Читать книгу Лабковщина. Критический анализ книги Михаила Лабковского - Мурад Сидярович Алискеров - Страница 6

Люди, считающиеся героями и примером для нас с вами, стали таковыми именно благодаря тому, что поставили во главу угла желания и потребности общества в ущерб своим желаниям, вместо того чтобы сохранить себя и жить в спокойной, комфортной обстановке. Только благодаря своим способностям они добивались желаемого, оставив зону комфорта, и золотыми буквами вписали свои имена в историю, порой рискуя собственной жизнью.

В этом плане мне очень понравилось определение Т. Скотта и Р. Гетхолса в работе «Наше определение героя»: «Хотя мы и считаем правдой то, что героизм – в глазах смотрящего, мы признаём, что убеждения людей о героях носят, как правило, систематический характер. Опросив значительное число людей, мы обнаружили, что герои обладают чертами, которые мы назвали Большой восьмёркой. Они умны, сильны, жизнерадостны, самоотверженны, заботливы, харизматичны, надёжны и способны вдохновлять других. Конечно, герой не может обладать всеми восемью характеристиками, тем не менее, многие из них обладают большинством этих черт».

«Героизм состоит из действий, предпринимаемых для того, чтобы помочь другим, несмотря на то, что это с большой долей вероятности может привести к смерти или травме помогающего», – такую цитату мы находим в статье американских психологов Селвин Беккера и Алисы Х. Иглы, опубликованной в 2004 г.

А психолог Фрэнк Фарли пошёл ещё дальше и объяснил различие между тем, что называется «героизмом с большой буквы» и «героизмом с маленькой». Героизм с большой буквы, по его мнению, «подразумевает значительный риск, который может включать смерть, травмы, тюремное заключение или другие серьёзные или существенные последствия для оказывающего помощь».

Героизм же с маленькой буквы – «это повседневный героизм, постоянная помощь другим, свершение добрых дел, проявление доброты и т. д., которые не предполагают серьёзного вреда или крупных последствий для оказывающего помощь».

Данные определения довольно чётко и ясно обозначают отличия между героями в обыденном понимании и теми ежедневными поступками, которые мы совершаем вопреки своей воле, но во имя чьих-то интересов, желаний и целей. Это вовсе не говорит о необходимости постоянного удовлетворения только общественных или чужих потребностей, однако точно исключает идею самоудовлетворения и гедонизма как девиза жизни для разумного человека.

В действительности способность терпеть и обуздывать свои желания является чертой сильных личностей. Проявляется эта стойкость с самого детства, и дети, сумевшие пусть даже в каких-либо мелочах перебороть в себе неистовую тягу к постоянному комфорту, в будущем становятся более крепкими и успешными. В своей книге «Эмоциональный интеллект», ставшей бестселлером, Дэниел Гоулман приводит очень интересное исследование.

Представьте себе, что вам четыре года и некто делает вам такое предложение: если вы подождёте, пока он сбегает по делам и выполнит данное ему поручение, то он угостит вас двумя зефирками, а если вы не сможете ждать, то получите только одну, но прямо сейчас. Это, конечно, серьёзное испытание для человека, которому едва исполнилось четыре года, вечная битва между побуждением и сдерживанием себя, подсознанием и эго, желанием и самоконтролем, сиюминутным удовольствием и отсрочкой желаемого. Выбор, сделанный ребёнком, будет весьма показательным критерием, который быстро раскроет не только его характер, но и многое скажет о том жизненном пути, который ему предстоит пройти.

Вероятно, нет более важного с психологической точки зрения навыка, чем умение не поддаваться сомнительному побуждению. В нём состоит суть полного эмоционального самоконтроля, поскольку все наши эмоции в самой своей природе содержат то или иное побуждение к действию. Помните, что главное значение слова «эмоция» – это «побуждать». Способность сопротивляться такому импульсу к необдуманному поступку, подавляя зарождающееся стремление к действию, вероятнее всего, реализуется на уровне мозговой функции посредством торможения (или подавления) сигналов, посылаемых лимбической системой мозга (отвечающей за эмоции) в моторную (двигательную) зону коры головного мозга, хотя такое толкование пока что остаётся спорным.

Так или иначе, необычный эксперимент с зефиром, которым угощали четырёхлетних малышей, показал, насколько важна способность обуздывать эмоции и сдерживать порывы. В 1960-х годах психолог Уолтер Мишель проводил исследование в дошкольном учреждении на территории Стэндфордского университета при участии детей профессорско-преподавательского состава, аспирантов и других служащих университета, причём, согласно программе исследования, предусматривалось наблюдение за поведением детей с момента, когда им исполнилось четыре года, и вплоть до окончания средней школы.

Так вот, что касается опыта с зефиром. Некоторые дети были в состоянии подождать те, должно быть, казавшиеся им бесконечностью, 15–20 минут до возвращения экспериментатора. Чтобы стойко перенести внутреннюю борьбу, они закрывали глаза, дабы не смотреть на сладости и устоять перед соблазном, или опирались головой на руки, разговаривали сами с собой, пели, играли со своими руками и ногами и даже пытались заснуть. Эти отважные дошкольники получили награду в виде двух зефирок. Другие, более импульсивные, всё-таки хватали одну зефирку, почти всегда через несколько секунд после того, как экспериментатор выходил из комнаты якобы выполнять данное ему поручение.

Возможность понять, во что выльется этот моментальный порыв, представилась только через 12–14 лет, когда эти дети достигли подросткового возраста. Трудно поверить, насколько разительными оказались эмоциональные и социальные различия между бывшими дошкольниками, схватившими одну зефирку, и их сверстниками, отсрочившими удовольствие. Дети, устоявшие перед соблазном в четыре года, повзрослев, стали в социальном отношении более компетентными, то есть более успешными в личном плане, уверенными в себе и способными лучше справляться с жизненными передрягами.

Этим детям уже не грозила опасность опуститься на дно жизни, перестать двигаться вперёд или вернуться к менее зрелым формам поведения в условиях стресса, они не могли потерять самообладание и стать дезорганизованными в тяжёлых обстоятельствах; они смело принимали вызов, сталкиваясь с проблемами, и всегда решали их, не сдаваясь даже перед лицом серьёзных трудностей; они полагались на собственные силы и были уверены в себе, заслуживали доверия и были надёжными; они брали инициативу в свои руки и с головой уходили в работу. И они сохраняли способность отсрочивать удовольствие даже больше, чем раньше, стремясь к достижению своих целей.

В отличие от них примерно у трети из тех, кто хватал зефирку, обнаруживалось меньше таких жизнестойких качеств, и вдобавок к этому они имели более тревожный психологический портрет. В юности они, вероятнее всего, избегали социальных контактов, были упрямы, но нерешительны, легко теряли душевное равновесие от разочарований, считали себя «плохими» или недостойными, возвращались к менее зрелым формам поведения или становились скованными от стресса, бывали недоверчивыми и обиженными из-за того, что их «обошли», ревнивыми и завистливыми, слишком остро реагировали на раздражение резкими выходками, провоцируя таким образом споры и драки. И в довершение всего в этом возрасте они по-прежнему не могли отсрочить удовольствие.

То, что является скромными задатками в детстве, в последующем расцветает всевозможными социальными и эмоциональными компетенциями. Способность сдерживать побуждение лежит в основе множества устремлений, начиная с соблюдения диеты и заканчивая получением учёной степени в области медицины. Некоторые дети даже в четыре года смогли овладеть главными основами бытия: сумели понять, что в этой социальной ситуации отсрочка обернётся выгодой, им удалось отвести фокус своего внимания от искушения, находящегося рядом, и отвлечься, сохраняя при этом необходимое упорство в достижении своей главной цели – двух кусочков зефира.

Что ещё более удивительно, так это то, что, когда тестируемых детей снова оценивали по окончании средней школы, оказалось, что те, кто терпеливо ждал в четыре года, намного превосходили в учёбе тех, кто действовал, руководствуясь сиюминутной прихотью. По оценкам их родителей, они были более знающими: лучше умели формулировать свои мысли, рассуждать логически и отзываться на доводы разума, сосредоточиваться, строить планы и неуклонно их придерживаться и выказывали большее стремление учиться. Самое удивительное заключалось в том, что во время тестирования академических способностей они получали несравнимо более высокие оценки. Треть детей, в четыре года схвативших зефир самым нетерпеливым образом, имели среднюю оценку за речевой тест 524 балла и количественную (или математическую) оценку 528 баллов; та треть, которая выжидала дольше всех, имела средние оценки 610 и 652 балла соответственно, с разницей в 210 баллов в общем счёте.

Поведение четырёхлетних детей во время теста на отсрочивание удовольствия является в два раза более мощным прогнозирующим параметром их будущих оценок во время тестирования академических способностей, чем коэффициент умственного развития в четыре года; коэффициент умственного развития становится более мощным прогнозирующим параметром в отношении результатов тестирования академических способностей только после того, как дети научатся читать. Это наводит на мысль о том, что способность отсрочивать удовольствие вносит большой вклад в интеллектуальный потенциал совершенно независимо от собственно коэффициента умственного развития. Слабый контроль побуждений в детстве также служит мощным прогнозирующим параметром, опять-таки, превосходя по силе коэффициент умственного развития. Несмотря на то, что кое-кто утверждает, что коэффициент умственного развития нельзя изменить, и, следовательно, он представляет неизменное ограничение жизненного потенциала ребенка, существует вполне достаточно доказательств того, что эмоциональным навыкам, например, таким как контроль побуждений и точное понимание социальной ситуации, можно научиться.

То, чему исследователь Уолтер Мишелл даёт довольно неудачное определение как «целенаправленное добровольное отсрочивание удовольствия», вероятно, и составляет сущность эмоциональной саморегуляции, то есть способности подавить порыв ради служения цели, будь то создание предприятия, решение алгебраического уравнения или участие в серьёзных соревнованиях. Результаты его исследования выявили роль эмоционального интеллекта как фактора, определяющего, насколько хорошо или плохо могут люди использовать собственные умственные способности.