Читать книгу Мизантроп. Скупой. Школа жен - Жан-Батист Поклен Мольер, Мольер (Жан-Батист Поклен), Molière - Страница 4

Хозяек увлекли какие-то покупки,

Ни Селимены нет, ни Элианты нет.

Но, слышу я, вы здесь. Примите мой привет.

Хотелось мне давно сказать вам откровенно,

Что для меня весьма знакомство ваше ценно,

Что ваши качества я так высоко чту

И другом вас назвать давно таю мечту.

Вам должное воздать умею по заслугам

И жажду страстно я, чтоб вы мне стали другом.

И смею думать я ввиду моих заслуг,

Что быть отвергнутым такой не может друг!

Во время речи Оронта Альцест стоит задумавшись и не слышит, что Оронт обращается к нему.

К вам, сударь, речь моя относится всецело.

Как, сударь мой?..

Да, к вам. Иль это вас задело?

Нет, что вы, сударь мой! Но так сюрприз велик…

Такая честь меня поставила в тупик.

Пускай вас не дивит порыв мой откровенный,

Почета вправе ждать от целой вы вселенной.

Но, сударь…

Выше вас нет никого в стране,

И ваши доблести для всех ясны вполне.

Но, сударь…

Лично я, признаюсь без смущенья,

Пред всеми оказать готов вам предпочтенье.

Но, сударь…

Разрази меня небесный гром,

Коль с вами покривил хоть в слове я одном!

Позвольте ж вас обнять, сказать с сердечным

жаром,

Что вашу дружбу я считал бы ценным даром.

Вот вам моя рука, ее от сердца дам.

Я – друг ваш!

Сударь мой!..

Как? Не угодно вам?

Я повторяю вновь: мне слишком много чести.

Вы предложение свое получше взвесьте.

Ведь дружба – таинство, и тайна ей милей;

Так легкомысленно играть не должно ей.

Союз по выбору – вот дружбы выраженье;

Сперва – познание, потом уже – сближенье.

Мы ж с вами, может быть, друг другу так чужды,

Что как бы не дойти от дружбы до вражды.

Вот, право, мудрости суждение прямое,

И я за ваш ответ вас уважаю вдвое.

Пусть время сблизит нас, я жду названья «друг».

Пока ж молю моих не отвергать услуг!

Быть может, при дворе могу вам быть пригоден?

Известно, верно, вам, что там я всем угоден,

Что слушает меня внимательно король

И я немалую при нем играю роль.

Я ваш, всецело ваш. Располагайте мною!

Но я за то взамен и вас побеспокою.

Порукой мне ваш вкус, мне нужен ваш совет:

Прошу, послушайте последний мой сонет —

Могу ль я публике на суд его представить?

Я в этом не судья, прошу меня избавить.

Но, сударь, почему?

Суждения мои

Все слишком искренни, что́ плохо для судьи.

Напротив! Выслушать готов я вас покорно

И был бы огорчен, поверьте, непритворно,

Когда бы от меня вы скрыли хоть пустяк.

Я жажду истины!

Извольте, если так.

Итак, сонет. Сонет «Надежда»… Посвящаю

Той, что едва лишь дверь мне приоткрыла

к раю.

Надежда… Пышности трескучей далеки,

Простые, скромные и нежные стишки.

Посмотрим, сударь мой.

Надежда… Я в волненье —

Не строго ль будете судить об исполненье,

Одобрите ли слог, что вы найдете тут?..

Увидим.

Сочинил я в несколько минут —

Счастливейшая мысль ко мне тогда слетела!

Количество минут – не главное для дела.

Надежда ласкою своею

На миг дарит нам счастья свет,

Но ах! Как грустно, коль за нею,

Филида, ничего уж нет!

Мне нравится уже и первый ваш куплет.

Вам это нравится? Стыда в вас вовсе нет!

Вы проявили состраданье,

Но я вас в этом упрекну:

Не стоит тратить подаянья,

Чтобы надежду дать одну.

Вы мысль облечь смогли в изящнейшую форму.

Льстец! Хвалит глупости, превысившие норму!

Но если вечность ожиданья

Не даст мне вынести страданья,

Тогда прерву я жизни нить.

Мое решенье неизбежно:

Краса Филида! Безнадежно

Одной надеждой только жить!

Как неожиданно прелестна мысль финала!

Чтоб на него чума, черт побери, напала!

Сломать нахалу нос – отличный бы финал!

Изящнее стиха нигде я не слыхал.

О черт!

Вы льстите мне, однако ваш приятель…

О нет, я вам не льщу!

Что делаешь, предатель?

Но с вами уговор у нас ведь был иной:

Вы обещали мне быть искренним со мной.

Подобные дела чрезмерно деликатны.

Конечно, похвалы для нас всегда приятны,

Но вздумал одному поэту как-то раз

Я правду высказать взамен учтивых фраз:

Сказал я, что нужны усердные старанья,

Чтоб сдерживать в себе ненужный зуд писанья,

Что надобно, себя покрепче в руки взяв,

Не выносить на свет плоды своих забав

И что желанье всем читать творенья эти

Способно выставить творца в печальном свете.

Ужели этим вы хотите намекнуть,

Что мне рассчитывать не следует…

Отнюдь.

Но я ему сказал: пусть нудный вздор оставит,

Иль всем он надоест, себя же обесславит!

Пусть полон разными достоинствами он,

Но люди судят ведь сперва с дурных сторон.

Что ставите в вину вы моему сонету?

Нет, я ему сказал, чтоб страсть он бросил эту,

Что в наши дни она немало, ей-же-ей,

Вконец испортила порядочных людей.

Так плохо я пишу? И это ваше мненье?

Нисколько! Но ему сказал я без стесненья:

«Какая же нужда вам рифмы расточать?

Какого дьявола стремитесь вы в печать?

Подчас бездарное прощаем мы маранье,

Но тем лишь, для кого стишонки – пропитанье.

Нет, право, победить старайтесь этот зуд,

Не пробуйте идти к читателю на суд.

Издатель ведь торгаш, доставит вам с охотой

Он славу жалкого, смешного стихоплета.

Останьтесь лучше тем, чем были до сих пор,

Чье имя честное так уважает двор!»

Но, кажется, я с ним пускался тщетно в пренья.

Отлично понял я такую точку зренья.

Но относительно сонета самого…

Он годен лишь на то, чтоб выбросить его!

Плохие образцы вам подали идею.

В нем нету простоты, я указать вам смею.

Что это, а? «На миг дарит нам счастья свет…»

Иль это: «Ничего за нею больше нет».

А это: «Тратить подаянье,

Чтобы надежду дать одну…»?

Или: «Филида! Безнадежно

Одной надеждой только жить!..»

И стиль напыщенный изящных ваших строк

Невыразителен, от правды он далек,

Игра пустая слов, рисовка или мода.

Да разве, боже мой, так говорит природа?

Мне страшен вкус плохой, манерность наших

дней;

У дедов много он был лучше, хоть грубей,

И, право, ничего не знаю я прелестней

Хотя бы этой вот старинной милой песни:

Когда б король мне подарил

Париж, свою столицу,

Чтоб я покинуть должен был

Красавицу девицу,

Тогда б сказал я королю:

«Возьмите свой Париж обратно,

Мою красотку я люблю,

Лишь с нею мне приятно».

Пусть слог здесь устарел, пусть рифма здесь

бедна,

Вы не находите – стократ милей она,

Чем то кривляние, что разуму противно?

Сама живая страсть в ней говорит наивно.

Когда б король мне подарил

Париж, свою столицу,

Чтоб я покинуть должен был

Красавицу девицу,

Тогда б сказал я королю:

«Возьмите свой Париж обратно,

Мою красотку я люблю,

Лишь с нею мне приятно».

Так говорит любовь – простая, без прикрас.

Да, смейтесь, сударь мой, но уверяю вас,

Что это мне милей, чем вычурные фразы

И ходкие у нас поддельные алмазы.

И все ж мои стихи отменно хороши.

У вас причины есть хвалить их от души,

Но я прошу у вас о малом снисхожденье:

Дозволить при своем остаться мне сужденье.

Мне лестных отзывов довольно от других!

От тех, кто лжет, но ложь – не в правилах моих.

Вы так уверены, что вы умны безмерно…

Когда б я вас хвалил, я б был умнее, верно.

Поверьте, обойдусь без ваших я похвал!

Придется, сударь мой, я вас предупреждал.

Хотел бы я, чтоб вы в ином и лучшем стиле

На этот же предмет стихи бы сочинили.

Ну, скверные стихи я сочинить бы мог,

Но их кому-нибудь читать – помилуй бог!

Однако, сударь мой, вы высказались прямо.

Да, сударь, у других ищите фимиама.

Потише, сударь мой, нельзя ль умерить тон?

Мой тон? Нет, сударь мой, вполне приличен он.

Прошу вас! Господа! Не заводите ссоры!

Вы правы. Я вспылил. Оставим эти споры.

Я верный ваш слуга, поверьте, сударь мой.

Я также остаюсь покорным вам слугой.