Читать книгу Культурология - Н. Г. Багдасарьян - Страница 14
Глава 2
Происхождение и динамика культуры
2.1. Происхождение, или генезис, культуры
Игровая концепция происхождения культуры
ОглавлениеМногие европейские ученые и философы усматривают источник культуры в способности человека к игровой деятельности. Уже у Платона можно отыскать суждения об игровом космосе, а у Ф. Шиллера представлена довольно развернутая теория искусства как игры. Концепция игрового генезиса культуры нашла отражение в трудах Х.Г. Гадамера, анализировавшего историю и культуру как своеобразную игру в сфере языка. В своей работе «Основные феномены человеческого бытия» Е. Финк включает игру в число пяти феноменов человеческого бытия, таких как смерть, труд, господство, любовь. Но игра пронизывает все остальные феномены, без игры, по мнению Е. Финка, человеческое бытие погрузилось бы в растительное существование. Следовало бы, утверждает автор, когда-нибудь собрать и сравнить игровые обычаи всех времен и народов, зарегистрировать их и классифицировать огромное наследие объективированной фантазии, запечатленное в человеческой игре. Это была бы история «изобретений» совсем иных, нежели традиционные артефакты культуры, орудий труда, машин и оружия, но не менее важных для понимания культуры. Поскольку для человека игра объемлет все, она и возвышает его над природным царством. Здесь и возникает феномен культуры.
Наиболее полное и развернутое описание игровой концепции происхождения культуры содержится в знаменитой книге «Homo Ludens» – «Человек играющий» (1938) нидерландского ученого, историка, теоретика культуры И. Хейзинги, который показывает, что многие явления в обществе и культуре – из природы, они появились там раньше. Игра «старше» культуры, так как животные не дожидались появления человека, чтобы научить их играть. Игра переходит границы чисто биологической или физической деятельности даже в жизни животных – она выходит за пределы инстинкта, поддержания жизни. Если обозначить основные, универсальные (присущие всем живым существам) функции игры, такие как высвобождение избыточной жизненной энергии, инстинкт подражания, удовлетворение потребностей в разрядке, упражнение на пороге серьезной деятельности, тренинг на самоограничение и т. п., то становится понятно, что, имея в виду игру, присущую человеческому сообществу, в этот перечень надо добавить все то, что характеризуется понятием этического и эстетического. Поведение животных – танцевальные па тетеревов и других птиц в процессе ухаживания за «дамой сердца», соревнования ворон в искусстве полета, состязания певчих птиц и т. п. – свидетельство того, что состязание и представление предшествуют культуре в человеческом обществе, а не проистекают из нее.
Практически все события и явления культуры – не только связанные со сферой искусства, что очевидно, но и, например, право, предпринимательство, наука, профессиональная деятельность, а также повседневная жизнь имеют игру в качестве одной из составляющих. Даже религиозная жизнь может быть описана в терминах игры. Так, Платон, не колеблясь, подводил священные вещи под категории игры, утверждая, что серьезные явления следует трактовать серьезно, и именно Бог достоин всего серьезного и освященного, в то время как человек создан, чтобы быть «игрушкой» в руках Бога, и это лучшее в его судьбе. Святость вовсе не оскверняется оттого, что ее называют игрой, напротив, игра облагораживается тем, что с ее именем связывают деятельность высших сфер духа.
Разумеется, развитие цивилизации вызвало относительное расхождение между двумя областями – игры и серьезных занятий, однако изначально эти две области вместе составляли среду, в которой цивилизация обретала прочность.
Изложим в свободной форме обобщение И. Хейзингой признаков игры (рис. 2.1):[22]
1) игрой можно назвать только то действие, которое совершается не по принуждению, а свободно;
2) игра – всегда выход за пределы «настоящей» жизни;
3) игра «разыгрывается» в определенных границах места и времени;
4) игра глубоко связана с идеей порядка, что и выводит ее в сферу эстетического; в ней есть ритм, равновесие, колебания, контраст, вариация, завязка и развязка, разрешение;
5) в игре есть напряжение, подвергающее игрока испытанию: физической силы, изобретательности, выносливости, а также духовной силы, так как он, состязаясь в игре, т. е. «понарошку», вынужден держаться в рамках дозволенного;
6) игра таинственна, инобытийна, что выражается в переодевании, маскировке лица, ограничении участников в культовых действиях, которые имеют мистический характер, и т. п.
Рис. 2.1. Характеристики игры
Таким образом, игра имеет культуросозидающую функцию; это универсальная категория культуры. Даже та деятельность, которая на ранних этапах культуры была прямо направлена на удовлетворение жизненных потребностей, как, например, охота, обретала форму игры, проникалась ее настроением. Культура на ее первоначальных этапах не произрастает из игры, но «играется», развертывается в ней. Культ рос в священной игре, поэзия родилась в игре и продолжает существовать в игровых формах, музыка и танец были чистой игрой, мудрость и знание обретали словесное выражение в освященных обычаем играх, проходивших как состязание, улаживание споров оружием, условности жизни аристократии основывались на игровых формах.
Однако функцию созидания культуры игра может выполнять, оставаясь именно игрой. У нее есть свои правила, но эти правила устанавливаются и признаются свободно. Нарушитель правил игры разрушает саму культуру. Для того чтобы игровое содержание культуры могло быть созидающим или подвигающим культуру, оно должно быть чистым. Для человеческой игры характерны увлеченность, напряжение, радость; характерен ритуал, т. е. определенные действия, которые не связаны с практической пользой, но высоко ценятся человеком. Игра несовместима с насилием. Насилие – какие бы формы оно ни принимало – это всегда положение «вне игры». Управляемая игра – это не игра.
Игра крайне важна и в жизни взрослого человека. Стремясь к определенным внешним целям, результатам, достижениям, мы порой утрачиваем смысл деятельности, ее свободу, начинаем функционировать автоматически, почти бессознательно. Деятельность, ее цели определяют нас, а не мы ее, и возможность вернуть этой деятельности ее человеческий, сознательный характер связана с остановкой ее, с отстранением, с обыгрыванием.
И. Хейзинга показывает, как преломляется игровое начало в разных сферах культуры, в частности в сфере права (полагаю, будущим юристам будет небезынтересен этот взгляд). Три аспекта, считает И. Хейзинга, позволяют говорить о праве как игре: судебный процесс как вид азартной игры, как состязание, как словесный поединок. На первый взгляд сфера права, закона и правосудия отдалена и даже противостоит игре, но существует такой элемент, как состязательность (например, судебный спор сторон для греков – своего рода битва, обусловленная жестокими правилами).
На игровой характер указывают даже формы правовой жизни. Так, место для свершения правосудия – это священное место, отгороженное от обычного мира; магический круг, внутри которого привычное деление людей по рангу временно прекращается. Прежде чем приступить к отправлению правосудия, судьи облачаются в мантию или надевают парик. И это не просто реликт прежнего церемониального облачения; это, скорее, напоминает примитивную танцевальную маску первобытных народов. Все это делает человека «иным существом». Наконец, строгая процедура, в которой две стороны и каждая хочет добиться победы, придерживаясь, однако, строгих правил, последовательности участия и т. п. Не случайно эти сюжеты так популярны в кино и на телевидении.
Театральность в европейской культуре проявлялась и в поведении образцового средневекового рыцаря, руководствовавшегося рыцарским кодексом чести, и в аутодафе эпохи Возрождения. В театрализации мероприятия на грани смерти атмосфера сгущалась, становилась коллективным переживанием, страх смерти отступал, сменяясь торжественным исполнением своей роли. Театральность позволяла преодолевать страх смерти и находить удовлетворение в таком преодолении. Следует вспомнить и впечатляющие массовые факельные шествия праворадикальных движений в первой половине XX в.
Особое место в работе И. Хейзинги уделено спорту. По мнению автора, современный ему спорт растерял все лучшее из игрового содержания, так как спортивные состязания уже не имеют древних таинственных, мистических черт. Причины этого – «техничность, организованность, материальная оснащенность и научное осмысление». В современной культуре две тенденции: с одной стороны, в случае спорта – это игра, все более жесткая в своей серьезности, но при этом считающаяся игрой; в другом случае – серьезное занятие, вырождающееся в игру, но продолжающее считаться серьезным.
Игровой элемент присутствует и в такой серьезной сфере, как наука, в состязании в отгадывании загадок, хотя современная наука, с ее стремлением к строгости, любви к истине, относительно мало доступна для игрового подхода и обнаруживает меньше игровых черт, чем в ранние годы ее возникновения или в период ее оживления, от Ренессанса до XVIII в.
В общественной жизни игровые формы используются для сокрытия намерений общественного или политического характера, т. е. это притворная игра. В культуре всегда были и вульгарные формы игры – жажда грубых сенсаций, тяга к массовым зрелищам и т. п. Поскольку работа создавалась в момент торжества гитлеровской пропаганды в Германии, И. Хейзинга не мог не отреагировать на это явление современной ему культуры, написав следующее: «Подлинная игра исключает всякую пропаганду. Она содержит свою цель в самой себе. Ее дух и ее атмосфера – радостное воодушевление, а не истерическая взвинченность. Сегодня пропаганда, которая хочет завладеть каждым участником жизни, действует средствами, ведущими к истеричным реакциям масс, и поэтому даже когда она принимает игровые формы, не может рассматриваться как современное выражение духа игры, но только как его фальсификация». Через некоторое время Нидерланды были оккупированы, и 70-летний мыслитель попал в концентрационный лагерь. Поистине, мысль – это судьба.
Современные общества вынуждают все более расширять спектр социальных ролей, которые призван играть человек, однако он не может выполнять все возложенные на него функции разом, поэтому игра все больше приобретает формы лицемерия. Особенно это выражено в так называемой массовой культуре, на чем мы остановимся специально.
22
Хейзинга Й. Homo Ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992. С. 21, 31—32.