Читать книгу Рассказы о Привидениях Антиквария – Собирателя Древних Книг. Бледный Призрак и Прочая Нежить - Монтегю Родс Джеймс - Страница 4

Любой из тех, кому доводилось путешествовать по Восточной Англии, помнит крохотные деревенские домики рассыпанные повсеместно, сыроватые, маленькие, как правило, в итальянском стиле, окруженные парками от восьмидесяти до ста акров. Меня всегда очень сильно тянуло к ним, с серыми изгородями из дубовых досок, с деревьями, горделиво расправившими свои плечи, с их прудами, в которых дно заросло водорослями, и густым непроходимым лесом, находящимся поодаль. Кроме того, мне всегда очень нравились, поддерживаемые колоннами портики, пристроенные к домам времен королевы Анны, отштукатуренные в греческом стиле, очень популярным в конце 18 столетия; потолки внутри холла поднимаются до самой крыши, у такого холла всегда есть портик, а внутри есть небольшой орган. Также мне нравятся библиотеки в таких домах, в них всегда можно найти что-нибудь интересное от Псалтыря 13 столетия до маленьких сборников стихов Шекспира. Несомненно, мне нравятся и картины, развешанные там. А больше всего мне нравится представлять, какой была в нем жизнь, когда его только построили, в те времена, когда высокородные лорды приходили сюда на балы, а не в наше время, когда, даже если у вас и нет большого состояния, развлечений не счесть и жизнь представляется весьма интересной. Да, я хотел бы иметь такой дом, и иметь достаточно денег, чтобы содержать его и приглашать в него своих друзей для благопристойных развлечений.

Но это отступление. Я хотел рассказать вам историю, которая произошла в одном из таких домов, которые я попытался изобразить. Я говорю о Кастринггэм Холле[60] в Суффолке[61]. Наверно, много что изменилось в нем с того момента как я написал этот рассказ, но основные детали, которые я отобразил, наверняка, остались. Портик в итальянском стиле, квадратный остов белого дома, который выглядит внутри более древним, чем снаружи. Парк, который граничит с лесом, и озеро. Но главная достопримечательность, благодаря которой этот дом можно было отличить от других похожих на него, уже отсутствует. Раньше, если посмотреть со стороны парка, то можно было увидеть справа высокий старый ясень, растущий на расстоянии пяти-шести ярдов от стены, и почти касающийся её ветвями. Полагаю, он стоял здесь с того самого времени когда Кастрингэм перестал быть военной крепостью, а его ров засыпали и построили жилое помещение для Елизаветы. Во всяком случае, к 1690 году этот дом уже, фактически, приобрел свой современный вид.

В тот год, в том округе, где находится Кастрингэм Холл, проходило много судов над ведьмами. Причем, мне кажется, потребовалось бы еще очень много времени, прежде чем мы, оценив все имеющиеся факты, задались вопросом – а существовали вообще какие-нибудь основания для всего того, что вызывало всеобщий страх перед ведьмами в давно минувшем прошлом. Может быть те люди, которых обвиняли в подобных преступлениях, на самом деле сами себе внушили, что они обладают какими-то сверхъестественными силами. Может быть, они очень хотели, по крайней мере, пусть не обладать таинственной силой, но делать зло своим соседям; или же все их признания, которых было изрядное количество, были добыты посредством применения жестоких пыток, к которым прибегали охотники на ведьм. На все эти вопросы, насколько я знаю, ответ еще не найден. Но настоящее повествование позволяет мне продлить прелюдию. Я не могу всё это сразу отбросить прочь, как пустые, лишенные всяких оснований, выдумки. Читатель должен понять сам.

Однажды, в Кастрингэме одну несчастную женщину приговорили к аутодафе[62]. Звали её миссис Мозерсоул, и она отличалась от обычных деревенских ведьм тем, что была намного их богаче и занимала более влиятельное положение в обществе. Попытки её спасти были предприняты несколькими уважаемыми местными фермерами. Они сделали всё для того чтобы оправдать её, и очень сильно хотели изменить вердикт присяжных.

Судя по всему, роковыми для неё оказались показания тогдашнего владельца Кастрингэм Холла – сэра Мэтью Фелла. Тот под присягой поклялся, что видел её три раза из своего окна, – «на ясене возле моего дома[63]». Она сидела, на ветке дерева, в одной сорочке, и срезала маленькие веточки каким-то странным кривым ножом, и когда она это делала, было видно, что она разговаривает сама с собой. Каждый раз сэр Мэтью делал всё возможное, чтобы поймать эту женщину, но каждый раз её пугали случайные шорохи, которые возникали по его милости. Поэтому, единственное, что ему удавалось видеть каждый раз, когда он шел в сад, – это зайца, бежавшего через тропинку по направлению к деревни.

На третью ночь он изо всех сил старался догнать её и бежал до самого дома миссис Мозерсоул. Но ему пришлось четверть часа стучать в её дверь, прежде чем та вышла очень рассерженная и с виду очень заспанная, как будто только что встала с постели; а он не смог найти никакого объяснения такого позднего своего визита.

Главным образом на основании этих показаний, хотя были и другие менее шокирующие от других односельчан, прихожан одной церкви, миссис Мозерсоул была признана виновной и приговорена к смерти. Её повесили через неделю после суда в городе Бери-Сент-Эдмундс[64], а вместе с ней еще пятерых или шестерых несчастных.

Сэр Меттью Фелл, в то время он был помощником шерифа, сам, лично, присутствовал при этой казни. Это было тоскливое мартовское утро, и шел нудный моросящий дождь, когда телега с приговоренными к смерти тащилась на поросший дикой травой холм, находившийся за Северными воротами, где стояли виселицы. Другие жертвы были вялые и безразличные к своей дальнейшей судьбе или сломлены пытками; но миссис Мозерсоул была, что в жизни, что на краю гибели, совсем другого характера человек. Её неистовый гнев, как свидетельствовал в своем отчете о проведенной казни докладчик, оказал настолько сильное влияние на очевидцев, даже на палача, что это послужило неопровержимым доказательством того, что она является живым воплощением бесовской силы в глазах тех, кто видел её. К тому же она не оказывала никакого сопротивления служителям закона; а только смотрела на тех, кто посягнул на её жизнь таким ядовитым змеиным взглядом, что один из присутствующих при казни впоследствии говорил, что шесть месяцев после этого мысль о ней преследовала его, и он не мог от неё отделаться.

Единственное, что она произнесла, – бессмысленные, на первый взгляд, слова: – "Будут гости в Холле", которые она приглушенным голосом повторила не один раз.

На сэра Мэтью Фелла поведение этой женщины во время казни впечатления не произвело. У них по этому поводу состоялась беседа с Викарием его церковного прихода, с которым он возвращался домой после того как суд закончился. Свои показания в суде он не особенно охотно давал. У него не былоо мании преследования ведьм, но, как он утверждал после, не мог дать никаких других показаний по этому делу кроме тех, которые он дал, и что он не мог ошибиться, описывая то, что видел собственными глазами. Весь этот процесс был ему глубоко отвратителен, потому что он такой человек, которому больше нравится делать приятное тем людям, кто находится рядом с ним. Но он считает, что чувство долга его заставило пойти на такой шаг, и он поступил правильно. Такие мысли терзали его душу, а викарий приветствовал подобные откровения, поскольку, так на его месте поступил бы любой здравомыслящий человек.

Прошло несколько недель после этого события, и когда в мае наступают дни полнолуния, викарий и наш достопочтенный сквайр опять встретились в парке, они шли к Холлу вместе. Леди Фелл уехала к своей матери, которая была тяжело больна, и сэр Мэтью оставался в доме один; так что для него не представляло особого труда уговорить викария, господина Кроума, заглянуть к нему в дом на поздний ужин.

В этот вечер сэр Мэтью был не особенно расположен поддерживать компанию. Главным образом они разговаривали на темы, касающиеся семьи и церковного прихода, и, пользуясь удобным случаем, сэр Мэтью составил для себя в письменной форме памятку, в которой он изложил свои пожелания и намерения относительно ведения дел в своем поместье, и которые впоследствии оказались исключительно полезными.

Когда господин Кроум, около девяти часов вечера, засобирался домой, они вместе с сэром Мэтью решили немного прогуляться по покрытой галькой дорожке, которая была за домом. Но тут произошел случай, который сильно повлиял на господина Кроума. Они находились около ясеня, который как я уже говорил, рос возле окон дома, как вдруг сэр Мэтью остановился и сказал:

– Что это там бегает вверх и вниз по стволу дерева? Это случайно не белка? Но все белки в это время должны спать.

Викарий посмотрел и увидел существо, которое двигалось, но при свете луны он не смог разобрать какого оно было цвета. Отчетливые очертания, все-таки, ему удалось разглядеть на мгновение, и этот облик глубоко врезался в его память, он говорил, что мог бы поклясться, хотя это и звучит глупо, не известно белка это была или нет, но у этого существа было больше чем четыре конечности.

Кроме этого за такой короткий промежуток времени они ничего не успели заметить, вслед за этим они разошлись. Возможно, они встретились бы опять, но только не в этой жизни.

На следующий день сэр Мэттью Фелл в шесть утра не спустился вниз, хотя так было заведено. Не спустился он ни в семь, ни в восемь. Вследствие чего слуга поднялся наверх и постучал в дверь его комнаты. Я думаю, мне не нужно продолжать описывать с какой тревогой все слуги этого дома стояли под дверью и слушали то, что происходит в комнате, и каждый раз снова стучали в дверь. В конце концов, они сломали замок, открыли дверь и, нашли своего хозяина мертвым, а его труп, к тому времени, уже почернел. Предположить можно было всё что угодно. Каких либо признаков борьбы и насилия при первом осмотре заметить не удалось, но окно было открыто.

Одного из слуг послали за священником, а затем, уже по распоряжению священника, отправился за коронером. Господин Кроум приехал в Холл настолько быстро насколько мог, его проводили в ту комнату, где лежал покойник. Среди своих бумаг, он оставил записи по которым видно насколько искренним было его уважение к сэру Мэтью и печаль об его утрате, там также был и отрывок, который я скопировал, потому что он мог пролить свет на то, что произошло, и рассказать о нравах того времени: – «Каких-либо следов проникновения или насилия в комнате не оказалось, но оконная створка была открыта, впрочем, мой несчастный друг всегда оставлял окно открытым в эту пору. Он обычно выпивал свой вечерний эль из серебряного кубка, вместимостью около пинты, а в этот вечер он из него не пил. Этот эль был исследован врачом из похоронного бюро, господином Ходжкинсом, который не смог, не смотря ни на что, как он, впоследствии, заявил под присягой в присутствии коронера, определить присутствие в нем хоть малейшей дозы отравляющего вещества. Что касается значительной припухлости и почернения трупа, естесвенно, был проведен опрос всех тех, кто жил рядом с умершим, по подозрению в отравлении. Тело, которое лежало на постели, было в ужасном состоянии, оно было до такой степени перекручено, что возникало единственное предположение о том, что мой дорогой друг и патрон отошел в мир иной в страшнейших муках и агонии. Впрочем, что так и осталось необъяснимым для меня самого, так это то, что все-таки существовало доказательство тому, что это ужасное варварское преступление было совершено злоумышленниками по заранее разработанному плану, потому что женщины, которым было поручено омовение и одевание трупа, обе очень известные и уважаемые в своей скорбной профессии, пришли ко мне в великой боли и страдании, и обе, находясь в абсолютном телесном и душевном здравии, заявили, что в действительности, после того как они сделали первый осмотр, они не сразу принялись работать с трупом, но когда они его раздели и прикоснулись руками к его груди, то они почувствовали какую-то странную боль и покалывание в ладонях, впоследствии их руки до самых предплечий на непродолжительное время значительно припухли, эта болезненность продолжалась и после. В результате оказалось, что в течение нескольких недель они были не способны работать, хотя на коже у них не осталось никаких отметок.

И только я это услышал, как послал за врачом, который всё еще находился в этом доме, и мы провели тщательное исследование состояния кожи в этой части тела, настолько тщательное насколько это могло позволить небольшое увеличительное стекло из горного хрусталя. Но этот инструмент нам не дал возможности обнаружить что-нибудь существенное кроме пары маленьких проколов или отверстий, которые, как мы после решили, были отверстиями через которые яд ввели в тело, и тут мы вспомнили о перстне папы Борджиа[65], и о других случаях применения ужасного искусства итальянских отравителей в прошлом столетии.

Так много было сказано о признаках, которые были обнаружены на трупе. В отношении этого я должен добавить, всё это мои личные наблюдения, которые должны дойти до последующих поколений, чтобы те могли судить представляют они какую-либо ценность или нет. На столике, стоявшем возле кровати, лежала небольшого размера библия, которую мой друг, вплоть до последнего момента, открывал всегда ночью и проснувшись утром, для того чтобы прочесть из неё место, которое он отмечал закладкой. И я, беря её в руки, не мог не проронить слезу, вспоминая о нем, и эти, пропитанные скорбью воспоминания, от этого скромного эскиза книги книг перенесли меня к мыслям о её Великом Первоисточнике. Так всегда, в моменты отчаяния, мы готовы идти на едва мерцающий лучик, который нам обещает то, что яркий свет ждет нас впереди. Я попытался гадать по Библии, используя старый и многим известный способ, открывая наугад первые попавшиеся страницы; о возникновении этого метода и его применении сейчас много говорят и пишут в своих трудах, его Святое Величество Благословленный Король Карл 1[66] и господин Виконт Фолклэнд.[67] Я должен признаться, что эта моя попытка не особенно мне помогла: и еще, для того чтобы суметь выяснить причину этих ужасных событий, я записал полученные результаты, на тот случай, возможно они смогут указать на действительный источник зла более развитому интеллекту и уму чем мой.

Затем, я три раза гадал, открывая книгу и ставя палец на слова: в первом случае я получил три слова, от Луки XIII. 7, Победи это; во втором из стиха Исаийя XIII. 20, Это никогда не будет обитаемо: и в третий раз, Иов XXXIX. 30, Её потомство тоже пьет кровь.

Это всё, что нужно было привести из записок господина Кроума. Сэр Мэтью был положен в гроб и похоронен, обряд похорон был проведен господином Кроумом на следующее воскресенье. После чего была напечатана статья под заголовком «Неисповедимый путь; или, То, что угрожает Англии и злые козни Антихриста", викарий, также как и большинство соседей были убеждены, что почтенный сквайр стал очередной жертвой папистского заговора[68].

Его сын. Сэр Мэтью Второй, унаследовал от отца его имя и имение. Так закончилось первое действие Кастрингэмской трагедии. Стоит сказать, хотя настоящий факт никого не удивит, что новый баронет не стал жить в той комнате, в которой умер его отец. К тому же, в этой комнате никогда не останавливался ни один из гостей во время своего пребывания в доме. Он умер в 1735 году, и я не могу сказать, что его управление имением можно было бы отметить каким-либо знаменательным событием, за исключением, неизвестно почему, возросшему числу случаев смертности среди скота и живности, в которой была замечена тенденция к постепенному росту.

Те, кого заинтересовали подробности этих событий, могут посмотреть статистический отчет, напечатанный в виде письма в «Джентльмен’с Мэгэзин» 1772 года, в котором приводятся факты из личных документов баронета. Он нашел очень простой способ, который положил конец всему этому, запирая всю свою живность в стойле и сараях на ночь, и убрав всех овец из парка. Так как, он заметил, что никто так не мрет в хлеву, как овцы, ночью. После этого мору пришлось удовлетвориться только дикими птицами и зверями в лесу. Но, поскольку, у меня нет никаких данных о симптомах, а всенощное бдение, было весьма непродуктивным занятием, чтобы дать хоть какое-то предположение, я не могу дать точное определение того заболевания, которое суффолкские фермеры назвали «Кастрингэмская падучая».

Как я уже говорил, сын сэра Мэттью умер в 1735 году, и по закону все права на титул и имение унаследовал его сын, сэр Ричард. Это при его жизни на северной стороне приходской церкви было отведено место для захоронения членов его семьи. Идеи молодого сквайра были настолько глобальны, что потребовалось убрать несколько могил на неосвященной стороне церкви для того чтобы выполнить его требования. Среди них оказалась и могила госпожи Мозерсоул, расположение которой было точно известно, из имевшейся пометки в плане церкви и внутреннего двора, которая была сделана господином Кроумом.

Различные пересуды пошли по деревне, когда стало известно, что будет произведена эксгумация тела знаменитой ведьмы, которую еще до сих пор кое-кто помнил. Причем, чувство удивления и неподдельной тревоги были очень сильными, когда обнаружили, что гроб, в котором она должна была лежать, был абсолютно целым и нераскрытым, но тела внутри не оказалось, ни костей, ни праха. Действительно, весьма любопытный случай, так как в те времена, когда её хоронили, не было похитителей трупов, а другого, в какой-либо степени разумного объяснения мотивов похищения тела покойника, кроме как для нужд прозекторской, сложно предположить.

Этот случай воскресил впамяти все истории, имеющие отношение к судам над ведьмами и проискам ведьм, спящие уже около сорока лет, и поэтому приказ сэра Ричарда сжечь этот гроб был воспринят большинством как довольно сумасбродный, хотя и был должным образом выполнен.

Сэр Ричард определенно страдал манией рационализаторства. До того как он стал хозяином Кастринг Холла, это было прекрасное здание из приятного глазу красного кирпича. Только сэр Ричард бывал в Италии, где и заразился любовью ко всему итальянскому, к тому же имея больше денег, чем его предшественники, он задался целью переделать, доставшийся ему в наследство английский дом, в итальянский дворец. Так что кирпич спрятали под тесанным камнем и штукатуркой; каким-то, далеко не лучшего качества, итальянским мрамором облицевали вестибюль и дорожки в оранжереях; после чего, на противоположном берегу пруда построили точную копию храма Сивиллы[69] в Тиволи[70]; благодаря этому Кастрингэм приобрел абсолютно новый, и я должен сказать, менее привлекательный вид. Но все им восхищались, и он служил эталоном для большинства соседей из мелкопоместной знати многие года.

Одним утром (это было в 1754 году), сэр Ричард проснулся после ужасной ночи. Дул ветер и труба над его домом коптила, да еще было очень холодно, поэтому ему приходилось поддерживать огоньв камине. К тому же, что-то постоянно билось об окно и от этого оно ужасно трещало, да так, что никто в доме не мог найти покоя. В этот день он ждал гостей, все они были знатные люди, которым непременно захочется игр и развлечений, но вот приступы хандры и дурного расположения духа (которые случались у него во время игры) в последнее время стали настолько частыми, что он опасался за свою репутацию радушного и гостеприимного хозяина. Во всяком случае, то, что его действительно беспокоило, определенно, еще одна из причин того, почему он не мог уснуть в эту ночь, – это то, что он не мог больше находиться в этой комнате.

Это была главное, о чем он думал за завтраком, а после завтрака он начал обход комнат, желая найти для себя наиболее подходящую, которая устраивала бы его по всем параметрам. Много времени он потратил, прежде чем нашел одну такую. В ней было одно окно, которое выходило на восток, и другое, которое выходило на север; но вот беда, мимо её двери всегда проходили слуги, и к тому же, ему не понравилось то, как в ней поставлена кровать. Нет, ему нужна комната с видом на запад, да такая, чтобы солнце не будило его рано поутру, и в то же время, она была в стороне, и все происходящее в доме, не мешало ему отдыхать вней. Его экономка уже не знала, что и придумать.

– Сэр Ричард, – сказала она, – знаете что, а в этом доме есть такая комната.

– И что это за комната? – спросил сэр Ричард.

– Это комната сэра Мэтью, та самая «Западная Комната».

– Ну что ж, постелите мне там и уже сегодня я буду спать в ней, – сказал хозяин. – Ну да, а почему бы и нет? Я хочу спать там, – сказал он и прибавил ходу.

– Ой, сэр Ричард, в этой комнате никто уже сорок лет как не спал. Там даже ни разу не проветривали после смерти сэра Мэтью. – Отвечала ему она, шурша своей юбкой и пытаясь поспеть за ним.

– Миссис Чиддок, идемте туда, откроете мне дверь. Я хоть взгляну, что за комната такая.

Комнату открыли, воздух в ней действительно был тяжелый. Сэр Ричард подошел к окну и с раздражением, свойственным ему, движением руки раздвинул жалюзи и распахнул окно. С этой стороны дома находился единственный объект, который почти не задели всевозможные перемены, – это был ясень, который, не смотря на свои громадные размеры, оставался в укрытии от посторонних глаз.

– Проветрите её, миссис Чиддок, проветривайте весь день, а потом, после обеда, перенесите сюда мою кровать. Да, вот еще, епископа из Килмора[71] поселите в ту комнату, где я жил раньше.

– Прошу Вас, сэр Ричард, – произнес незнакомый голос, встревая в их разговор, – не могли бы Вы уделить мне немного времени?

Сэр Ричард обернулся и увидел в дверном проеме мужчину в черном, который кивнул ему головой, в знак приветствия.

– Сэр Ричард, я прошу меня извинить за столь бесцеремонное вторжение. Вы, вряд ли, меня знаете. Меня зовут Вильям Кроум, мой отец был викарием в то время, когда был жив Ваш отец.

– Очень приятно, сэр, – сказал сэр Ричард, – имя Кроум всегда было уважаемо и почитаемо в Кастрингэме. Я рад буду поддержать дружбу между нашими семьями, которая длится уже на протяжении двух поколений. Чем могу быть полезным? Если судить по времени вашего визита и вашему поведению, у вас ко мне что-то срочное?

– Да, это действительно так, сэр. Я еду из Нориджа[72] в Бери-Сент-Эдмундс[73] со всей поспешностью на которую только способен, а к Вам я заехал по пути для того чтобы отдать эти бумаги, на которые мы натолкнулись когда разбирали те документы, что остались после смерти моего дедушки. Я думаю, в них есть то, что касается Вашей семьи.

– Я премного благодарен Вам, господин Кроум, и если Вы согласитесь, пройти со мной в гостиную и выпить там по бокалу вина, мы с Вами посмотрим их вместе. А вы миссис Чиддок, как я уже говорил, проветрите комнату. Да, именно, здесь умер мой дедушка! Да, надо признать, это дерево делает её немного темной и сырой. Нет, нет, я не хочу ничего больше слушать. Прошу вас, не перечьте мне. Я вам дал задание? Всё, выполняйте. Ну, так что, господин Кроум, вы принимаете мое приглашение?

Они прошли в кабинет. Пакет, который молодой господин Кроум привез с собой, я должен сказать, был такой увесистый, будто тот, изучив его, собирался поступить в Клэр Холл[74]. К тому же, он еще привез с собой огромный том Полиэна[75] в котором среди прочего были и пометки, которые сделал старый викарий по случаю смерти сэра Мэтью. В первый раз в своей жизни сэр Ричард встретился с загадочным методом гадания по Библии при помощи закладок, о котором я уже рассказывал. Пророчества, полученные им, довольно сильно его озадачили.

– Ну что ж, – сказал он, Библия моего дедушки дает мне весьма полезный совет «сруби его». Если это о ясене, то пусть он будет покоен, я не премину им воспользоваться. Подобного рассадника всякой заразы и болезней, даже если хорошенько поискать, нигде не найдешь.

В гостиной стояло несколько книг из семейной библиотеки, которые ожидали прибытия коллекции, собранной сэром Ричардом в Италии, к тому же, он собирался отвести для библиотеки подходящую комнату. Их было совсем немного.

Сэр Ричард оторвал глаза от документа и посмотрел на книжный шкаф.

– Интересно, здесь ли еще это старое пророчество? Мне казалось, я его видел где-то.

Он пересек комнату, и взял невзрачного вида библию, на форзаце которой было краткое посвящение: «Мэтью Феллу, от любящей его крестной матери, Анны Альдоус, 2 сентября, 1659.

Неплохо было бы погадать еще, господин Кроум. Держу пари, мы получим пару предсказаний из Хроник.[76] Ну и что тут у нас? «Пойдешь искать меня утром, а меня нет». Просто великолепно, на мой взгляд. Кстати, для вашего деда эта фраза могла послужить прекрасным предзнаменованием, не так ли? Ну, всё! Хватит пророчеств. Всё это выдумки. Господин Кроум, я крайне признателен Вам за этот пакет. Боюсь, что Вам не терпится продолжить свой путь. Прошу Вас, не отказывайтесь от еще одного бокала вина перед дорогой.

Со всем радушием, которое было искренним (так как сэру Ричарду очень понравились манеры молодого человека и его умение держать себя в обществе), они расстались.

После обеда приехали гости: епископ из Килмора, леди Мэри Херви, сэр Вильям Кентфилд и другие. Обед был в пять, они пили вино, играли в карты, потом был ужин, а затем все разошлись по своим комнатам – спать.

На следующее утро сэр Ричард был явно не расположен развлекать своих гостей. Он беседовал с епископом из Килмора. Этот прелат, в отличии от многих других епископов в Ирландии того времени, сначала приехал посмотреть на свою будущую епархию, а после этого, остался здесь на значительное время. Этим утром они вдвоем прогуливались по террасе и разговаривали о том, как изменить к лучшему этот дом. Епископ сказал, указывая на окно Западной комнаты:

– Ни один человек из всей моей ирландской паствы в жизни не остался бы ночевать в той комнате, сэр Ричард.

– А почему, господин епископ? Ведь теперь это моя комната.

– У ирландцев существует поверье, согласно которому нельзя спать рядом с ясенем, потому что это приносит несчастье, а этот ясень растет так близко у вашего дома, там расстояние, и двух ярдов нет от него до окна. – Возможно, – продолжал епископ, с улыбкой на лице, – он уже начал влиять на Вас, но Вы это еще не поняли. Мне кажется, что для всё в диковинку, потому что сейчас вы спите на новом месте, да еще к тому же, Ваши друзья хотят общаться с Вами.

– Может быть, в этом суеверии что-то и есть, ведь правда, с двенадцати ночи до четырех утра я никак не мог глаз сомкнуть, господин епископ. Завтра это дерево срубят, так что ничего больше я не хочу слышать об этом.

– Я приветствую Вашу решительность. Вряд ли, есть какая-либо польза в том, чтобы дышать воздухом, проходящим через эту листву.

Я думаю, в этом Вы правы, Ваша светлость. Но я не открывал окна этой ночью. Там стоял какой-то шум, вне всяких сомнений из-за веток, которые били и царапали по стеклу, он не давал мне глаз сомкнуть.

На мой взгляд, такое вряд ли возможно, сэр Ричард. Взгляните на Ваше окно с этого места. Ни одна, даже самая близко находящаяся ветка не касается рамы, они смогут лупить по стеклу лишь только при сильном ветре или в бурю, но в прошлую ночь не было ни урагана, ни шторма. Эти ветки примерно на фут не достают до окна.

– Да, сэр, действительно. Тогда, что же это такое могло быть, ведь что-то царапало и шуршало всю ночь, да еще осталась грязь на моем подоконнике, какие-то отметины и линии?

В конце концов, они пришли к тому, что это сделали крысы, которые залезли по плющу. Идея пришла в голову епископу, а сэру Ричарду она показалась наиболее правдоподобной.

Прошел еще один день, и наступила ночь, и все гости разошлись по своим комнатам, пожелав сэру Ричарду спокойной ночи.

Сейчас мы находимся в его спальне, в ней горит свет, и сэр Ричард лежит в постели. Комната находится над кухней, на улице спокойная и теплая ночь, так что окна оставили открытыми.

Над остовом кровати горит слабый свет, но там видно какое-то движение; кажется, будто сэр Ричард быстро двигает своей головой вверх и вниз с едва уловимым звуком. А сейчас попробуйте догдаться, полумрак настолько обманчив, что кажется будто у него не одна голова, а несколько, круглых и коричневых, которые медленно двигаются вверх и вниз, так же как вздымается его грудь. Ужасное зрелище, что это – обман зрения. Или что-нибудь еще? Вдруг, что-то похожее на котенка мягко плюхается с кровати на пол и стремительно бежит к окну; за ним следуют еще четыре таких же существа, и все опять становится тихо.

Будешь искать меня по утру, и не найдешь.

Сэр Ричард умер также как и сэр Мэтью в своей постели, теперь там лежал почерневший труп!

Побледневшая и безмолвная группа гостей и слуг искала под окном, после того как известие сэра Ричарда было оглашено. Итальянские отравители; тайные агенты папы; инфекция, распространяемая по воздуху: – все эти и другие предположения возникали в их головах. В этот момент, епископ из Килмора посмотрел на ясень; возле того места, где на стволе имеется разветвление и главные ветви расходятся, прижавшись к нему и съежившись от страха сидел белый кот, который смотрел в дупло, прогнившее в дереве за многие годы. Он что-то видел, там внутри, и наблюдал за этим с очень большим интересом.

Неожиданно, кот приблизился к дуплу и привстал над ним на задних лапах. В этот момент край, на котором он стоял, начал проседать и кот поскользнулся, и провалился вниз. Все кто наблюдал за происходящим, слышали, как тот упал на дно.

Все знают, как кричат кошки; но я уверен, такого пронзительного вопля мало кому доводилось слышать, этот дикий крик исходил из дупла того самого ясеня. К нему присоединилось еще два или три диких визжащих голоса, все, кто находился рядом, не могли понять, кто мог так дико визжать, а потом послышался негромкий, приглушенный шум какой-то возни или борьбы. Леди Херви не выдержала всего этого и упала в обморок, экономка, которая присматривала за домом, заткнула уши и побежала, что есть духу, пока не споткнулась и не упала, на террасе.

Епископ из Килмора и сэр Вильям Кентфилд замерли, и стояли, как вкопанные. Они были в полном недоумении и не могли понять, мог ли один маленький кот так пронзительно и громко кричать; сэр Вильям один или два раза сглотнул, прежде чем сумел произнести:

– В этом дереве что-то есть, милорд. Предлагаю немедленно начать искать.

И все с этим согласились. Принесли лестницу, приставили её к стволу дерева и один из садовников поднялся, чтобы заглянуть в дупло, он не увидел тамничего, но заметил какое-то шевеление внутри. Они принесли фонарь и спустили его в дупло, привязав к веревке.

– Нам нужно выяснить, в чем дело. Клянусь своей жизнью, милорд, но секрет этих ужасных смертей, таится там.

Опять поднимается на дерево садовник с фонарем и начинает осторожно опускать его в дупло. Они видят, как желтым светом озарило его лицо, когда он наклонился, чтобы заглянуть внутрь, и увидели, как его охватил невероятный ужас и отвращение, вслед за этим он закричал не своим голосом и свалился с лестницы, но к счастью, его успели поймать двое слуг, находившиеся рядом, а фонарь свалился внутрь дупла.

Он упал в обморок, поэтому потребовалось некоторое время, прежде чем тот пришел в себя и был опять в состоянии произнести хоть одно слово.

Они наблюдали дальше за происходящим. По всей вероятности, упав на дно дупла, фонарь разбился и масло, которое находилось в нем, залило весь мусор и хлам, что был внизу и через каких-то несколько минут всё это начало гореть, повалил густой дым, потом появилось пламя; а затем вспыхнуло и всё дерево.

Все, кто стоял рядом с деревом, принялись окапывать его по кругу на расстоянии нескольких ярдов от него. После чего, сэр Вильям, вместе с епископом, приказали слугам принести инструменты и орудия, какие они смогут найти: так как было ясно, что любое существо, которое использовало это дерево как свое логово, из-за возникшего пожара будет вынуждено спасаться бегством.

Так и произошло. Первым около того места, где ветви дерева расходились, они увидели как какое-то круглое существо покрытое пламенем высунулось из дупла, размером оно было с человеческую голову. Появилось это существо совершенно неожиданно, после чего потеряв силы, в изнеможении свалилось обратно. Так повторилось пять или шесть раз; потом из дупла в воздух выпрыгнуло такое же, похожее на шар существо, оно покатилось по траве, где через некоторое время осталось лежать неподвижным. Епископ приблизился к нему настолько близко насколько мог, и увидел то, что это был огромный паук, а точнее то, что от него осталось: обгоревшие вздувшиеся жилы и мясо! Так как огонь начал поглощать ствол дерева, спускаясь ниже, из него выскочили еще такие же ужасные твари, которые пытались убежать от огня, и было видно, что они были покрыты какой-то серой шерстью.

Весь день горел ясень, после чего прогоревшее дерево развалилось на куски и люди смогли подойти к нему поближе. Время от времени, из под углей выскакивали подобные мерзкие существа, которых они убивали, лишь только те делали попытку бежать. Прошло много времени, никто не появился. Они осторожно приблизились к выгоревшему участку земли и исследовали корни дерева.

– Они обнаружили, – как рассказывал епископ из Килмора, – внизу под корнями яму, в которой было два или три таких же существа, задохнувшихся от дыма. И что кажется наиболее интересным, в глубине этого логова, прислонившись к стене ямы, лежал скорчившийся полуразложившийся труп человека, почти превратившийся в скелет, на полусгнивших костях были видны лоскуты кожи, на голове осталось немного редких черных волос. По этим останкам, теми, кто проводил расследование, было определено, вне всяких сомнений, они принадлежали женщине, и с уверенностью можно было сказать, что со дня её смерти прошло около пятидесяти лет.