Читать книгу 365. Сказки антарктических писателей - Модест Казус - Страница 93

Одна барышня, взращённая при содействии своих маман и папан на компосте из hochkultur и bon ton, вскормленная изысканными яствами из рыцарских романов и подлунных стихов, жила в тихой квартирке на последнем этаже старого дома.

Барышня напоминала аквариумных рыб, что снуют меж декоративных кораллов и вздрагивают плавниками от лёгкого щелчка по стеклу снаружи. Она ждала своих Дон Кихота или Тесея, но всех донкихотов и тесеев ещё до её рождения разрубило крыльями мельниц, то и дело падающих с вершин финансовых пирамид, а всех тесеев переварило в желудках минотавров. Она же сего факта не знала и не признавала. И жила себе поживала в тихой квартирке на последнем этаже старого дома, окружённая величавыми шкафами и учтиво молчащими зеркалами.

Однако, как нам известно, из возвышенных словес борща не сваришь. Проголодалась дама, оделась в кашне, манто и страусово перо, и отправилась в булочную.

– О, Гермес сей юдоли трапезной! – запела она, заламывая руки – О, Меркурий прилавков, ценников и весов! Не соблаговолите ли преподнести даме за скромное вознаграждение кулинарное изделие из пшеничных колосьев, что во поле дрожали на ветрах.

Продавец поперхнулся и схватился за сердце. Голова его закружилась, ноги подкосились, и пал Гермес на пол, утянув за собой промасленную клеёнку с кассовым аппаратом.

– Гляди, дура, до чего человека довела! Стерлядь! Кыш! – рыкнул из-за спины барышни красномордый бугай, а некий сморщенный в гнилую сливу старичок больно толкнул барышню костылём:

– Ишь, развелось вас, умников. Наркоманы, подлюки!

Убежала барышня домой, спряталась в квартирке и проплакала целую неделю, худея не столько от голода, сколько от стыда. А потом забыла всё. И стала жить дальше. И ждать своих донкихотов. Но вместо донкихотов пришёл чинить батарею сантехник Колюня.

– О, Посейдон канализационных коммуникаций! – запела барышня. – О, Нептун, владыка водопроводных труб и смесителей! Не сочтите мою просьбу неприличной, но не будете ли Вы столь любезны, чтобы одарить даму вниманием и скрепить наше знакомство узами более крепкими, чем того позволяет положение при столь ни к чему не обязывающей встрече?

Колюня шмыгнул носом, повертел в руках разводной ключ, почесал свою дыню, глупо ухмыльнулся и сказал:

– А чё… Ну это типа… Хата хороша, а трубы – дрянь. Но трубы… эт мы мигом сварганим.

Колюня красноречиво долбанул ключом по крану.

И остался. Стали они жить в тихой квартирке на последнем этаже старого дома.

Колюня работал много, но неохотно. Возвращался домой к полуночи, обыкновенно пьян, грязен и страшен. По ночам громко храпел и в беспамятстве ходил под себя. Но барышня сего не замечала. Она слагала Колюне оды, а Колюня глядел в телевизор, пожевывал таранку и кричал: «полузащитнику передай на левый край, жопоглазый мудак!». Она рисовала его портреты на фоне кустов акации, а он вонял носками, светил дырами на коленях и чесал пузо. Она смотрела ему в глаза, а он закрывал их и падал головою в салат.

Прошёл год. В душе барышни росло неизбежное, расцветало эдельвейсами и копилось снегами на вершинах высоких скал, и когда Колюня притащил домой собутыльников, матерящихся, шатающихся и бьющих сервизы, альпийские снега не выдержали и сверглись грохочущей лавиной на сию зловонную кнайпу.

– Да провалиться бы тебе, Аттила, со своими варварами в Тартар! Червь кишечный! Клоп постельный! Вошь пухоедная! Ничтожное ты существо! – лицо её покрылось красными пятнами, а руки потянулись к газовой горелке.

Колюня такого не ожидал, перепугался, глаза выпучил, да как вскочит со стула – и бегом из квартиры, за ним и дружки его припустили.

Закрыла барышня дверь от людей навсегда, но одна не осталась. Выписала она себе щенков ротвейлерных, кормила-растила, покуда не выросли из тех щенков монстры скалозубые.

Говорят, бродит вечерами барышня по дворам полумрачным, да пьянчуг местных собаками травит. Такая вот история.