Читать книгу Большой Кыш - Мила Блинова - Страница 6

Пока с холма сходила вода, все кыши продолжали квартировать у Туки. По утрам, завтракая салатом из первоцветов, они обсуждали важные кышьи проблемы.

– Ну и кто мне скажет, почему во время спячки кышам снятся хорошие, сладкие сны, а после спячки – пресные или горько-кислые? – хрустя примулой, осведомился Тука.

Чтобы сосредоточиться, он вытянул под столом задние лапы и тщательно почесал одну о другую. Этому Туку научила большая навозная муха.

Дысь, в отстиранной белой жилетке, которую отыграл накануне у Люли, повёл пушистыми усами, хлебнул брусничного чая и важно поддакнул:

– Именно так, кыши, именно так. Сегодня мне приснился пренеприятный сон, в котором большой задастый синий заяц расселся на верхушке нашего Дуба и жрал с него сосновые шишки. Заяц был очень большой и очень синий, но странно не это. Скажите, откуда на Дубе взялись сосновые шишки?! Брррр! Какая гадость! Приснится же такое!

Кыши пооткрывали рты от ужаса, и Сяпа, как самый пытливый из них, тихо, почти беззвучно, спросил:

– А ты, Белая Жилетка? Что в это время делал ты?

– Неуместный вопрос. Разве у меня был выбор? – нахмурился тот. – Подметал за ним шелуху, что же ещё?

Кыши одобрительно закивали – чистота у них стояла на первом месте. Все налили себе ещё по чашке чаю и дальше чаёвничали молча. Впрочем, Люля разок нахально заикнулся о том, что Туке не мешало бы отдать ему проигранную слюду, но прикусил язык под осуждающими взглядами друзей. Насытившись, сотрапезники встали из-за стола и разошлись по делам.

Солнце припекало так сильно, что всё кругом таяло. Тука решил проведать Хнуся. Но, добравшись до поваленного клёна, он обнаружил под ним лишь хрустальную россыпь ледяных осколков.

– Хнусь! Хнусь! – стал звать Тука, заглядывая под ветки.

Тщетно: Хнуся нигде не было.

Тука решил заложить круг побольше и обследовать близлежащую местность. Замирая от дурных предчувствий, он выбрался из-под клёна на открытое место южного склона, где уже появилась ярко-зелёная молодая травка, а сугробы превратились в огромные лужи, и огляделся. На влажной чёрной земле зелёными островками возвышались кочки. На одной пышным кустом выросли одуванчики. Их толстые стебли тянулись к солнцу. Тука поднял глаза. На «зонтике» из цветочных шапок виднелось розовое пятнышко – шкурка Хнуся. А выше, в небе, разворачивалась огромная ворона, готовящаяся спикировать на маленького, безмятежно спящего кыша.

– Ой-ой-ой! – вскричал Тука. – Хнусь, миленький, разве ты не видишь эту страшную птицу, желающую тобой полакомиться? Кыш-соня, ты пригрелся на солнышке и уснул, дурашка, позабыв главное правило кышей: «Проснувшись после зимней спячки, больше не спи!» Под тобой выросло целое семейство одуванчиков и утащило тебя вверх.

Розовый комок зашевелился наверху и сладко зачмокал.

«Не слышит! – испугался Тука. – Что делать?» Он заметался в панике, выискивая, чем бы отпугнуть хищную птицу, но не нашёл ничего лучше обломка ежевичной ветки. Расставив задние лапы шире, Тука взял колючую ветку наперевес и приготовился к обороне.

Ворона снижалась… Её чёрный силуэт заслонил собой небо. Вот она открыла свой страшный клюв, растопырила цепкие когти. В бездонных маслянистых глазах мелькнуло отражение спящего Хнуся. Кышей накрыло тёмно-фиолетовой тенью…

И тут Тука со священным криком «Кыш, кыш, кыш!», широко замахнувшись, треснул ворону по голове. Ветка всеми шипами вцепилась в птичьи перья. Опешившая ворона резко задёргалась вправо-влево, стараясь сбросить с себя ветку. Освободившись, с громким карканьем птица взмыла вверх и через мгновение скрылась за деревьями. Понимая, что времени у него в обрез – ворона могла вернуться, и не одна, – Тука приналёг на один из одуванчиковых стеблей, стараясь его раскачать. Цветочный куст слегка колыхнулся… Сверху, прямо Туке на голову, скатился так и не проснувшийся Хнусь. Не подхвати его Тука, Хнусь захлебнулся бы в луже.

Втащив друга в укрытие, под поваленное дерево, Тука свалился замертво. Силы покинули его. Немножко отлежавшись, он стал собирать и подсовывать под Хнуся ветки, чтобы тот не простудился, – земля была ещё холодной.

Хнусь продолжал сладко спать. Лёжа на спине со скрещёнными на груди лапами, он всем своим видом выражал спокойствие и безмятежность. Тука пытался придумать, как доставить приятеля в хижинку, но ничего путного ему на ум не шло – он боялся страшной вороны. Кышу везде мерещился острый клюв, когтистые лапы, хищный глаз, и он деревенел от страха.

Чтобы отвлечься от опасных мыслей, Тука занялся маскировкой Хнуся: набрал пригоршню мокрой земли и вымазал ею розовую, как цветок дикой яблони, шкурку друга. Потом он выглянул наружу и осмотрелся. Ему показалось, что за кустами барбариса что-то промелькнуло. «Кыш! – подумал Тука. – Какая удача! Вдвоём мы сумеем дотащить спящего Хнуся до моего домика». Он бросился через проталину к кустам, размахивая лапами:

– Эй, кыш, постой! Я Тука. У меня друг в беде. Заснул опять, понимаешь? Помоги отнести его в мою хижинку, у меня одного маловато силёнок!

Кыш остановился и недобро оглядел Туку:

– Что с того, что ты Тука? Ты моих друзей куда-нибудь носил? Ни-ко-гда! Так что не шурши ушами, проходи мимо. Твой друг – твоя забота, я тут ни при чём. Буду всем помогать, весь перемажусь.

Нет, Тука не рассердился. Но очень удивился. Он никогда раньше не встречал кыша, который отказался бы помочь товарищу.

– Хнусь не грязный, – заступился он за друга. – Просто немножко замаскированный, чтобы не дразнить ворон. Ты, я вижу, тоже вымазался глиной. Да так старательно, что тебя невозможно узнать.

– Моя грязь – это МОЯ грязь, она ТЕБЯ не касается! – отрезал кыш. Он достал из-за уха зубочистку и проверил чистоту своих зубов. – А будешь приставать – укушу. Лучше не зли Бяку.

– Ну конечно же, ты – Бяка! – облегчённо выдохнул Тука. – Как я сам не догадался? Испугался, понимаешь, что в нашем лесу началась эпидемия вредности. Но если ты Бяка, всё понятно. Бяка на то и Бяка… Скажи, а зачем ты разрушил мой дом? Это очень плохой поступок. Не помочь товарищу в беде – тоже. Твоё прозвище – Большой Кыш. Какой же ты Большой, если совесть и душа у тебя маленькие? Неужели тебе нравится вредничать и на всех злиться? Может быть, лучше дружить с нами и помогать нам? Вдруг когда-нибудь и тебе понадобится помощь…

– Я кыш-одиночка! Мне никто не нужен! – рассердился Бяка. – Я никогда не стану просить ничьей помощи, потому что всё умею сам!

– Может, ты просто боишься стать хорошим? – улыбнулся Тука.

– Я боюсь?! Глупости! Это вы все меня боитесь. А знаешь почему? Потому что я плохой! Очень плохой!!!

Не зная, что бы такое гадкое вытворить, Бяка подбежал к спящему Хнусю и громко свистнул ему в ухо – тот вздрогнул и проснулся.

Тука испуганно закрыл лапами мордочку. Хнусь сладко потянулся… и, увидев друга, рассмеялся:

– Тука! Какая удача, что мы проснулись вместе! – но, заметив рядом Бяку, испуганно вскрикнул: – Какой ужас! Вместе с нами проснулся Бяка!

– Ага, испугались! – зарычал Бяка и взял в каждую лапу по острой сосульке. – А ну-ка брысь отсюда! Живо!

Повторять дважды не было нужды: Туку с Хнусем будто ветром сдуло. Единым духом домчались они до большого Дуба и забарабанили в дверь Тукиной хижинки. Только задвинув за собой засов, кыши с трудом смогли перевести дух. Бибо и Сяпа отложили готовку ужина и вопросительно уставились на друзей.

– Что случилось, кыши? – не выдержал Бибо.

– Бяка!!! – еле выговорил Тука. – Гадкий Бяка разбудил Хнуся!!!

Бибо вскрикнул от ужаса. Сяпа юркнул под стол.

– Ух, не к добру это, – прошептал Бибо. – Очень плохая примета – будить кыша во время спячки. Не иначе засуха случится или саранча налетит.

– А может, придут бесконечные тучи? Может, всё лето будет лить дождь и мы ни разу не увидим ни солнышка, ни звёзд на ночном небе? А, Бибо? – спросил из-под стола Сяпа.

– Не надо думать о страшном, – погладил Тука по спинке Сяпу. – Дождёмся Дыся и Люлю. За чаем обсудим, как отвести несчастье. Когда же вытает Ась, пусть он, как велит обычай, воздаст почести Амулету. А мы будем до самого лета закапывать в землю жёлуди.