Читать книгу Культурология - Н. Г. Багдасарьян - Страница 21

Когда речь идет о структуре культуры, то имеется в виду что устойчивые элементы культурной системы (нормы, образцы, институты, группы, статусы и т. п.) находятся в определенном соотношении и взаимодействии между собой, обеспечивая стабильность социокультурной системы, ее воспроизводство, возможность трансляции культурного опыта.

Структура культуры и социальная структура не совпадают в абсолюте, но, безусловно, коррелируют между собой. Современные исследователи фиксируют тенденции возрастания воздействия культуры на все сферы социальной жизни, на социальную стратификацию. Именно в культуре ищут и находят наиболее эффективные инструменты для объяснения социальных процессов.

Мы уже отмечали, что культура может быть структурирована по разным основаниям. Это будет определять специфику структурной модели. Мы рассмотрим подробнее пять вариантов структуры культуры.

Модель первая: «колесо». В качестве критерия возьмем сферы общественной Получим модель, условное название которой – «колесо» (рис. 3.1).

Рис. 3.1. Структура культуры. Критерий: сферы общественной жизни

Мы включили сюда политическую, экономическую, правовую, религиозную, научную, техническую, художественную культуру. Иногда можно обнаружить в этом перечне нравственную культуру и культуру межэтнических отношений. Представляется, что нравственная культура в ее ценностном, аксиологическом срезе пронизывает все элементы общественной жизни, поэтому мы ее расположили по ободу «колеса», а межэтнические отношения – это именно отношения, и поэтому их следует рассматривать в другом контексте, что и будет сделано ниже.

Модель вторая: «персик». Критерием построения модели стало понятие ценности (рис. 3.2). В системе ценностей иерархически выделяем устойчивое ценностно-смысловое ядро и изменчивую периферию. Имеется в виду, что иерархия – приоритетный порядок, который определяет своеобразие мироощущения, мировосприятия и мировоззрения, самобытность образа жизни, жизненных практик и повседневных идеологий носителя конкретного менталитета.

Ядерную часть образуют некие первичные «смыслы», «образы», «образцы» – базисные элементы культуры, формирующие ее константные модели, – или, иначе говоря, этнокультурные архетипы. Они определяют особенности мировоззрения, характера, художественного творчества и исторической судьбы народа. В этнокультурных архетипах аккумулируется коллективный опыт народа.

Рис. 3.2. Структура культуры. Критерий: ценности

Так, в 1957 г. Европейский колледж и Университет Пенсильвания провели конференцию по определению базовых ценностей западной цивилизации. Были выделены следующие постулаты:

– уважение внутренней ценности личности как таковой, ценности, выходящей за пределы абсолютной концепции государства;

– свобода неотделима от моральной ответственности, которая предполагает своим источником высший закон, каким бы именем его ни называть;

– свобода неотделима от человеческой солидарности и от обязанности предоставления всем людям доступа к материальным и духовным благам;

– западная цивилизация есть цивилизация диалога, что означает свободную дискуссию всех мнений и уважение к «другому» как таковому, поскольку суть не в убеждении, а в сопоставлении идей;

– эти ценности не являются исключительным достоянием Запада, они могут находить выражение в различных цивилизациях;

– необходимо постоянно пересматривать адаптацию этих ценностей к историческим ситуациям, сохраняя незыблемой их суть.

Итогом конференции стал коллективный труд «Базовые ценности западной цивилизации».

В периферии сосредоточены новообразовавшиеся или перенесенные из других культур ценности, смещения в иерархии. Обмен элементами между ядром и периферией, вызывающий эволюционные и революционные процессы в культуре, происходит под действием исторических, идеологических, культурных факторов, среди которых долговременные имеют первостепенное значение. Из разреженных периферических в плотные слои менталитета попадают те ценности и смыслы, которые изоморфны входящим в состав ядра или не противоречат им. Остальные попадают в категорию, которая обычно обозначается как «ценностные ориентации», «предпочтения», «установки», «настроения», «мода» и т. п.

Поскольку периферический слой – на поверхности, именно он доступен для обзора и исследуется методами социологии (опрос, контент-анализ, количественные измерения), так как его характеристики поддаются измерению. Ядро тоже можно исследовать, но уже методами герменевтики, структурной лингвистики, «понимающей социологии» и т. п.

Задание. Некоторые полагают, что в русском культурном архетипе – ориентация на потаенную святость, выраженная в образах «града Китежа», в «отзывчивости», «открытости» как устойчивой модели претворения представлений о России в женский образ и т. д. (см.: Архетип культурный // Культурология. XX век: энциклопедия. Т. 2. СПб., 1998. С. 39).

Согласны ли вы с этим утверждением? Исследуйте, если вы обучаетесь гуманитарной специальности, методами герменевтики «ядро» русской культуры.

Модель третья, Т. Парсонса. Редкая работа, включающая проблему структурирования социокультурной реальности, может обойти вниманием концепцию Т. Парсонса. Остановимся на ней и мы. Основным интересом Т. Парсонса выступает система в целом, а критерием является функция, которую выполняет элемент этой системы (рис. 3.3). И это не случайно: напомним, Т. Парсонс – приверженец структурно-функционального подхода.

В качестве объекта Парсонс рассматривает общество, которое он определяет как относительно самодостаточное сообщество, члены которого способны удовлетворять все свои индивидуальные и коллективные потребности и всецело существовать в его рамках. В качестве базовых единиц системы выделены четыре структурные категории:

Рис. 33. Структура культуры. Критерий: функция

1) статусно-ролевой комплекс. Функция роли в социальной системе первична: способность выполнять значимые ролевые действия является наиболее общим адаптивным ресурсом любого общества, хотя он и должен быть скоординирован с культурными, органическими и физическими ресурсами;

2-3) нормы и ценности. Ценности – в смысле образца – главный связующий элемент социальной и культурной систем. Нормы, в отличие от этого, носят преимущественно социальный характер, они имеют регулятивное значение для социальных процессов и отношений. В более развитых обществах структурным фондом норм выступает правовая система. Ценности первичны при поддержании образца функционирования социальной системы. Нормы преимущественно осуществляют функцию интеграции, они регулируют процессы, которые содействуют осуществлению ценностных обязательств;

4) коллективные образования: именно в коллективе в качестве его членов индивиды осуществляют социально значимые функции.

Человек в своей деятельности комбинирует все четыре компонента, которые не являются независимыми переменными. Одни и те же ценностные образцы обычно составляют часть значительно различающихся блоков, или подсистем, в обществе и часто обнаруживаются на многих уровнях в структурных иерархиях. Одни и те же нормы, например юридические права собственности, определяют общий порядок, независимо от того, является ли владельцем этих прав семья, религиозное большинство или коммерческая фирма.

Далее Парсонс выделил в обществе четыре структуры, или подсистемы, выполняющие определенные функции.

1. Экономика – подсистема, выполняющая в обществе функцию адаптации к внешней среде через труд, производство и распределение. Таким образом, экономика приспосабливает внешнюю среду к общественным потребностям и помогает обществу адаптироваться к внешним реалиям.

2. Политика (или политическая система) выполняет функцию целедостижения путем преследования общественных целей и мобилизации для этого агентов и ресурсов.

3. Система попечения (например, в школах, в семье) выполняет латентную (скрытую) функцию, передавая подопечным культурные образцы, нормы и ценности.

4. Социетальное сообщество (например, закон) выполняет функцию интеграции, координируя различные элементы общества. Люди, входящие в это сообщество, должны иметь отличительный статус членства и адекватный уровень интеграции, или солидарности. Это не исключает элементов популяции, только частично интегрированных в сообщество, как, например, диаспоры, однако в нем должно быть ядро полностью интегрированных членов.

Социетальное сообщество должно быть «носителем» культурной системы, достаточно интегрированной, для того чтобы легитимизировать (т. е. сделать законным) нормативный порядок. Это возможно лишь в том случае, если члены системы владеют общим языком, понимают друг друга, ощущают идентичность и солидарность, имеют общие верования, ритуалы и другие культурные компоненты, составляющие символическое культурное пространство.

Культурные системы обычно шире, чем любое общество, хотя в ареалах, включающих много обществ, различные культурные системы могут переходить одна в другую. В рамках систем действия культурные системы специализируются на функции поддержания образца, социальные системы – на интеграции действующих единиц (личностей, исполняющих роли), системы личности – на достижении цели, а поведенческий организм и физическое окружение – на адаптации.

Для Парсонса наиболее важная из структур социальной системы – система культуры. Она стоит на вершине его системы действия, Парсонс даже называл себя «культурным детерминистом» (вот почему мы рассматриваем структуру Парсонса в культурологии, а не только в социологии). Затем располагается социальная система, ниже – соответственно личность и организм. Культура служит посредником при взаимодействии людей и объединяет личность с социальными системами.

Культура обладает особой способностью становиться, по крайней мере частично, элементом других систем. В социальной системе культура воплощена в нормах и ценностях, которые усваиваются личностью. Но система культуры не просто часть других систем: она также существует отдельно в форме социального запаса знаний, символов и понятий. Из-за своего во многом символического и субъективного характера культура легко передается от одной системы к другой, а с помощью обучения и социализации – от одной системы личности к другой. Этот же, символический характер культуры придает ей и другое свойство: способность контролировать прочие системы действия – поведенческий организм, личность и социальную систему.

Надо сказать, что коллеги, да и последователи Т. Парсонса критиковали его за этот «культурный детерминизм», в особенности те из них, кто выступал за «целостную теорию», с точки зрения которой любой вид детерминизма очень подозрителен. Нам же представляется, что Парсонс как раз совершенно точно определил место культуры в социуме – как содержание социальной жизни, детерминирующее всю остальную систему.

Критиковали Парсонса и за довольно слабую проработанность системы личности. Вот его подход. Система личности контролируется и системой культуры, и системой социальной; но она приобретает независимость через отношения с собственным организмом и неповторимость собственного жизненного опыта, при этом она несводима ни к организму, ни к культуре. В структуре мотивации личности выделяют три компонента: поиск в социальных отношениях любви, одобрения и т. п.; соблюдение принятых в культуре норм; ролевое поведение, определяющее адекватное взаимодействие с другими людьми. И правда, личность в этой структуре выглядит довольно пассивно – вот это и считалось слабым местом в подходе Т. Парсонса, он «не наделил личность достаточными характеристиками и достаточным числом различных механизмов для способности функционировать».[55]

Модель четвертая, типологически-стратификационная. В качестве критерия этой модели, пользуясь методологией Т. Парсонса, введем фактор социальной стратификации (расслоения), которая имеет в качестве базовой причины общественное разделение труда, а в качестве следствия – дифференцированные формы или типы культуры. Социальную стратификацию можно рассматривать как в вертикальном срезе (тогда общество «разводится» на массу, элиту и промежуточные слои), так и в горизонтальном срезе (такой фокус высвечивает множество под– или субкультур).

Понятие элиты. Понятие массы раскрывается в гл. 7 настоящего учебника, поэтому здесь остановимся на понятии «элита». На эту тему написано немало работ и существует немало концепций, что свидетельствует о сложности понятия, в которое вкладываются разнообразные смыслы. Понятие элиты, восходящее к латинскому electus, a в русскую речь пришедшее через французское йlit, обычно вводится, когда говорится о чем-то лучшем, отборном. Начиная с XVII в. так обозначались товары наивысшего качества, а позже термин стал употребляться для наименования «избранных людей», знати.

Обнаруживается довольно широкий диапазон значений понятия «элита». Выделим некоторые из них, опираясь на высказывания В. Парето, X. Ортеги-и-Гассета, С. Келлера, М. Вебера, А. Тойнби и др. Итак, элитой именуются:

– люди, получившие наивысший индекс в области их деятельности;

– люди, наиболее активные в политическом отношении, ориентированные на власть;

– лица, пользующиеся в обществе наибольшим престижем, богатством, статусом;

– люди, обладающие интеллектуальным и моральным превосходством над массой безотносительно к своему статусу;

– люди с наивысшим чувством ответственности;

– меньшинство, осуществляющее наиболее важные функции в обществе, имеющее наибольший вес и влияние;

– харизматические личности;

– творческое меньшинство, противостоящее нетворческому большинству;

– сравнительно небольшие группы, состоящие из лиц, занимающих ведущие позиции в политической, экономической, культурной жизни общества (соответственно политическая, экономическая, культурная элиты);

– наиболее квалифицированные специалисты, менеджеры и высшие служащие в системе бюрократического управления – представители технологического детерминизма.

Нетрудно обнаружить два ведущих подхода в этих представлениях: ценностный (аксиологический) и структурно-функциональный. В рамках первого выделяется такая характеристика элиты, как превосходство над другими, являющееся результатом как природных данных, так и личностных усилий: превосходство интеллектуальное, моральное и т. п. Когда В. Парето ввел этот термин в 1902 г., то он имел в виду военную доблесть, происхождение, личное достоинство, искусство управления и т. п. Второй подход акцентирует исключительную важность функций управления и соответствующую роль людей, выполняющих эти функции.

Так, Р. Миллс определил элиту как людей, занимающих такие социально-политические позиции, которые дают им возможность возвыситься над средой обычных людей и принимать решения, имеющие серьезные последствия. Однако в этом случае утрачивается этимологический смысл понятия «лучший», потому что в эту категорию, например, попадают все диктаторы, которые принесли народам немало несчастий. Скорее, тогда следует применять нейтральное к оценке деятельности его носителя понятие лидерства. Лидер – тот, кто впереди, кто возвышается над другими, кто определяет направления политики. Эта политика может быть в одинаковой степени положительной, отрицательной или противоречивой.

Макиавеллиевский подход предполагает признание элитарности любой власти, отрицание идей народного суверенитета, абсолютизацию отношений господства и подчинения. Это концепция вечного, изначального неравенства и стремления правящих группировок удержать власть всеми имеющимися в их распоряжении средствами.

И все же, как правило, к элите относят представителей общества, обладающих не только экономической, политической или военной властью, но в первую очередь определенными социальными и нравственными качествами. Иными словами, формирование элиты – процесс естественного отбора наиболее способных, достойных представителей. В этой связи можно сформулировать требования к элите:

– служение высшим интересам общества, защита национальных интересов;

– нравственность и ответственность;

– высокий интеллектуальный уровень, который помогает возвышаться над сиюминутным и обыденным и который способствует рациональному решению жизненных проблем;

– преемственность в формировании элиты, так как многие качества шлифуются на протяжении череды поколений, династии.

В любом случае элиты – это группы, способные оказывать наибольшее влияние на общественные процессы и культуру, т. е. социальная и культурная компетентность – это необходимое условие для выдвижения в элиту, вне зависимости от профессиональной направленности и должностного статуса.

Характеристики элиты динамичны, они меняются в связи с изменениями культуры. Вот, например, как определяет тенденции в структуре современной элиты А.С. Панарин[56]. Он считает, что лидерские культурные позиции заняли не те, кто занимался творческим трудом, а те, кто стал специализироваться в области культуры досуга. Соответственно это способствует утверждению гедонистической морали.

Экономический человек, т. е. предприниматель нового образца, отказался от воспроизводства той модели, которая описана у М. Вебера как модель, в основе которой лежит традиция протестантской аскезы. Представители «виртуальной» экономики манипулируют мнимыми величинами; здесь распространены теневые практики, спекуляции, информационная экономика, лежащая в основе не знания, а интеллектуальных рент. Эти ренты составляют 65—70% стоимости товаров ведущих стран, воплощая виртуальную стоимость, касающуюся престижного имиджа товаров, их статусной символики. Натуральные и функциональные качества товара, надежность ценятся ниже его свойства быть носителем престижности. Все это паразитарные ренты, которые получают творцы рекламного и шоу-бизнеса, многочисленные дизайнеры и мастера соблазнительных упаковок.

Творческое воображение обращено к природе человека, склонного к играм, авантюрам, развлечениям, а это другое творчество – оно не связано с сопротивлением природной материи. Утрачена связь со сферой настоящего дела, оно заменено праздностью, гедонистическим Зазеркальем. Кроме того, произошел разрыв элит с собственными нациями. Глобализация порождает наднациональные центры власти, которые законодательно не контролируются избирателями, – по сути, это пересмотр демократических завоеваний.

Новая элита не отождествляет себя со своим народом, она держит капиталы, учит детей, имеет виллы не в «этой стране». «Так может ли ее интересовать судьба этой страны?» – задавался вопросом ученый. В противовес сегодняшним элитам, он полагал, что идеальная модель элиты такова.

1. Элита – голос нации. Все томления народа, его глубинные интересы, его мечты и протесты – все это улавливается элитой и отливается в творениях литературы, в политических инициативах. Сегодня же мы являемся свидетелями катастрофы национального молчания: элита переориентирована на глобальные приоритеты.

2. Элита – аккумулятор национальных достижений. Элитарные группы делегируются нацией, оснастившей их доступными ресурсами для освоения новых, более эффективных способов жизни. Но что будет, если все инициативные и талантливые, получившие новые знания и профессии решат, что их новые возможности – не для этого народа и что им следует войти в международный клуб избранных? Тогда оставшиеся составят колониальное гетто, у которого нет выхода во внешнюю среду и нет будущего. Такое ускорение контрцивилизационного прогресса, сопровождающееся миграцией элит из национального в глобальное пространство, снимает вопрос о прогрессе, снижает шансы народов, оставленных элитой.

Понятие субкультуры. Нам хотелось показать, что проблема формирования элит затрагивает все общество и всю культуру, влияет на ее будущее и требует серьезного внимания и перспективного проектирования. Теперь рассмотрим горизонтальный срез типологически-стратификационной модели. Он требует обращения к категории «субкультура». В словаре СИ. Ожегова говорится, что «суб» – первая часть сложных слов в значении: 1) находящийся под чем-нибудь или около чего-нибудь; 2) подчиненный чему-нибудь; 3) не основной, не главный.

Понятие субкультуры появилось для обозначения состояния расколовшегося в результате супериндустриальной революции общества. Среди множества новых процессов выделим три, повлиявших на возникновение субкультур. Во-первых, новое общество чрезвычайно интенсивно формировало массовое сознание, отличающееся усредненностью и нивелировкой потребностей и вкусов. Рекламная индустрия «загоняла» людей в формат определенных стандартов, хотя число этих стандартов постоянно росло. Во-вторых, следствием супериндустриального развития становится диверсификация, увеличение разнообразия культурных форм и социальных структур. В-третьих, процессы отчуждения людей от результатов труда, возрастание чувства одиночества среди толпы в мегаполисах, снижение ценности семейных отношений и т. п. вызывали потребность в объединении в рамках не всей культуры, которая носит для индивида абстрагированный от него характер, а ее фрагмента, части, локализованной обозримыми для человека рамками. В свою очередь, чтобы понять, с кем надо объединяться, человек должен себя идентифицировать. Так подготавливалась почва для субкультурного взрыва.

Г. Хофштеде, определяя культуру как коллективное программирование сознания, выделил следующие ее свойства, которые распространяются и на субкультуру:

1) культуре обучаются бессознательно (базовые ценности закладываются до десяти лет);

2) культура передается с помощью символов;

3) она динамична, хотя глубинные процессы происходят очень медленно;

4) каждая культура избирательна (включает явления, образы, которые делают мир общим для представителей той или иной культуры);

5) культура имеет тенденцию к этноцентризму (провозглашению ценности своей группы как ценности для всех).

Г. Хофштеде также выделил параметры, по которым исследуются субкультуры:

– параметр индивидуализма/коллективизма;

– дистанция власти;

– терпимость к неопределенности;

– степень социальной дифференциации полов;

– взаимоотношение с группой.

Люди выбирают субкультуры, чтобы индивидуализировать себя. Критерии, по которым возникают субкультуры, чрезвычайно многообразны: возрастные, тендерные, профессиональные, досуговые, территориальные, этнические и др. Так, даже внутри профессиональных сообществ могут выделяться суб-субкультуры, поскольку подобные сообщества содержат множество фрагментов. Примером этого служит научное сообщество, где ученые группируются по разным направлениям дифференцировавшегося знания.

В свою очередь Э. Тоффлер приводит пример Уолл-Стрит, которая была белой англосаксонской протестантской субкультурой. Представители ее посещали одни и те же школы, вступали в одни и те же клубы, занимались одними и теми же видами спорта (теннис, гольф, сквош), посещали одну церковь (пресвитерианскую и епископальную) и голосовали за одну партию (республиканцев). Сегодня ситуация изменилась, но все же молодые люди, вступающие в бизнес, «зажаты в тиски» выбором субкультурного членства. Несмотря на то что в финансовой индустрии встречается большое количество греческих, еврейских и китайских имен, здесь существует определенный стиль жизни, в которой высшая ценность – безусловное отличие от других.

Людей в субкультуру могут объединять спортивные занятия в рамках определенного вида, увлеченность компьютерными сетями. Субкультуры могут возникать как ответ на фрагментацию общества по принципу сексуально-семейных отношений (субкультуры, основанные на супружеском статусе). Это в основном относится к западному обществу, но имеет место и в России. В частности, «мир прежде женатых» – это субкультура со своими собственными механизмами совместного существования, моделями регулирования раздельной или в разводе жизни.

Субкультуры возникают в основном в крупных мегаполисах. Хрестоматийный пример – хиппи. В середине 1950-х гг. на калифорнийском побережье собралась группа писателей, художников – богемной молодежи, их окрестили «битниками». Основными признаками их субкультуры было прославление нищеты (джинсы, сандалии, лачуги), пристрастие к негритянскому джазу и жаргону, интерес к восточному мистицизму и антагонизм к основанному на технологии обществу. Они оставались крошечной сектой, пока не появилась лизергиновая кислота (ЛСД). Тогда и возникла большая группа – движение хиппи, представители которой были и в СССР в начале и в середине 1980-х гг. В связи с возрастанием скорости социокультурных изменений субкультуры подобного рода, особенно связанные с возрастом, быстро сходят с арены, заменяясь другими. Более устойчивы этнические субкультуры.

Принято считать, что причины возникновения этнических субкультур – в усилении миграционных процессов, перемещении людей из привычных культурных ареалов в новые и т. п. Разумеется, полиэтничность порождает много проблем: социальных, политических, культурных. Для этого достаточно обратиться к ситуации конца XX – начала XXI в. в европейских государствах, этническая структура которых заметно изменилась в основном за счет арабского населения. Однако проблемы – не в этническом разнообразии как таковом, это разнообразие как раз дает дополнительный стимул для обогащения культур. Проблемы возникают, когда этничность политизируется: провоцируются геноцид, ксенофобия, конфликтность, сепаратистские движения. Причины этого – борьба за власть, за перераспределение разного рода ресурсов, за отстаивание определенных культурных ценностей. Все это стимулирует образование субкультурных объединений, в которых люди, с одной стороны, находят поддержку и защиту, а с другой – обретают индивидуализированное культурное бытие.

Однако далеко не во всех случаях человек оказывается способен обнаружить и занять ту нишу в социокультурной структуре, где он чувствовал бы себя социально комфортно. В этих случаях говорят о маргиналъности (от лат. margo – край, граница). Впервые понятие маргинальности употребил Р. Парк в труде «Миграция и маргинальный человек» (1940). С появлением монографии Э. Стоунквиста «Маргинальный человек» понятие прочно вошло в научный лексикон, обогащаясь рассмотрением разнообразных проблем, связанных с анализом пограничного положения личности по отношению к какой-либо социальной общности.

В основе культурной маргинальности рассогласованность ценностей разных культур, которыми одновременно – в силу различных обстоятельств – вынуждены руководствоваться индивиды. Эти обстоятельства могут быть связаны как с миграцией, т. е. изменением культурного окружения (перемещением из страны в страну, из села в город и т. п.), так и с резкими изменениями внутри культуры (смена социально-политического и экономического устройства в рамках модернизации общества). Изменения как бы «выталкивают» человека на периферию общества, затрудняя его профессиональную самореализацию, повседневную жизнь. Он вынужден заново искать свое место в социальной структуре, формирующейся в результате появления новых социальных групп и/или изменения их статуса, определяться в новой иерархии ценностей и иной системе взаимодействия.

В обыденном сознании бытует представление, что маргиналии – это опустившиеся люди, бомжи, алкоголики и т. п. Это верно лишь отчасти. Рассмотрим варианты следствий маргинализации индивидов, выражающихся, как правило, в понятиях асоциального или даже антисоциального. Действительно, одним из вариантов, а точнее крайним вариантом, является формирование девиантных групп со своей уголовно-криминальной субкультурой. Они могут иметь и этнический характер, но практика показывает, что доминирующей причиной подобного объединения выступает не столько этничность, сколько «окраинное» по отношению к доминирующей социокультурной общности положение и желание достижения статуса, прежде всего имущественного, любым путем, в данном случае преступным.

Другой вариант негативной легитимации – возникновение так называемой контркультуры как протестной, альтернативной по отношению к общепринятой, стандартной, официальной культуре. Это опыт экспериментирования в свободном культурном пространстве, не связанном какими бы то ни было идеологическими, конфессиональными, национальными или возрастными границами.

Мы говорим о негативной легитимации маргинальности в данном случае, так как главной темой здесь выступает протест по отношению к доминирующей системе ценностей. Однако ограниченность (в силу разнообразных причин) культурной самоидентификации в традиционной, привычной для индивида форме может приводить к возникновению принципиально новых культурных образцов, «сконструированных» из разнопланового, принадлежащего к разных культурам материала. В результате формируются новые стили в художественном творчестве (М. Шагал, К.С. Малевич, В.В. Кандинский), возникают своеобразные философские концепции (Ф. Ницше, С. Кьеркегор, 3. Фрейд, Г. Маркузе), литературные тексты (Ф. Кафка, Г. Гессе).

Современная социокультурная ситуация, для которой характерны некоторое смещение понятий ядра и периферии культуры, «мозаичный» (по А. Молю) принцип построения культурного пространства, а также принципиально иные, чем прежде, возможности для индивидуального пересечения границ, значительно расширяет диапазон приемлемости норм, ценностей и культурных образцов.

Модель пятая, Э. Орловой. Обоснованная и логически стройная морфологическая модель культуры предложена Э.А. Орловой[57]. Такая модель позволяет выявить соотношение универсальных и специфичных характеристик в строении определенной культуры.

В структуре культуры выделяются две области: обыденной, или повседневной, и специализированной культуры (рис. 3.4).

Рис. 3.4. Структура культуры. Критерий: характер деятельности

В свою очередь, в специализированной деятельности можно выделить три функциональных блока:

1) культурные аспекты социальной организации (хозяйственная, политическая, правовая культура);

2) социально значимое знание (религиозная, художественная, философская, научная культура);

3) каналы трансляции социально значимого опыта (образование, просвещение, массовая коммуникация).

В обыденной культуре выделены аналоги специализированной деятельности. Так, организационному блоку соответствует домашнее хозяйство, межличностные отношения, мораль (нравственность); познавательному блоку – суеверия, обыденная эстетика, «народная мудрость», практическое знание; трансляционному болку – передача культурного опыта посредством игры, слухов, бесед, советов и т. п.

Обыденную культуру человек осваивает в среде его повседневного общения (семья, друзья, одноклассники, соседи и т. п.) через образцы деятельности, поведения, оценивания, обычаи и нравы, а также через средства массовой коммуникации. Ценность модели Э. Орловой как раз в том и состоит, что она включает и фиксирует область обыденной (повседневной) культуры. Это довольно поздно вычленяющаяся сфера коллективной жизни и соответственно поздно образующаяся в языке область значений.

В толковом словаре В.И. Даля, по преимуществу ориентированном на более традиционную лексику и семантику, слов «повседневность» и «обыденность» нет, а «быт» понимается исключительно как традиционный (народный, национальный, сословный) уклад коллективного существования. Выделенное по смыслу понятие повседневности появляется в Европе с переходом к современному, или модерному, обществу, а в орбиту исследовательского интереса оно приходит относительно недавно, несколько десятилетий назад.

До периода научного осмысления понятие повседневного формировалось через ценностное противопоставление. На другом конце шкалы находилась область аристократического (высокого), официального (государственного), институционализированного, праздничного и т. п. Повседневное же соответственно представлялось как пространство внеиерархического поведения, где акцент делается на отношениях взаимности и доверия, в основе которых – не власть, а влияние, авторитет.

Повседневное, однако, не исчерпывается и не ограничено рамками малых институтов, неформальных отношений семьи, дружбы, соседства, хотя и связано с ними; это полноценная сфера жизни и деятельности социально зрелого индивида, любого и каждого человека. Пространство повседневного формируется как продукт дифференциации различных сфер социальной жизни, как план коллективного существования и воображения, где конфликты и тяготы социальной дифференциации по возможности опосредуются, так как обыденная жизнь включает в себя (в отличие от официальной) систему рекреации, восстановления физических и психических сил человека. Но поскольку она существует в общей системе культуры, повседневная сфера отражает социальную дифференциацию в формах социально-престижного поведения, демонстративно-символического потребления и т. п. Отличают ее от профессиональной сферы, для которой характерна преобразовательная активность, возведенная в ценность современной цивилизацией, поведенческие, приспособительные, адаптивные ориентации. Иными словами, деятельность, осуществляемая человеком за пределами повседневности, и жизнь обыденная имеют в своей основе разные формы освоения мира – преобразовательную и адаптивную.

Последнее означает, что повседневность находится не в оппозиции к профессиональному (низкое – высокое, поверхностное – глубинное), а в дополнении к нему, т. е. традиционная трактовка повседневности как неважного, второстепенного в структуре культуры неправомерна. Отметим, что в массовом сознании эта установка еще сохраняется, хотя и постепенно вытесняется усилением внимания массы людей (а не только аристократии, как это было в прошлом) к обустройству обыденной жизни. Это сопровождается появлением целой индустрии дизайна, удовлетворяющего самые разные потребности людей – от упрощенных, рационализированных полуфабрикатов IKEA до изысканных авторских разработок.

Австрийский философ и социолог А. Шюц, рассматривая структуру повседневного мышления, подчеркивал, что мир повседневной жизни «существовал до нашего рождения, переживался и интерпретировался нашими предшественниками как мир организованный».

Перед нами он (мир повседневной жизни) предстает в нашем собственном переживании и интерпретации. Но любая интерпретация мира основана на предыдущем знакомстве с ним – нашем лично или передаваемом нам родителями и учителями. Этот опыт в форме «наличного знания» (knowledge at hand) выступает как схема, с которой мы соотносим все наши восприятия и переживания.

Такой опыт включает в себя представление о том, что мир. в котором мы живем, – это мир объектов с более или менее определенными качествами. Среди этих объектов мы движемся, испытываем их сопротивление и можем на них воздействовать. Но ни один из них не воспринимается нами как изолированный, поскольку изначально связан с предшествующим опытом. Это и есть запас наличного знания, которое до поры до времени воспринимается как нечто само собой разумеющееся, хотя в любой момент оно может быть поставлено под сомнение.

Несомненное предшествующее знание с самого начала дано нам как типичное, а это означает, что оно несет в себе открытый горизонтпохожихбудущихпереживаний. Внешний мир, например, мы не воспринимаем как совокупность индивидуальных уникальных объектов, рассеянных в пространстве и времени. Мы видим горы, деревья, животных, людей. Я, может быть, никогда раньше не видел ирландского сеттера, но стоит мне на него взглянуть, и я знаю, что это – животное, точнее говоря, собака. В нем все знакомые черты и типичное поведение собаки, а не кошки, например. Можно, конечно, спросить: «Какой она породы?» Это означает, что отличие этой определенной собаки от всех других, мне известных, возникает и проблематизируется только благодаря сходству с несомненной типичной собакой, существующей в моем представлении.

Говоря на специфическом языке Гуссерля… черты, выступающие в действительном восприятии объекта, апперцептивно переносятся на любой другой сходный объект, воспринимаемый лишь в его типичности. Действительный опыт подтверждает или не подтверждает мои ожидания типических соответствий. В случае подтверждения содержание типа обогащается; при этом тип разбивается на подтипы. С другой стороны, конкретный реальный объект обнаруживает свои индивидуальные характеристики, выступающие тем не менее в форме типичности.

Теперь – и это особенно важно – я могу считать этот, в его типичности воспринятый объект представителем общего типа, могу позволить себе сформулировать понятие типа, но мне совсем не нужно думать о конкретной собаке как о представителе общего понятия «собака». В принципе, мой ирландский сеттер Ровер обнаруживает все характеристики, относящиеся, согласно моему предшествующему опыту, к типу собаки. Однако то общее, что он имеет с другими собаками, мне совсем не интересно. Для меня он Ровер – друг и компаньон; в этом его отличие от прочих ирландских сеттеров, с которыми его роднят определенные типичные характеристики внешности и поведения… Я не склонен видеть в Ровере млекопитающее, животное, объект внешнего мира, хотя и знаю, что всем этим он также является.

Таким образом, в естественной установке повседневной жизни нас занимают лишь некоторые объекты, находящиеся в соотношении с другими, ранее воспринятыми, образующими поле самоочевидного, не подвергающегося сомнению опыта. Результат избирательной активности нашего сознания – выделение индивидуальных и типических характеристик объектов. Вообще говоря, нам интересны лишь некоторые аспекты каждого особенного типизированного объекта.

Schutz A.

Common-Sense and Scientific Interpretation of Human Action // Collected, Papers. V. 1. The Problem of Social Reality. The Hague, 1962. P. 7—26.

Повседневное восприятие биографически детерминировано, оно имеет свою историю: весь предшествующий опыт систематизируется в привычных формах наличного запаса знаний. Поэтому повседневное восприятие уникально, дано этому человеку и никому другому. Оно имеет огромное значение для человека, так как задает определенные возможности будущей практической или теоретической деятельности. Кстати, именно поэтому так интересна «жизнь замечательных людей», биографии великих, которые дают возможность заглянуть в их повседневную жизнь как «лабораторию» выдающихся достижений.

Каждый взрослый человек включен одновременно в профессиональную деятельность и в обыденную, повседневную жизнь, он является носителем и той, и другой культуры, и можно проследить взаимосвязь между этими сферами на уровне личности, выделить факторы, влияющие на изменение тех или иных знаний, навыков и норм. В ряде случаев у человека могут возникать напряжения, связанные с рассогласованностью, разбалансировкой этих двух сфер. Следует заметить, что и на уровне культуры в целом возникают такого рода напряжения, и тогда мы фиксируем ситуацию культурного конфликта в системе межкультурной коммуникации. Напряжения и конфликты могут возникать как «по горизонтали», например, между правовой культурой и моралью обыденной жизни, так и «по вертикали», например, между экономической и правовой культурами.

Современные коммуникативные каналы, посредством которых происходит обмен продуктами культуры, выступают как механизмы распространения продуктов культуры. Техническая цивилизация принципиальным образом изменила средства, способы, каналы и технологии передачи культурной информации, влияющие на объемы и скорость этой передачи. Произошла глобализация информационных процессов, практически снявшая вопрос о государственных, политических и иных границах. В новом информационном пространстве выживает только то, что массово востребовано, а таким свойством обладают стандартизованные, унифицированные продукты массовой культуры, потребителем которой и является человек-масса (X. Ортега-и-Гассет). Это и обусловливает отбор продукции культуры, осуществляемый профессионалами средств массовой коммуникации, который определяется в основном двумя обстоятельствами. Во-первых, их собственной культурой и специальностью (продюсеры, музыканты, литераторы, ученые – каждая категория действует в своей области). Во-вторых, выбором такой тематики, которая легко встраивалась бы в формат СМИ, а ее отличает минимум информации, легкость изложения и легкость для понимания.

Становится понятно, почему в коммуникативных каналах так мало важнейших научных и технических проблем современного мира, почему политическая информация ограничивается, как правило, фактами, но чрезвычайно редко сопровождается серьезной аналитикой и почему такое засилье разнообразных ток-шоу Чтобы представить музыку Г. Малера, А. Шнитке или теорию торсионных полей широкому кругу радиослушателей и телезрителей, продюсер, журналист должны сначала сами преодолеть трудности доступа к этим сложным явлениям, представляющим несомненную ценность для современной культуры. Преодолеть трудности освоения, понимания – в этом, возможно, одна из основных причин, объясняющих, почему средства массовой коммуникации не отвечают своему информационному назначению. Лишь малая часть программ претендует на решение задачи сделать доступным большее или меньшее число важных вещей – весьма неполно, сознательно обращаясь лишь к некоторой части слушателей, которая, как предполагается, имеет высокий уровень образования и, следовательно, способна в принципе заинтересоваться сообщением и понять его. Таким образом, эти программы рассчитывают на активное сотрудничество получателей сообщений, на их внимание и интеллект.

Особое место в современной структуре коммуникации занимает Интернет с его сетевой организацией коммуникативного пространства (М. Кастельс). Несмотря на то что Интернет имеет своеобразные характеристики, позволяющие многим исследователям диагностировать возникновение нового типа культуры (мы остановимся на этом в гл. 11), точкой отсчета которой и выступает интернет-коммуникация, в данном контексте он также группируется в трансляционный блок, поскольку имеет и эту функцию в своей структуре.

Недостатки СМИ, описанные выше, в определенной мере компенсируются в системе образования, задача которого – дать не фрагментарное, а системное знание. Однако надо понимать, что численность потребительской аудитории у этих двух каналов коммуникации несоизмерима.

Каждая из описанных моделей как бы высвечивает определенную конфигурацию культуры. В то же время, когда возникает необходимость исследовать и полно описать тот или иной ее аспект, целесообразно использовать все имеющиеся модели, исходя из принципа дополнительности, так как в случае абсолютизации одного из подходов ускользают некоторые существенные для понимания культурных процессов аспекты, особенности, смыслы.