Читать книгу Род. Роман - Михаил Трещалин - Страница 5

Глава II
1

Оглавление

Историческая справка

В 1807 году из швейцарского кантона Тессино (Теччино), непосредственно граничащего с Италией, в значительной мере заселенного итальянцами, в Россию приехал с женой и детьми живописец Антонио Бороффи Бруни (в России его звали Антон Осипович). В годы наполеоновских войн Антонио Бруни был капитаном швейцарских войск, входивших в состав армии Суворова. Сын его, Федор Антонович Бруни, окончил Петербургскую Академию художеств и потом много лет был ее президентом. Работы его можно увидеть в Русском музее и Пушкинском доме. (1)


Андрей Дмитриевич Трофимов много лет мечтал попасть в Ленинград, но как-то так складывалось, что он объехал почти всю страну, а в северной столице был только один раз, да и то несколько часов проездом, возвращаясь со службы в армии. И вот свершилось! Две недели безо всяких обязанностей, без детей, только он и жена, и сказочные богатства дворцов Петровского города доступны их глазам.

В один из чудесных июньских дней Андрей Дмитриевич посетил Русский музей.

Просторный зал с высокими потолками наполнен мягким светом. Полотно в массивной раме от пола до потолка, Моисей в необъяснимом божественном порыве, столп, увенчанный медным змием… Люди, люди, лица, лица, смерть, ужас, раскаяние, просветление и все это средь незнакомого пустынного пейзажа с мертвыми грозовыми тучами и всполохами неживого, сатанинского огня. Но в библии все иначе. Там нет сомнения, нет неверия, только один божественный порыв – и все целы, и дождь из змей не страшен. А тут столько планов, столько концепций разрешения библейской притчи, столько собственного понимания события. Такая своеобразная философия.

– Пойдем дальше, – тихонько просит жена.

– Подожди, еще, еще…

И вновь грозовое небо, скалы, пустыня, Моисей, ужас, страх, смерть, счастье и всюду потрясающая техника письма… Нет, техники не было, это тогда на ум не приходило. Пришло потом, месяцы спустя, на больничной койке в грязной общей палате дальневосточной больницы, куда он попал с распухшей печенью.

А сейчас только сюжет, только реализованный в картине замысел, только восторг и угнетение от чудодейственной силы таланта и мастерства художника.

Он стоял уже больше часа и понял это только потому, что затекли ноги.

– Пойдем, пойдем, еще много будет интересного – позвала жена.

– Да, да, пойдем. Как отсюда выбраться? Я не могу больше. Нужно осмыслить то, что увидел. Нельзя же одеть на себя сразу все драгоценности мира. Задавят!

Они потихоньку вышли и сели на скамейку сада.

– Кажется, у Бруни были еще известные работы? – спросил Андрей Дмитриевич у жены.

– Да, еще гравюры. Точно, иллюстрации к «Истории государства Российского» Карамзина.

– Да вот еще натурный портрет Пушкина в гробу.

– Он в Пушкинском доме, – ответила жена.

Им не повезло: Пушкинский дом был закрыт.


С парадного портрета

Нехитрого сюжета

Кипренского работы

Без видимой заботы

На нас глядит поэт:

Изыскано одет,

Изящен он, красив.

Пожалуй, горделив.

А в жизни у поэта

Лицо не для портрета.

Он не хорош собой,

Зато – велик душой.

И вовсе не в бриллиантах,

Не в пышных бакенбардах

Краса его души…

* * *

Портрет карандашом:

Несчастье входит в дом.

Убитый, некрасивый,

Но, милый, милый, милый

В гробу лежит поэт.

Вот подлинный портрет.

Нет пышности и блеска,

Для горя много места

Художник уделил,

Отчаяние излил.

* * *

Прижизненно известный живописец

Портрет в гробу бессмертного поэта

Для не родившихся еще потомков пишет.

Подобного ему – нет Пушкина портрета.

А так мечтал он написать его живого,

В порыве дружеском, и молодого.

Не написал, не из-за многих дел,

Не то, чтоб не собрался – не посмел.


Род. Роман

Подняться наверх