Читать книгу Нефертари. Царица-еретичка - Мишель Моран - Страница 6

Верховные жрецы постановили, что Рамзес должен сочетаться браком двенадцатого числа месяца тота. Этот день они выбрали как самый благоприятный в сезон ахет, и когда я пришла из дворца в Храм Амона, на озере уже теснились лодки и корабли, которые доставили еду и подарки для праздничной церемонии.

Внутри храма я держалась особняком, и даже наставник Оба не нашел, к чему придраться, и после того, как жрецы закончили, не сделал мне ни единого замечания.

– Что стряслось, принцесса? Теперь, когда фараона Рамзеса и Аши нет рядом, вам не с кем развлекаться?

Подняв голову, я взглянула в морщинистое лицо учителя. Его кожа походила на папирус; казалось, на ней не нашлось бы свободного места, не испещренного глубокими складками, которые залегли даже вокруг крыльев носа. По моим расчетам, ему было не больше пятидесяти, но мне он казался таким же старым, как потрескавшаяся краска в моих покоях.

– Да, меня все оставили, – сказала я.

Наставник Оба рассмеялся, но в смехе его не было веселья.

– Все оставили вас! – повторил он. – Все до единого. – Он оглянулся на две сотни учеников, сопровождавших его в эдуббу. – Наставник Пазер говорил мне, что вы очень способная ученица, но теперь я спрашиваю себя, что же он имел в виду – актерскую игру или изучение языков. Быть может, уже через несколько лет мы увидим вас в одном из представлений для фараона!

Остаток пути до школы писцов я проделала в молчании. В ушах у меня по-прежнему звучал скрежещущий смех наставника Оба, и, входя в класс, я была слишком раздосадована, чтобы обратить внимание на Пазера, который объявил:

– Сегодня мы начнем знакомство с новым языком.

Я не помню, что изучала в тот день или как Пазер начал преподавать нам язык шасу. Вместо того чтобы слушать его, я не сводила глаз с девочки, сидевшей на тростниковой циновке по левую руку от меня. На вид ей было не больше восьми-девяти лет, но она сидела в первом ряду, там, где должен был находиться Аша. Когда пришло время обеденного перерыва, она куда-то убежала с еще одной своей сверстницей, и только тут мне пришло в голову, что теперь мне не с кем разделить трапезу.

– Никто не хочет сыграть в кости? – поинтересовался Баки с набитым ртом.

– Я хочу, – вызвалась я.

Баки оглянулся на группу мальчишек, на лицах которых явственно читалась неприязнь ко мне.

– Я… не думаю, что мы берем девчонок в игру.

– Вчера вы преспокойно брали их, – напомнила я ему.

– А сегодня нет.

Остальные мальчишки согласно закивали головами, и стыд окрасил мои щеки алым румянцем. Я вышла во дворик, чтобы подыскать себе уединенное местечко, и только тут заметила, что на каменной скамье, на которой мы всегда ели, сидит Аша.

– Аша! Что ты здесь делаешь? – воскликнула я.

Он прислонил к скамье свой тисовый лук.

– У солдат тоже бывает перерыв на обед, – сообщил он мне, вглядываясь в мое лицо. – Что случилось?

Я пожала плечами:

– Мальчишки не хотят играть со мной в кости.

– Кто именно? – пожелал узнать он.

– Не имеет значения.

– Нет, имеет. – В голосе его прозвучали угрожающие нотки. – Так все-таки, кто именно?

– Баки, – ответила я, а когда Аша грозно поднялся со скамьи, я потянула его обратно. – Не только он, все остальные тоже. Исет была права. Они делали вид, будто дружат со мной, только из-за тебя и Рамзеса, а теперь, когда вас обоих нет рядом, я превратилась в никому не нужную принцессу из династии еретиков. – Я выпятила подбородок, отказываясь впадать в отчаяние. – Ну, и каково это – быть колесничим?

Аша вновь опустился на скамью, не сводя глаз с моего лица, но я не нуждалась в его сочувствии.

– Просто здорово, – признался он и развязал свой мешок. – Никакого ассирийского письма, никаких иероглифов, никаких переводов бесконечных угроз Муваталлиса. – Он запрокинул голову, глядя в небо, и на губах его заиграла искренняя улыбка. – Я всегда знал, что мне суждено оказаться в армии фараона. А там мне не светило ничего путного. – И он ткнул большим пальцем в сторону эдуббы.

– Но твой отец хочет, чтобы ты стал главным колесничим. А для этого нужно образование!

– К счастью, с этим покончено. – Он извлек из мешка медовый пряник и протянул половинку мне. – А ты видела, сколько купцов к нам пожаловали? Дворец буквально кишит ими. Мы даже не смогли подвести коней к озеру, потому что там не протолкнуться от чужеземных лодок и кораблей.

– Тогда пойдем на пристань и посмотрим, что там происходит!

Аша огляделся по сторонам, но остальные ученики играли в бабки или в сенет.

– Нефер, у нас нет для этого времени.

– Почему? Пазер вечно опаздывает, а солдаты не вернутся, пока горны не призовут их обратно. А это случится задолго до того, как Пазер начнет занятия. Когда еще мы увидим столько кораблей? И подумай о животных, которых они могли привезти. О лошадях, – принялась искушать его я. – Может быть, даже из Хатти.

Я нашла нужные слова. Он встал вместе со мной, а когда мы достигли озера, то увидели дюжину кораблей, стоящих на якоре. Над нашими головами на пристани ветер развевал флаги всех цветов и размеров, и их богатые ткани переливались на солнце подобно ярко раскрашенным самоцветам. С кораблей выгружали тяжелые сундуки, а еще, как я верно угадала, они привезли с собой лошадей в подарок от королевства Хатти.

– Ты была права! – воскликнул Аша. – Как ты догадалась?

– Потому что каждое царство присылает свои дары. Что еще есть у хеттов из того, что нам нужно?

Воздух звенел от криков купцов и ржания уставших после долгого морского странствия лошадей, гарцующих на сходнях. Мы стали пробираться к ним сквозь груды тюков и суету. Аша протянул было руку, чтобы погладить черную как ночь кобылу, но сопровождавший лошадей мужчина сердито отругал его по-хеттски.

– Ты разговариваешь с лучшим другом фараона, – резко сказала я. – Он пришел осмотреть дары.

– Ты говоришь по-хеттски? – пожелал узнать купец.

Я кивнула и ответила на его языке:

– Да. А это Аша, будущий главный колесничий фараона.

Хеттский купец настороженно прищурился, пытаясь понять, можно ли мне верить. В конце концов он рассудительно кивнул:

– Хорошо. Передай ему, что он может отвести этих лошадей на конюшни фараона.

Я широко улыбнулась Аше.

– Что? Что он говорит?

– Он хочет, чтобы ты отвел лошадей в конюшни фараона Сети.

– Я? – воскликнул Аша. – Нет! Скажи ему…

Я улыбнулась купцу:

– Он будет счастлив доставить во дворец дары хеттов.

Аша уставился на меня:

– Ты сказала ему «нет»?

– Нет конечно! Тебе что, трудно отвести несколько лошадок?

– Но как я объясню, откуда они взялись? – воскликнул Аша.

Я взглянула на него:

– Ты случайно проходил мимо, направляясь во дворец. Тебя попросили выполнить это задание, потому что ты разбираешься в лошадях. – Я вновь повернулась к купцу. – Но прежде чем мы отведем этих лошадей из Хатти, мы бы хотели осмотреть и другие дары.

– Что? Что еще ты ему сказала?

– Доверься мне, Аша! Не нужно быть чересчур осторожным.

Купец нахмурился, Аша затаил дыхание, а я окинула пожилого мужчину своим самым нетерпеливым взглядом. Он тяжело вздохнул, но в конце концов повел нас на пристань, мимо украшенных изысканной резьбой ларцов из слоновой кости, в которых хранился бесценный груз корицы и мирта. Их богатые ароматы смешивались с кислым запахом речного ила. Аша показал на длинный кожаный чехол, лежащий впереди.

– Спроси у него, что там такое!

Но пожилой мужчина уже понял Ашу без перевода и наклонился, чтобы открыть его. Его длинные волосы упали вперед, закрывая ему лицо; он забросил три седые косицы за спину и вытащил из чехла блестящий металлический меч.

Я покосилась на Ашу и прошептала:

– Железо.

Аша протянул руку и положил ладонь на рукоять, повернув ее так, что на длинном лезвии заиграл солнечный луч, совсем как тогда, когда на балконе сверкнул меч Рамзеса.

– Сколько их здесь? – помогая себе жестами, спросил Аша.

Очевидно, купец понял его, потому что ответил:

– Два. По одному для каждого фараона.

Я перевела его ответ, а когда Аша возвращал старику оружие, мое внимание вдруг привлекла пара весел черного дерева.

– А они для чего? – показала я на лопасти.

Старик впервые улыбнулся:

– Для самого фараона Рамзеса – для его брачной церемонии.

Трапециевидные лопасти были вырезаны в форме спящих уток, и он ласково погладил их головы из черного дерева так, словно они были живыми.

– Его высочество будет грести ими на озере, в то время как остальные придворные последуют за ним на своих лодках.

Я живо представила себе, как Рамзес старательно орудует веслами, стремясь догнать Исет, темные волосы которой покрывает бисерная сеточка, а лазуриты в ней искрятся солнечными зайчиками. Нам с Ашей придется плыть позади них, и я уже не смогу ни окликнуть Рамзеса, ни дернуть его за волосы. Пожалуй, если бы я не вела себя как маленькая девочка на его коронации, для меня нашлось бы место в лодке рядом с ним. И тогда ко мне он поворачивался бы по ночам, рассказывая о том, как прошел его день, и сопровождал бы свои слова заразительным смехом.

Я молча проводила Ашу до конюшен, а вечером, когда Мерит приказала мне сменить короткое платье на подобающий для сна длинный наряд, я не стала жаловаться. Я позволила ей надеть серебряную пектораль себе на шею и сидела смирно, пока она втирала миртовый крем мне в щеки.

– С чего это вы сегодня такая послушная? – с подозрением осведомилась нянька.

Я вспыхнула:

– Разве я не всегда такая?

Зоб пеликана раздулся, когда Мерит задумчиво покрутила головой.

– Собака всегда слушается своего хозяина. А вы слушаетесь так, как это делает кошка.

Мы обе посмотрели на Тефера, растянувшегося на кровати, и неукротимый котенок прижал уши к голове, словно понимая, что его бранят.

– Теперь, когда фараон Рамзес стал взрослым, вы, быть может, тоже решили наконец-то повзрослеть? – с вызовом обратилась ко мне Мерит.

– Может быть.

* * *

Когда пришло время трапезы в Большом зале, я заняла свое место под возвышением и заметила, что Рамзес не сводит глаз с Исет. Уже через десять дней она станет его женой, и я спросила себя, а не забудет ли он меня после этого.

Фараон Сети встал со своего трона, и когда он поднял руки над головой, в зале воцарилась тишина.

– Быть может, послушаем музыку? – громко вопросил он, и сидевшая рядом с ним царица Туя кивнула.

Как всегда, ее лоб блестел от пота, и я в который уже раз подивилась тому, как такая крупная женщина добровольно согласилась жить в удушающей духоте Фив. Она не дала себе труда встать, и слуги с опахалами с длинными страусовыми перьями разгоняли вокруг нее насыщенный ароматами духов воздух, так что даже за столом у подножия возвышения я чувствовала ее любимые запахи лаванды и лотоса.

– Почему бы нам не послушать будущую царицу Египта? – предложила она, и весь двор устремил взгляды на Исет, которая грациозно поднялась со своего места.

– Как будет угодно вашему высочеству.

Исет изящно поклонилась и медленно двинулась по залу. Когда она подошла к арфе, которую установили под возвышением, Рамзес улыбнулся. Он смотрел, как она усаживается перед инструментом, уперев деревянное плечо между грудей, а когда первые мелодичные звуки эхом разлетелись по залу, визирь рядом со мной пробормотал:

– Замечательно. Просто потрясающе.

– Музыка или девушка? – осведомился визирь Анемро.

Мужчины за столом обменялись понимающими смешками.

* * *

Накануне брака Рамзеса и Исет наставник Пазер попросил меня задержаться после того, как остальные ученики уже разбежались по домам. Он стоял в передней части классной комнаты, окруженный корзинками со свитками папируса и свежими перьями из тростника. В мягком свете полуденного солнца я вдруг заметила, что он совсем не так стар, как мне представлялось ранее. Его темные волосы были собраны в свободную косицу, а в глазах светилась такая доброта, какой я еще никогда не видела у него ранее. Но как только он знаком предложил мне сесть на стул напротив него, слезы стыда застили мне взор, не успел он произнести и слова.

– Несмотря на то, что ваша нянька позволяет вам сломя голову носиться по дворцу, словно необузданному дитяти Сета, – начал он, – вы всегда были лучшей ученицей в эдуббе. Но за последние десять дней вы шесть раз пропустили занятия, а ваш сегодняшний перевод запросто мог быть сделан каким-нибудь каменотесом в одной из усыпальниц фараона.

Я опустила голову и пообещала:

– Я исправлюсь.

– Мерит сообщила мне о том, что вы больше не практикуетесь в языках. Что вы все время думаете о чем-то своем. Это все из-за того, что Рамзес женится на Исет?

Я подняла голову и смахнула слезы с глаз тыльной стороной ладони.

– Теперь, когда здесь нет Рамзеса, никто не хочет дружить со мной! Все ученики эдуббы лишь делали вид, что хорошо ко мне относятся, только из-за Рамзеса. А теперь, когда он ушел, они зовут меня принцессой-еретичкой.

Пазер нахмурился и подался вперед:

– Кто называл вас так?

– Исет, – прошептала я.

– Это всего лишь один человек.

– Зато все остальные думают именно так! Я знаю, что говорю. А в Большом зале, когда верховный жрец сидит за нашим столом под возвышением…

– На вашем месте я бы не забивал себе голову тем, что думает Рахотеп. Вы же знаете, что его отец был верховным жрецом Амона…

– И когда моя тетка стала царицей, они с фараоном Эхнатоном повелели убить его. Я знаю об этом. Поэтому Исет и настроена против меня, и верховный жрец против меня, и даже королева Туя… – Я поперхнулась слезами. – Они все настроены против меня из-за моей семьи. Почему мама назвала меня в честь еретички? – выкрикнула я сквозь слезы.

Пазер неловко заерзал на стуле:

– Она не могла знать, что и спустя двадцать пять лет люди по-прежнему будут ненавидеть ее сестру. – Он встал и протянул мне руку. – Нефертари, вы должны продолжить изучение языков хеттов и шасу. Что бы ни случилось с фараоном Рамзесом и Ашей, вы должны с отличием закончить эдуббу. Для вас это единственный способ обрести свое место во дворце.

– В качестве кого? – сдавленным голосом осведомилась я. – Женщина не может стать визирем.

– Да, не может, – согласился Пазер. – Но вы принцесса. С вашими знаниями чужеземных языков перед вами открываются разные пути. Вы можете стать верховной жрицей, переписчицей верховной жрицы, даже посланницей. – Пазер наклонился к корзинке и вытащил оттуда несколько свитков. – Письма от царя Муваталлиса к фараону Сети. Работа, от которой вы увильнули, пока оставались во дворце, делая вид, что больны.

Щеки у меня вспыхнули жарким румянцем, но, уходя, я напомнила себе о том, что в словах Пазера была правда. «Я – принцесса. Я – дочь, племянница и внучка цариц. Для меня открыты самые разные пути».

Когда я вернулась во дворец, то увидела большой шатер из белой ткани, возведенный для самых важных гостей, которые будут присутствовать на бракосочетании Рамзеса. Сотни слуг сновали, как муравьи, из Большого зала в шатер и обратно, держа стулья и столы на вытянутых руках над головой. Под золотистым навесом, подальше от шума и суеты, расположились сестры фараона Сети, прибывшие, чтобы наблюдать за приготовлениями. Здесь же была и Исет с подружками из гарема.

– Нефер! – окликнул меня с другого конца двора Рамзес.

Оставив Исет, он поспешил ко мне. По случаю жаркой погоды он снял свой немес, полосатый головной платок, и в солнечных лучах его грива отливала золотом. Я представила, как Исет перебирает пальцами его огненно-рыжие кудри, нашептывая что-нибудь ему на ухо, как поступала Хенуттави со смазливыми придворными, когда была пьяна.

– Я не видел тебя уже несколько дней, – извиняющимся тоном произнес он. – Ты не представляешь, что творится в Зале для приемов. Каждый день приносит с собой новый кризис. Помнишь, как в прошлом году пересохло озеро?

Я кивнула. Рамзес выразительно прикрыл глаза рукой.

– В общем, это случилось потому, что Нил не вышел из берегов. А без разлива, когда вода увлажняет землю, этим летом собрали очень бедный урожай. В некоторых городах уже разразился голод.

– Только не в Фивах, – возразила я.

– Да, не в Фивах, зато он уже свирепствует в остальных городах Верхнего Египта.

Я попыталась представить себе голод, когда завтра дворец накормит не менее тысячи гостей. На кухнях уже готовили говяжью вырезку, жареных уток и ягнят, а в Большом зале поджидали своей очереди бочки с гранатовым вином, которые еще только предстояло вкатить в шатер.

Рамзес поймал мой взгляд и кивнул.

– Я понимаю, в это трудно поверить, – сказал он, – но люди за пределами Фив страдают. У нас-то хотя бы прошли дожди, пусть и небольшие, а вот в Идфу и Асуане стоит настоящая засуха.

– Фивы поделятся с ними своим зерном?

– Только если у нас самих его запасы окажутся достаточными. Визири гневаются из-за того, что численность хабиру в Египте растет. Говорят, что их насчитывается уже около шестисот тысяч, а в такое время, когда еды не хватает даже для египтян, некоторые из людей моего отца требуют принятия неотложных мер.

– Каких именно?

Рамзес отвел взгляд.

– Каких именно мер? – повторила я свой вопрос.

– Мер, которые позволят нам быть уверенными в том, что новые сыновья хабиру не появятся на свет…

Я ахнула:

– Что? Ты не допустишь…

– Нет конечно. Но разговоры такие среди визирей идут. Они говорят, что дело не только в их численности, – пояснил Рамзес. – Рахотеп полагает, что если их сыновья погибнут, то дочери хабиру выйдут замуж за египтян, чтобы стать такими, как мы.

– Они и без того такие же, как мы! Наставник Амос – хабиру по происхождению, и его люди живут здесь которую сотню лет. Мой дед привел хабиру в Фивы после того, как покорил Ханаан…

– Но Рахотеп утверждает, будто хабиру поклоняются одному богу, как и Царь-Еретик. – Рамзес понизил голос, чтобы никто из проходящих мимо слуг не услышал его. – Он думает, что они и есть еретики, Нефер.

– Еще бы ему утверждать что-нибудь другое! Он ведь сам был еретиком – верховным жрецом Атона. И теперь он хочет показать всему двору, что является верным почитателем Амона.

Рамзес задумчиво кивнул:

– Я так и сказал отцу.

– И что он тебе ответил?

– Что шестую часть его армии составляют хабиру. Их сыновья сражаются наравне с сыновьями Египта. Но люди злятся все сильнее, Нефер, и каждый день для этого находятся все новые причины. Засуха, неудачная торговля или пираты в Северном море. А теперь все должно остановиться, потому что прибывают сотни чужеземных вельмож, а я еще и вынужден наблюдать за приготовлениями. Когда сегодня утром прибыл ассирийский принц, визирь Анемро выделил ему комнату, которая выходит на запад.

Я прикрыла рот ладошкой:

– Он что, не знал, что ассирийцы спят лицом к восходящему солнцу?

– Нет. Мне пришлось объяснить ему это. Он переселил принца в другую комнату, но ассирийцы к тому времени уже успели прийти в ярость. Ничего этого бы не случилось, если бы Пазер согласился стать визирем.

– Наставник Пазер?

– Мой отец уже дважды предлагал ему это. Он стал бы самым молодым визирем в Египте, но при этом наверняка самым умным.

– И оба раза он отказался?

Рамзес кивнул.

– Я не могу этого понять. – Он опустил взгляд на свитки, которые я держала в руках. – Что там у тебя? – В глазах Рамзеса появился блеск, словно ему до смерти надоело разговаривать о своей свадьбе и политике. – Для меня здесь работы на несколько дней, – заметил он, ловко выхватив у меня один из свитков. – Так ты прогуливала уроки?

– Отдай немедленно! – воскликнула я. – Я была больна.

Я попыталась отобрать у него папирус, но Рамзес поднял его высоко над головой.

– Если он так тебе нужен, – насмешливо протянул он, – то тебе придется достать его!

С этими словами он стремглав бросился наутек, а я, хотя руки у меня были заняты свитками, пустилась за ним в погоню. Но тут на каменные плиты упала тень и он замер на месте.

– Чем это вы занимаетесь? – пожелала узнать Хенуттави. Красное облачение Исиды взвихрилось вокруг ее лодыжек. Она выхватила у Рамзеса свиток, который он отобрал, и сунула его мне. – Ты – царь Египта, – язвительно напомнила она ему, и ее племянник покраснел. – Ты хотя бы понимаешь, что оставил Исет одну решать, какие инструменты должны будут играть на празднестве?

Мы втроем оглянулись на Исет, которая вовсе не показалась мне такой уж одинокой. Подруги обступили ее со всех сторон, и они о чем-то шептались. Рамзес заколебался, и я заметила, как сильно уязвило его выказанное Хенуттави разочарование. В конце концов, она приходилась сестрой его отцу. Он бросил на меня извиняющийся взгляд.

– Я должен идти и помочь ей, – сказал он.

– Но сначала твой отец желает видеть тебя в Зале для приемов. – Хенуттави смотрела ему вслед, выжидая, пока он не скроется во дворце, после чего обернулась ко мне. Ее пощечина оказалась такой сильной, что я едва устояла на ногах, а свитки Пазера разлетелись по двору. – Дни, когда твоя семья правила в Малкате, давно миновали, принцесса, и ты больше никогда не будешь гоняться за Рамзесом по двору, как за диким животным! Он – царь Египта, а ты – маленький ребенок, которого всего лишь терпят в его дворце.

Хенуттави развернулась и зашагала к белым полотняным шатрам, стены которых колыхались под ветром. Я наклонилась, чтобы подобрать свитки Пазера, и несколько слуг тут же подбежали ко мне.

– Госпожа, с вами все в порядке? – спросили они. Весь двор стал свидетелем разыгравшейся сцены. – Позвольте вам помочь.

Один из поварят с кухни наклонился, чтобы собрать рассыпавшиеся свитки.

Но я решительно покачала головой:

– Все в порядке. Я сама справлюсь.

Однако поваренок уже сгрузил мне на руки груду папируса. У входа во дворец на плечо мне легла женская рука. Я внутренне сжалась, готовясь получить новую трепку от Хенуттави, но это оказалась ее младшая сестра Усрет.

– Возьми эти свитки и отнеси их к ней в комнату, – приказала она одному из стражей. Потом она повернулась ко мне и велела: – Идем.

Я последовала за подолом ее бирюзовой накидки, которая с шорохом скользила по лакированным доскам. Мы вышли в приемную, где обычно вельможи ожидали возможности повидать царя. Она оказалась пуста, но Усрет тем не менее закрыла за нами тяжелые деревянные двери.

– Чем ты так разозлила Хенуттави?

Я проглотила слезы:

– Ничем!

– В общем, она прилагает все силы к тому, чтобы не подпустить тебя к Рамзесу. – Усрет несколько мгновений молча смотрела на меня. – Скажи мне, почему, по-твоему, ее так интересует участь Исет?

Я пристально всматривалась в лицо Усрет.

– Я… я не знаю.

– Тебе разве никогда не приходило в голову, что Хенуттави могла пообещать Исет сделать ее царицей в обмен на что-нибудь?

Я приложила два пальца к губам, как делала всегда, когда нервничала, – дурная привычка, позаимствованная у Мерит.

– Не знаю. Что есть такого у Исет, чего нет у Хенуттави?

– Пока ничего. Тебе моя сестра не может предложить ни статуса, ни родословной. Зато Исет она может предложить многое. Без поддержки и покровительства Хенуттави Исет никогда не выбрали бы в жены царю.

Я спросила себя, для чего она рассказывает мне все это.

– Рамзес мог выбирать из дюжины симпатичных мордашек, – продолжала Усрет. – Он назвал Исет, потому что ее предложил ему отец, а мой брат рекомендовал ее по настоянию Хенуттави. Но почему моя сестра проявила подобную настойчивость? – не унималась жрица. – Что она надеется приобрести?

Я вдруг поняла, что Усрет точно знает, чего хочет Хенуттави, и окончательно запуталась.

– Разве ты никогда не думала об этом? – требовательно спросила Усрет. – Этот двор похоронит тебя, Нефертари, и ты присоединишься к своей семье в безвестности, если не научишься разбираться в здешней политике.

– И что же мне делать?

– Решай, какой из путей ждет тебя. Уже скоро ты перестанешь быть единственной молодой принцессой в Фивах. А если Исет станет старшей женой, как того хочет Хенуттави, тебе здесь не выжить. Моя сестра и Исет отлучат тебя от двора, и ты закончишь свои пыльные дни в гареме Ми-Вер.

Уже тогда я знала, что нет для женщины из дворца судьбы горше, чем влачить существование в Ми-Вер, в окружении западной пустыни. Многие молоденькие девушки воображали, что брак с фараоном означает легкую и безбедную жизнь, проведенную в прогулках по садам, за сплетнями в банях и за выбором сандалий, расшитых лазуритом или кораллом, – но они жестоко ошибались. Да, конечно, некоторым женщинам, как бабке Исет, самым красивым или умным, везло, и они оставались в гареме в непосредственной близости от фараона. Но гарем Малкаты мог вместить немногих, а большинство попадало в отдаленные местечки, где им приходилось прясть или ткать, чтобы выжить. Залы Ми-Вер были переполнены пожилыми женщинами, одинокими и озлобленными.

– Только один человек может помешать Исет стать старшей женой, чтобы потом своей властью она не отослала тебя отсюда, – не унималась Усрет. – Только один человек, достаточно близкий Рамзесу, и способный убедить его в том, что Исет должна стать лишь очередной принцессой. И этот человек – ты. Тебе следует стать старшей женой вместо нее.

Я и так стояла, затаив дыхание, но лишь сейчас поняла, что мне не хватает воздуха. Опустившись на стул, я вцепилась в его деревянные подлокотники.

– И бросить вызов Исет? – На миг я представила, что это такое – выступить против Хенуттави, и внезапно мне стало дурно. – Я никогда не смогу добиться этого. Даже если захочу, – возразила я. – Мне всего тринадцать.

– Не вечно же тебе будет тринадцать. Но ты должна начать вести себя как принцесса Египта. Ты должна перестать носиться сломя голову по дворцу, словно безродная девчонка из гарема.

– Я – племянница еретика, – прошептала я. – Визири никогда не смирятся с этим. Рахотеп…

– Рахотепа можно перехитрить.

– Но я думала, что окончу эдуббу и стану посланником.

– А кто назначает посланников? – осведомилась Усрет.

– Фараон.

– А что будет, когда моего брата не станет? Не забывай, фараон Сети старше меня на двадцать лет. Когда Озирис призовет его к себе, кто тогда будет назначать его посланников?

– Рамзес.

– А если Рамзес отправится на войну?

– Его визири, – поняла я. – Или верховный жрец Амона. Или…

– Старшая жена фараона?

Я уставилась на мозаику на стене, изображавшую речные пейзажи. Рыбы плыли по ярко раскрашенным плиткам, в то время как рыбаки лениво разлеглись на речном берегу. Их жизнь была мирной и беззаботной. Сыну рыбака не было нужды беспокоиться о том, кем он станет, достигнув пятнадцатилетнего возраста. Его будущее было предопределено заранее, а судьба находилась в руках богов и времен года. Его не мучила необходимость выбора.

– Я не могу начать войну с Исет, – решилась наконец я.

– А тебе и не придется этого делать, – сказала Усрет. – Моя сестра уже начала ее. Ты хочешь стать посланником, Нефертари, но как ты рассчитываешь добиться этого, если Фивы будут принадлежать Исет и Хенуттави?

– Я не могу восстать против Хенуттави, – обреченно заявила я.

– В одиночку – пожалуй, что и нет. Но я могла бы помочь тебе. Ты – не единственная, кого ждет незавидная участь, если Исет станет старшей женой. Хенуттави с превеликой радостью сошлет меня в храм в Эль-Файюме.

Мне очень хотелось спросить почему, но тон жрицы не предполагал лишних вопросов. И вдруг мне пришло в голову, что в Большом зале она никогда не заговаривала со своей сестрой, хотя обе сидели за одним столом сразу же под возвышением.

– Она потерпит неудачу, – продолжала Усрет, – но только потому, что я готова помешать ей в этом. Откровенно говоря, в большинстве случаев я посещаю празднества, которые устраивает мой брат, только ради того, чтобы убедиться: Хенуттави не уничтожает мою репутацию.

– Но я не хочу иметь ничего общего с дворцовой политикой, – запротестовала я.

Усрет пристально взглянула на меня, словно желая понять, не шучу ли я.

– Очень скоро жизнь станет совсем другой, Нефертари. Быть может, ты изменишь свое мнение о том, стоит ли тебе бросать вызов Исет. И если да, ты знаешь, где меня найти.

Затем она молча предложила мне свою руку и, когда я приняла ее, медленно проводила меня до двери. За нею вымощенные плиткой залы и коридоры кишели слугами. Они сновали вокруг нас, разнося свечи и стулья для свадебного пиршества. Последние десять дней весь дворец только и говорил, что об Исет. А что, если теперь так будет всегда и восторг от новой принцессы, а потом, быть может, еще и ребенка приведет к тому, что Рамзес будет потерян для меня навсегда? Усрет зашагала прочь от меня по коридору и скрылась вдали, и слуги, полировавшие плиты пола пальмовым маслом, быстро вставали и кланялись ей, когда она проходила мимо. Их громкая и возбужденная болтовня о пиршестве возобновилась, но тут сквозь нестройный гул прорезался голос моей няньки:

– Моя госпожа!

Обернувшись, я увидела, что ко мне направляется Мерит, держа в руках корзинку с моими лучшими нарядами.

– Моя госпожа, где вы были? – вскричала она. – Я даже отправила в эдуббу слуг за вами! Вас выселяют из покоев! – Она взяла меня за руку, как давеча это сделала Усрет, и я постаралась не отставать от нее, когда нянька бодро засеменила по лабиринту переходов. – Госпожа Исет пожелала занять вашу комнату! Пришла царица Туя и заявила, что Исет переселяется сюда из гарема.

– Но в царском дворике полно комнат, – запротестовала я. – А две из них вообще пустуют!

– Госпожа Исет настаивает, что именно ваша специально предназначалась для принцессы. И теперь, когда она стала самой высокопоставленной принцессой в Малкате, ей нужны ваши покои.

Я остановилась в коридоре под изображением Маат, которая держала в руках весы истины.

– И царица не посмела отказать ей?

– Нет, моя госпожа, – Мерит отвела глаза. – Она переселяется в вашу комнату прямо сейчас, и я забрала оттуда то, что смогла. Она уже заявила, что ночевать сегодня будет в ваших покоях.

Я во все глаза уставилась на Мерит.

– А куда прикажешь идти мне? Я жила в той комнате с самого рождения. С тех пор, как моя мать… – Глаза мои наполнились слезами.

– О нет, моя госпожа. Не плачьте. Прошу вас, не надо плакать.

– Я не плачу, – возразила я, но жгучие слезы одна за другой потекли у меня по щекам.

– Вам нашли другую комнату, такую же красивую, – сказала Мерит. – Она тоже находится в царском дворике. – Мерит опустила на пол корзинку и обняла меня. – Моя госпожа, у вас по-прежнему есть я. У вас по-прежнему есть Тефер.

Я проглотила рыдания.

– Нам надо уходить оттуда, пока Исет не решила, что ей понадобятся и мои ларцы из черного дерева, – с горечью вырвалось у меня.

Мерит выпрямилась во весь рост.

– Ни одна из ваших вещей не пропадет, – поклялась она. – Я видела, как она примеряла драгоценности вашей матери и смотрелась в украшенное лазуритом зеркало, и потому приказала слугам тщательно следить за всем.

– Нефер!

В конце коридора показался Рамзес, и пока он шел к нам, Мерит достала откуда-то небольшой платочек и быстро вытерла слезы с моего лица. Но Рамзес сразу же заметил, что я плакала.

– Нефер, что случилось?

– Госпожа Исет переселяется из гарема, – пояснила Мерит, – в покои принцессы. Поскольку это единственная комната, в которой когда-либо жила моя госпожа, где образ ее матери смотрит на нее с небес по ночам, то вы легко можете представить себе, как она расстроена.

Рамзес перевел взгляд на меня, и на щеках его заалел румянец гнева.

– Кто дал на это разрешение? – пожелал узнать он.

– Полагаю, это была царица, ваше высочество.

Рамзес окинул Мерит тяжелым взглядом, а потом резко развернулся на пятках и коротко бросил:

– Ждите здесь.

Я взглянула на свою няньку:

– Он что же, собирается заставить ее отменить свое решение?

– Ну конечно! Она могла попросить для себя любую комнату. Почему именно вашу?

– Потому что она расположена ближе всего к покоям Рамзеса.

– А кто сказал, что ее комната должна располагаться рядом с покоями фараона? Она еще не старшая жена.

– Пока еще нет, – со страхом произнесла я. Мы ждали в коридоре, а когда Рамзес вернулся, я увидела выражение его лица и испуганно схватила Мерит за руку. – Она сказала «нет», – прошептала я.

Рамзес избегал смотреть мне в глаза.

– Моя мать говорит, что переселение уже состоялось и что она не может взять свое слово обратно. – Его взгляд встретился с моим, и я поняла, что он глубоко несчастен. – Мне очень жаль, Нефер. – Я кивнула, и он продолжил: – Моя мать желает, чтобы я вернулся в Зал приемов. Но если тебе что-нибудь понадобится… – Голос его дрогнул и сорвался. – Все слуги в твоем распоряжении.

Я покачала головой:

– Мне довольно одной Мерит.

– Моя мать говорит, что ты по-прежнему будешь жить в царском дворике. Об этом я позаботился.

Я слабо улыбнулась:

– Спасибо тебе. – Я видела, что он не хочет уходить первым, и потому подняла с пола корзинку Мерит и ровным голосом произнесла: – Нам пора идти. Нужно собирать вещи.

Рамзес смотрел нам вслед, но я закрыла глаза, когда услышала, как он повернулся и звук его шагов затих вдали.

В моих покоях творился хаос. Духи и ожерелья, которые тринадцать лет преспокойно хранились в моих ларцах из черного дерева, теперь были небрежно рассованы по корзинам, невзирая на то, что могли запросто разбиться. Мою доску для игры в сенет кто-то уже убрал, но фигурки рассыпались по полу, и никто не потрудился их поднять.

– Что здесь происходит? – взревела Мерит во всю силу легких, и слуги Исет из гарема застыли на месте как вкопанные, по-прежнему держа ларцы в руках. Даже царские слуги взирали на Мерит с покорным изумлением. – Кто здесь главный? – пожелала узнать она, и, когда никто не ответил, Мерит прошлась по комнате, переступая через корзинки и ларцы. – Кто-то должен немедленно привести здесь все в порядок! Никто не смеет столь бесцеремонно обращаться с личными вещами принцессы Нефертари!

Слуги тут же кинулись собирать разбросанные вещи, а Мерит встала над ними в позе надсмотрщика, уперев руки в бока. Я осталась ждать в дверях, заметив мимоходом, что вещи Исет уже сложили на новый туалетный столик. Здесь были веер из слоновой кости и страусовые перья, равно как и платье из сплетенных фаянсовых бисеринок в корзинке. «Кто-то ведь купил ей все это», – сообразила я, а потом спросила себя, а не свадебные ли это подарки от Рамзеса, потому как в гареме никто не мог позволить себе такую роскошь. На том месте, где раньше располагалось мое ложе, теперь у стены стояла позолоченная кровать, вокруг столбиков которой были обернуты длинные льняные простыни, расшитые серебром. По ночам их будут разматывать и опускать, чтобы лунный свет не мешал Исет, отражаясь от выложенных голубой плиткой стен. Моих стен.

– Я знаю, что ты низенькая, Нефертари, но мне бы не хотелось перешагивать через тебя.

Мимо меня протиснулась Исет, прижимая к груди охапку своих лучших нарядов, но, не успев еще открыть рот, чтобы ответить, я вдруг увидела наос, деревянное святилище своей матери. Изнутри убрали инкрустированную золотом фигурку Мут черного дерева, чтобы перенести его, и сердце у меня остановилось, когда я увидела, что статуэтка разломилась на две части.

– Ты сломала статуэтку моей матери? – пронзительно вскрикнула я, и суета в комнате моментально стихла снова.

Я склонилась над богиней, которой моя мать поклонялась, будучи еще маленькой девочкой, и бережно подобрала ее с пола. Ее кошачья голова отделилась от тела, но я чувствовала себя так, словно это мое тело разорвали на куски.

– Я не ломала ее, – быстро проговорила Исет. – Я вообще не прикасалась к ней.

– Тогда кто это сделал? – выкрикнула я.

– Наверное, кто-нибудь из слуг. Или Усрет, – так же быстро ответила она. – Она была здесь. – Исет оглянулась на остальных женщин, на лицах которых был написан страх.

– Я хочу знать, кто это сделал! – сказала Мерит, и в голосе ее прозвучала столь явственная угроза, что Исет испуганно попятилась. – Усрет никогда бы и пальцем не коснулась алтаря моей госпожи! Это ты разбила статуэтку богини?

Исет наконец пришла в себя:

– Да ты хотя бы представляешь, с кем разговариваешь?

– Я имею очень хорошее представление о том, с кем разговариваю! – ответила Мерит, дрожа от ярости. – Со внучкой жены из гарема.

Щеки Исет заалели.

Мерит отвернулась.

– Идемте! – резко бросила она мне. Когда мы оказались в коридоре, она забрала у меня сломанную статуэтку. – От этой скорпионши ничего хорошего ожидать не приходится. Не беспокойтесь о своем святилище, моя госпожа. Я попрошу придворного скульптора починить его для вас.

Но, разумеется, я не могла не беспокоиться. И не только о святилище своей матери, которое было дороже мне всего на свете, но и о предостережении Усрет. Слова ее эхом отдавались у меня в ушах, подобно гимнам, которые мы пели в Храме Амона. Моя жизнь уже начала меняться, причем далеко не в лучшую сторону. Я последовала за сердитой поступью Мерит в свою новую комнату, располагавшуюся по другую сторону двора. Когда мы прибыли на место, она распахнула тяжелые деревянные двери и удовлетворенно хмыкнула.

– Ваши новые покои, – сказала она.

Внутри окна простирались от пола до потолка, выходя на западные холмы Фив. Я заметила, что Тефер уже нашел себе местечко на балконе, припав к земле, гордый и самоуверенный, словно леопард. Комната буквально дышала роскошью, начиная от выложенного плиткой балкона и заканчивая инкрустациями серебра и слоновой кости, которыми переливались изображения Хатхор на стенах. Я в изумлении оборотилась к Мерит:

– Но это же комната Усрет!

– Она отдала ее вам сегодня утром, пока вы были в эдуббе, – ответила нянька.

Значит, Усрет уже знала о том, что Исет заняла мою комнату, когда разговаривала со мной.

– Но где же она остановится, когда приедет во дворец?

– Она займет комнату для гостей, – ответила Мерит и с любопытством уставилась на меня. – Усрет явно проявляет к вам интерес. – Когда я не ответила, нянька лукаво поинтересовалась: – Не хотите взглянуть на комнату для переодевания?

В большинстве покоев комната для переодевания обычно бывает очень маленькой, в ней едва хватает места для трех или четырех ларцов, да еще, пожалуй, столика с головами из глины, на которые надевают парики, чтобы те не потеряли форму. В моих прежних покоях там с трудом помещалось бронзовое зеркало. Но у Усрет комната для переодевания оказалась почти такой же большой, как и спальня, и в ней была даже устроена душевая из известняка, где вода лилась из серебряных сосудов. Мерит распорядилась поставить мой туалетный столик у окна, выходившего на сады. Я выдвинула ящики, чтобы посмотреть, как устроились мои принадлежности в своем новом доме. Мои гребешки и горшочки с сурьмой, бритвы и щетки оказались на месте. Здесь лежало даже зеркало моей матери в форме анка с гладкой фаянсовой ручкой.

– Если бы верховная жрица не отдала бы мне свои покои, то куда бы я пошла? – спросила я.

– В другие покои в царском дворике, – отозвалась Мерит. – Вы всегда будете находиться в царском дворике, моя госпожа. Потому что вы принцесса.

«Принцесса чужого двора», – с горечью подумала я, когда мягкое тельце потерлось о мою лодыжку.

– Видите? – с деланой беззаботностью сказала Мерит. – Теферу нравится его новый дом.

– А ты расположишься рядом со мною на половине для нянечек? – Я оглянулась и заметила рядом с изножьем кровати деревянную дверь. Для лица царской фамилии это означало, что помощь находится на расстоянии вытянутой руки.

– Разумеется, моя госпожа.

В тот вечер я забралась в постель вместе с Тефером, пока Мерит окидывала критическим взглядом наше новое жилище. Все было на месте. Мои алебастровые горшочки в форме спящих котят выстроились на подоконниках, а пояс с сердоликами, который я надену завтра, был аккуратно разложен вместе с платьем. Прибыли все мои коробки и ларцы, недоставало только алтаря. Но сегодня ночью Исет будет спать под мозаичным изображением Мут, выложить которое распорядилась моя мать.

* * *

После ночи, проведенной в покоях Усрет, я проснулась еще до того, как первый луч рассвета пробрался сквозь тростниковые циновки.

– Тефер? – прошептала я. – Тефер?

Но котенок исчез. Скорее всего, он отправился охотиться на мышей или клянчить лакомства на кухнях. Я села на той же самой постели, в которой спала еще ребенком, после чего зажгла масляную лампу, лежавшую подле жаровни. Стоило тихонько дунуть на угли, как слабый дрожащий свет озарил незнакомые стены. Над дверью разместилось изображение матери-богини Хатхор в виде голубой с желтым коровы, между рогов которой поместилось восходящее солнце. Под окнами на сине-белых плитках резвились и прыгали рыбы, чешуйки которых были инкрустированы перламутром. А возле балкона Хатхор представала в виде женщины, на шее которой красовалось менат, ожерелье из бусин с амулетом, защищавшим владельца от дурного глаза. Я подумал о рисунке в моих прежних покоях, на котором была изображена моя мать, и об ее смятении, когда она увидит под собой Исет вместо меня. Я понимала, что рисунок – всего лишь линии, проведенные с помощью охры и чернил, ничуть не похожие на образ в погребальном храме, куда на каждый праздник Уаг возвращается ка. Тем не менее изображение матери присматривало за мной на протяжении более чем тринадцати лет, а теперь на противоположной стороне двора в той самой комнате Исет готовилась к церемонии своего бракосочетания. Я взглянула в угол, где должен был стоять наос моей матери, и гнев застлал мне глаза. А ведь Усрет предупреждала меня. Она говорила, что Исет попытается выжить меня из Фив.

Мои ноги неуверенно нащупывали дорогу в темноте, а лампа впереди освещала комнату для переодевания. Я присела на свой ларец с принадлежностями для макияжа, вытащила ароматическую палочку и потерла ею у себя под мышками. Стянув волосы на затылке, я наклонилась, чтобы взглянуть на себя в зеркало из полированной бронзы. Усрет полагала, что я в состоянии бросить вызов Исет, но разве смогу я когда-либо соперничать с ней красотой? Я всматривалась в собственное изображение, поворачивая голову так и эдак. Да, у меня есть улыбка. Губы мои изгибались наподобие лука для стрельбы, создавая впечатление, что я всегда улыбаюсь. И еще у меня были глаза. Зелень неглубокой воды, насквозь просвеченной солнцем.

– Моя госпожа? – Я услыхала, как Мерит отворила дверь моей спальни, а потом, когда она увидела, что моя кровать пуста, до меня донеслась тяжелая поступь ее шагов, направившихся в комнату для переодевания. – Моя госпожа, почему вы встали так рано?

Я отвернулась от зеркала, ощутив прилив яростной решимости.

– Я хочу, чтобы сегодня ты сделала меня такой же красивой, как Исет.

Мерит отступила на шаг, и на губах ее медленно расцвела слабая улыбка.

– Я хочу, чтобы ты принесла мои самые дорогие сандалии! – пылко вскричала я. – И сбрызнула мои глаза всеми золотыми пылинками, какие только найдутся во дворце.

Теперь Мерит заулыбалась уже во весь рот.

– Непременно, моя госпожа.

– И принеси любимое ожерелье моей матери. То самое, которое стоит сотню дебенов золотом.

Я вновь уселась перед зеркалом и сделала медленный вдох, чтобы успокоиться. Когда Мерит вернулась с драгоценностями моей матери, она поставила на стол и тарелку с финиками.

– Я хочу, чтобы вы поели, а не клевали по зернышку, как цыпленок. – После этого она засуетилась вокруг меня, доставая гребешки и бисер для волос.

– Что случится сегодня? – спросила я.

Мерит присела на табуретку рядом со мной и положила мою ногу себе на колени, чтобы втереть в лодыжку и щиколотку крем.

– Сначала фараон Рамзес отплывет на лодке в Храм Амона, где верховный жрец миропомажет ту скорпионшу на брак. А потом начнется пиршество.

– А Исет? – пожелала узнать я.

– Она станет принцессой Египта и будет проводить все время в Зале для приемов, помогая править фараону Рамзесу. Подумайте обо всех прошениях, которые он должен заверить своей печатью. Визири фараона рассматривают тысячи просьб и заявлений, а те несколько сотен, которые они одобряют, попадают к фараону для окончательного рассмотрения. Ему уже помогают фараон Сети и царица Туя, иначе он не справился бы.

– Получается, теперь Исет станет выносить решения? – Я вспомнила о той ненависти, которую Исет испытывала к учебе. Она предпочитала сплетничать в банях, а не переводить клинопись. – Как ты думаешь, Рамзес назначит ее старшей женой?

– Будем надеяться, что у нашего нового фараона достанет здравомыслия не делать этого.

В еще прохладные утренние часы она закрепила мой парик пчелиным воском и смолой, после чего заменила бусины, разбившиеся во время переноски. Она долго возилась с сурьмой, смешивая ее с пальмовым маслом до тех пор, пока та не стала идеально гладкой, после чего нанесла ее мне на веки самой тонкой кисточкой из всех, которые я когда-либо видела. А когда она развернула меня спиной к себе, чтобы я могла взглянуть на себя в зеркало, я лишь изумленно ахнула. Впервые в жизни я выглядела старше своих тринадцати лет. Лицо мое было слишком маленьким для широких мазков сурьмы, к которым прибегали такие женщины, как Исет и Хенуттави, но тонкие черные линии, которые провела Мерит от внешних уголков моих глаз к вискам, изумительно шли мне. Красно-коричневые бусины, вплетенные ею в мой парик, прекрасно сочетались с большими камнями сердолика, которыми был инкрустирован мой пояс скарабея. А щепотка драгоценной золотой пыли, которую она распылила на влажной сурьме, подчеркивала филигранное изящество моих сандалий.

Я вновь развернулась лицом к Мерит, и она застегнула у меня на шее драгоценное ожерелье моей матери, после чего распустила волосы на парике, придавая ему законченный вид.

– Вы красивы, как Исида, – пробормотала она. – Но только в том случае, если ведете себя, как подобает знатной госпоже. Сегодня не должно быть никакой беготни по дворцу вместе с фараоном Рамзесом. Это свадебная церемония, и правители всех стран, от Вавилона до Пунта, станут свидетелями того, что вы вели себя как девчонка.

Я решительно кивнула:

– Никакой беготни не будет.

Мерит пристально всматривалась в меня.

– Не имеет значения, чего захочет фараон. Отныне он царь Египта и должен вести себя подобающим образом.

Я представила себе Исет в моих покоях и все то, чем она будет заниматься с Рамзесом под портретом моей матери после того, как наступит ночь.

– Обещаю.

По переполненным коридорам дворца Мерит шла первой. Снаружи, за полотняными шатрами, сотни придворных собрались на пристани, откуда корабли должны были отплыть к Храму Амона. Ни Рамзес, ни Исет еще не прибыли, и Мерит раскрыла у нас над головами зонт от солнца, дабы защитить нас от надвигающейся жары. Я не увидела поблизости никого из учеников из моей эдуббы, зато Аша заметил меня с противоположной стороны двора и окликнул, пораженный до глубины души:

– Нефер!

– Помните о том, что я вам говорила, – строго заявила Мерит.

Аша подошел ко мне, и глаза у него расширились от изумления. Он окинул долгим взглядом мой широкий пояс с сердоликами и золото, которое блестело у меня над глазами.

– Да ты настоящая красавица, Нефер, – сказал он.

– Я нисколько не изменилась, – с жаром заявила я, и Аша отступил на шаг, ошеломленный моей серьезностью. – Зато перемены произошли во всех остальных!

– Ты имеешь в виду свои покои. – Аша покосился на Мерит, которая делала вид, что не прислушивается к нашему разговору. – Да. И поступила она так исключительно назло тебе. – Аша понизил голос. – Она, конечно, может очаровать Рамзеса сладкими речами и запахом духов, но мы-то знаем правду. Я могу рассказать ему…

– Нет, – оборвала я его. – Он решит, что в тебе говорят мелочность и зависть.

Со стороны пристани донесся рев горнов, и из дворца появилась Исет, ответив на их призыв. Я знала, что как только она достигнет пристани, то отравится в одиночестве к Храму Амона на восточном берегу. Рамзес поплывет на корабле позади нее, а уже за ними на лодках, украшенных золотыми и серебряными вымпелами, последуют остальные придворные. После того как верховный жрец миропомажет Исет принцессой, она вернется обратно с Рамзесом на его корабле, и на пальце у нее будет красоваться его фамильный перстень, что будет знаком их союза. А потом Рамзес на руках перенесет ее на пристань и через порог дворца, которым они вскоре станут править вместе. Они вновь появятся на людях лишь ближе к вечеру, когда начнется пиршество. Именно тот факт, что он на руках перенесет ее через порог Малкаты, и скрепит их брачный союз. Ничто из того, что станут делать жрецы в храме, не свяжет их брачными узами в глазах Амона, пока он не внесет ее в дворец, и, повинуясь неодолимому желанию, я вдруг на миг представила себе, что он откажется сделать это. Он ведь вполне может понять, что Исет вовсе не та роза, которой притворяется, а сплошной клубок шипов, и передумает.

Но, разумеется, ничего этого не случилось. Как полагается, в составе большой флотилии лодок мы поплыли вниз по реке, а люди, выстроившиеся вдоль берега, начали хором выкрикивать имя Исет. Женщины подняли над головами хлопушки из слоновой кости, а те, кто не мог позволить себе подобной роскоши, стали бить в ладоши, приветствуя новую царицу. Складывалось впечатление, будто на землю сошла богиня. Дети пускали вплавь по реке цветы лотоса, а маленькие девочки, из тех, кому посчастливилось разглядеть ее лицо, плакали от радости. Когда мы достигли храма, Рамзес взял Исет в жены, и они вернулись обратно под восторженные крики тысячи гостей. Затем он подхватил ее на руки, и они скрылись во дворце.

Свадебные торжества были такими радостными и веселыми, что все формальности были отброшены. И Аша воспользовался случаем, чтобы присоединиться ко мне за столом визирей.

– Ну вот, теперь Исет принцесса, – сказал он, глядя на шеренгу шатров, за которыми виднелись закрытые двери дворца. – По крайней мере, тебе больше не придется видеть ее. Все свое время она станет проводить в Зале для приемов.

– Да. Причем с Рамзесом, – заметила я.

Но Аша лишь покачал головой:

– Нет. Рамзес будет со мной. Назревает война с хеттами.

Я отставила в сторону кубок с вином:

– Что ты имеешь в виду?

– Кадеш принадлежал Египту еще со времен Тутмоса. И только Царь-Еретик позволил хеттам отобрать у нас Кадеш, так что все портовые города, которые делали Египет богатым, теперь увеличивают благосостояние Хатти. Фараон Сети больше не намерен терпеть такое положение вещей. Он уже отвоевал все земли, которые потерял Еретик, и все, что теперь остается вернуть обратно, – это Кадеш.

– Это мне известно, – нетерпеливо отозвалась я. – Я изучала это вместе с Пазером. Но он никогда не говорил, что Египет готовится к войне прямо сейчас.

Аша кивнул:

– Скорее всего, она начнется во время паофи.

– А что, если Рамзеса убьют? Или ты вернешься домой калекой? Аша, ты же сам видел солдат…

– С нами этого не случится. Это наше первое сражение. Нас будут хорошо защищать.

– Фараона Тутанхамона тоже хорошо защищали, но это не помешало его колеснице опрокинуться. И он умер, сломав ногу!

Аша обнял меня одной рукой за плечи.

– От царя ждут, что он поведет своих воинов на бой. Жаль, что ты не родилась мужчиной, Нефер. Тогда ты могла бы присоединиться к нам. Но мы вернемся, – легкомысленно пообещал он. – И тогда посмотрим. Ничего не изменится.

Я улыбнулась, надеясь, что именно так все и случится. Но в сплошной череде последовавших событий я уже начала понимать, что одна лишь надежда ничем мне не поможет.

* * *

В тот вечер Мерит принесла мне восковую палочку. Она поднесла ее кончик к пламени свечи, потом медленно уронила несколько капель на папирус. Я подождала, пока воск не застынет, после чего своим перстнем оттиснула на нем печать. Затем я вручила письмо Мерит.

– Вы уверены, что хотите отправить его, моя госпожа? Быть может, вам нужно еще несколько дней, чтобы обдумать все хорошенько?

Я покачала головой:

– Нет, я уверена в том, что делаю.