Читать книгу Бегущая по тундре. Документально-художественная повесть - Михаил Сверлов - Страница 5

Всё было незнакомо в этом большом посёлке городского типа. Удивляла и речка Казачка, которая текла по нему, и куда в огромном количестве заходила красная рыба.

Удивлял и большой Анадырский залив, который местные называли «лиман», на берегу которого стоял Анадырь. На другой стороне лимана находилась угольная шахта, располагались войсковые части, а к причалу порта подходили огромные океанские корабли «либерти»19, которые привозили какую-то землепроходческую технику, а с ней много людей. Как говорили в Анадыре, это были метростроители. Но что они строили в сопках, не знал никто.

Педагогическое училище находилось на косе, где текла речка. Его здание располагалось рядом с Окрисполкомом и Окружкомом партии. Недалеко была и средняя школа, где студенты педучилища проходили практику.

Ане нравилось учиться, только всё время хотелось есть. В столовой кормили скудно и не вкусно. Она часто вспоминала повара их Певекской школы: «Вот её бы сюда, та бы всех вкусно и сытно накормила», – мечтала она.

В первую же свою зиму в Анадыре Анна поняла, что не одним певекским южаком сильны чукотские ветра. Здесь постоянно дул холодный ветер и с такой силой, что в одиночку передвигаться было просто невозможно, и уж тем более с такими тщедушными телами, какие были у девчушек-студенток. Так что от общежития до учебного корпуса приходилось в дни сильного ветра передвигаться группами с помощью ребят или педагогов.

Аня и в училище сразу же стала заводилой всех мероприятий. Её не нужно было подгонять или придумывать ей задания. Она быстро вошла в круг старших студентов, моментально перенимала их опыт организации конкурсов, вечеров, дней рождения.

Её ввели в состав комитета комсомола училища, затем избрали заместителем секретаря комсомольской организации.

Активную студентку заметили в райкоме комсомола и стали привлекать к подготовке районных, поселковых мероприятий для молодёжи Анадыря.

Часто Анна выезжала на нартах в находящиеся недалеко от окружного и районного центра оленеводческие и морзверобойные бригады с целью обучения оленеводов и их детей русскому языку. Вот уж где она отъедалась! Тут был и так ею любимый итгильгын (мантак), и струганина из оленины, и копальхен. Именно тут она стала понимать, насколько важна и значима работа учителя в тундре.

К ней относились уважительно, со всем вниманием, хотя она была ещё совсем девчонкой. С ней советовались по различным вопросам, начиная от личной жизни и заканчивая политическими событиями.

Однажды при большом стечении оленеводов, возник спор о том, возвращаются ли люди, ушедшие на небо или те, которых забрал к себе Ивмэнтун, на землю. А если возвращаются, то в виде кого?

– Я думаю, – говорил старший оленевод Вуквукай, – что если человек и может вернуться, то только в образе животного. Был добрым – стал любимой собакой, оленем. А, может быть, превратился в лису или песца, нерпу или моржа. Злой человек или человек, совершающий плохие дела, превращается в кэнына (бурого медведя), бродящего зимой по тундре в поисках еды.

– Да как он может превратиться в кого-то, – задиристо отвечал ему Гаймисин. – Человек после смерти теряет свою оболочку, как и любой зверь. Куда он может переселиться? Ты видел это?

– Этого никто не может видеть. Это происходит не здесь, на земле. Это происходит где-то там, далеко в небе. И переселяется не тело, переселяется сущность человека. Русские называют это «дух», – ответил Вуквукай и внимательно посмотрел на Аню.

– У русских это называется «душа», – ответила на вопросительный взгляд оленевода Аня. – Это то, что делает человека человеком. Она может радоваться – и тогда веселится человек, но она может и грустить – тогда плачет человек. Душа может быть большой, как кит, а может быть маленькой, мелкой, как мышь. Только от самого человека зависит, какая у него будет душа.

– А как это узнать? – спросил Теютин.

– А ты не знаешь? – вопросом на вопрос ответила Анна. – Вот, Отке – председатель Окрисполкома, у него какая душа?

– Отке! Он большой очоч. У него душа, как море. Он думает про всех нас: про чукчей, эскимосов… и старается делать много хорошего. Отке – большой человек!

– А наш любимый вождь Сталин?

Встал Вуквукай.

– Наш вождь и учитель, защитник обиженных, думает и помогает всем людям на земле. Добрее, смелее и надёжнее нет человека. У него душа огромная, как небо, глубокая как море, добрая и мягкая ко всем народам, живущим в нашей стране, как шкурка лисицы. Но жесткая к врагам нашей страны, как шкура высохшего лахтака. Я так думаю! – сказал он и сел на шкуру оленя. Все молчали, искоса посматривая на Нутэтэгрынэ.

– Вуквукай правильно объяснил всем, что такое душа, – после длительной паузы сказала Анна. – Никто не знает, переходит ли душа умершего человека в другого человека или животное. Но я думаю, лишь тот возвращается на землю опять человеком, кто и пребывал здесь именно человеком, кто не оскорблял род человеческий злом.

В таких поездках Аня многому училась у старших, лучше старалась понять их мысли, чаяния, надежды. И её авторитет рос среди оленеводов, охотников, морзверобоев. Поэтому, видя это, после окончания учёбы, её сразу же взяли на работу инструктором в окружком комсомола. И закрутились поездки в села Чукотки, и везде она организовывала группы ликвидации безграмотности среди оленеводов и морзверобоев, кружки художественной самодеятельности, вечера.

«Анька, Анька, – сквозь сон услышала она, – давай поднимайся быстрее! Тебя ищет Ольга Липская». Она открыла глаза. Перед ней стояла её подружка по педучилищу, заведующая сектором учёта и статистики Анадырского райкома комсомола.

– Давай, давай, – поднимайся! – она настойчиво стаскивала с Анны одеяло, но той не хотелось вставать. Она поздно вечером вернулась из командировки, и пока привела себя в порядок и развесила для просушки кухлянку, штаны и торбаса, смогла лечь спать только в три часа ночи. А уже в восемь её будит эта неугомонная Верка.

– Ну, чего тебе от меня надо? Дай поспать, курица ты щипаная, – не зло бормотала Нутэтэгрынэ.

– Сама ты курица! Я же тебе говорю, что тебя Ольга зовёт!

Ольга Липская была первым секретарём Анадырского райкома комсомола.

– Ну что ей от меня надо? Скажи ей, что проснусь и приеду.

– Нет уж, дорогуша, – не унималась Вера, – Я ей сказала, что ты появилась в посёлке, и она просила привезти тебя.

– Ну что, милицию вызывать будешь? – уже зло спросила Аня и села на кровати. Страшно хотелось спать. Лёша Загорский, первый секретарь окружкома комсомола, ввёл правило, что вернувшийся ночью из командировки работник, мог отдыхать весь следующий день. А тут эта Верка.

Поняв, что спать ей не дадут, она потянулась, сбросила с себя одеяло, сунула ноги в тапочки, которые ей сшила мама, выскочила из комнаты и помчалась по общему, холодному коридору общежития в туалет. После него, влетев в свою комнату, она увидела, что Верка уже нагрела воду, а на табуретке стоит их умывальный тазик, и подружка готова полить ей воду на руки.

Приведя себя в порядок, она оделась, и они вместе выбежали на морозный воздух. Было темно, но ветра ещё не было, и это улучшило настроение. Аня подхватила рукой в варежке горсть снега и запустила его в Верку. Та завизжала и ответила ей своей порцией снега. На улице раздался визг и смех двух девчат. Проходившие мимо люди, улыбались, а кое-кто и добавлял свой снежок в игру подруг.

Они втиснулись в кабину чукотторговского грузовика, приехавшего из посёлка Комбинат в Анадырь. Посёлок находился в двадцати километрах от окружного центра и там располагался райком комсомола,

– Что Ольге-то от меня надо? – запыхавшись, спросила Веру Анна.

– Да у неё разве узнаешь, – ответила Вера. – У неё всегда так: вынь да положь. А что, как и зачем, никогда не скажет.

– Может, что по пленуму20 райкома комсомола? – предположила Аня. Райком комсомола готовил собрание комсомольского актива района.

– Вполне вероятно. Ты же по району ездила?

– Да, нет. Я была в Провиденском районе. Слушай, – Аня посмотрела на подругу. – Я там с таким шаманом встречалась!

– Каким шаманом? Брось ты, Анька, выдумывать. У тебя вечно какие-то приключения. Нет уже давно никаких твоих шаманов!

– А я встретила! – настойчиво повторила девушка. – Его Ахлю зовут, вот!

Проехав Анадырьский залив по льду, они поблагодарили шофёра, остановившего машину у двухэтажного деревянного барака21, где располагались райком партии, райисполком, райком комсомола и другие районные и поселковые организации. В нём было выделено две комнаты для райкома комсомола: маленькая – первому секретарю, а во второй, большой, находились все остальные работники – второй секретарь, заведующий организационным отделом и заведующая сектором учёта и статистики. Они вошли в барак, прошли в комнату райкома комсомола. Быстро скинув с себя одежду, Аня постучала в дверь первого секретаря.

– Входи, кто там такой культурный? – послышался голос Ольги. – А, это ты, – весело сказала Ольга, увидев Анну. – Ну, тебя найти – легче кита в море отыскать. Где была?

– В Провиденском районе.

– Ну и как, успешно?

– Да как сказать? Там с переселением из села Старое Чаплино не всё в порядке.

– Так ты в Окружком комсомола не заходила?

– А когда бы? Я в Анадыре-то появилась в двенадцать ночи. А с утра меня твоя Верка разбудила. Что случилось-то? Откуда пожар?

– Никакого пожара нет. Да ты садись, – Ольга показала на стул, стоящий у небольшого т-образного стола, и сама присела напротив Анны.

– У нас в субботу будет проходить пленум. На нём будем рассматривать кадровые вопросы. От нас ушёл в райком партии мой второй секретарь. Понимаешь?

– Что-то не очень, – сказала Анна, – какое отношение я-то к этому имею?

– Ну, ты даёшь! Мы же тебя хотим рекомендовать на эту должность. Поняла?

Аня с удивлением смотрела на Ольгу. До неё не сразу дошло, что ей предлагают перейти на работу в райком комсомола на должность второго секретаря.

– А я смогу? – растерянно спросила она, и добавила, – я же в окружкоме меньше года работаю.

– Хорошо работаешь, – засмеялась Липская, – да и чего тут обсуждать? С первым секретарём окружкома комсомола мы договорились, райком партии твою кандидатуру согласовал. Если ты согласна, то сейчас поднимемся к первому секретарю райкома партии и окончательно решим вопрос.

– Да, но проголосуют ли за меня члены райкома комсомола?

– Ну, ты, деваха, даёшь! – Ольга даже приподнялась со стула. – Да тебя же весь район знает, а о комбинатовцах и говорить не стоит! Пошли к партийному секретарю. Кстати, а как тебя по отчеству-то зовут?

– Отца зовут Дмитрий. Его так полярники с метеостанции назвали.

– Значит, Дмитриевна. Так и запишем, – улыбнувшись, сказала Ольга, и они вышли из кабинета.

Уже в субботу Анна Дмитриевна Нутэтэгрынэ стала вторым секретарём Анадырского райкома комсомола. То, чем она занималась до этого, теперь казалось ей только вступлением во взрослую жизнь.

На её плечи легла забота о комсомольско-молодёжных бригадах не только в тундре или побережье, но и на промышленных организациях района. Она вплотную столкнулась с молодыми московскими строителями, возводившими в районе взлётно-посадочную полосу и военные сооружения. Организация досуга молодёжи, политико-воспитательная работа, в том числе и в учебных заведениях, – всё это стало заботой второго секретаря. Ночь стала ещё короче, а день удлинился больше чем наполовину. Аня, и без того некрупная девушка, похудела, но своей природной привлекательности не потеряла.

Через два года Анну избрали секретарём окружкома комсомола, и территория её командировок, как и ответственность, увеличилась во много раз.

Но именно тут у неё появились первые недруги. Некоторым работникам окружкома комсомола, да и окружкома партии, не нравилось то, что Анна все свои выступления перед комсомольцами, жителями национальных сёл, начинала на чукотском языке, затем переводя сказанное на русский.

«Ну, чего ты выкаблучиваешься? Показываешь, что знаешь чукотский язык? Так мы это знаем. А вот удлинять своё выступление не стоит. Народ и так устаёт от разного рода говорильни», – твердили ей, на что Аня отвечала: «А вам не важно, что ваши доклады и речи половина присутствующих в зале просто не понимает?

– Как это не понимает? – «завёлся» как-то заведующий отделом административных органов окружкома партии.

– Да так. Не понимает и всё.

– У нас все должны понимать и говорить на русском языке! – напомнил заведующий отделом.

– Должны, но не говорят. Нет, они могут объясниться, понять простые вопросы и так же просто ответить. Но мы-то в своих выступлениях не говорим на бытовые темы и простейшими фразами. Мы свои выступления готовим для русскоязычного населения. Так? И уж совсем нас не понимает старшее поколение чукчей. Они просто не способны выучить язык. И тут есть только два выхода: или читать доклад на чукотском языке, или привлекать переводчика, что никогда не делается.

– Но они же все голосуют по обсуждаемым вопросам! – не унимался старший товарищ.

– Да, голосуют. – согласилась Анна. – Но они ориентируются на своих неформальных лидеров, знающих русский язык, или своих детей, колхозное начальство. Те подняли руки «за», и эти поднимают…

Со временем, конечно, все привыкли к методике выступления Нутэтэгрынэ, но от этого несогласных с ней не стало меньше.

Однажды в селе Уэлен она попала на Праздник Кита. В старину Праздник Кита проходил в специальной яранге под названием «клегран» – дословно «мужской дом». В национальных танцах в дыму костра, словно в морской пучине проплывали фигуры китов, тюленей, других морских животных и птиц под звуки песен далеких предков, посвятивших их прародителю чукотского народа великому Киту Ръэу.

Но теперь праздник проходил на берегу моря, у зажжённого большого костра. Здесь Аня познакомилась с человеком, о котором в детстве, как о белом шамане, рассказывал им их сосед по яранге Гивэу.

Именно этот человек танцевал, нет, рассказывал с помощью танца, о Празднике Кита. Это был Нутэтэин. И она своими глазами увидела, как он может превращаться в любого зверя, слышала, как в его яраре воет ветер, гремят обрушившиеся на прибрежную гальку волны. Она была рядом с ним, на вельботе, когда сильный и смелый охотник загарпунивал кита.

Хоть и прославляли на этом празднике кита, но главным источником жизни берегового чукчи был морж. Он и кормил их, и обеспечивал горючим для жирника. Моржовыми шкурами покрывали ярангу, из них шили покрышки для охотничьей байдары, суперпрочные эластичные ремни и непромокаемые плащи. И самое главное, – он кормил не только людей, но и главное транспортное средство Арктики – собак упряжки. Морж был неотъемлемой частью жизни арктического человека. Он появлялся у берегов ранней весной, когда ещё прочный припай отделял дрейфующий лёд от материка.

Когда лёд окончательно уходил от берегов, моржа промышляли как в открытой воде, так и на отдельных плавающих льдинах. Это происходит так: сначала моржа загарпунивают в воде, а потом его расстреливают из нарезных ружей. Убитых моржей привязывают к бортам байдар или вельботов и буксируют к берегу, где охотников и их добычу ждут женщины, старики и дети.

Общими усилиями собравшихся на берегу моржовые туши перетаскиваются к месту их разделки, которая всегда начинается с огромного моржового живота – вспарывания желудка. Поскольку основным кормом для моржа являются моллюски, то в животе взрослого сытого животного их может быть несколько килограммов. Полупереваренные моллюски являются редким лакомством, как и куски свежей, ещё теплой печени, и потому в основном достаются детям. Тут же все желающие могут из подходящей посуды выпить теплой свежей крови. А после разделки происходит делёж и распределение морской добычи, который даже после образования колхозов происходит согласно издревле установленным правилам, по которым для немощных стариков, больных, вдов и сирот всегда выделяется специальная доля.

Она долго говорила с Нутэтэиным. Вернее, он долго разговаривал с ней и вдруг спросил, есть ли у неё мечта? Аня удивилась, но ответила, что она мечтает увидеть Москву и учиться в институте.

– Но не все мечты сбываются, – без большого огорчения сказала она. – Мечта – она и есть мечта.

– Бывает, летит вдали вереница лебедей, – в ответ сказал ей Нутэтэин, – едва заметная, как сон, как мечтания, и ты сначала её принимаешь за облачко и смотришь, смотришь в небо, а потом убеждаешься: нет, это всё-таки лебеди, и так становится легко, и ты понимаешь, что вот она – мечта, рядом. Только надо очень сильно захотеть её достать и много работать. Тогда она окажется в твоих руках. А если ты будешь лежать в пологе на мягких оленьих шкурах и только мечтать, то скоро и облаков не увидишь в небе, не то, что лебедей.

И Аня работала, отдавая всю себя любимому делу.

Неожиданно для неё самой, она была вызвана в Магаданский обком комсомола. Первый секретарь окружкома, провожая её, заговорщицки подмигнул:

– Ну, моя дорогая, готовься к переменам! – загадочно напутствовал он её.

– Слушай, что за тайны мадридского двора? Ты можешь мне объяснить всё без намёков и заговорщицких подмигиваний? – не сдержалась она.

– А никаких тайн и нет. – перестав улыбаться, ответил секретарь. – Поедешь учиться в Москву. Всё! – увидев, что Анна хочет снова задать ему вопрос, остановил он её. – В Магадане тебе Новокрещенов всё объяснит. Я и того, что сказал, не должен был говорить. Ясно? – строго спросил он, и Анна согласно кивнула головой.

Николай Новокрещенов, первый секретарь Магаданского обкома комсомола, долго разговаривал с ней, расспрашивая о работе, её планах, в том числе и на личную жизнь.

Его интересовало кто её родители, а узнав, что Рентыргин, заместитель председателя колхоза «Пионер», – её дядя, оживился: «Я же с ним знаком! В Москве познакомились, когда ему вручали Орден Ленина! – он заулыбался, вероятно, что-то вспомнив. – Ох, и мудрый мужик!»

Анна решила попытать секретаря, так как видела, что он не очень-то спешил переходить к главному вопросу.

– Это он сказал моим родителям, чтобы они учили меня и обязательно у русских, но не забывали обучить меня и ремеслу хозяйки чукотской яранги.

– Так ты и шкуры можешь выделывать, и шить из них одежду и обувь? – заинтересованно спросил секретарь.

– Конечно, знаю, как, – хитро ответила Анна.

– Слушай, а чем вы там шкуры выделываете?

– Вам честно сказать? – она внимательно посмотрела на Николая.

– Конечно. А что тут есть какой-то секрет?

– Секрета нет, – ответила Аня вздохнув. – Вернее, секрет есть, но он чисто человеческий.

– Не понял, – лицо секретаря выражало недоумение.

– Да, человеческой мочой выделывается шкура. Затем с помощью коры кустов ивняка дубится, чтобы влага не действовала на шкуру. Получается красноватый цвет. А шкуры после такой выделки резко пахнут, известно, чем.

– Вот это ты меня просветила! – сказал секретарь, засмеявшись. – Не врёшь? Ну, не сердись и не обижайся, – видя, как нахмурила брови Нутэтэгрынэ. – Вы там выдумщики знатные. Мы бы и трёх дней в тех условиях не прожили, а ваш народ веками живёт. И ещё вопрос: а Нутэтэгрынэ – это имя или фамилия?

– Это имя. У нас раньше фамилий и отчеств не было. Только имя.

– И оно как-то переводится на русский язык?

– Да, конечно. Моё имя значит «Бегущая по тундре».

– «Бегущая по тундре…» – повторил Новокрещенов, – «Бегущая по тундре…» Внимательно разглядывая Анну, он молчал несколько минут. Молчала и она.

– Ну, вот что, – сказал Николай вставая. – Твой бег по тундре на некоторое время прерывается. – и подошёл к тоже вставшей со стула Ане. – С сегодняшнего дня у тебя начинается бег за знаниями. Обком комсомола решил направить тебя на учёбу в Центральную комсомольскую школу при Центральном комитете комсомола в Москву. Осилишь?

– Если сомневаетесь, зачем тогда посылаете? – глядя прямо в глаза секретарю, вопросом на вопрос ответила она, и добавила, – Это моя мечта – учиться в Москве.

– Ну, тогда договорились, – улыбнулся Николай. – И, как говорят у нас, «…семь ветров тебе в спину и один навстречу!» – он пожал ей руку.

– А навстречу-то зачем? – спросила девушка, засмеявшись.

– А это, чтобы ты не зарывалась, – засмеялся и он. Затем секретарь вызвал заведующего общим отделом, познакомил его с Анной и дал указания по оформлению всех документов, в том числе и финансовых.

Через два дня Анна Нутэтэгрынэ сидела в самолёте, уносящем её на два года в Москву.