости куда-то умчалась. Еще, через какое-то время, отряд милиции, разделившись на две группы, медленно, короткими перебежками двинулся к полигону, на котором ничего подозрительного не происходило.

– Чего там, чего там? – Суетились у окон зрители, оказавшиеся в задних рядах.

– А, ничего. Подошли к ангару.

– И, что?

– А, ничего! Тишина…

Собираясь в магазин, Валерьяныч переоделся, сменив свою побуревшую от гнили куртку, на «дежурную», которая постоянно находилась в ангаре.

Скептически оглядев бригаду, он сказал:

– Рахмет со мной сходит. Он, пока, почище выглядит.

– Рахмет, так Рахмет. – Согласились остальные. – Кому охота бить ноги?!

– В гипермаркет не пойдем. – Сказал Валерьяныч Рахметову, когда они оказались за забором. – Там охранники – придурки какие-то. Сторожат, как свое собственное. На людей кидаются. Мы с тобой, если привяжутся, оттуда скоро не выйдем.

– А, куда пойдем? – Спросил Рахметов.

– Есть тут магазинчик. За углом. – Сказал Валерьяныч. – На нас, там никто пялиться не будет.

«За углом» оказалось не так близко. Идти пришлось через поле, потом под мост, пока они не оказались в городе.

В торговой точке затарились довольно быстро, но на выходе встретили старого знакомого Валерьяныча, «еще с тех времен». А, поскольку знакомый был сильно болен, Рахмету пришлось возвращаться в магазин и брать бутылку «керосина». Он хотел было заметить, что у них имеется с собой, взятая в дорогу, для сохранения тонкого душевного равновесия, бутылка «арбузовки», но Валерьяныч дал отмашку: «Не распространяться!»

Подлечившись, приятель поведал им о вчерашних событиях, которые потрясли город.

– Мой племяш, только успевал закачивать… И кино, и книжки всякие запрещенные, и чего только не нахапал… А диверсантов этих, все-таки замели. Вычислили и замели. Главного, только упустили. Говорят, что, прямо – ниндзя какой-то. От всех ушел. И от милиции, и от безопасности. Сегодня всех шерстят. Больницы вверх дном перевернули. Вроде, ранили его, при задержании.

– Ну, дела! – Изумлялись Валерьяныч с Рахметовым. – А мы гребем, там, на комбинате, и не в курсе происходящего. А, оно, вот, как события разворачиваются!

Распрощавшись со старым знакомым, имени которого Валерьяныч не помнил, они тронулись в обратный путь.

– Эту идеологическую диверсию, устроил Евросоюз! – Рассуждал, по дороге, Рахметов, которому, залитый на «арбузовку», керосин ударил в голову. – Хотя, они все, заграничные – с выкрутасами. Вон, вчера, Малявки притащили какую то россиянку, так она, сразу, носом крутить начала: «Что вы, за музыку, такую слушаете! Ее уже не слушает никто. Я, вчера, в ваших клубах была, так там, вообще – отстой, какой то! Мелодии века! Думала, у вас, тут – тусовка продвинутая! А, это все прошлогоднее. Давайте послушаем то, что в Москве сейчас крутят…

– Малявки, они, что – карлики, что ли? – Перебил его Валерьяныч.

– Да нет. Нормальные. Фамилия, у них – Малявко, вот Малявки и получились

– Понятненько. И, что – русская?

– А, ничего. Врубила свой музон, с «айпеда».

– И, как?

– А, мне – до фонаря. У меня слух полностью отсутствует. Мне, что одно, что другое – никакой разницы.

– Правильно. Бабы – на первом месте, а, под какую музыку неважно. – Согласился Валерьяныч.

– Когда я в молодости ходил на танцы, там тоже все было, по регламенту. – Продолжил он разговор. – Список песен утверждался, аж в ЦК партии.

– Какой партии?

– Какой, какой? Коммунистической!

– Не понял. – Покрутил головой Рахметов. – Они, тут – причем?

– Это, сейчас, они не причем. А, тогда, были правящая партия. В каждой дырке затычка, в виде коммунистического деятеля присутствовала.

– При тебе, что многопартийная система была, что ли?

– Партийная, партийная. Только не многопартийная, а однопартийная.

– Как, это?

– Слушай, Рахмет, ты, что в школе историю не изучал?

– Там, вроде, не учили, такого…

– А, что учили?

– Ну, больше про империалистов и колонизаторов. Которые стоят у наших границ. Еще про дружбу белорусского и российского народов.

Обсуждая проблемы и недостатки современного образования, они подошли к «родному» забору. Зайдя на полигон, прямиком направились к «секретной» куче. В которой была запрятана заветная емкость – шестилитровая бутыль от воды «Кстати», предназначенная для «заправки» Толика.

– Ну, тут же, вроде, закапывали…

– Вроде! Это, у меня старого – склероз, а ты помнить должен.

– Тут ложил, точно помню. Куда она делась?

Утомленные долгим переходом и понижением градуса, они занимались раскопками, никакого внимания не обращая, на подъехавший к задним воротам микроавтобус, из которого вышли четверо в штатском.

Прапорщик Мелешко выходить из машины не стал. Имея солидную выслугу лет, он был знаком, с местными достопримечательностями, и предпочитал духоту в кабине, атмосфере здешней внешней среды.

Войдя в распахнутые настежь ворота, четверо, в штатском, огляделись по сторонам, заприметив только двух бомжей, копающихся в отбросах.

Ничего подозрительного обнаружить не удалось.

– Ну и вонища. – Сказал один.

– Прямо – душегубка, какая-то. – Поддержал его другой.

– Не понимаю, что они, на этой помойке постоянно раскапывают? Что тут найти можно? – Выразил недоумение третий.

Четвертый, старший лейтенант Бондаревич, промолчал, брезгливо поморщившись.

Выдвинувшись к ангару, группа капитана Трубы остановилась. Вскоре подоспела и группа Брыля. Воссоединившись, обе группы пребывали в нерешительности. Но это состояние длилось недолго. Аромат полигона, забивал дух, у всех без исключения. Майор Брыль, вообще, меняя цвет лица, не пришел к какому-то, определенному оттенку и переливался всеми цветами радуги. Как хамелеон на дискотеке. Капитан Труба понял, что действовать нужно быстро и решительно, пока все еще в строю.

– Со мной, внутрь, пойдет Одиноков и вы, четверо… – Обозначил он, коротким взмахом, четверых, первых попавшихся на глаза милиционеров. – Майор Брыль будет нас прикрывать. Вы трое… Да, вы! Ты, ты и ты! Обойдете сзади. Пошли, пошли…

Капитан Труба вздохнул. Хотел перекреститься, но не помнил, как это делается правильно, поэтому просто молча, поднял глаза к небу и скомандовал:

– За мной!

Осторожно ступая по мягкой, раскисшей от жидкой гнили земле, группа захвата подошла к боковой двери. По сигналу Трубы, Одиноков распахнул ее настежь и громко, во весь голос, скомандовал:

– Вперед!

По странному стечению обстоятельств, при формировании передовой группы, выбор капитана Трубы, пал на самых молодых сотрудников отдела, которые жались поближе к начальству. Эти вообще не понимали, толком, что происходит. В отделе, во время сидения в актовом зале, старослужащие напускали в разговорах столько тумана, что вчерашним новобранцам, по неопытности, не представлялось никакой возможности разобраться в происходящем. После, по дороге на помойку, последовало столько призывов к бдительности и намеков, дескать – «враг хитер и коварен», что эти четверо пребывали в состоянии лихорадочного возбуждения, ожидая, что из-за каждого угла раздастся выстрел или выскочит смертник, увешанный взрывчаткой.

– Всем оставаться, на своих местах! Работает ОМОН! Стреляем на поражение! – Истошно вопили они, заскакивая в ангар.

Следом за ними, в строение влетел капитан Труба, с пистолетом в руке. За ним – Одиноков, с автоматом.

Труба, наметанным глазом, сразу прикинул обстановку.

Один, чернявый, похоже – цыган, изумленно тараща глаза, что-то в спешке дожевывал. Другой, лысый, подняв руки, сидел у костра, не рискуя сдвинуться с места, хотя языки пламени полыхали в опасной близости от его штанов. Третий, здоровенный детина, стоял рядом с бочкой, подняв руки, испуганный до полусмерти. Четвертый, здоровяк, сидел на ящике, с поднятыми руками, и на лице его, кроме искреннего интереса ничего прочесть не удавалось. Ноги его, были обмотаны поэлетиленовыми пакетами. Рядом стояли здоровенные бахилы и тазик с вонючей жижей. Пятый, низенький редкобородый, «Расстрига, что ли?» – подумал Труба, шептал себе под нос, может молился. Шестой, здоровый, как лось, с золотым зубом, удивленно разглядывал ворвавшихся. Седьмой, подозрительно похожий на интеллигента, стоял с отрешенным видом, не проявляя никаких эмоций.

Все были с поднятыми руками и не шевелились.

– Семь, семь… Сколько, же их тут должно находиться? – Лихорадочно соображал Труба. – Рахметова нет, это точно.

Сердце его замерло. Ноги стали ватными

– Построить. – С холодной отрешенностью, приказал он, и пока Одиноков с подчиненными, ровняли шеренгу, залез в карман и достал список.

– Так, проверка личного состава. – Сказал он, внимательно приглядываясь к арестантам, но одновременно испытывая полное безразличие ко всему происходящему.

– Бабанский!

Никто, не отреагировал.

– Нет, Бабанского, ладно… Сапунов!

– Я – Сапунов. – Отозвался интеллигентный.

– Синицин!

– Я. – Широко открыл глаза толстяк, с пакетами на ногах.

– Есть, Синицин. Ставим «птицу».

– Понаморенко!

– Я! – Рявкнул здоровый, с фиксой.

– Морозов!

– Ма… Ма… – Начал заикаться перетрухнувший бугай.

– Что, гад, маму вспомнил? Раньше, о матери думать нужно было. Когда закон нарушал! – Взорвался Труба.

– Морозов – я… – Пробормотал бугай.

– Ладно, есть Морозов.

– Пилигримов!

– Я! – Бодро отозвался чернявый, глядя на капитана невинными глазами.

– Цыган?

– Белорус. – Уверенно сказал Пилигримов.

– Это мы, еще посмотрим… – Пробормотал, себе под нос, Труба.

– Леонович!

Последовала тишина.

– И, Леоновича нет. Разберемся… Гулиев!

– Это – я. – Сказал «расстрига».

Труба немного помедлил, разглядывая список, в котором никаких фамилий больше не значилось и, холодея от неопределенности, спросил:

– И, что-то я Рахметова не вижу.

– Они, с Леоновичем, за пайкой пошли. – Торопливо сообщил Морозов.

Сердце капитана Трубы стало биться чаще.

– Давно? – С полным безразличием, спросил он.

– Да должны уже подойти, скоро…

– Ладно. А, этот Бабанский, где? – Неизвестно зачем спросил Труба.

– Бабанский? – Раздался голос, из глубины развалин.

Это очнулся от хмельного забытья политолог, которого, после того, как он вырубился, положили, где подальше, чтобы не мешался под ногами.

Все – и конвоиры, и арестанты, разом повернули головы в ту сторону, откуда раздался голос, и увидели встающего над кучей хлама, словно над бруствером окопа, Бабанского. Арестанты привыкшие к его обществу, ничего нового, для себя, не увидели, в отличие от конвоиров, которые видели похмельного оппозиционера впервые.

«Очкарик» был без очков, отчего его близорукие глаза, казались яростно прищуренными. Одутловатое и от рожденья, бледное лицо, казалось в полумраке ангара смертельно бледным. И по этому лицу, вкривь и вкось, шли зеленые полосы, подтеки смешанного с отходами производства, трудового пота. Этот камуфляж издали смотрелся, как боевая раскраска.

– Бабанский, здесь. – Сказал оппозиционер, сдерживая икоту.

И, тут в костре рванула, оставленная без присмотра, кабачковая семечка.

Арестанты разом присели, не опуская рук.

Конвой, плашмя упал на землю.

При виде, встающего, из укрытия, то ли терминатора, то ли смертника, младший сержант Волохович, положил палец на спусковой крючок, а, когда рвануло, ему показалось, что тот бросил гранату. Упав вместе со всеми и не сомневаясь, что все сейчас начнут отстреливаться, и только он один медлит, Волохович, не глядя, пустил длинную очередь в ту сторону, где из укрытия вылез экстремист.

К счастью, для Бабанского, пули пошли верхом, продырявив потолок в дальнем конце ангара.

Тут рвануло, во второй раз. Это было последнее, неизвестно, как застрявшее в углях разлетевшегося костра, семя «кабачка киватого».

Снаружи раздался пронзительный крик:

– Засада!

После этого, у Васи Волоховича, не осталось никаких сомнений, в реальности разворачивающегося сражения, и он пустил, в пугающий полумрак, еще одну очередь.

Капитан Одиноков, в коротком броске, достал его. навалившись, прижал автомат подчиненного к земле, но было поздно. Трое оставшихся автоматчиков уже осатанело палили, короткими очередями в разные стороны, отбиваясь от нападения.

Снаружи, участники рейда, после взрыва и первых выстрелов, залегли, упав в жидкую грязь. Причем, никого уже не тошнило. Вонючая жижа, сразу, стала родной и близкой. Второй взрыв и последовавшая, вслед за этим, стрельба, не оставляли сомнений, что их товарищей сейчас убивают.

Старший сержант Пшеничный, который весь день поддерживал себя в тонусе, совершая короткие вылазки в ближний к управлению магазин, понял, что его час настал.

– Засада! – Крикнул он, передергивая затвор автомата.

Звук щелкнувшего затвора, взбодрил растерявшуюся группу прикрытия. Все немного пришли в себя, но не до такой степени, чтобы сознание включилось полностью. Потому, что все произошедшее позже, участники событий, объясняли частичным помутнением рассудка.

– Прикройте, меня! – Крикнул Пшеничный и, дав короткую очередь, по двери, сделал рывок вперед.

Пока Пшеничный находился, в более-менее покойном состоянии, алкоголь, как бы консервировался, у него в желудке, понемногу распределяясь в организме. Но в момент рывка, все, что было внутри старшего сержанта – пиво, водка, тоник, сидр, сбитень, пришло в движение, хаотично перемешалось, вспенилось и шарахнуло в голову с такой силой, что Пшеничный вырубился на полном ходу, не добежав, до двери, нескольких шагов.

После, «гибели» боевого товарища, ни у кого не оставалось сомнений, в смертельной реальности происходящего. Стали понятны таинственность и недосказанность, присутствующие в этом деле.

А, когда все стало на свои места, защелкали затворы, и группа захвата открыла огонь, по засевшим в ангаре, террористам. Соображение, хоть и наполовину, все-таки было включено, поэтому стреляли короткими очередями, целясь повыше, чтобы не задеть, своих, еще возможно оставшихся в живых.

Героев, желающих повторить подвиг Пшеничного, больше не находилось, и майор Брыль решил:

– Сейчас, или никогда!

Встав, во весь рост, он вынул, из кармана, на бронежилете, светошумовую гранату и пошел вперед. Последовало несколько коротких очередей, и пули просвистевшие над ухом, дали понять, что его поддерживают огнем, и поворачивать обратно уже поздно.

Теперь, только вперед! Ведь сзади – свои. Майор Брыль обреченно, ожидая каждую секунду или вражеской пули в сердце, или дружеской в спину, добрел до двери ангара, в котором установилось относительное затишье. Сорвав с гранаты чеку, он приоткрыл дверь и, отправив внутрь «гостинец», прикрыл ее обратно.

После взрыва, перестрелка внутри стихла, кто-то истошно завыл.

– Ага! Не нравится! – Обрадовано, крикнул майор Брыль и призывно махнул рукой:

– Ребята! Поддадим им еще!

Около десятка милиционеров, правильно поняли его призыв и, бросившись к командиру, стали, по очереди, бросать светошумовые гранаты, в зияющую амбразуру, распахнутой двери.

Внутри ангара, в промежутках между взрывами, слышался «плач и скрежет зубовный». Оттуда валил дым, сводящий условия видимости к полному нулю.

После девятой или десятой гранаты, внутри все затихло. Не было слышно ни голосов, ни шорохов

Майор Брыль скомандовал:

– Заходим! – И, сам первый, шагнул вперед.

В административном корпусе Четвертого Пищевого Комбината, работа стала намертво. Все собрались у окон, выходящих на полигон. В мирное время, кабинеты на этой стороне здания, считались наименее престижными, из-за непривлекательности пейзажа и долетающих с помойки ароматов. И хотя вонью полигона была окутана вся территория предприятия, и из цехов шли не менее ядреные запахи, считалось почему-то, что здесь пахнет менее престижно.

Теперь, сотрудники этих кабинетов оказались в выигрыше. Их прогадавшие коллеги вынуждены были тесниться за их спинами, поминутно спрашивая:

– Ну, что? Что, там?

– А, ничего, такого… Идут на полигон.

– А, там, что?

– Ничего. Тишина.

– Смотрите! Барак окружают!

– Господи, помилуй! Что они там найти хотят!

– Золото, брильянты. – Сострил кто-то.

В этот момент, прозвучала первая автоматная очередь. Вася Волохович, вступил в бой с врагом, положив начало эпическому сражению, которое, вероятно, войдет в учебники «Новейшей истории Беларуси», как «Бой у Вонючего Ручья».

– Мама, родная! – Ахнул кто-то.

– Это же, что такое делается!

– Нарвались на засаду! – Высказал предположение младший менеджер Фомичев, которому удобного места у окна не досталось, и поэтому он плюнул на всю эту чехарду и, вальяжно расположившись на стуле, комментировал события, опираясь не реальное действо, а на собственное воображение.

– Их там всех сейчас поубивают, а нам, что, тогда, делать? – Спросила нервная Нина Григорьевна, побледнев от переживаний.

– Надо смотреть в «Сети», как звали мать пророка Мухаммеда. – Сказал Фомичев.

– Господи Иисусе, на что нам – мать пророка? – Спросила Вера Алексеевна, маркетолог средней руки.

– Как – на что? – Спросил Фомичев. – Они, когда там с ментами закончат – сюда придут. Сначала спросят, как звали мать пророка. Кто не знает, тому голову отрежут.

– А кто знает? – Спросила Вера Алексеевна, начиная проявлять признаки беспокойства.

– Того просто пристрелят. Без мучений. – Уверенно сказал Фомичев.

– Да, кто придет? Кто придет, то? – Побледнела Нина Григорьевна.

– Как, кто? Мусульманское государство, конечно. – Уверенно сказал Фомичев.

Словно, в подтверждение, его слов, с полигона, раздался грохот взрывов. Потом, раздалась одинокая автоматная очередь. Следом, наступила тишина.

Начала открываться входная дверь отдела. Все, повернувшись, с ужасом смотрели на нее, ожидая сами не зная чего.

Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось смуглое, изборожденное морщинами, страшное лицо.

Все, с облегчением вздохнули, узнав старшего юрисконсульта Ульянко.

– Послушайте, никто не скажет мне, что происходит? Хотел отогнать машину, а все двери заперты? – Озабочено спросил он. – Хотел пройти через кафе, так и там заперто… Халдеи сидят, трясутся. В чем дело, не знают.

– Заминировали здание и взорвут, если власти не предоставят им самолет и миллиард долларов. – Сказал Фомичев.

– Кто заминировал? – Изумленно спросил Ульянко.

– Исламисты. Или тунеядцы.

– Да, что вы несете! – Возмутился юрисконсульт.

– Здание заминировали. Двери заперли, что бы ни разбежались. Среди нас наверно – смертники. – Убежденно, гнул свою линию младший менеджер.

Нина Григорьевна, сложив на груди руки, отрешенно двинулась к выходу, молча протиснулась в дверь и оказаласьвышла в коридоре. Пребывая в состоянии полного душевного паралича, она зашла в соседний транспортный отдел.

В транспортном отделе, царила полная неразбериха. Люди перебегали от окна к окну, обмениваясь самыми фантастическими идеями.

– Фаина, ты где?! – Позвала Нина Григорьевна подругу.

– Нинка, ты как! – Подбежала, к ней Фаина Геннадьевна, главная учетчица, не только транспортных средств, но и всех происходящих на комплексе событий.

– Ты знаешь, как звали мать пророка Мухаммеда? – Срывающимся голосом, спросила ее Нина Григорьевна.

– Ниночка, тебе плохо? Присядь.

– Так, как звали его мать?

– На што – тебе?

– Господи! Сейчас головы придут рубить, а никто не знает, как звали мать пророка! – Заголосила Нина Григорьевна, заламывая руки.

Гомон в транспортном отделе утих. Все повернули головы, к Нине Григорьевне. Начальник отдела, Малькович, решительно спросил:

– Нина Григорьевна, в чем дело?

– Так вокруг, же все заминировано! – Всхлипнула та. – Двери позапирали, бомбы позакладывали, сейчас сюда придут и головы рубить будут. А, потом самолет потребуют и миллион…

– Кто придет? – Подлетела к ней Алла Михайловна, самая взрывная дама отдела, чьих нервных порывов побаивался сам Малькович.

– Кто, кто? Исламистские тунеядцы, вот кто!

– Это, что же такое делается! – Сиреной взвыла Алла Михайловна и пулей выскочила в коридор.

В пустом коридоре, выхода ее эмоциям, тоже, не было, и она вломилась в первую попавшуюся дверь. От чего-то, нелегкая занесла ее в отдел маркетинга. Ворвавшись туда, она, с порога взвопила:

– Сидите тут, а все вокруг заминировали!

– Ага! – Обрадовано воскликнул младший маркетолог Фомичев. – Заминировали, все-таки!

– Алла Михайловна, с чего вы взяли? – Удивленно спросил Ульянко, до этого, стыдивший Фомичева за досужие домыслы.

– Все знают, а вы не знаете! – Крикнула Алла Михайловна и выскочила, из комнаты.

– Господи, делать-то, что теперь? – Кинулась следом Вера Алексеевна.

За ней в коридор, как горох, посыпались остальные маркетологи. Там, они натолкнулись на взволнованных транспортников.

– Может, не взорвут, сразу!

– Бомбы, бомбы, где заложили?

Коридор моментально наполнился людьми. Алла Михайловна, молниеносно перемещаясь, с места на место, знакомила несведущих со сложившейся ситуацией. Масла в огонь подлили две подруги, Нина Григорьевна и Фаина Геннадьевна, которые рыдая вышли из транспортного отдела.

– За, что! За что! – Вопрошала Фаина Геннадьевна, обращаясь к недавно побеленному потолку.

Нина Григорьевна, просто млела и шептала вполголоса молитву.

– Здание панельное, если рванет – сложится, как домик карточный! – Крикнул кто-то уже не важно, кто.

– Охрана, куда смотрела!

– Подкупили охрану!

Женская половина, большая часть сотрудников второго этажа, протяжно завыла

– Ах, так, подкупили! – Прорезал тоскливую арию, как нож масло, пронзительный вскрик Аллы Михайловны.

Она моментально вспомнила, ненавистного начальника смены, со всеми его по-армейски грубыми посягательствами на ее честь, и сломя голову бросилась вниз, по лестнице, сгорая от желания пристукнуть этого солдафона.

Увидев ее, сбегающую по ступенькам, «начальник охраны» взволнованно выступил навстречу и, желая преградить дорогу, широко развел руки в стороны.

– Ах ты – сволочь! Напустил террористов и еще обниматься лезешь! – Подумала Алла Михайловна и, с разгона, со всей накопившейся злостью, врезала ему по уху. Удар, для отставного вояки, получился не очень сильный, но пришелся именно в ту точку, о которых известно мастерам восточных единоборств.

Мордуев моментально отключился и плашмя рухнул на пол, покрытый керамической плиткой. При соприкосновении с керамикой, головы «начальника охраны», раздался звук, который можно постоянно слышать, заходя в бильярдную.

Несколько ошеломленная подобным развитием событий, Алла Михайловна наклонилась к упавшему.

– Начальника охраны убили! – Крикнул кто-то, выглянув сверху.

Это пронзительное, безысходное «Убили!» вознеслось, по лестничным пролетам до третьего этажа, и сделало панику в корпусе вселенской.

Приняв «Убили!», на свой счет, Алла Михайловна совершенно потеряла голову и, ломая каблуки, кинулась в приоткрытую дверь кафе.

– Исламисты у вас? – Спросила она с порога.

Молодой бармен Витя, протиравший стаканы за стойкой, растерянно покачал головой. Алла Михайловна торопливо закрыла за собой дверь, накинула крюк и задвинула засов. Подскочив к столику, она ухватилась за него и потащила к двери.

– Чего стоишь? Помогай! – Крикнула она бармену.

Тот, опешив от ее стремительного вторжения и всего происходящего, только широко открыл рот и замер, как изваяние.

Выглядывая, с лестничного пролета, наиболее решительные представители мужской половины управления видели, внизу распростертое на полу тело начальника охраны и переговаривались, свистящим шепотом.

– Убили.

– Точно!

– Входных отверстий не видно.

– Самый умный, что ли? Подавай ему входные отверстия!

– Ножом в спину, ударили!

– Вот, это ближе к истине, коллега!

– Надо бы, пойти взглянуть.

– Да, вы, не только самый умный, но, еще и самый смелый… Идите и смотрите, если вам надо.

– Нет, так не годиться, надо удостовериться…

– В чем удостовериться? Что он покойник?

– Вы, как хотите, а я все-таки, схожу, посмотрю…

– Смотреть он собрался! Чего, там – смотреть? Покойник, он и есть – покойник. – Ворчали сослуживцы, оставшегося безымянным героя, осторожно спускаясь за ним следом.

– Тихо!

– Что, вы, шумите?!

– Да, тише же товарищи!

За передовым дозором, стали подтягиваться и другие, не столько смелые, сколько любопытные. В конце, концов, на лестнице образовалась робкая, шикающая колона, медленно продвигающаяся в направлении, безмятежно распростершегося, на светлой плитке, Мордуева.

Анна Михайловна, для своих просто – Ганна, из конструкторского бюро, которую перипетии жизненного пути, научили, относится, ко всему, с фатальной безмятежностью, стала главным поставщиком новостей, с театра военных действий. В очередной раз, выглянув, в окно, она вышла в коридор и доложила обстановку:

– Все, пока тихо. С нашей стороны, человека три, еще шевелиться. Так, что, не всех, еще поубивали. Кто-то, еще держится. Ха! А. куда, это, наши мужики направились?

– Может, на джихадистов пошли?! – Выразила робкую надежду Светочка Карабанова.

– Наши! На джахадистов! – Возмутилась Вера Алексеевна. – Да, они утром мимо собак пройти боятся. Пока толпой не соберутся, на территорию не заходят! Скорее всего, драпать собрались!

– Как драпать?!

– Куда драпать?!

– Все же закрыто!

– Эти проходимцы лазейку найдут! – Уверенно сказала Вера Алексеевна.

– Девушки, а мы, чего сидим?

– Господи! Они смоются, а нас взорвут, со всеми потрохами!

– Бабы! Спасаться, нам, надо!

– Чего сидим!

– Сидим, тут, смерти ждем, а мужики вон – бежать намылились!

– Если скопом – может, кто и вырвется! А, так всем погибель!

– За мной, девчата! – Крикнула Вера Алексеевна, которая, для восстановления нормальных ритмов сердца, хряпнула целый флакон валерьянки. – Или грудь в крестах, или голова в кустах!

Замыкающий, спускающуюся, в холл, колону Валик Кудлаев, не сразу сообразил, что шумовой фон, за его спиной, кардинально изменился. Плач и стоны, на короткое время затихли, и возникло какое то пчелиное гудение. Этот нарастающий гул, отвлек его от происходящего по фронту и заставил оглянуться.

Вытаращив глаза и широко открыв рот, он, с изумлением, уставился на накатывающую на него толпу женщин, которую вела, за собой, Вера Алексеевна, из отдела маркетинга, женщина решительная и малотолерантная по отношению к мужчинам.

Кудлаев, только успел приложить палец к губам, желая призвать прущих на него амазонок к тишине, как был сметен разъяренной толпой.

Нет, это была не толпа! Это была настоящая кавалерийская лава, которая стремительно обрушилась на мужскую колонну, разметала ее, к чертям, и растеклась по холлу.

– Заперто!

– И тут – заперто!

– Девки, заперто все!

– Мужики ломайте двери!

– Мужики, вы, или не мужики!

Какая-то решительная дама подскочила к двери кафе и дернула ее. Находящаяся внутри Алла Михайловна, будучи на взводе, после только, что совершенного убийства, отозвалась изнутри загробным голосом, причем, почему-то с кавказским акцентом:

– Нэ подходы! Стрэлят буду!

– Там они!

– Там они засели!

– Сейчас взорвут, к такой матери!

– Окна! Окна!

– Через окна, надо!

– Мужики, окна бейте!

– Мужики – вы, или – не мужики?!

– А-а-а! Гребаные стеклопакеты!

Ароматы полигона, как-то сразу, проветрили Рахметову и Валерьянычу мозговые извилины. Поэтому, емкость с чачей нашлась быстро. По этому поводу, конечно выпили. Присели закусить.

– А, это, кто нарисовался? – Спросил Рахметов, кивая на четыре фигуры в штатском, которые неподвижно замерли у входа, внимательно разглядывая полигон.

– Очередная комиссия, какая-нибудь. – Сказал Валерьяныч, натужно пережевывая попавшийся в ветчине хрящ. – Поприезжают, станут и смотрят, как будто Америку увидели.

– Тьфу! – Плюнул он. – А, пишут – высшего сорта! Наверно, опять, пожаловался кто-то, что воняет. А, чего жаловаться?! Воняло, воняет и вонять будет! Ну, приедут, вот, такие. Постоят. Потом пишут ответ: «С ситуацией ознакомились. Изучается возможность снижения вредных выбросов».

– Тьфу! – Плюнул он, еще раз. Уже просто так.

В этот миг, со стороны ангара, бабахнуло.

– Слава – остолоп! Говорил я ему…

Потом бабахнуло еще раз, послышалась автоматная очередь, и началась настоящая канонада.

– Нет. Не Слава… – Растерянно сказал Валерьяныч.

В то же время, «члены комиссии», в некоторой растерянности, потоптавшись на месте, разом выхватили пистолеты и бросились к ангару, откуда продолжала доносится оглушительная стрельба.

В задние ворота, на полной скорости, влетел милицейский микроавтобус и, лавируя между завалами, помчался туда же.

Невдалеке от продолжающих механически закусывать Валерьяныча с Рахметовым, машина забуксовала на куче тыквенного месива. Из нее, приоткрыв дверь, высунулся прапорщик Мелешко и крикнул двум бомжам, жующим какую то дрянь с этой помойки:

– Быстро – подтолкнули!

В его голосе было столько ожесточения, что мнимые бомжи навалились, на машину, с такой яростью, что она, враз, выбралась из западни и умчалась, по назначению.

Автоматные очереди, у ангара, немного поутихли. Но зато, стали рваться гранаты.

– Чего – это, Валерьяныч? – Растерянно, спросил Рахметов.

– Чего это – не знаю. Знаю одно – валить нам отсюда надо!

– Как валить? Мы же – под арестом!

– Слушай старого сидельца, парниша! Ноги в руки и мотаем, отсюда. Огородами! Завтра придем – сдадимся. В спокойной обстановке. – Убежденно говорил Валерьяныч, шурша пакетами. – Короче – я пошел, а ты – как знаешь!

– А, ну его, к чертям! – Возмутился Рахметов. – Там опять ОМОН, наверно. Мне вчерашнего хватило! Идти, только, куда?!

– Идти, есть куда. – Сказал Валерьяныч. – С этой бутылью, нам все двери открыты.

По опустевшим цехам пищеблока, гуляло эхо:

– Администрацию захватили-и-и-и!

– Взрывать будут!

Начальники цехов и мастера, не в силах сдержать массовый порыв трудящихся, сами, в первых рядах, лезли на всевозможные насесты, откуда можно было наблюдать за разворачивающимися событиями.

Самые отчаянные, передвигаясь, по двору короткими перебежками, выдвинулись к полигону и заглядывали внутрь, через проемы забора. Оператор Кунец был в числе таких храбрецов. Бросив пульт управления, он помчался на выстрелы, удаляя по дороге лишние файлы, с карты памяти мобильника. Вскакивая с места, он опрокинул кружку с кофе, но не обратил на такой пустяк внимания.

– Тут, война началась! Подумаешь – какой-то кофе!

Начальник цеха фруктовых соков, Братишко, не поддался всеобщему психозу. Запершись у себя в кабинете, он вполголоса говорил по телефону:

– Мне – не до шуток… Да! Захвачено здание администрации. Кем-кем? Говорят исламистами. Всех служащих блокировали, в здании… Да. Милиция уже здесь. Только, сил у них недостаточно. Да, говорю же, вам! Они ведут бой. Вступили в перестрелку с противником. Точно не скажу. До меня доносится автоматная стрельба и взрывы…

В это время, протекший на пульт управления и отключивший автоматику кофе сделал свое дело. В цеху, рванул котел высокого давления.

– Слышали! Вы слышали? – Говорил, тревожным шепотом, в трубку Братишко. – Пока, вы со мной препираетесь, взорвали цех соков. Да это был взрыв. Требуется экстренная помощь!

Шагнувший, в распахнутую, дверь ангара, навстречу врагу, майор Брыль передвигался, какое то время, в условиях нулевой видимости.

За ним, держа автоматы наизготовку, двинулись другие.

Гуляющий по просторному строению свежий ветерок, быстро порвал в клочья дымовую завесу и, вошедшие увидели разбросанные, тут и там, по земле, человеческие тела. Тела слабо копошились и издавали нечленораздельные звуки.

Некоторые были в форме, некоторые – без. Группа прикрытия, передвигаясь со всеми предосторожностями, разбрелась по помещению.

Кроме нагромождения тел в центре, удалось обнаружить, еще всего одного субъекта, за кучей какой-то полуразложившейся рухляди. Все, и свои, и неопознанные гражданские, находились в состоянии контузии разной тяжести, и ничего не соображали. Хотя типы в гражданском не могли даже передвигаться самостоятельно, их приняли очень жестко, применив дубинки и казенную обувь. После этого, всех эвакуировали наружу и, еще раз более тщательно осмотрели ангар, облазив все уголки и закоулочки.

– Все, никого больше нет. – Доложил Брылю старший сержант Пинчук, который временно принял на себя обязанности его заместителя.

Майор, с растерянностью, взглянул на зияющее пулевыми отверстиями здание ангара и наклонился к руководителю операции:

– Товарищ капитан! Товарищ капитан!

Капитан Труба, на обращение, никак не отреагировал. Он сидел на земле, прямо в грязи, и, раскачиваясь вперед-назад, тупо смотрел куда-то мимо него.

Остальные члены передовой группы были не в лучшем состоянии. Кто-то стонал, кто-то охал, а капитан Одиноков, вообще, разучился говорить. Было видно, что ему очень хочется, что-то сказать, но у него получалось, только беззвучно открывать рот. При этом, Одиноков делал руками неопределенные жесты. Со стороны было не понять, то ли это – азбука глухонемых, то ли – распасовка, погруженного в транс экстрасенса.

– А, это, еще – кто? – Удивленно вздохнул старший сержант Пинчук, передергивая затвор автомата.

Брыль нервно оглянулся и увидел четверых незнакомцев, с пистолетами в руках, буквально выползающих из завалов промышленных отходов.

– Не стрелять! Это, группа Трубы.

– Мама, родная! – Сказал Пинчук, с восторгом разглядывая, похожих на болотных чертей, особистов.

В это время, со стороны административного корпуса, послышался звон бьющихся стекол и истошная разноголосица паникующих людей.

– Пинчук. Быстро – туда!

– А, чего я! – Возмутился Пинчук. – Вон, Мелешко идет. Его и пошлите. Он старше, по званию…

– Я, кому сказал… – Начал заводиться Брыль.

И, в это время, со стороны производственных корпусов, донесся мощный взрыв.