Читать книгу Рассказы о Привидениях Антиквария – Собирателя Древних Книг. Бледный Призрак и Прочая Нежить - Монтегю Родс Джеймс - Страница 5

Среди городов Ютландии[77], Виборг[78] занимает особое место. В нем была заложена епархия; там стоит красивый, почти не тронутый временем, кафедральный собор, здесь же, есть волшебный чарующий сад, озеро неописуемой красоты, на котором обитает очень много аистов. Рядом с ним находится и озеро Хальд[79], окрестности которого считаются одним из самых живописнейших мест в Дании; близко к нему расположен Финдеруп[80], то место, где Марск Стиг,[81] в день Святой Сесилии, в 1286 году, убил короля Эрика Глиппинга.[82] В семнадцатом столетии, во время раскопок, его могилу вскрыли, и на черепе Эрика были найдены следы от пятидесяти шести ударов, нанесенных тяжелой железной булавой. Но я взялся за перо не для того, чтобы писать путеводитель.

В Виборге есть очень хорошие гостиницы – «Прайслер» и «Феникс», лучше и не найти. Но мой кузен, о приключениях которого я собираюсь рассказать, когда первый раз приехал в Виборг, – направился в «Золотой Лев». После этого он в этой гостинице больше никогда не останавливался, и я надеюсь, следующие страницы помогут мне полностью раскрыть причину, почему он стал её избегать.

«Золотой Лев» находится в одном из тех немногих зданий, которые не было разрушены во время пожара 1726 года. Этот ужасный пожар, фактически, уничтожил кафедральный собор, Согнекирк, Раадхуз, и много других зданий, старинных и интересных. Дом этот был, построен из красного кирпича, у него был ступенчатый фронтон, а над дверью надпись. В то время как внутренний двор, то место, куда подъезжала конка, был отделан деревом, облицован штукатуркой и покрашен в черный и белый цвет.

Солнце уже клонилось к закату, когда мой кузен подошел к двери и его легкий стук в дверь гулко отозвался в фасаде внушительного здания. Место, пропитанное духом старины, вызывало у него восхищение, что само по себе обещало весьма приятное пребывание в гостинице, настолько типичной для старой Ютландии.

Дело, из-за которого господин Андерсон оказался в Виборге, было не совсем обычным. Он занимался историческим исследованием зарождения и становления церкви в Дании, и ему стало известно, что в Виборге, в Ригсаркивете[83], сумели спасти от пожара некоторые документы, имеющие отношение к последним дням владычествования Римской Католической Церкви в стране[84]. Вследствие этого, он планировал, провести достаточно времени, – возможно, недели две, а может быть и три, – изучая и копируя эти документы, и надеялся, что «Золотой Лев» сможет предоставить ему достаточную по размеру комнату, которая будет служить, как спальней, так и кабинетом для работы. О том, что его интересует, он сказал хозяину гостиницы, который после длительного раздумья ответил, что возможно для джентльмена, ставящего перед собой такие цели, будет наиболее правильным посмотреть одну или две из самых больших комнат, имеющихся в гостинице, и выбрать одну из них для себя. Тому эта предложение показалось подходящим.

Самый верхний этаж он отверг сразу, так как там проживало много работающих постояльцев и после рабочего дня им каждый раз приходилось возвращаться к себе в номера. На втором этаже они не нашли подходящей по размеру комнаты. Однако, на первом этаже было две или три комнаты, которые подходили по размерам и в которых можно было превосходно заниматься научной работой.

Хозяин гостиницы очень хотел, чтобы тот снял номер 17, но господин Андерсон заметил, что все его окна выходят на глухую стену соседнего дома и поэтому в вечернее время эта комната должна была быть очень темной. Номера 12 и 14 были лучше, так окна обоих номеров выходили на оживленную улицу и, поэтому яркое вечернее освещение и прекрасный вид, открывающийся перед глазами, в достаточной мере компенсировали более высокий уровень шума.

В конце концов, остановились на номере 12. Так же как и в соседних комнатах в ней было три окна, все её окна были расположены на одной стороне комнаты. Она была очень высокая и необычайно длинная. Разумеется, в ней не было камина, но в ней была печь старинного образца, причем довольно красивая, – эта печь была из чугуна, на одной из её сторон было изображение Авраама приносящего в жертву Исаака[85], а сверху надпись “I Bog Mose, Cap. 22,”. Ничего другого, хоть сколько-нибудь примечательного, в комнате не имелось. Единственной интересной картиной был старый цветной эстамп с изображением города, датированный 1820 годом.

Приближалось время ужина, но после того как Андерсон, совершив обычные для этого случая омовения, спустился вниз по лестнице, ему пришлось ждать минут пять, пока прозвенит колокольчик – подающий всем сигнал идти к столу. Эти пять минут он посвятил изучению списка своих соседей по гостинице. Как это принято в Дании, их имена были представлены на большой доске объявлений разделенной на колонки и строки, номера комнат были нарисованы краской в начале каждой строки. Особого интереса этот список не вызывал. Там был и адвокат, или как это на датском Sagförer, немец, и несколько странствующих торговцев – коммивояжеров, приехавших сюда из Копенгагена.[86] Единственное, что могло привлечь внимание, так это отсутствие номера 13 в списке номеров гостиницы, и даже это не вызвало удивление у Андерсона, который встречался с подобным в половине из тех датских гостиниц, где ему приходилось останавливаться. Его не могло поразить то, почему намеренное игнорирование этого номера, такое в сущности обычное – каковым оно стало, получило столь широкое распространение, поскольку очень сложно снять в какой-нибудь датской гостинице комнату номер 13. И поэтому он решил спросить хозяина гостиницы о том, случается ли ему или другим владельцам встречаться с клиентами, которые отказываются селиться в комнате под тринадцатым номером.

Он ничего мне не рассказывал (а я передаю эту историю так, как я её услышал от него) о том, что происходило за ужином, и о вечере, который он провел распаковывая вещи и раскладывая одежду, книги и свои документы, не столь богатом знаменательными событиями. К одиннадцати часам он уже готовился лечь спать, но как для многих в наши дни, для него уже стало обыкновением почитать немного, перед тем как уснуть. Вдруг он вспомнил, что та книга, которую он читал в поезде, именно та, которая сейчас ему была и нужна, лежала в кармане его теплого пальто, висевшего на колышке, в коридоре, рядом с залом для трапез.

На то чтобы спуститься и забрать её из кармана потребуются считанные минуты, а так как, в коридоре совсем не темно, то ему будет не трудно найти свою собственную дверь. По крайней мере, так он думал; но когда он подошел к двери, которая должна была быть дверью в его комнату, и попытался повернуть ручку, дверь оказалась плотно запертой, и открыть её было невозможно, к тому же он уловил шорохи и шелест каких-то движений внутри комнаты, где-то совсем рядом с дверью. Ну конечно, он просто ошибся дверью, вот и всё. А где его комната, справа или слева? Он посмотрел на номер – видит, перед ним комната номер 13. Значит, его комната должна быть слева: так оно и оказалось. В течение тех нескольких минут пока он ложился в постель и прочитал, как обычно, три или четыре страницы из своей книги, выключил свет и повернулся на бок, для того чтобы заснуть, – он думал о том, что, хотя на доске и нет номера 13, в гостинице он всё таки есть. Он очень пожалел о том, что не остановился в нем. Быть может, выбрав эту комнату он оказал бы хозяину гостиницы огромную услугу, это, по крайней мере, дало бы ему возможность говорить, дескать, вот, знатный английский джентльмен останавливался в комнате номер 13 на три недели, и она ему очень понравилась. Правда, вполне вероятно, что её используют как комнату для прислуги или какую-нибудь подсобку. Да, в конце концов, может быть она и не такая большая и просторная как та комната, в которой он остановился сейчас. После этого он полусонными глазами, вяло, обвел свой номер, в котором можно было еще кое-что различить при тусклом свете, исходившем от уличного фонаря. – Вот, интересно, – подумал он. – Обычно комнаты при тусклом освещении кажутся больше, а эта стала короче и как-то выше. Всё, а теперь спасть! Сон куда важнее, чем все эти пустые мысли ни о чем, – и он заснул.

На следующий день после своего прибытия Андерсон штурмовал Национальный Архив в Виборге. Его встретили так радушно и благосклонно, как не каждого встречают в Дании, к тому же, он получил легкий и свободный доступ ко всем документам, которые он хотел увидеть, и которые ему позволялось видеть. Бумаг, которые положили перед ним, были столько и были они настолько интересны, что он такого даже и в мыслях представить не мог. Кроме официальных документов, здесь была и стопка писем, из личной переписки Йоргена Фрииса[87], последнего католического епископа, который правил здешней епархией. Благодаря этим письмам удалось выяснить много интересных деталей, имевших отношение к личной жизни и характеру этого епископа. Очень много было писем о некоем городском доме владельцем которого был епископ, но в котором он не жил. Тот, кто в нем проживал, пользовался скандальной репутацией и служил мишенью для издевательств кучки реформаторов. Его они называли «позором и бесчестьем нашего города»; они говорили о том, что тот занимался тайными искусствами и черной магией, да еще к тому же продал свою душу Дьяволу. Только в результате гниения и разложения церкви и поклонения языческим Богам Вавилона такой ядовитый змееныш, колдун и чернокнижник смог найти себе патрона и покровителя в лице епископа. На все эти нападки епископ отвечал мужественно. Он отрицал всё полностью, и говорил о том, что никогда не занимался никакими тайными искусствами, ни черной магией, и требовал от своих врагов представить доказательства его преступлений в суде, – само собой разумеется, речь шла о церковном суде – тем самым, сведя все эти нападки на – «нет». После этого ни один человек не мог без веских на то оснований обвинить в чем бы то ни было магистра господина Николаса Франкена.

У Андерсона не было времени прочитать полностью следующий документ в подборке, – письмо лидера протестантов Расмуса Нильсена, но он успел посмотреть его еще до того, как Государственный Архив закрылся, и сумел понять его главную мысль. Главная идея этого письма заключалась в том, что достопочтенные христиане отныне не обязаны подчиняться епископам Рима, и то, что отныне Епископский Суд не является, да и не может являться, компетентным органом правосудия и не имеет больше права выносить безапелляционные судебные решения.

Господин Андерсон уходил из архива не один, а в сопровождении пожилого человека, руководителя этого архива, и по мере того как они, ступая неспешным шагом, вели беседу, их разговор постепенно перешел на те документы, о которых я рассказываю.

Господин Скавениус, архивариус Виборга, хотя и знал великолепно все документы, которые находились в его ведении, не очень хорошо помнил те, которые относились ко времени Реформации.[88] Ему было очень интересно услышать то, что ему об этом периоде рассказал Андерсон. Он сказал, что с нетерпением будет ждать публикации, в которой господин Андерсон изложит все свои идеи. – Вы про этот дом епископа Фрииса, – добавил он, – для меня является истинной загадкой его настоящее месторасположение. Я внимательно изучил географическую карту старого Виборга, но, к сожалению, – она была из старой поземельной книги владений епископа, которая была составлена в 1560 году и большая часть которой находится в архиве. И, надо же такому случиться, именно та часть, в которой был список его личного имущества, куда-то запропастилась. Но не печальтесь. Я надеюсь, в один из дней, я сумею её найти.

Погуляв немного на свежем воздухе – я забыл, как точно называется то место, куда он ходил, – Андерсон вернулся в "Золотой Лев", где его ожидал ужин, любимый пасьянс, и теплая постель. По пути в свою комнату он вспомнил, что забыл поговорить с хозяином о том, почему в общем списке комнат на доске отсутствует комната номер 13, но для начала он решил убедиться в том, что комната номер 13 действительно существует в гостинице, а только потом уже начинать разговор на эту тему.

Принять решение было несложно. Была там дверь под номером 13, определенно была, и было слышно, как внутри этой комнаты кто-то ходит, потому что когда он близко к ней подошел, он сумел различить внутри шаги и голоса, а может быть это был всего только один голос. В течение тех нескольких секунд, которые он стоял под дверью и смотрел на неё для того чтобы убедиться, что эта действительно та комната, – комната номер 13, шаги прекратились, и ему почудилось будто кто-то подошел почти вплотную к двери. Он немного опешил, когда услышал учащенное дыхание с присвистом, так мог дышать только человек при сильном нервном возбуждении. Он отправился в свою комнату и там опять его ждал сюрприз, потому что эта комната вдруг оказалась значительно меньше, чем прежде, когда он в неё заселялся. Это его немного расстроило, но только немного. Ведь, в том случае, если он сочтет эту комнату не достаточно просторной, он легко сможет от неё отказаться и перейти в другую. Вдруг ему потребовалось кое-что из вещей, – насколько я помню, карманный носовой платок, – он должен был лежать в его дорожном чемодане, который носильщик поставил на какую-то убогую табуретку или стул, стоявший возле стены в самом дальнем углу комнаты, вдалеке от всей мебели. Но, вот ведь в чем дело, – чемодана не было. Ой, ну конечно, его убрали в сторону услужливые работники гостиницы, а его содержимое, без всяких сомнений, поместили в гардероб. Он заглянул в гардероб, – нет ничего в гардеробе. Нелепая ситуация уже начинала его раздражать. Мысль о том, что его обокрали, он отбросил сразу. Подобное редко встречается в Дании, тут явно кто-то решил над ним подшутить и выставить идиотом (что, как раз таки, вполне вероятно), определенно, с этим шутником надо серьезно поговорить. В любом случае, как бы там ни было, а платок этот ему не так уж и нужен, он спокойно сможет подождать до утра. Поэтому он решил не звонить в звонок и не беспокоить слуг. Он подошел к окну, – это было то окно, которое было крайним справа, – и посмотрел на тихую улочку. Напротив гостиницы стояло высокое здание, сплошная глухая стена; на улице не было ни одного прохожего; кромешная темная ночь; сквозь такую непроглядную темень ничегошеньки не было видно.

Свет был у него за спиной, и он мог видеть на противоположной стене свою собственную тень, отчетливо и ясно. Также, слева, он видел на ней тень бородатого мужчины из комнаты номер 11, тот прошел в майке взад и вперед, раз или два, причесываясь, когда он его увидел в первый раз, а потом он его видел уже в ночной пижаме. Кроме того, справа от себя он видел тень того, кто занимал комнату номер 13. Это было куда интереснее. Человек, из номера 13, как и он, облокотился на подоконник и смотрел на улицу. Непонятно, кто это был высокий худощавый мужчина или может быть женщина? – во всяком случае, этот кто-то, перед тем как лечь в постель, намотал себе на голову подобие занавески и Андерсон уже начал думать, может этот чудак помешался на своем красном фонаре, потому что тот у него сильно мерцал. Было отчетливо видно, как на стене напротив скакало тусклое красное отражение, вверх и вниз. Он попытался высунуться в окно, чтобы лучше разглядеть того кто там живет, но кроме светлой, очень даже может быть, белой складки какой-то ткани ниспадающей на подоконник он не увидел ничего.

Вдруг, на улице, где-то вдалеке, послышались шаги и их приближение, вероятней всего, заставило постояльца из номера 13 вспомнить о том, что его могут заметить и поэтому он с большой поспешностью отпрянул от окна и его красный фонарь погас. Андерсон, который в это момент курил сигарету, оставил окурок на подоконнике и лег в постель.

На следующее утро его разбудила горничная, которая принесла горячей воды и умывальные принадлежности. Он продрал глаза и, пытаясь подобрать нужные слова на датском, сумел только вымолвить: – Вам не следовало трогать мой чемодан. Где он?

Ничего удивительного не было в том, что девушка в ответ только рассмеялась и ушла из комнаты, так и не ответив на его вопрос.

Андерсон, негодуя сел в постели и уже собирался позвать её обратно, но так и остался сидеть, разинув от удивления рот и уставившись во все глаза перед собой. Прямо перед ним, на той же самой едва живой табуретке, на которой его оставил носильщик в день его приезда, стоял тот самый чемодан. Для человека, который гордился своей наблюдательностью, подобное прозрение вызвало настоящий шок. Почему прошлой ночью он его не заметил, а заметил только сейчас, этого он даже и не пытался понять, самое главное то, что он был здесь.

При дневном свете было видно не только чемодан; теперь можно было определить настоящие пропорции комнаты, в которой, а теперь это уже было видно, – имелось три окна, удовлетворившись своим осмотром, он пришел к выводу, что выбрал отнюдь не плохую комнатенку. Уже почти одевшись, он подошел к тому окну, которое было посередине, желая узнать, какая погода будет сегодня. Но тут его ждал еще один сюрприз. До чего же невнимательным он был вчера ночью. Он был готов поклясться всем чем угодно в том, что он курил у крайнего правого окна, это было последнее что он делал перед тем как лечь в постель, а сейчас окурок его сигареты лежал на подоконнике среднего окна.

Он пошел завтракать. Уже было довольно поздно, но постоялец из номера 13 еще не выходил: потому что около двери стояли его сапоги – кстати, мужские сапоги. Так что, в номере 13 проживает мужчина, а не женщина. И, в этот момент, он обратил внимание на номер, прикрепленный на двери. Это был номер 14. Он решил, что сам не заметил, как прошел мимо 13 номера. Три глупых просмотра за двенадцать часов – слишком много для педантичного, наблюдательного мужчины, поэтому он вернулся, чтобы еще раз проверить. Ну, так и есть, сразу за номером 14 шел номер 12, то есть, его комната. Номера 13 не было и в помине.

Потратив несколько минут на тщательное рассмотрение того, что он выпил и съел за последние двадцать четыре часа, Андерсон, все-таки, решил перестать себя терзать вопросами. Ведь, если его глаза или голова что-то путают, то ему еще представится такая возможность это выяснить; а если нет, то складывается весьма любопытная ситуация. В любом случае, дальнейшее развитие событий, определенно достойно того, чтобы дождаться развязки.

Весь последующий день он продолжал копаться в письмах епископа. О том, что было в них, я уже говорил. К его разочарованию, подборка писем оказалась неполной. Только одно письмо, из всей кипы, имело отношение к магистру Николасу Франкену. Оно было от епископа Йоргена Фрииса Расмусу Нильсену. В нем говорилось:

«Тем не менее, мы в наименьшей степени были склонны признать, принятое Вами решение в отношении наших преданных служителей, и, не смотря ни на что, в случае крайней необходимости и в защиту наших интересов, мы готовы были его опротестовать. Так как, в результате претворения этого решения в жизнь, всеми нами любимый и уважаемый магистр Николас Франкен, против которого вы посмели выдвинуть такие ложные и злобные обвинения, был вынужден в поспешности нас покинуть, очевидным является то, что Вам придется ответить и рассказать о причинах подобных нападок. Но, ввиду того, что далее вы утверждаете, что апостол и евангелист Святой Иоанн в его Небесном Откровении описывает Святую Римскую Церковь как ипостась Великой Блудницы, Вам следует знать, что и т. д».

Андерсон искал, где только мог, но ему так и не удалось найти ни продолжения переписки, ни какой-либо зацепки, которая говорила бы о причине или каким образом этот «казус белли[89]» был изъят. Он мог только предположить, что Франкен умер внезапной смертью; так как прошло всего два дня, между последним письмом Нильсена – когда, по всей вероятности, Франкен был еще жив, – и письмом от епископа. Судя по всему, смерть его была абсолютно неожиданной.

После полудня он, ненадолго, отправился прогуляться на озеро Хальд, там зашел в трактир «Бэккелунд» и заказал себе чай, причем, сумел точно выяснить, хотя и пребывал в некоторой нервозности, что этим утром у него не могло проявитсья никакого нарушения зрения или помутнения рассудка, которых ему следовало бояться.

Во время ужина, он вдруг обнаружил, что сидит рядом с владельцем гостиницы.

– Почему, – спросил он его, как бы невзначай, после недолгого разговора, – во многих гостиницах у вас в стране в списках нет номера тринадцать? Я смотрю, и в вашей гостинице его тоже нет.

Этот вопрос несколько позабавил хозяина гостиницы.

– Ну, надо же! Вы это заметили? Если уж говорить по правде, я и сам об этом не раз думал. Образованному человеку никакого дела не будет до всех этих суеверий и предрассудков, так я говорил. Я вырос здесь в Виборге и окончил здесь школу, старый директор нашей школы всегда говорил, что всё это чушь собачья. Вот уже много лет прошло с тех пор, как он ушел из жизни – это был прекрасный, честный человек, он всегда был готов помочь как советом, так и делом. Помню, как в один из дней шел снег, и мы мальчишки…

И тут он погрузился в воспоминания.

– Значит, вы не считаете, что число 13 нужно убирать во что бы ни стало? – сказал Андерсон.

– Ну конечно! Хорошо, что Вы мне напомнили, о чем я говорил. Ну, так вот, меня в дело взял мой отец. У него, сначала, была гостиница в Орхузе,[90] потом мы появились на свет, и он переехал сюда в Виборг, это его родной город, он здесь владел «Фениксом» до самой своей смерти. А умер он в 1876. Тогда я только начинал работать, в Силькеборге,[91] и только полтора года назад я переехал сюда.

После этого, последовали подробности о состоянии дома и о том, в каком состоянии было дело, когда он перенимал гостиницу.

– А когда Вы приехали сюда, здесь была комната номер 13?

– Нет, нет, я как раз и собирался рассказать Вам об этом. Вы же знаете, что главным образом у нас останавливаются коммивояжеры – коммерсанты, торговцы. Селить их в номер 13? Да, они скорее будут спать на улице или еще где-нибудь. Что касается меня, – то мне плевать под каким номером моя комната, и то же самое я много раз говорил им; но они упираются и ни в какую не хотят меня слушать, говорят им этот номер приносит несчастье. А между собой они тысячи разных историй рассказывают о людях, которые останавливались в номере 13 и становились сумасшедшими, или теряли свой бизнес, или еще, что-нибудь в этом духе, – рассказывал хозяин гостиницы, пытаясь представить всё в должном свете.

– Тогда для чего Вы используете Вашу комнату номер 13? – спросил Андерсон, понимая, что фраза, сказанная из чистого любопытства, в данном случае совсем несопоставима с важностью этого вопроса.

– Мою комнату 13? Неужели я не говорил Вам, что в моей гостинице нет комнаты номер 13? Я думал, что Вы сами это заметили. Если бы она была, то она была бы сразу за вашей комнатой.

– Да? А я, почему то, думал, что она есть. Вчера ночью мне показалось, что я точно видел дверь под номером 13 в коридоре; к тому же, я почти уверен в том, что и позапрошлой ночью я её тоже видел.

Само собой разумеется, господин Кристенсен в ответ только презрительно рассмеялся над его словами, чего Андерсон и ожидал, после этого он повторил, придавая больше значения своим словам, что комната номер 13, действительно была или, точнее, была до того как он стал хозяином этой гостиницы.

Андерсона в какой-то степени успокоила такая уверенность, но, все ёще сбитый с толку, он начал думать, что лучше всего, для того чтобы точно определить стал ли он жертвой обмана зрения или нет, пригласить хозяина гостиницы к себе в номер вечерком и выкурить с ним там по сигаре. А фотографии английских достопримечательностей, которые он привез с собой, послужат для этого хорошим предлогом.

Господин Кристенсен был польщен его приглашением и охотно принял его. Он должен был прийти около десяти вечера, но перед этим Андерсону нужно было написать несколько писем, поэтому сославшись на занятость, он ушел к себе. Ему было стыдно признаться в том, даже краска стыда появилась на его лице, что он вынужден согласиться с тем, что загадка существования номера 13 начинает его довольно сильно беспокоить; поэтому он пошел к себе на этаж поднимаясь по лестнице с той стороны, где ему, первой, должна был встретиться комната номер 11, для того чтобы он наверняка не прошел мимо того места, где дверь в номер 13 должна была быть. Когда он входил в свою комнату, он настороженным взглядом окинул её, в ней всё оставалось по-прежнему, как и до его ухода, но, несмотря на это, ощущение того, что она стала немного меньше, опять вернулось к нему. Сегодня никаких вопросов о наличии или отсутствии чемодана у него не возникало. Он сам достал из него все вещи и запихал его под кровать. Ему потребовалось достаточно сил, чтобы прогнать мысль о комнате номер 13 из своей головы, после чего он принялся писать письма.

Соседи вели себя достаточно тихо. Иногда в коридоре открывалась дверь, и кто-нибудь выбрасывал из комнаты свои сапоги, или какой-нибудь коммивояжер проходил по коридору, бормоча себе под нос неизвестно что, или по ужасной мостовой с грохотом проезжала телега, или слышно было, как кто-то торопится по делам, шлепая по каменным плитам.

Андерсон закончил писать свои письма, заказал виски с содовой и подошел к окну, внимательно изучая глухую стену дома напротив и тени появившиеся на ней.

Насколько он помнил, комнату номер 14 занимал юрист, степенный мужчина, он говорил мало за едой, главным образом был занят изучением небольшой пачки документов, которая лежала рядом с его тарелкой. Тем не менее, очевидно он был любителем порезвиться, когда оставался один. Тогда, по какой еще причине, он мог устроить эту пляску? Тень, которая падала из его комнаты на стену, как раз говорила о том, что он танцевал. То и дело его сухопарая фигура оказывалась напротив окна, он махал руками, и видно было, как костлявая нога с поразительной резвостью взлетает вверх. Видимо, он был босой, да и пол наверняка был покрыт каким-то плотным ковром, потому что его передвижений не было слышно. Адвокат, господин Дженсен, в десять часов ночи отплясывает у себя в номере, вот уж действительно, подходящий сюжет для исторического холста в возвышенном стиле. Андерсон подумал, точно как Эмили из «Удольфских тайн[92], откуда эти строки:

Если бы хозяин гостиницы в этот момент не постучал в дверь, то возможно перед читателем уже была бы изложена вся эта длинная поэма. Сказать, что тот, очутившись в этой комнате, был озадачен, – это значит, ничего не сказать, господин Кристенсен был поражен до крайней степени, так же как и Андерсон, потому что он заметил – произошли какие-то странные перемены. Но он сделал вид, будто бы ничего не произошло. Фотографии, которые ему показывал Андерсон, его заинтересовали очень, демонстрация их сопровождалась убедительным рассказом и объяснениями Андерсона, который добавлял к рассказу свои личные воспоминания. Неизвестно, перешла бы их беседа на ту тему, которая больше всего интересовала Андерсона, то есть, на комнату номер 13, если бы сосед-адвокат в этот момент не запел, да еще так, что ни у кого не возникло никаких сомнений в том, что это певун или напился до чертиков, или с ума спятил. Голос, который они услышали, был высокий и тонкий, и еще к тому же, хриплый, как обычно бывает у певца, который долго не тренировался в пении. Слова песни или мелодию разобрать было невозможно. Его голос взмывал к невиданным высотам и стремительно падал вниз, превращаясь в стон преисполненный отчаяния, так зимой завывает холодный ветер в черной пустой трубе, а еще, такие кошмарные звуки издает орган, когда неожиданно иссякает поток воздуха в его трубах. Это действительно был ужасный звук и Андерсон понимал, что если бы в этот момент он в этой комнате находился один, то, скорее всего, пришлось бы ему искать спасения там, где есть люди, то есть, бежать в соседнюю комнату к коммивояжерам.

Хозяин гостиницы сидел, разинув рот.

– Не могу понять, – в конце концов, произнес он, вытирая пот со лба. Это просто какой-то кошмар. Мне уже доводилось такое слышать, но я был абсолютно уверен в том, что это кошка так орет.

– Он что сума сошел? – сказал Андерсон.

– Увы, как не печально, но придется это признать! А такой хороший клиент, да еще вдобавок ко всему, насколько мне известно, преуспевающий в своем деле, молодой семьянин, детишек растит.

И тут кто-то раздраженной, нервной рукой начал тарабанить в их дверь, которую сам без приглашения и открыл. На пороге стоял тот самый юрист, о котором они только что говорили, в домашней одежде со стоящими дыбом волосами; он был просто взбешен.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – но я был бы вам весьма признателен, если бы вы прекратили… —

Тут он замолчал, так как было ясно, что никто из присутствующих не имеет никакого отношения к этому нарушению покоя. После минутного затишья вопли возобновились с новой силой и стали еще более дикими, чем прежде.

Черт побери, что это такое? – вырвалось у юриста. – Откуда это? Кто это орет? Я что с ума сошел?

– Господин Дженсен, это в соседней комнате, то есть в вашей. У вас там случайно кошка в трубе не застряла, а межет еще кто-нибудь?

– Это было единственное, что смог произнести Андерсон, но сказав это, он понял всю ненужность произнесенных им слов. Что-то нужно было делать, ведь не стоять же так, слушая этот жуткий вой и смотреть на белое от страха лицо хозяина гостиницы, покрытое капельками пота, который недоуменно таращился и трясся, вцепившись в ручки своего кресла.

– Такое абсолютно невозможно, – произнес юрист, – ни в коем случае. В моей комнате нет никакой трубы. Я пришел к вам, потому что я был абсолютно уверен в том, что все эти вопли идут из вашей комнаты. Ведь она, соседняя с моей.

– А между вашей и моей дверью случайно нет никакой двери? – с большим интересом спросил Андерсон.

– Нет, сэр, – ответил господин Дженсен, довольно решительным голосом. – По крайней мере, этим утром я такой не заметил.

– Ага! – сказал Андерсон. – а вечером она была?

– Не знаю, не уверен в этом, – произнес юрист в некотором замешательстве.

Неожиданно вопли и пение в соседней комнате прекратились, было слышно, как этот певец начал тихонько что-то мурлыкать и при этом посмеиваться себе под нос. Услышав этот голос, трое мужчин невольно вздрогнули. Затем всё стихло.

– Итак, – сказал юрист, – что вы можете сказать на это счет, господин Кристенсен? Что всё это значит?

– О, Господь Всемогущий! – воскликнул господин Кристенсен, – А я-то тут при чем! Я знаю не больше вашего, господа, клянусь вам, я не слыхал ничего подобного прежде.

– Так же и я, – сказал господин Дженсен, После этого он что-то произнес, сопровождая свои слова вздохом. Андерсону показалось, что тот произнес слова из Псалтыря: omnis spiritus laudet Dominum[93], – но он в этом не был уверен.

– Нам надо что-то делать, – сказал Андерсон, – ведь нас трое. Не пойти ли нам в соседнюю комнату и самим всё выяснить?

– Но это же, комната господина Дженсена, – завыл хозяин гостиницы. – Что толку от того, что мы туда пойдем, он же ушел оттуда.

– Я не совсем уверен в том, что это доносилось из моей комнаты, – сказал Дженсен. – я думаю, что этот джентльмен прав: нам надо пойти и самим всё выяснить.

Единственные орудия самообороны, которые они смогли найти, были палка и зонтик. От страха дрожа вся компания крадучись пробиралась по коридору. Вокруг царила мертвая тишина, но под дверью соседней комнаты виднелась тонкая дорожка света. Андерсон и Дженсен приблизились к ней. Дженсен взялся за ручку и толкнул её с силой. Бесполезно. Дверь не поддалась.

– Господин Кристенсен, – сказал Дженсен, – не могли бы вы привести самого сильного из своих работников? Нам непременно нужно попасть внутрь.

Хозяин гостиницы кивнул головой в знак согласия и впопыхах ушел, в душе радуясь тому, что хоть на какое-то время ему удастся быть подальше от этого зловещего места. Янсен и Андерсон остались там же, где и стояли, им нужно было смотреть за дверью.

– Смотрите-ка, а ведь, это комната номер 13, – сказал Андерсон.

– Ну, да. Вот ваша дверь, а вот моя, – сказал Дженсен.

– В моей комнате днем три окна, – сказал Андерсон, с трудом стараясь подавить нервный смешок.

– Вот те на, и в моей тоже! – сказал юрист, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Андерсона. Он стоял, спиной повернувшись к этой двери, и спина его была совсем рядом к ней. В этот момент дверь открылась, и из неё кто-то протянул руку и схватил его своими, похожими на когти, пальцами за плечо. На руке этой висели свисающие пожелтевшие лохмотья, сквозь которые проглядывала голая кожа, а кое-где можно было заметить, она была покрыта длинной серой шерстью.

Андерсон закричал от отвращения и испуга, но правда успел вовремя оттащить Дженсена подальше от двери, после чего дверь снова захлопнулась, и долго было слышно раскатистый смех.

Дженсен не заметил ничего, но после того как Андерсон торопясь и сбиваясь рассказал, какой опасности тому удалось избежать, его охватило сильное беспокойство и он сумел только вымолвить, что им надо поскорей отсюда убираться и запереться в одной из своих комнат.

И пока тот излагал этот план действий, пришел хозяин гостиницы с двумя крепкими детинами, выглядели они весьма внушительно, хоть и вели себя настороженно. Дженсен принялся им рассказывать о том, что здесь произошло, и его рассказ отнюдь не прибавил им мужества и боевого настроя.

Они побросали ломы, которые принесли с собой, и заявили, что не намерены рисковать своей шкурой и лезть в эту чертову нору. Хозяин гостиницы выглядел ничтожным и жалким, он нервничал, будучи не в состоянии скрыть своей нерешительности, но понимал, что если не вступить в бой с этой таинственной силой, то его отель потеряет своих постояльцев, но сам лично, браться за это он не хотел. К счастью, Андерсон нашел способ, как вернуть силу духа людям потерявшим её.

– И это та скандинавская отвага, о которой я так много слышал? – сказал он, – Да там даже не немец, а если бы он был и немец, то нас пятеро против одного.

Обоих слуг и Дженсена как будто кто-то ужалил, набравшись мужества, они набросились на дверь.

– Стоп! – сказал Дженсен. – Ну, вы совсем голову потеряли. В общем, так, хозяин стоит здесь и светит фонарем, один из вас ломает дверь, никто не входит внутрь, все ждут, пока то само вылезет.

Все закивали головами в знак согласия, самый молодой вышел вперед, занес свой лом над головой и нанес сокрушительный удар по двери. Результат оказался совсем не таким, какой они ожидали. Не было треснувшего дерева, разбитого и разваливающегося от удара, – раздался только глухой звук, как будто удар нанесли по каменной стене. Парень, невольно вскрикнув, выронил лом и начал тереть свой локоть. На какой-то момент его крик отвлек их внимание, а вслед за этим Андерсон снова посмотрел на дверь. Двери не было; перед ними была ровная стена, такая же, как и все стены в коридоре гостиницы, правда на ней осталась глубокая выбоина, которую оставил лом. Номер 13 исчез, как будто его там никогда и не было.

На какое-то мгновение они замерли, словно оцепенев, и смотрели, не отрывая глаз на глухую стену. Внизу, во дворе, проснулся первый петух, и уже было слышно его громкий крик. Андерсон посмотрел в том направлении, откуда доносился крик петуха, через окно, которое находилось в конце длинного коридора, и увидел, как на восточном участке неба забрезжил рассвет.

* * *

– Наверно, – произнес хозяин гостиницы, в некоторой нерешительности, – господа захотят сменить комнаты на эту ночь – как насчет двуспального номера?

Ни Дженсен, ни Андерсон ничего не имели против этого предложения. После того, что они пережили, им совсем не хотелось расставаться. Они посчитали будет правильно, если каждый из них зайдет в свою комнату и заберет оттуда вещи, которые ему могут понадобиться ночью, а другой будет сопровождать со свечой в руке. И они успели заметить, что как комната № 12, так и комната № 14 имеют по три окна.

На следующее утро вся компания собралась в номере № 12. Хозяин гостиницы, очень хотел обойтись без посторонней помощи, но также было необходимо, чтобы та мистика, которая окутала эту часть дома, был развеяна окончательно. Так что пришлось ему снаряжать двух слуг на плотницкие работы. Мебель вынесли прочь, и, ценой несчетного числа поломанных планок удалось вскрыть тот участок пола, который находился рядом с комнатой № 14.

Вероятно, вы думаете, что они нашли там скелет Магистра Николаса Франкена, того, о котором я рассказывал раньше. Ничего подобного не случилось. Единственное, что удалось найти между балками, поддерживающими пол, так это небольшую медную коробочку. В ней находился аккуратно сложенный пергамент, на котором было написано около двадцати строчек. Оба, как Андерсон, так и Дженсен (который, вдобавок ко всему, оказался и палеографом[94]) очень заинтересовались своей находкой, ведь она обещала дать ключ к тем паранормальным явлениям, которые здесь происходили.

* * *

У меня есть копия работы по астрологии, которую я никогда не читал. В ней, как фронтиспис, используется деревянная гравюра Ханса Зебальда Бехама[95] на которой изображено несколько мудрецов, сидящих вокруг круглого стола. Эта деталь, вероятно, даст возможность экспертам установить автора этой книги. Я не могу разобрать, что у неё за название, и к тому же, в настоящий момент прочесть то, что там написано, не представляется возможным. На форзаце её что-то написано от руки. В течение всего того времени, что эта книга находится у меня я не могу понять в каком направлении нужно читать эту надпись, справа налево или слева направо, еще сложнее понять на каком языке она написана. Ничем не отличалось затянувшееся изучение Андерсона и Дженсена того документа, который они обнаружили в медной коробке.

После двух дней бдения над пергаментом, Дженсен, который был из них самым эрудированным, робко высказал предположение, что язык, на котором это клочок был написан, является либо латынью, либо древним датским языком.

У Андерсона не было каких-либо предположений, только он очень хотел отдать эту коробку и манускрипт Историческому Обществу города Виборг, чтобы они их оставили у себя в музее.

Несколько месяцев спустя, когда мы с ним гуляли в лесу, возле Упсалы,[96] мы зашли в городскую библиотеку, в которой я про это и узнал. Я не мог удержаться от смеха, читая контракт, согласно которому Даниель Сальфениус (позднее профессор иврита в Кеннинсберге) продал душу Сатане. Но, Андерсона эта история особенно не развеселила.

– Безумный юнец! – сказал он о Сальфениусе, который подписал контракт с Дьяволом, будучи еще студентом, – он видимо даже не подозревал, в какой компании он окажется?

И когда я высказал по этому поводу свои соображения, обычные в подобной ситуации, он мне ничего не ответил, а лишь только пробурчал что-то невнятное. После обеда он рассказал мне всю эту историю, которую вы сейчас читаете, но отказался делать какие-либо выводы из этого или соглашаться с теми, которые я привел ему.