Читать книгу Укрепление Грозное – город Воинской Славы Грозный. 1818–2020 - Муслим Махмедгириевич Мурдалов - Страница 17

Вступительное слово
Письмо Н. Н. Муравьева А. П. Ермолову из
крепости Грозной

Оглавление

Письма хранятся СПб РНБ ОР ф. 356, оп. Б/Н, д. 420.

От 28 февраля 1855 г. В углу двора обширного и пышного дворца, в коем сегодня ночую, стоит уединенная, скромная землянка Ваша, как укоризна нынешнему времени. Из землянки Вашей, при малых средствах, исходила сила, положившая основание крепости Грозной и покорению Чечни. Ныне средства утроились, учетверились, и все мало, да мало! – Деятельность Вашего времени заменилась бездействием; тратящаяся ныне огромная сумма не могла заменить бескорыстного усердия, внушаемого Вами подчиненным Вашим, для достижения предназначаемой цели. Казна сия обратила грозные крепости Ваши в города, куда роскошь и удобства жизни привлекли людей странних; все переженилось, обстроилось, с настойчивостью и убеждением в правоте своей требует войск для защиты войск, обратившихся в горожан, и простота землянки Вашей не поражает ослабевших воинов Кавказа, в коих хотя не исчез дух, но силы стали немощны.

Такое состояние дела, конечно, подало повод и к частным злоупотреблениям начальников, и хотя солдата не грабят, но пользуются трудами его как работой тяглого крестьянина, состояние, которое солдат предпочитает военной службе. Посудите, какое мое положение исправить в короткое время беспорядки, вкоренившиеся многими годами беспечного управления; а в последнее время и совершенным отсутствием всякой власти управления. Труд великий, коего поздних последствий я не увижу, и который доставит мне только нарекание целого населения; но Вы, зная меня, убедитесь, что это меня не остановит, если не достигну конца, то по крайней мере дам направление сему важному делу, поглощающему и силы и казну России.

В землянку Вашу послал бы их учиться, но академия эта свыше их понятия. Не скажу, чтобы не было покорности, напротив того, здесь все покорны, но покорность эта не приводит к изучению и исполнению своих обязанностей, а только к исполнению того, что прикажут. Надобно пока и этим довольствоваться, с надеждой на время, которое выкажет сотрудников, ибо дарований здесь встречаем больше, чем в России, но все погрязло в лени и усыплении. От многих слышал я справедливые суждения, что Ваша Грозная крепость служила основанием к покорению Чечни, и в самом деле, ныне видим множество огромных мирных аулов, приселяющихся под самые стены строящихся нами укреплений. Чеченцы эти ходят с нами в экспедиции и без пощады дерутся против непокорных родственников. Уже здесь учреждено 5 наибств, есть пристава и суд, установленные в подражание Вашего Кабардинского суда.

Я был в Нальчике, где устав Ваш и прокламации служат единственным руководством для дел, встречающихся не только между Кабардинцами, но даже между племенами живущими в горах. Край этот, чрез который в 1816 году еще нельзя было проехать без сильного конвоя и пушек, ныне покоен, благодаря началу Вами положенному, и я надеюсь, что народы сии не пошевелятся при теперешних военных обстоятельствах и не прельстятся воззванием, разве, что увидят среди себя иностранное войско, чему не предвижу возможности, даже на правом фланге нашем, который я частью объехал, не касаясь Черноморья.

Заключаю письмо сие похвалой сына Вашего, который служит хорошо, деятельно и поручения ему даваемые исполняет с точностью и отчетливо. Он мне полезен, и теперь находится, по поручению, в Кизляре. Послезавтра надеюсь возвратиться в Владикавказ, где думаю провести несколько дней, до переезда моего чрез горы.

Выписка из письма от 13-го марта 1855 г. Новый наш главнокомандующий, на пути следования своего в край вверенного Царской милостью его управлению, написал из крепости Грозной бывшему начальнику своему, Алексею Петровичу Ермолову, письмо, в котором он излагает мнение свое о положении этого края и мысли которые должны служить началом его управлению.

Генерал Муравьев дозволил снять с этого письма копии, не скрывая желания чтобы оно получило всеобщую гласность. По этому я полагаю, что оно известно уже и Вам, и что едкие выражения оного отозвались в Вашем русском сердце скорбным сочувствием к тем сотням тысяч русских сердец, которые бьются на Кавказе, полные любви и преданности к Царю и Отечеству.

Эти строки, написанные человеком в положении генерала Муравьева и адресованные к Алексею Петровичу Ермолову, будут иметь огромный отголосок в России и не могут не поколебать того мнения, которое Россия до сих пор имела о Кавказском войске. Кавказ от России далеко, а сочетание двух имен Ермолова и Муравьева внушает русскому доверие. Но один русский, думающий о судьбах своей родины, прочитав эти строки, задает себе страшный вопрос: не на краю ли гибели эта родина, когда те из ее сыновей, которых он привык считать самыми деятельными и сильными, стали немощны силами, и погрязли в лени и усыплении.

Но неужели мы, кавказские служивые, должны безропотно покориться этому приговору, и со стыдом преклонить перед ними головы? Нет – наша совесть слишком чиста для такого унижения! Не стали немощными и бессильными те войска, которые победили многочисленных врагов под Баш-Кидыкляром и Кюрюк-Дарой и на Чолоке! Мы не обманывали России в течение четверти века, – она смело может гордиться нами, и сказать, что нет армии на свете, которая бы переносила столько лишений и трудов, сколько Кавказская, – нет армии, в которой бы чувство самопожертвования было более развито. Здесь каждый фронтовой офицер, каждый солдат убежден, что не сегодня так завтра, не завтра так послезавтра он будет убит или изувечен… – а много ли в России Кавказских ветеранов? Их там почти нет, кости их разбросаны по целому Кавказу.

Солдат Кавказский работает много, и отстоит от военного образования, но он не тягловой крестьянин, потому что он трудится не для частных лиц, а для общей пользы. Вместо денежного капитала употребляется капитал его сил и способностей; он расходует силы эти и пот свой для сбережения Государственной казны. Если это дурно, не мы в этом виноваты.

Что же касается до вопроса землянок и дворцов, то не нам темным людям его разрешать. Помню только, что когда меня учили истории, я видел в ней, что завоевания, и особенно упрочивание оных, не делались всегда силой одного оружия, а что постройка великолепных зданий и распространение цивилизации часто к этому способствовали. Это зависит от принятой системы, которую мы не решаем. Мы бы желали только, чтобы не было резких переворотов, нельзя же по произволу, в один миг, переделывать людей из Афинян в Спартанцев, или из Спартанцев в Афинян. Это дело многих лет, более обстоятельств, чем людей, и оно принадлежит к общей системе Государства.

Кавказская война не есть война обыкновенная, Кавказское войско не есть войско, делающее кампанию: это скорее воинственный народ, создаваемый Россией и противопоставленный воинственным народам Кавказа, для защиты России. Такое положение дел не заведено никем, оно создалось силой обстоятельств, после многих неудачных попыток усмирения здешнего края. Избежать этого положения, не покорив Кавказа, – невозможно, – разве завести, по примеру средних веков, воинственный орден монахов, отрешившихся от всего земного, кроме боя и молитвы. Но возможно ли это?

Не нам также решить вопрос, почему Кавказ еще не покорен; потому ли, что теперь не живем в землянках, имеем законных жен и некоторые удобства жизни, – или потому, что его не умели покорить несколько десятков лет тому назад, когда целые народонаселения разбегались от одного гула пушечных выстрелов, когда не было ни какой связи между кавказскими племенами и обществами, и когда не было мюридизма, – начало и отчасти развитие которого относится также ко времени землянок.

Из всего вышесказанного не следует заключать, что, по моему мнению, все на Кавказе совершенно хорошо. Где же нет дурных людей и злоупотреблений? Где же люди понимают вполне и исполняют в совершенстве свой долг? Мы все убеждены, что здесь многое остается сделать, многое исправить и завести, – и всегда желали более совокупной и последовательной системы ведения войны, более разборчивого распределения Царских наград. И потому, когда мы убедились, что силы князя Воронцова ему изменили и что он уже не в состоянии управлять нашим краем в эти трудные времена, – скорбя о горькой участи заслуженного старца, одного из знаменитейших представителей русской славы, – мы стали желать и ждать с нетерпением нового энергического начальника. Люди желающие добра, желают всегда сильной власти.

Назначение генерала Муравьева мы встретили с восторгом, – не потому, чтобы он уже ознаменовал себя великими делами на военном или на гражданском поприще, а потому, что он умел как-то возбудить великие надежды, которые и мы разделяем. Но мы ожидали, что генерал Муравьев едет сюда с чувством уважения к Кавказскому войску, – уважения, которого мы вправе требовать по нашим заслугам и по чувствам нас одушевляющим. В добром деле здесь почти все сотрудники. Мы с истинной скромностью, свойственной людям, испытавшим свои силы, ожидали, что нам укажут наши ошибки и недостатки, пособят нам их исправить, и усовершенствоваться по мере сил наших и способностей, но мы не ожидали оскорбления. Заботливого, хотя сурового отца, а не насмешливого порицателя ожидали мы от Царской милости; письмо, написанное новым Главнокомандующим в Грозной и распространенное по Кавказу и России, изумило нас и огорчило.

Но недолго будет наше уныние; нам чуждо чувство подлого унижения мы покорны, – но покорны Царской воле и закону, а не бранному слову. Мы подымаем брошенную нам перчатку перед судом России и потомства, пусть нами руководят мудрые начертания! Пусть нам гениальная рука укажет путь! Мы готовы, – готовы на все, что возможно человеку, на всякие жертвы и лишения. Сколько бы ни было сих жертв и страданий частных, во всяком случае, это исполинское соревнование поведет к благу и славе нашего отечества. Нам остается вознести ко Всевышнему усердные мольбы, чтобы потомство сказало, что вождь был достоин армии, как армия будет достойна вождя.

Укрепление Грозное – город Воинской Славы Грозный. 1818–2020

Подняться наверх