Читать книгу Чёрная кошка, или Злой дух - Михаил Пронин - Страница 16

Так началась моя кошачья жизнь у Нины с Андреем. Жизнь, наполненная нелепыми перипетиями, гнусными событиями, прелюбопытнейшими открытиями.

Надо признаться, что при всей неестественности существования свободолюбивой кошки в мире и без того интеллектуально ограниченных, да ещё зажатых всяческими условностями людей у неё находится немало поводов для сиюминутной радости, а то и для мгновений абсолютного счастья. Я вдруг открыл, что гибкость моего кошачьего тела, гибкость его позвоночника – это поистине великое преимущество, дарованное Богом созданиям высшим, превосходящим человека в возможности получения физических удовольствий. Ведь отныне я сам себе могу делать минет! Это неописуемо!!! Ну, мужчины-то меня поймут… Ой, блядь, не минет… это для котов, а для кошек это называется куннилингус. Ну да всё равно, значит, тогда женщины меня поймут! Лизать у себя самой промежность и ловить от этого нестерпимый кайф в любое удобное время – пожалуй, такому пониманию смысла жизни могли бы позавидовать миллионы самок человека. Ведь тогда можно было бы не испытывать отчаянного стыда мастурбации, душевных мук от одиночества или от разочаровывающей неполноты сексуальных ощущений! Более того, если пожелаешь, можешь сама себе полизать и анус – извращение, конечно, зато как приятно!

Почему человек в ходе эволюции не догадался развить в себе достаточную гибкость тела? Вся история человечества, возможно, была бы иной – без войн, убийств, лютой ненависти… Ну, посудите сами, коты часто убивают друг друга? А кошки? То-то и оно… Как там у Солженицына: «Мы очень давно и глубоко заражены… убеждением, что человек выше всего. Нет, есть высшие ценности. С ними надо соотнестись и по ним идти как по звёздам».

И вот мне-то, отъявленной «высшей ценности», хозяева после недолгих друг с другом препирательств, однако нимало со мной не соотнесясь, взяли да и придумали имя.

Ох, ёптыть!.. Ну и фантазия у этих современных двуногих… Словом, назвали меня до безобразия пошло: Тина. Да-да, блядь, породистому, грациозному, истинно независимому живому существу натурально приклеили ярлык каких-то отстойных болотных водорослей. Андрей этот, звон-муде, сообщил супружнице своей Нине, что вычитал то ли у Хигира, то ли ещё у какого шарлатана, будто бы гармоничные отношения возможны лишь между теми одушевлёнными особями подлунного мира, у которых клички, то бишь погонялы-имена, хотя бы отчасти совпадают по звучанию. Идеально, мол, если в обозначении имён собравшихся жить вместе тварей Божьих есть одинаковые гласные, а ещё лучше аналогичные согласные. Вот, мол, – вдохновенно вешал жене лапшу на уши болтливый Андрей, – он с ней счастлив в браке, потому что в её имени есть две буквы, «органично, хотя и инверсивно» входящие в состав его собственного имени. Причём одна из них – согласная, что «особенно ценно»! По этому случаю, блин, в приютившей меня семейке было радости полные штаны.

А в имени Тина, безостановочно разглагольствовал далее этот мудила Андрей, присутствуют те же две буквы, что и в именах её хозяев (у Нины так и вообще три), посему кошка с такой кличкой должна-де «мирно ужиться с нами». Кроме того, заметил Андрей, прикольно было бы дать «черномазенькой четвероногой прелестнице» – каково мне, зрелому мужику, слышать в свой адрес этакие фамильярные дефиниции, эх, ебёна мать!.. – имя «великой темнокожей певицы Тины Тёрнер». Выходило, что меня назвали в честь Тины Тёрнер – спасибо хоть, что не Тины Канделаки, уж этого позора я бы точно не пережил…

Мне постелили на полу сложенный вчетверо ворсистый зимний шарф. Отныне это моё спальное место. Рядом дверь на кухню и в крошечную прихожую. Но я ведь не собака какая-нибудь драная, чтобы спать при входе, неусыпно охраняя покой ненаглядных хозяев! И в первую же ночь, едва Андрей и Нина улеглись на чужой облезлой тахте почивать, – как выяснилось позднее, они снимали скромное жильё в подмосковном городишке за сумасшедшую прорву долларов, – я стал во всю свою юную глотку мяукать, чтобы и меня допустили на пресловутую тахту. От входной двери на полу дико дуло, и я никак не мог заснуть на своём колючем шарфике, а потом, мне было несносно грустно ворочаться в бессонном одиночестве на этом импровизированном ложе.

Супруги, говна собачьи, надо отдать им должное, при всей своей абсолютной неопытности по части общения с благородными животными вскоре допёрли, чего я требую, и Андрей, не включая электричества, налетев во тьме кромешной на стул и спросонок негромко матюкнувшись, забрал меня в постель. Как равного. Ну, или как равную – они ведь не догадывались, что я мужчина.

Заснуть, однако, не удалось. Эти придурки уложили меня не между собой, чего я несомненно заслуживал, а с краю, и когда кто-либо из них, некрепко и нервно спящих, поворачивался с боку на бок – особенно в этом преуспел Андрей, словно его шилом в жопу тыкали, как только он, гулко вздохнув, проваливался в сон, – я падал на пол с высоты сантиметров в сорок, вполне травмоопасной для столь маленького котёнка, каким был я. Нина бессознательно-похотливо сопела, всегда чутко пробуждаясь от тупого звука упавшего предмета, и я, ползая по щелястому паркету и пронзительно пища, уже сгорал от острого вожделения – и не только плотского вожделения лично к ней, а вообще, ко всем дамам любых пород и статей, – тогда как сомнамбулический Андрей, будто ленивый зомби, дежурно шарил костлявой ручонкой под тахтой, ища меня, свалившегося, чтобы водрузить опять на опасный край нелепого семейного одра.