Читать книгу Хроники Нордланда. Пепел розы - Н. Свидрицкая - Страница 2

В последней перед городком Смайли деревеньке, Каменке, телегу с привязанным к бортам Вепрем встретили несколько верховых. Вепрь не шибко разбирался в сословных отличиях, но рыцаря отличить от гражданского мог. Так вот, рыцарей среди двух десятков конных было двое, оба – не самые роскошные. «Вряд ли барон хоть один из них. – Подумалось Вепрю. – Дрянновато выглядят для барона».

И был прав: это были однощитные рыцари, состоявшие на службе у барона Смайли, входившие в его свиту. Кнехты, повязавшие полукровку, при виде них насупились, тот, что постарше, принял воинственный вид:

– Слетелись, стервятники, на падаль?.. Это наш чельфяк, нам за его, значицца, приз полагается!

– Барона нет в Смайли, он гостит в Блэксване. – Отрывисто бросил долговязый тощий рыцарь в поношенном лентнере, на котором остались оттиски лат, – я вместо него.

– Неужто тамошнюю госпожу того… – Начал, лыбясь, рябой, и осекся под пронзительным взглядом тощего.

– Или она его! – Тихо сказал кто-то рядом, и все, даже конные кнехты и второй рыцарь, пониже, но поплотнее и посимпатичнее, заухмылялись.

– Энтот чельфяк… – начал, коротко откашлявшись, рябой, но Вепрь перебил его:

– Я хочу сдать вам Птиц. – Хрипло сказал он. – Почему – мое дело. Я знаю, где они.

– А вот это интересно. – Тощий подъехал к нему так близко, что его конь, гнедой кастилец, зафыркал травно-овсяным духом прямо Вепрю в лицо, почти касаясь жесткими усами. – Говори.

Как-то сразу Вепрь понял, что, не смотря на комичную внешность, тощий рыцарь с кабаном и раковинами в гербе – персона серьезная.

– А что говорить? Я не с ними. Попал к ним, случайно, но не понравились они мне. Я служил барону Драйверу на юге, попался Хлорингам, они меня чуть на кол не посадили. Ушел, подался на Север, очутился здесь. Не Птица я.

– Барону, значит, Драйверу… – Протянул тощий. – Какая, однако, регулярная загогулина роковой судьбы… – При этом он как-то странно смотрел на Вепря, словно испытывал его этим взглядом, или провоцировал на что-то. Вепрь запоздало подумал: а не был ли этот рыцарь гостем Садов Мечты? Хрен его знает, он никогда к ним не присматривался, ненавидел их с самого отрочества. И насторожился. Плохо это, или хорошо? Для него лично?..

– Понимаешь, это хорошо, что служил барону. И что сдать хочешь Птиц, это тоже хорошо, это правильно, это очень разумно. Не дурак, да? – Он дружески усмехнулся Вепрю, и тот осторожно усмехнулся в ответ. – Наверное, не против к барону Смайли пойти? Ну, если честно-то?

– Возьмет – пойду. – Что-то в этом аттракционе дружелюбия Вепря насторожило.

– Так ты зря это. – Перестал улыбаться тощий. – Барон Смайли вашего брата, чельфяков, ненавидит люто, и никогда не свяжется с таким, и думать не моги. – Он сделал паузу, наблюдая, как меняется лицо Вепря. – А вот я могу и взять. Я, милый друг, регулярно индифферентен к чельфякам, эльфам, и прочей нечисти. Я и гулю с погоста применение найду. Что думаешь?.. Зовут меня сэр Брэгэнн, сэр Карл Брэгэнн. По линии матери в родстве с Бергквистами и Карлфельдтами.

– Пойду и к тебе, коли не шутишь. – Буркнул Вепрь.

– Я, милый друг, никогда не шучу. – Сэр Брэгэнн прямо-таки буровил Вепря своими небольшими, близко посаженными, неопределенного темного цвета глазами. – Вообще шуток юмора не уважаю. И хохмачей регулярно не жалую.

Будь на месте Вепря Мария или Гор, они мгновенно узнали бы в этом долговязом рыцаре Катулла, одного из главных мучителей девушки, с которым у Гора однажды вышла стычка из-за нее. Вепрь же в нем гостя Садов Мечты лишь заподозрил, но и от этого подозрения ему стало не по себе. Он и сам не замечал за собой пока этого, но общение с Птицами что-то все-таки изменило в нем, что-то тронулось в его сердце с места, пока что незаметно и почти неощутимо. Он, если можно так сказать, коснулся альтернативной реальности, до сих пор ему неизвестной, попробовал на вкус другие отношения, другие ценности. И именно из этой другой реальности завсегдатаи Садов Мечты теперь виделись ему особенно отвратительно.

– Ты, я смотрю, тоже не весельчак, мой милый друг? – Сэр Карл спешился, стянул одну перчатку. Кто-то из его людей тотчас же принял коня и отвел в сторону. Если бы Вепрь лучше разбирался в таких вещах, он заметил бы, что хоть одет рыцарь и бедно, но конь у него отличный, а меч на скромной потертой кожаной перевязи, с простым, ничем не украшенным эфесом, тем не менее, стоит не меньше сотни дукатов – огромные деньги в Нордланде. Но Вепрь заметил зато, с каким напряженным вниманием смотрят на его собеседника остальные люди, и даже рябой, хмурясь и досадуя, спорить, тем не менее, не смеет.

– Понимаешь, – сэр Карл кивнул, и кнехт разрезал путы на руках Вепря. Тот с наслаждением, одновременно морщась от неприятных ощущений, принялся растирать запястья и онемевшие ладони одна о другую. – Твои друзья… или не друзья, Птицы, в общем, – очень всех здесь достали. Дерзкие они, регулярно, понимаешь? Я не люблю дерзких. Мой господин очень хотел бы с ними покончить, но он, регулярно, очень небрежно подходит к этому делу; другие у него приоритеты. А я, если меня что-то зацепило, уже не успокоюсь, пока не восстановлю статус-кво. И действую последовательно. Сегодня; через неделю; через год; через десять лет – но я своего добьюсь. А еще я, регулярно, добиваюсь определенности. Я мог бы просто взять тебя, и использовать, не объясняя ничего и не спрашивая. Но могу и объяснить. Твое желание служить, мой милый друг, оно похвальное. Очень похвальное. Мне оно нравится. Но как служить? Какую службу ты представляешь? И как ее вижу я? Вот, в чем вопрос вопросов. Допустим, – говорил он размеренно, спокойно и так, почему-то, противно, хоть голос у него был и приятный, что хотелось ему отвесить зуботычину такую, чтобы заткнулся надолго. Но Вепрь тоже умел быть невозмутимым. – Допустим, ты приведешь нас в место, где гнездовались Птицы. Но ты думаешь, что они все еще там, а вот я не уверен. Ворон, регулярно, не дурак. Это я успел узнать точно.

– Это ты к чему клонишь? – Хрипло спросил Вепрь, и сам вдруг сообразив, что тот прав. После его побега последним дураком был бы Ворон, если бы остался на том же месте!..

– К тому, что путь, мой милый друг, к сытой и достойной службе у меня лежит через боль. – Он наклонился ближе и произнес тихо, с наслаждением, даже с вожделением каким-то:

– Через Очень. Большую. Боль.

Гирст, его армигер Эдд, Енох и три десятка кнехтов гнали коней во Фьёсангервен во всю мочь, практически не делая остановок по пути. Енох всю дорогу то трясся, то плакал. Чтобы он не задерживал остальных, его приходилось держать в относительно трезвом состоянии, так как без него вероятность удачного исхода дела равнялась нолю, и даже Гирст порой скрежетал зубами, так раздражал его никчемный недоросль, который постоянно ныл и стенал о бедном дяде Кнуде, да о бедном дяде Лайнеле. Но – без него пока никак. Дерзкий план, который побоялся благословить даже Антон Бергстрем, непризнанный папаша Гирста, почти не веря в него, близился к успешному завершению, и Рон Гирст заслуженно гордился собой. Еще немного, чуть-чуть совсем, и он – царь горы! В данном контексте – вполне себе реальной горы. А там посмотрим, папенька, – обещал про себя Гирст, – как дело повернется, и как мы будем разговаривать с тобою. На каких правах. Гордясь собой и чувствуя близость вожделенной цели, ставя которую перед собой, непризнанный бастард сам шалел от своей дерзости, Гирст не думал о средствах ее достижения, включая живые фигуры. Большая цель – большие жертвы! Что поделаешь, такова реальность. Сильные жрут слабых, слабые, чтобы выжить, исхитряются и исподтишка уничтожают сильных, и на их крови сами становятся сильными. Есть ключевые игроки и есть статисты, массовка… Которую вообще жалеть нет смысла, она велика, безлика, дешева и самовосполнима. Гирст со своими спутниками спешили во Фьёсангервен, город кузнецов и оружейников, пятый по величине город Нордланда, после Элиота, Клойстергема, Блэкбурга и Гранствилла, бывшую столицу ныне несуществующего герцогства Белых Скал, город богатейший, красивый и яркий, город университетский – его университет давно затмил альма-матер Эсгарота, когда-то знаменитую и славную своими пятисотлетними традициями. Город, торгующий с эльфийским побережьем, держащий монополию в торговле паучьим шелком, который добывали с огромным риском для жизни Фанна в Северных Дебрях. Город, который Гирст уже считал своим.

На ночлег Алиса со свитой остановилась в Разъезжем, в монастыре святой Бригитты. Девушка уверена была, что жених там и нагонит ее, и была так разочарована и расстроена, когда этого не случилось, что едва могла сдержать слезы, прощаясь утром с монахинями. Те, пользуясь счастливой оказией, много говорили о проблемах и нуждах монастыря, и прямо, и косвенно давая понять госпоже графине, как кстати будут пожертвования монастырю в любом виде, от натурального продукта до золота. Алиса намеки поняла и пообещала всяческую помощь, и наконец, когда уже подсохла утренняя роса, снова двинулась в путь. Аврора, понимая подругу и сочувствуя ей, старалась разговором на отвлеченные темы успокоить и развлечь ее хоть немного, внутренне очень сердитая на Гэбриэла Хлоринга. Бесчувственный истукан, а не мужчина! Даже она, девушка, при виде печальных вишневых глаз, обрамленных пушистыми длиннющими ресницами, чувствовала, что не в силах обидеть их обладательницу! Вот же повезло графу Валенскому, который счастья своего не ценит уже теперь, а что будет дальше?! И даже легкомысленная Юна, которая все-таки в последний момент решилась ехать с подругами, не желая оставаться один на один с Габи и Женским двором, Алису жалела и старалась развеселить и отвлечь изо всех сил, обсуждая каждого сколько-нибудь видного и значительного мужчину из встреченных ими по пути. Алиса глотала слезы и в обсуждении почти не участвовала, но была благодарна подругам за этот нескончаемый щебет, который и в самом деле не давал ей провалиться в пучину полнейшего уныния.

Наверное, уехала она все-таки зря. Ею двигали обида, но главным образом – абсолютная уверенность в собственной значимости. Это был сигнал Гэбриэлу: ты рискуешь меня потерять! И когда Алиса начала подозревать, что Гэбриэла это отнюдь не пугает и не заставляет принимать какие-то решительные меры, она испугалась сама. А что, если ему в самом деле все равно?! Что, если он только того и ждал, и сам сейчас помчался к своей Длинной, и нацеловывает ее, дылду бесстыжую, нахваливает, и радуется, что так удачно все у него получилось – не нужная больше Алиса сама от него уехала?! Ах, как жаль, что Алиса никогда не была в башне Тополиной Рощи! И не помнит эту Длинную, какая она есть, кроме того, что дылда здоровая! Уже через полчаса и духу бы ее не было!!! А Гэбриэл… Но Гэбриэлу Алиса по-прежнему зла желать не могла. «Буду умирать от его жестокости… – Глотая слезы, думала она, – молча… одна… бледна, покорна и горда… Но он никогда ничего не узнает!». Вот приезжает он, – мечталось ей, – довольный, счастливый, обласканный своей… тварью! – а ему говорят: «Граф… нет, говорит Иво, – Гэйб… Алиса… она умерла. А он в шоке, конечно… не верит, как?! – спрашивает… А Иво так смотрит укоризненно, и говорит… «Она очень страдала, очень, Гэйб. Страдала молча»…

– Я ему говорю, – щебетала Юна, изящно жестикулируя, – вы просто сквайр, сударь, мне не по средствам любить сквайра!»

– Так и сказала? – Фыркнула Аврора. – Вот так, в лоб?!

– Конечно! А что жеманиться? Как будто мы все не понимаем, что любовь без средств на достойную жизнь хороша только в сонетах нищих певцов?!

«Но она тебя благословила перед смертью. – Продолжала Алиса про себя монолог Иво. – Так и сказала: «Пусть он будет счастлив… Со своей… Длинно-о-о-ой!!!». Только черта с два, черта с два он сможет после такого быть счастлив! И узнав о том, что стало с Алисою по его вине, он уже никогда, никогда, никогда не сможет быть счастлив! И Длинную свою пошлет подальше, скажет: «Мертвая Алиса всегда теперь будет стоять между нами!». Он ведь такой, Гэбриэл, он честный, благородный…

– Я любила бы Гэбриэла, – мечтая, Алиса ни слова не пропускала из разговора подруг, – даже будь он нищим!

– Разумеется. – Взмахнула руками Юна. – Но Гэйб Хлоринг никогда не был бы нищим. Золото любит Хлорингов, это все на Острове знают. Правда, или нет, про языческого божка, который был их предком, но все Хлоринги богаты, ведь ты помнишь, его светлость сам как-то говорил, что даже будучи на севере, не зная о своем высоком происхождении, Гэйб не был бедным. Помнишь ведь, Лисочка, помнишь?

Алиса не ответила. Даже не сделала замечания по поводу нелюбимого ею сокращения от имени жениха: «Гэйб». Придержала коня, вся внезапно помертвев. Она почувствовала опасность, страшную, нереально страшную, зло, которое было чуждо самой природе Острова, всему, что ее окружало, что она любила. А потом увидела это Зло.

Ее спутники увидели неприятного, если не сказать: уродливого господина на соловом коне бельгийской породы, с хвостом, по-модному подстриженным и подвязанным. Не смотря на богатую одежду и обилие золота, господин выглядел так, словно какое-то нечистое животное для смеха вырядили и усадили в седло. И он так и пожирал глазами Алису, которая чувствовала, что он не просто смотрит – он ЗНАЕТ, кто она такая. Инстинкт подсказывал лавви, что страшнее врага на этом свете у нее нет.

Уродливый господин снял богатый берет, картинно приложил руку с беретом к груди, кланяясь проезжающими мимо девушкам. «Гэбриэл! – В панике взмолилась Алиса, мгновенно забыв и про Длинную, и про свою красивую кончину, – Гэбриэл, где ты?!»

– А вот и граф. – Произнес Гейне, оглянувшись. – Я уж удивлялся, что он так долго… – И у Алисы вырвался не то всхлип, не то возглас облегчения. Она даже глаза закрыла, и потому не видела, какая гримаса исказила и без того уродливое лицо. Аякс – это был, разумеется, он, – тоже увидел Гэбриэла. Увидел его спутников, эльфа Древней Крови среди них, вооруженных кнехтов… И перехватил взгляд Гэбриэла, тоже увидевшего и узнавшего его.

Гэбриэл не вскрикнул, не указал на него, никак вообще не выразил своего узнавания – только зрачки полыхнули красным огнем. Он как-то напрягся весь, чуть ссутулился, как готовый к броску волк, рука потянулась к мечу. Эльф, почуяв что-то, тоже глянул на Аякса – и тоже узнал. Не как личного врага, а как существо, вообще отвратительное и враждебное эльфам, одного из их исконных и смертельных врагов. И Аякс, не смотря на свою наглую отвагу и уверенность в своих силах, вынужден был признать самому себе: не сейчас! Противно осклабясь, он схватил притороченный к седлу кошель, источающий почти нестерпимую вонь, от которой давно уж фыркал и тряс головой его собственный конь, и, развязав, вытряхнул его содержимое на дорогу, прямо под ноги коней, на которых ехали девушки. Поняв, что сейчас произойдет, Гэбриэл завопил:

– Алиса!!! – И, спрыгивая с коня, устремился к ней. Гор, сопровождавший его, опередил своего хозяина совсем немного, грудью сшибая яростно хрипящего карга.

– Коней, коней держите!!! – Кричал Гэбриэл, повисая на уздечке беснующегося мерина Алисы. Визжали девушки, лягались и рвались до смерти перепуганные кони, четыре карга бесновались в образовавшейся свалке, кричали кнехты. Гэбриэл, для которого сейчас существовала только Алиса и ее безопасность, не видел больше ничего вокруг, забыв даже про Аякса. Рискуя получить подкованным копытом от перепуганного мерина, он ухитрился подхватить Алису на руки и, сунув в руки Иво свое сокровище, только после этого ринулся разбираться с каргами. В то самое время, как его враг, безжалостно кромсая бока своего коня шпорами, мчался в сторону Блумсберри, чтобы скрыться – но не навсегда.

Только чудом каким-то, не иначе, никто серьезно не пострадал, но девушки были до того напуганы, что пришлось возвращаться в монастырь и успокаивать их. Алиса, прижавшись к не отпускающему ее Гэбриэлу, всю дорогу рыдала, промочив ему камзол на груди, и даже спокойная обычно Аврора всхлипывала и дрожала. Ее лошадь понесла, и девушка упала с нее в придорожные кусты, которые смягчили падение, но без царапин, прорех на платье и крапивных ожогов не обошлось. В монастыре Аврора, прихрамывая, ступила на плиты двора и вдруг рухнула в обморок. Этим она спасла Алису и Гэбриэла от нового скандала – Гэбриэл так испугался, что закономерно после испуга разозлился, и Алису ждала гневная отповедь… Но испугался не он один, и предпосылки для грандиозной обоюдной ссоры были отличные. Несчастье с Авророй отодвинуло и страх, и гнев на второй план. Гэбриэл и Алиса, взявшись за руки, ждали вместе у дверей, за которыми Аврору осматривала настоятельница, которая была в придачу к другим своим совершенствам и неплохим аптекарем, и акушеркой. Гэбриэл все-таки отправил Гейне с его людьми вдогонку за Аяксом, и нервничал, сожалея, что не схватил тварь. И еще больше сожалея о том, что тот видел Алису. Девушка, прижавшись к нему, твердила шепотом:

– Он знает, знает, кто я… Гэбриэл, он ЗНАЕТ!

– Почему ты так думаешь, Солнышко? – так же шепотом спрашивал он.

– Он страшный… он НЕ человек, Гэбриэл! Он… страшный, страшный!

«Уж я-то знаю, что это за мразь. – Мрачно думал Гэбриэл, крепче обнимая свое Солнышко. – Может, и не человек… И уж точно тварь злобная и поганая!».

Монахиня, помогавшая настоятельнице, выглянула и поманила к себе Алису. Девушка торопливо пошла за ней, а Гэбриэл встал и принялся прохаживаться по погруженному в полумрак коридору. Со вчерашнего вечера его терзали чувство вины и катастрофы. Брат с утра был, как всегда, и сам отправил его за Алисой, но Гэбриэл чувствовал: все плохо. Гарет зол, или обижен, или и то, и другое, а главное – они отдалились друг от друга. Между ними стена… Которой быть не должно! Теперь еще и Аякс проявился… Гэбриэл понимал, что по-прежнему тот внушает ему страх. Сегодня он где-то глубоко внутри даже обрадовался, что встретил Аякса в сопровождении кнехтов, Гейне и эльфа… Кстати, где он?..

– Кину видел? – Спросил он у Иво, неподвижно сидевшего в углу. Тот вздрогнул, словно и сам витал мыслями невесть где:

– Нет. В смысле, после нападения каргов – нет, не видел.

«Погнался за Аяксом». – Сообразил Гэбриэл. И стиснул кулаки: нет, так нельзя! Он не трус! И больше не мальчишка беспомощный, который попал в руки Аякса связанным и полумертвым от голода и побоев. Если он сам не прикончит Аякса, то не покончит с этим страхом никогда – а Гэбриэл ненавидел страх и презирал трусов.

– Ваше сиятельство! – Встретила Алису у двери настоятельница. – Вы близкая подруга этой девушки?

– Да! – насторожилась Алиса. – Что с ней? Можно мне к ней?!

– С ней все будет хорошо. – Настоятельница взяла ее за руку. – Но есть одна проблема… Очень и очень деликатная.

– Какая?

– У вашей подруги выкидыш.

– Что?! – Алиса не поверила своим ушам. – Нет! Нет! – девушка рассмеялась. – Аврора?! Нет! Что вы, она самая честная и достойная девушка на свете! Я очень хорошо ее знаю!

– Значит, не так уж и хорошо. – Мягко и спокойно возразила настоятельница. – Девушка была беременна и только что лишилась своего ребенка.

Алиса метнулась мимо нее к постели, на которой лежала белая, как полотно, Аврора. Алиса схватила ее за руку, поразившую ее своей вялостью, позвала встревоженно и ласково:

– Авророчка! Ты меня слышишь?.. – И веки девушки задрожали, губы приоткрылись.

– Все хорошо! – Горячо заверила ее Алиса, переплетая пальцы обеих рук с ее. – Все-все! Сейчас тебе станет лучше… – Прикрыла глаза, и настоятельнице почудилось зеленовато-золотое сияние, окутавшее на миг их руки. Сильно запахло лесом, цветами, увядающей травой… Аврора вздохнула и открыла глаза, щеки, только что бледные, порозовели:

– Ой, Алиса…

– Тише! – Алиса приложила пальчик к ее губам. – Как ты думаешь, что с тобой?

– Я, наверное, сильно ушиблась… – Неуверенно произнесла Аврора. – И конь ударил меня копытом, только вскользь, слава богу… Но живот болит ужасно.

Алиса взглянула на настоятельницу, взгляд ее яснее всяких слов говорил: «Вот видите?!». Та только покачала головой.

– Мы никуда не поедем, пока тебе не станет лучше. – Пообещала Алиса. – Отдыхай!

– А ты, а Юна? – Спросила Аврора. – Никто не пострадал?

– Нет, – Алиса с гордостью вновь взглянула на настоятельницу. – С нами же был Гэбриэл!..

– Вы никому ничего не скажете! – Выйдя с настоятельницей за дверь, прошептала Алиса, сверкая глазами. – Аврора – честная девушка! Я не знаю, как это можно объяснить, но Аврора – НЕ ТАКАЯ!

– Милая графиня… – Вздохнула женщина. – Мужскому коварству юной девушке противопоставить нечего. Он умен, опытен, лишен и сострадания, и деликатности… а она – юна и невинна. У нее нет ни опыта, ни осторожности, ни образования. Да, она знает, что мужчины коварны и опасны, но ОН – не такой! Он такой добрый, такой щедрый, так ее любит, и они вот-вот поженятся, так что не важно, до свадьбы она отдаст ему свое тело так же, как уже отдала сердце, или после…

– Нет! – Перебила ее Алиса. – Вы не понимаете! Аврора – не такая! Если бы у нее кто-то был, я знала бы! Мы все друг о друге знаем, мы лучшие подруги!

– И она в самом деле ВСЕ о вас знает, дорогая графиня? – Спокойно спросила настоятельница, глядя Алисе прямо в глаза, и девушка заколебалась. Нет, конечно. Аврора не знала ни того, что Алиса на самом деле – лавви, ни того, что происходило с нею и Гэбриэлом в Садах мечты. Этого вообще никто, кроме Гарета, не знал. Но Аврора… Нет, Алиса не могла в это поверить! Такая спокойная, такая рассудительная! А может… Может, она пережила то же, что сама Алиса?.. Девушка быстро отвернулась, отошла к окну. Бедная! Сердечко лавви сжалось от сострадания. Тогда понятно, почему Аврора молчит – она очень, очень гордая.

– Попробуйте как-то узнать, кто был виновником… – Деликатно предложила настоятельница. – Возможно, этот мужчина не против будет законного брака, и эта ситуация разрешится ко всеобщему благу.

– Главное, – возразила Алиса, – чтобы не против была Аврора. Если он оскорбил и предал ее, зачем ей такой?!

– К сожалению, – вздохнула настоятельница, – наша жизнь и наши обычаи таковы, что небогатой девушке, согрешившей до брака, не приходится быть очень разборчивой.

– Аврора – не нищенка! – Вновь вспыхнула Алиса. – Если понадобится, я отдам… отдам ей все свои драгоценности, чтобы у нее было приданое!

– Конечно, она не нищенка! – Одобрительно улыбнулась настоятельница. – У нее есть такой чудесный друг! Сейчас вы ей особенно нужны!

– Только не говорите никому-никому! – Вновь попросила Алиса. – Никто не должен знать!

– Конечно. – Вздохнула настоятельница. – Я понимаю.

Аякс едва не загнал коня, примчавшись в Блумсберри. Он чувствовал погоню, нюхом чуял! И не просто поганых дайкинов, хуже, и в сто раз опаснее – эльфа Старшей Крови, с которым даже ему в одиночку не совладать. Было бы их, рыжих троллей, хотя бы трое, и им сам черт был бы не брат! Они и с этим эльфом бы пободались, и еще не известно, помогло бы ему все его мастерство, накопленное за хренову уймищу лет! Коня пришлось бросить, но оставить его вот так, за здорово живешь, неизвестно, кому в подарок, Аякс не мог – натура была не та. И он мстительно подрезал коню сухожилия на ногах, оставив его беспомощно биться на дороге в порт. Погоня совсем близко, от близости опасности у Аякса дыбилась щетина на затылке, и давно и надежно запертая внутри сущность, сущность рыжего тролля, одного из самых злобных и опасных тварей Нордланда, отчаянно рвалась наружу. Порой ему очень, очень хотелось дать ей волю, явить остолбеневшим людишкам свое истинное обличье, насладиться их ужасом, всласть напиться их крови и нажраться их потрохов – но нет… Не сейчас. Он один! Пока – один! Если ведьма не соврала, – а Барр Аякс верил, она ведьма, но не лгунья, – то это поправимо. У него есть шанс собрать свою стаю, и тогда – о, как сладко и привольно будет им тогда! Тупые людишки пересрались с эльфами, а без их помощи ни хрена они с рыжими троллями не сделают! Тролли уйдут на запад, в Далвеган, в Анвалон, подальше от Элодисского леса и эльфийского побережья, и все эти земли станут принадлежать троллям, а людишки станут их стадом, скотом на убой!

Но сначала надо уйти от этого эльфа, чья сосредоточенная ненависть уже ощутимо леденит позвоночник и затылок. И Аякс ворвался в порт, отшвыривая со своего пути и матросов, и зевак, и даже грузчиков с мешками и ящиками. Полосатый котяра, греющий на солнышке свои пушистые бока, подскочил, вздыбился, ощерился, издав гнусавый вой. В другой момент Аякс обязательно швырнул бы чем-нибудь в поганую тварь – он ненавидел кошек люто, – но сейчас не до него, не до него было! Бесцеремонно плюхнувшись в рыбачью лодку, он швырнул рыбаку золотой:

– Греби на тот берег! Немедленно, быдло! К черту рыбу твою вонючую… – Он смахнул в воду у причала корзину рыбы, – давай, шевелись! – И рыбак ослушаться не посмел.

Кину, почти настигший Аякса, задержался возле беспомощно пытавшегося встать и падавшего в пыль коня. Спешился, погладил испуганное, впадающее в панику животное, прошептал ему что-то по-эльфийски, успокаивая. И одним молниеносным ударом подарил ему смерть – ноги коню было уже не спасти. Примчавшись в порт, эльф посмотрел вслед удаляющейся рыбачьей лодке. Можно было бы и преследовать дальше, но Кину решил, что вернуться к Гэбриэлу и лавви – важнее. Тролль наверняка удерет, и преследование станет делом не одного дня. Кину, глядя вслед лодке и уплывающему в ней врагу, закрыл глаза, глубоко вздохнул, запоминая ауру врага, все его особенности и его энергию. Теперь малейшего следа, малейшего колебания в эфире ему хватит, чтобы вновь учуять и выследить тролля! Он думал, что эльфы уничтожили этих тварей еще триста лет назад. Оказывается, минимум, один уцелел! И этим следовало заняться немедленно.

Гарет с утра, доехав с братом до ворот Блумсберри, свернул на юг, в сторону Омок, где произошло убийство.

Осмотрев сторожку и кусты, он заметил:

– Он сидел на подоконнике и играл. Потому не слышал, как сзади кто-то подошел… Хрен его знает, кому это понадобилось? Играл он прекрасно, пел тоже.

– Зависть, поди? – Предположил Матиас.

– Баба замешана, ваша светлость. – Брякнул капитан стражи. Человек он был умный, вдумчивый, обстоятельный, но очень стеснялся знатных господ. С детства он привык думать, что те существа необыкновенные, значительные, уже просто по факту рождения. И потому в их присутствии, особенно при Хлорингах, особах королевской крови, чувствовал себя скованно и боялся обратить на себя внимание. От того Гарет вообще считал его человеком туповатым и зря занимающим свой пост, а все, что тот говорил, в лучшем случае просто игнорировал. Капитан, чувствуя это, только еще сильнее стеснялся. Но порой, как вот сейчас, промолчать было нельзя. Гарет и в этот раз не обратил на его слова ровно никакого внимания, но Матиас заинтересовался:

– Почему так думаешь?

– Люди… – капитан прокашлялся, волнуясь страшно, – видели. Девицу. Деревенскую. С корзинкой. Красивую. Бежала отсюда сломя голову, как ненормальная.

– Одежда, – всем своим видом показывая, что вообще не о чем тут говорить, поинтересовался Гарет, – чистая была?

– У девки?.. Да… крови не было на ней, люди б рассмотрели.

– Значит, просто увидела что… а может, и убийцу увидела. – Гарет нахмурился. – Думаете, – смотрел он при этом на Матиаса, – он здесь свидание девке назначил?

– Да, ваша светлость! – Вновь выпалил капитан. С вечера он проделал огромную работу: облазил все кусты, овраг и даже ручей. Опросил всех, кто видел и мог видеть, искал девку, о которой говорили свидетели, и прошел ее путь аж до ворот. И нашел еще три трупа. – Там, в сторожке, постель готовая, цветы расставлены, ваза с печеньем, вино сладкое.

– Хм. – Гарет оглянулся. Барда ему было жаль. Всегда жаль, когда погибают такие талантливые. Пение Орри украшало этот мир и эту жизнь, и лишившись этого пения, мир утратил часть своей красоты. Ничем и никогда невосполнимую. Есть и будут другие музыканты и другие барды, но… таких – уже не будет. Никогда. – Ты прав. – И капитан засиял, как начищенная сковорода. – Бабу он здесь ждал. И скорее всего, соперник из-за этой бабы его и убил. Значит, баба эта сможет нам рассказать, кто мог его убить и за что… Нашли ее?

– Нет, ваша светлость. – Расстроился капитан. – Проследил я путь ее до Южных Ворот. Люди видели, как она по дороге к ним ковыляла. По самой жаре. Там, в кустах на выгоне, двух мальчишек нашел, убитых, а у ворот, в кустах тоже – стражника, отлить пошел. Так со спущенными штанами и лежал. У мальчишки одного, – расхрабрился капитан, – щека одна того, оцарапана. Как бабы царапаются.

Гарет быстро глянул на него:

– Серьезно?

– Да, ваша светлость. И там эльфа и видели. Весь в черном, высокий, волосы светлые, глаза, извиняюсь, красные.

– Девка была не полукровка, не эльфа?

– Нет. Обычная девка. Звали Мартой.

– Откуда знаешь?

– Так ее, – капитан аж покраснел, – у Южных ворот подобрал Марк Хант, он того… шлюхами приторговывает, но только по слухам, на горячем его не поймал я еще. Я с ним хорошенечко вчера того… поговорил. Он сначала отшучивался, но когда я его убийством того… пугнул, он все и рассказал. Девка, говорит, назвалась Мартой, сказала, что служит в богатом доме. Но он думает, что куда выше, как ни сама богачка. Потому, что больно того… хорошо выглядит. И ноги стерла, от того и ковыляла кое-как, а зеваки у трактира решили, что пьяная, извиняюсь за такие слова. Он ее довез в портшезе до площади святой Анны, она во двор вошла, но он потом смотрел, и я проверил – двор проходной, оттуда в два разных района попасть можно, и везде богатые дома. Я и носильщиков нашел, которые портшез того, они все подтвердили. И девку описали: светловолосая, с косами, голубоглазая, красивая такая, худая только очень. Мои людишки там в округе того… расспрашивают народ, ищут. Носильщики, если что, обещали девку опознать. А эльфа – вряд ли. Они ж для нас на одно лицо все.

– С эльфами поговорю я. – Кусая губы, сказал Гарет. – Ты со мной пойдешь, будешь свидетелем нашего разговора. Не хватало мне еще, чтобы по городу начались разговоры о том, что эльфы людей режут, а я покрываю.

Проехав по дороге к Южным воротам, – капитан показал Гарету, где нашли парней, где вырвало Габи, где она подошла к Южным воротам, где нашли труп стражника, – Гарет внимательно все осмотрел и, все больше мрачнея, оставил коня у ворот Эльфийского квартала. Такое серьезное убийство в городе, где ничего настолько дерзкого и страшного не случалось практически никогда, необходимо было раскрыть как можно скорее, чтобы успокоить людей. Не привычные к таким новостям, горожане были напуганы, взбудоражены, город уже начинал бурлить и наполняться слухами. Герцог, как конечная судебная инстанция, был и следователем, и прокурором, и судьей в одном лице. Два нюанса делали это дело особо неприятным: убийство стражника и участие в этом эльфа. «Надо было с отцом посоветоваться. – Думал он, направляясь к дому Бука, где обычно собирались эльфы, чтобы пообщаться, и где принимали гостей. – Еще Габи надо проведать, не вернулась в замок, укусил кто-то… Черт знает, что за время началось».

Их уже ждали – и Бук, и Снежный Рассвет. Капитан, впервые попавший в Эльфийский квартал, не смотря на то, что жил в Гранствилле с рождения, снова смутился: такими гордыми, красивыми и отстраненными казались эльфы. Фанна он и вовсе видел впервые, и красота эльфийки потрясла его. Он даже взглянуть на нее боялся.

– Мы знаем, – сказала она, – что вас привело. Мы знаем убийцу. Это не эльф. Это эльдар, которого вы уже знаете. Он участвовал в нападении на ваши деревни… не помню названий. – Слегка поколебавшись, заметила эльфийка. – Но имя этого эльдара помню: Шторм. У нас нет причин покрывать его или помогать ему, но и помогать ВАМ его ловить мы не будем. Он преступник, на нем много крови, но он скорее наша кровь, чем нет. А мы свою кровь не проливаем. Никогда, сколько стоит этот мир, эльф не пролил крови эльфа. А отдавать вам его на расправу – это все равно, что убить его.

– Зачем он убивает, можете сказать? – Скрывая раздражение, поинтересовался Гарет.

– Нет. – Ответила Снежный Рассвет. – Мы не знаем. И его поступки, и мотивы этих поступков, бесконечно нам чужды.

– Прости, Виоль. – Подал голос Бук. – Мы вновь даем тебе повод злиться на эльфов… Но иначе мы не можем.

– Вы никогда не можете. – Сухо ответил Гарет. – Спасибо и на том, что назвали его. Надеюсь, прятать его вы не станете?

– Если придет в наш квартал – приюта он здесь не получит. – Пообещала Снежный Рассвет. – Его преступления не приемлемы и для нас.

– И на том спасибо. – Повторил Гарет. – О том, в городе он, или нет, вы, конечно, не скажете?

– Он где-то близко, но в городе, или рядом – не знаю. – Внезапно произнес Бук. – Виоль Ол Таэр, хочешь ты того, или нет, и хотят ли того Наместник и его брат, но пришло время, когда нам нужно объединиться. В Лиссе не видят этого, но мы здесь, живя бок о бок с дай… с людьми, – чувствуем, что Остров вот-вот накроет какая-то большая беда. Когда придется забыть все прежние недоразумения и…

– Это то, что случилось с моим братом, ты называешь недоразумениями?! – Вспыхнул Гарет, и Снежный Рассвет легко коснулась запястья Бука, порывающегося что-то возразить.

– Погоди. – Произнесла мягко. – Скоро и он это поймет. Скоро все это поймут.

Марчелло в это самое время проведывал Габриэллу. Ее укусили слепни, и Беатрис, увидев следы их укусов, сообразила, как объяснить состояние Габи. Покаявшись, что они с госпожой решили сходить на рынок в Кодры, она сказала, что там ее укусило какое-то насекомое, и после этого укуса Габи почувствовала себя плохо. Надо сказать, что выглядели укусы ужасно: кожа вокруг темных точек вспухла, возникли кошмарного вида кровоподтеки. Так что даже Марчелло, неплохой врач, ничего противоестественного в состоянии Габи после этих укусов не увидел. Тем более, что на его родине от укусов ядовитых пауков или шершней случалось и не такое. О ядовитых насекомых Нордланда он ничего не знал, но допускал их наличие. И надо же было такому случиться, что ужалили эти твари именно принцессу!

Беатрис повезло: признавшись, что сбежали они через черный ход, про дом на улице Вязов она и не пикнула, а Марчелло ничего не заподозрил. Их версия, вроде, прошла «на ура». Правда, пока не появился герцог, Беатрис все равно нервничала. В Девичьей Башне считалось, что он необыкновенно умен и проницателен, «ничего от него не скроешь!». И Беатрис нервничала и то и дело вздрагивала, услышав какой-нибудь шум внизу. Вообще-то, герцог должен был подъехать верхом, он был один из немногих, кто мог свободно разъезжать по чистым улицам Гранствилла, но мало ли?.. Беатрис нервничала, а тут еще и Габи мозг выносила. Графиня не на шутку разболелась, и все вокруг вынуждены были терпеть ее капризы, обвинения и абсурдные, противоречащие одно другому требования. То ей было жарко, то зябко, то темно, то светло, то хотелось пить, то не хотелось, то питье было кислым, то сладким, то вообще никаким… А в перерывах были слезы: «Вы все меня ненавидите, все хотите, чтобы я умерла!!!», жалобы, издевки и просто нытье, выводившее из себя всех, кроме верной безответной Гаги, которая, во-первых, ничего не слышала, во-вторых, искренне переживала за свою госпожу и стремилась изо всех сил помочь и угодить ей. И какой бы ни была Габи вздорной и в целом неблагодарной, но даже она видела преданность этой простой девочки, и то и дело приводила ее в пример остальным женщинам и девушкам своей свиты: «Только одна эта дурочка еще меня и любит! – Истерично восклицала она. – Только она и останется со мной, если что…».

– Какая дурочка? – Гарет вошел совершенно бесшумно и вызвал переполох среди дам, которые принялись кланяться ему, лихорадочно пытаясь как-то незаметно оправиться и привести себя в относительный порядок.

– Вот эта! – Махнула Габи на Гагу вялой рукой. – Пошли все отсюда!.. Достали…

– Ну, дорогая кузина, смотрю, ты в порядке. – Усмехнулся ласково Гарет, присаживаясь на край постели. – А Марчелло говорит, тебя покусали какие-то неизвестные его науке ядовитые гады?..

Габи быстро глянула на Матиаса, и приподняла широкий рукав сорочки:

– Вот, сам смотри!..

– Ох ты… – Вырвалось у Гарета, едва он увидел устрашающего вида кровоподтек вокруг темной точки на предплечье. А Матиас воскликнул:

– да это не гады ядовитые! Это слепень, овод, он… – И покраснел под гневным взглядом Габи, кашлянул:

– Простите…

– Да ладно! – Не поверил Гарет. – Меня кусали сколько раз, и ничего… В смысле, таких синяков не было.

– И у меня не было. – Пожал плечами Матиас. – А у сестренки моей вот точно такая же была блямба… И жар был, и тошнило ее… Простите. У них, у дамочек, кожа больно нежная и тонкая, наверное, поэтому…

– А наверное. – Покусал губу Гарет. Габи сморщилась:

– И что это за гадость: СЛЕПЕНЬ?

– Тебе лучше не знать. – Засмеялся Гарет. – Большой, зеленый, пучеглазый мух. А еще он знаешь, что делает?.. Он не просто кусает. Он своим хоботом прокалывает кожу и напускает туда личинку свою. И она там растет, прямо под кожей, и жрет тебя изнутри…

Договорить он не успел. Габи подскочила, как ужаленная, с диким визгом, и принялась ожесточенно царапать ногтями укус, так, что мигом появилась кровь.

– Стой! – Гарет сам испугался успеху своей шутки. – Пошутил я, пошутил, прости дурака! – Схватил ее за руки, не давая себя царапать дальше. – Ну, прости, я пошутил, пошутил!

Габи обмякла в его руках и разрыдалась. Она устала, она все еще была в шоке, ей было дурно!

– Вы все меня ненавидите-е-е… – Рыдала она. – Мне плохо, а ты издеваешься-а-а-а… Я умру, умру, а вы меня даже не вспомните-е-е-е…

– Глупенькая. – Гарет, цыкнув на Матиаса, который мгновенно исчез, чтобы построить глазки дамам и позубоскалить с ними на первом этаже, в каминной гостиной, крепко обнял кузину. – Ты же моя сестренка… А помнишь, я тебе показывал, как слепень с перышком в попе летает прикольно? Это слепень же и был… А помнишь, я тебе колючки из ноги вытаскивал?.. А ты у меня хотела вытащить пчелу из волос, и она тебя ужалила?.. У тебя и тогда все опухло там, где жало воткнулось.

– А мама, – всхлипнув, попыталась улыбнуться Габи, – тебя чуть не побила. И тогда я ее начала колотить своим чепчиком.

– да. Ты храбрая девчонка, что есть, то есть. Я дракона боюсь меньше, чем тети Алисы, а ты ее вообще не боишься!

– Боюсь. – Всхлипнув, призналась Габи. – Если она узнает, что мы на рынок бегали…

– А на хрена вы туда бегали? – Посерьезнел Гарет.

– Я вот и сама теперь думаю: на хрена?! – Вырвалось у Габи. – Я думала, будет интересно… Приключение такое, понимаешь?..

– Понимаю. – Гарет осторожно пригладил слегка потускневшие волосы Габи. – Ну, и как?

– А никак… – Габи тяжело вздохнула. – Жарко, грязно, шумно… и нисколечко не интересно. Ты не скажешь маме? Она меня больше никогда не пустит в Гранствилл.

– Зачем тебе в Гранствилл?

– Гарет, пожалуйста! Я больше ни за что никуда одна не сунусь, клянусь тебе!

– Я просто спросил.

– Я… не люблю быть в Хефлинуэлле. – Помолчав и низко опустив голову, призналась Габи. – Там повсюду эта… ваша Алиса! Кругом только о ней говорят… Словно она везде!!! И я люблю ходить в Святую Анну Ирландскую, мне там хорошо.

– Ты зря ссоришься с Алисой.

– Я не ссорюсь! Просто она самоуверенная, лживая, заносчивая, лицемерная… дрянь!!!

– Она вовсе не такая. – Вздохнул Гарет, подумав, что нужно поговорить об этом с отцом. Если кто-то и сможет как-то повлиять на Габи, решившей ненавидеть Алису во что бы то ни стало, так только он.

– Ладно. Поправляйся. – Гарет отстранился, поцеловал Габи в лоб:

– У тебя жар. – Заметил серьезно. – Ложись, поправляйся. Я ничего никому не скажу, обещаю. Но и ты обещай – никаких больше побегушек на рынки, в лавки и прочие места! Без свиты – никуда! Обещаешь?.. Не то быстро запрем тебя в Разъезжем на ближайшие три года!

– Обещаю. – Капризно ответила Габи, с облегчением опускаясь на подушки, которые быстренько взбила Гага, – девочка все это время пряталась за портьерой и ждала, когда понадобится. – Я и сама больше ничего такого не хочу.

– Вот и молодец. – Гарет встал, расправил плечи. – Я еще проведаю тебя.

У него и в голове не мелькнуло, связать одно происшествие с другим. Гарет, как и его отец, понимал, что Габи звезд с неба не хватает, но заподозрить ее, хоть на секунду, в чем-то неприличном он был просто не в состоянии. И поэтому решил и в самом деле ничего его высочеству не говорить.

Заехав к Твидлам, Гарет отказался от угощения, сославшись на занятость, и поговорил с Глэдис о том паже, который был при них в Гнезде Ласточки двадцать лет назад. Глэдис утверждала, что помнит мальчишку смутно, кроме того, что он все время ее раздражал, но вот няня должна его хорошо знать, так как была толи в родстве с кем-то из его родни, толи хорошо знала его родителей. Женщина обещала узнать, где эта няня теперь, и Гарет заехал поинтересоваться, не узнала ли. Вся эта история смущала и тревожила его. Было неприятно думать, что кто-то из их ближайшего окружения был предателем и виновен в смерти их матери и страданиях брата… А может, преспокойненько отирается подле них и теперь, и строит хрен знает, какие козни.

Глэдис подтвердила, что узнала адрес их старой няньки, что та жива и обретается в деревеньке Хвойное, в нескольких милях к востоку от Копьево, куда Глэдис решила поехать сама. Гарет отговаривать женщину не стал, понимая, что она права: старуха еще не факт, что станет разговаривать с кем-то незнакомым, да еще и с иностранцем, если посылать Марчелло. А кого можно послать еще? Кому можно довериться в таком щекотливом, да и опасном, деле?.. Так что он только благодарен был Глэдис за готовность им помочь.

Гарет знал, что заезжать в Тополиную рощу ему не стоит, отлично знал, почему, и согласен был с собственным здравым смыслом во всем. Но рука сама потянула повод влево, разворачивая коня, и все его существо было счастливо от предвкушения встречи. Велев свите дожидаться у моста, Гарет пустил коня рысью по ставшей такой заманчивой тропе, и через пару минут был под старой черемухой. А навстречу ему спешила сияющая Мария, и не подумавшая сделать вид, будто удивлена, или не ждала, или не рада.

– А я видела, как вы уезжали! – Сообщила непосредственно. – И так и думала, что на обратном пути заглянете! А где Гэбриэл? Я так по нему соскучилась! Вы же вместе уезжали?

– Он торопился. Его невеста уехала, и он… помчался за ней. На обратном пути обязательно заглянет к тебе, не волнуйся.

– Я не волнуюсь. – Мария приняла это, как должное, вновь удивив Гарета до странного, ноющего, болезненного и в то же время приятного чувства в груди. – Он ее очень-очень любит, я же понимаю. А вы надолго?

– К сожалению, нет. – Гарет спешился, не удержавшись от нового жгучего взгляда в сторону Ганса. Проклятый полукровка ответил насмешливым и даже чуть вызывающим взглядом, и Гарет стиснул зубы, успокаивая себя.

– Жарко… Угостишь меня холодным сидром?

– Конечно! – Мария развернулась к дому и плавно, и в то же время так стремительно, что юбка обвилась вокруг ног. – Проходите! Отдохните, у нас прохладно! Вам сидру, или лимонаду? Меня Тильда научила делать настоящий лимонад, как в Испании! Моисей его очень любит…

– Мне хоть что, лишь бы похолоднее. – Гарет с удовольствием шагнул в прохладу кухни. Здесь только что помыли некрашеные доски пола, и они сияли влажным блеском и пахли мокрым деревом. Чистота была идеальная, все полотенца и тряпки – белоснежными, столешница выскоблена и натерта, посуда выстроилась по рангу и размерам, очаг сверкал чистотой и даже веник из полыни выглядел новехоньким. Необычайно опрятной и свежей выглядела и сама девушка, изящные руки и ногти светились чистотой, фартук был без единого пятнышка, словно она убралась и тут же переоделась. Гарет стоял у стола и смотрел, как она зачерпывает чистеньким ковшиком из небольшого бочонка напиток и наливает в стеклянный бокал. Он был уверен, что Мария не переодевалась. Что она просто такая и есть: ловкая, аккуратная, стремительная, но осторожная. И снова ему подумалось: он хотел бы всю жизнь прожить с нею. Засыпать с нею в одной постели и просыпаться утром, обнимая ее. Чтобы она готовила ему завтрак и позволяла любоваться движениями своих божественно-красивых, изящных рук. Свет из верхнего окошка зажигал нестерпимое янтарное сияние вокруг ее головы, и Гарет знал, что не устанет любоваться этим сиянием, и сможет смотреть и смотреть на нее, вечно, всегда.

– У тебя новый фартук. – Заметил, принимая напиток из ее рук. Мария слегка покраснела:

– Да… Я сама его сшила. Это первая обновка, которую я сшила сама…

– Ну-ка, повернись. – Гарет, которому было все равно, что надето на его любовницах, и уж тем более, на дамах, которые его вообще не интересовали, с живым интересом оглядел обновку Марии. – Не плохо. Ловко так сидит на тебе, словно настоящая портниха его сшила. Ткань ты выбирала?

– Да. – Мария, сама не своя от гордости и счастья, принялась скручивать край фартука в трубочку. – Мне показалось, что коричневая клетка как-то хорошо подходит к голубому и белому… Тильда хотела темно-синюю полоску, и мне тоже понравилось, но захотелось эту…

– Отлично смотрится. И тебе идет. – Гарет говорил это совершенно искренне. Ему хотелось сделать Марии приятное, это верно, но в то же время он и в самом деле так думал. Хотя… если бы всего неделю назад кто-нибудь из знакомых ему девушек похвастал новым фартуком, он в лучшем случае с веселым недоумением приподнял бы одну бровь. И дело было не только в ее красоте. Даже не столько в ее красоте. Гарет в присутствии этой девушки становился другим, таким, каким сам начинал любить себя сильнее. Таким, каким всегда втайне хотел видеть себя. Мария каким-то непостижимым образом совершала это чудо, словно от ее сияния и искренности на какие-то минуты просыпался зачарованный, скованный магией условностей и долга Гарет, НАСТОЯЩИЙ Гарет. В такие минуты он чувствовал себя таким свободным и счастливым, как больше никогда и ни с кем. Как ему хотелось сказать ей об этом! Объяснить, что то, что говорят о нем другие, что наверняка говорила ей Тильда – это правда, но не вся. Что таким является герцог, наследник, хозяин Элодиса и принц крови, но есть другой Гарет, которого вызвала к жизни из зачарованного сна сама Мария, и этот Гарет – совсем иной… Но он понимал, что это – ни к чему.

– А я научилась читать! – Мария вся сияла, говоря ему это. – Правда-правда!

– Когда?! – Изумился Гарет.

– Сегодня ночью! – Воскликнула Мария. Вот так она и знала, так и знала, что он будет изумлен! Предвкушение этого изумления девушку подстегивало так хорошо, что никакого другого стимула и не нужно было! И как она сейчас была счастлива, как горда собой!

– Что, уже читаешь?! – Не поверил Гарет. И Мария, метнувшись, выложила на стол перед ним книгу, «Гарет и Линетта». Торжественно прочла заглавие, с легкой запинкой, но не по складам и не путая ударения, а потом – и первую строчку.

– Я поражен! – Гарет поднял руки, и Мария рассмеялась так живо, весело и звонко, что он сам засмеялся, глядя на ее белые зубы и смеющиеся глаза. – Это куда круче фартука, снимаю шляпу!

– Я уже прочитала про Персиваля и Грааль, – похвасталась Мария, и радость Гарета чуть подувяла. Разумеется. Гэбриэл Персиваль, ты, как всегда, первый в очереди. Как и твой ребенок у нее под сердцем.

Шторм наблюдал за происходящим на улице Полевой, не показываясь никому на глаза, но не пропустил ничего. Ни того, как Габи, чуть живую, поспешно перенесли с черного хода в дом Хлорингов, ни визита Марчелло, который – Шторм знал, – был врачом герцога. Ни появления самого герцога, так похожего на Гора, что даже странно – Шторм никогда не видел близнецов. За себя эльдар не боялся совершенно, а вот за Габи переживал… Хоть и не признавал за собой такой глупости. И все же следил, настороженный, как зверь. Поняв, что про дом на улице Вязов, судя по всему, известно не стало никому, он испытал нелогичное облегчение. Значит, есть еще шанс, что Габи сюда вернется. Зачем это ему? – Шторм не знал. Когда все стихло, он подождал немного, вернулся к себе и, сидя на подоконнике скрытого ветвями окна, осторожно тронул струны эльфийской гитары, которую забрал с места убийства. Он не умел играть и в Садах Мечты музыки не слышал. Как абсолютное большинство эльфов, эльдар имел абсолютный слух и был очень музыкален от природы, и редко, когда услышанные где-то в городе или деревне мелодии были ему приятны. Но убитый бард играл прекрасно… И звук, – нежно касаясь тонких струн, решил для себя Шторм, – волшебный.

– Он – кто? – Не понял Гэбриэл.

– Это рыжий тролль. – Повторил Кину. – Это необычайно опасная тварь, в свое время они страшно терроризировали остров, особенно Юг Острова, от них не было никакого спасения. Генрих Великий даже обращался к эльфам за помощью, и только так с этой мерзостью удалось совладать. Оказывается, не навсегда. Проблема в том, что их создала… магия, чуждая Острову и всем, кто его населяет. Это даже не магия в нашем понимании.

– Не понял ни фига. – Честно признался Гэбриэл. – Магия, не магия… Что к чему?

– В некотором смысле, – Кину чуть смутился, – к их появлению причастен я. У моей Одри был странный Дар. Она могла изменять все, чему давала имя. Она была одна из Четырех.

– Из кого?..

– Четыре женщины с Даром должны были передать свои Дары Стражу. Страж должен был родиться потомком всех четырех. Первой была Дрейдре, Оборотень – и Страж владеет этим Даром, он метаморф. Второй была Катарина Поллестад, из Росной Долины, которая в детстве коснулась рога единорога и после этого стала неподвластной никакому злу. Никакая магия зла, никакая тьма над Стражем не властна. Третьей была самая могучая стихийная ведьма Острова, Эвадне Белая, движением пальца способная обрушить на Остров все громы небесные. И четвертой была моя Одри, которая могла каким-то непостижимым образом превращать людей в животных, мыльные пузыри в жемчуг… и так далее. В ней не было никакой магии, она не была волшебницей, и в то же время стоило ей вслух назвать кого-то или что-то чем-то иным – и так и происходило. Предок эрла Лайнела, Антонио Еннер, какое-то время пробыл зайчиком, да и мне, – Кину усмехнулся, – досталось. Первый рыжий тролль на Острове так и появился.

– Погоди… – Гэбриэл и прежде это слышал, но по-настоящему до него дошло только что. – Так Страж – он твой…

– Да. Он сын моей младшей дочери.

– И как она… твоя… как она его?..

– Не поверишь. – Криво усмехнулся Кину. – Я сам не поверил бы, если бы не увидел собственными глазами, как это произошло. У моей Одри был поклонник… Так называемый. Он упорно преследовал ее, невзирая на то, что ей эти преследования были противны. И в какой-то момент она просто назвала его имя. Просто обратилась к нему по имени. И получилось… вот такое. Как она как-то мне сказала?.. «Если произнести «скотина пузатая», то может получиться и жаба, и дракон». Из одного горного барона получился именно дракон. А из спокойного, симпатичного, но несколько фанатичного рыцаря получился рыжий тролль. Я убил его… Но до этого он успел изнасиловать какую-то девушку.

– Ну… в целом понял. – Гэбриэл нервничал. – Чем он опасен – тролль этот?

– Это злобная и бешеная тварь, которая не боится ни боли, ни смерти, ничего вообще. У него нет инстинкта осторожности, но есть огромная жажда убивать, и не просто убивать, а убивать, калеча, измываясь, причиняя как можно больше боли и ужаса…

У Гэбриэла потемнело в глазах. Да… не просто убивать. После того, что Аякс на его глазах сделал с мальчишкой, которого взялся мучить первым, Гэбриэл едва не помешался – и это он, полукровка, которые, как и эльфы, не сходят с ума!.. Кричал, как ненормальный, и бился в клетке, словно спятивший от ужаса зверек. Тогда он и сорвал голос так, что теперь, стоит слегка повысить его, он становится хриплым. И тогда же в нем поселилась ненависть, замешанная на страхе. Он должен убить Аякса. Должен убить сам, один на один…

– Как его найти? – Спросил, перебив Кину, рассказывавшего, как рыжие тролли триста лет назад сбивались в шайки и терроризировали Остров.

– Никак. – Ответил тот. – В том-то и проблема. Магия поиска, которая доступна любому эльфу, на него не… – Эльф запнулся. Лицо его преобразилось, это было похоже на то, словно его внезапно осенило: «Какой же я идиот!!!».

– Нуй тара диен?! – Воскликнул он. – Дуэ ап-лаш!

– Что? – Насторожился Гэбриэл.

– Вот почему мы не видим! – Кину стукнул кулаком о ладонь. – Конечно же! И ни я, ни Мириэль, и не подумали об этом! Но мы были уверены, что их больше нет на Острове, что они уничтожены! И все же как я мог не почувствовать знакомую силу?!

– ТО есть, это Аякс?!.. – Изумился Гэбриэл.

– Нет. Он не смог бы – тролли не используют никакую магию, она им неподвластна. Но кто-то другой – сумел, сумел понять, уловить и использовать. Если этот тролль – единственный, то убив его, возможно, мы ослабим ту чуждую силу. Хотя бы лишим ее маскировки.

– И снова спрошу. – Упрямо повторил Гэбриэл. – Как его найти?

– И снова повторю: никак. Мы ловили их на живца: одинокий раненый эльф… или, еще лучше – эльфийка. Люди поступали куда более жестоко: оставляли в лесу ребенка, девочку. Тролль попадался в ловушку, но приманке чаще всего тоже доставалось. Эльф или эльфийка, притворившиеся ранеными, могли постоять за себя, ребенок же – погибал практически всегда. А вот тролль – не всегда… Особенно, если их было несколько. Они необыкновенно сильны и живучи. Даже израненный тролль, вырвавшись, все равно отлеживался и возвращался. Он видел лавви. – Кину неожиданно изменил тон. – Он не успокоится теперь. Лавви – его любимая добыча, он не успокоится, пока не схватит ее… и не сожрет. Так исчезли последние лавви Острова. Так мы считали.

– Да. – Как-то отстраненно произнес Гэбриэл, размышляя. – Он вернется…

– Я не могу уехать сейчас! – Воскликнула Алиса. – Пока Авроре нельзя уезжать, я тоже никуда не поеду! Я не оставлю ее!

– Алиса. – Гэбриэл старался сохранять спокойствие изо всех сил. – Авроре здесь ничто не угрожает. Она отлежится, что бы там с нею не случилось, и вернется в Хефлинуэлл. А ты должна поехать туда со мной СЕЙЧАС.

– Нет! – Алиса сжала кулачки. – Ты мне не хозяин, Гэбриэл Персиваль!!! Я не твоя ВЕЩЬ! Аврора никогда меня не оставляла, никогда! Она со мной была, даже когда все… все… Никогда меня не оставляла!!! И я ее не оставлю!!! А что, если этот тролль нападет на монастырь и убьет ее?! А меня рядом не будет?!

– А если ты рядом будешь, – взорвался Гэбриэл, – и он сожрет вас обеих, то это нормально, это ничего, да?!!

– Разумеется, ты не можешь остаться со мной! – Вспыхнула и Алиса. – Ведь это же только МОЕЙ подруге плохо, это же только НАМ грозит опасность!!! Как же-как же!!! Остаться здесь – и Длинную свою столько не увидеть!!! – Голос феечки стал противненьким-противненьким. – Ми же так не можим, ми же с тоски умрем, как она там без нас!!! ФУ!!! Уезжай себе на здоровье!!! Облизывай там свою Длинную, сколько хочешь, можешь жениться на ней, а я уеду в Июс, и… – Алиса задохнулась, глаза наполнились слезами, – и мы с Авророй там будем жи-и-и-и-и-ить!!!!!

– В желудке у тролля ты будешь жить!!! – Заорал Гэбриэл вне себя. – Дура… тупорылая!!!

– Тупорылая?!.. – Ахнула Алиса, глаза запылали, меча золотые и рубиновые искры. – Я – ТУПОРЫЛАЯ дура?!! А ты знаешь, кто ты, знаешь?! Ты – ты… – Не придумав в запале ничего достаточно хлесткого и уничижительного, Алиса топнула ногой и завизжала:

– Ненавижу тебя!!! Ненавижу!!! Убирайся, знать тебя больше не хочу!!!

– Пошла в жопу!!! – Заорал и Гэбриэл и пошел прочь. Хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка, и трещины пошли по косяку. Понимая, что не может уехать и оставить эту… эту ненормальную в Разъезжем без своей защиты, Гэбриэл пылал от бешенства и всерьез думал о разрыве помолвки. Черт, да лучше сгинуть в этом сраном Междуречье, чем терпеть это все!!!

– И уезжай!!! – Алиса выскочила на крыльцо вслед за ним, заливающаяся слезами, маленькая, разгневанная, взъерошенная. – Вали, вали, но больше ты меня НЕ УВИДИШЬ!!!! Так и знай – не увидишь… НИКОГДА!!!

– Господи! – Гэбриэл остановился посреди монастырского двора, на глазах у озадаченных монахинь и послушниц, привлеченных их воплями, задрал голову к небу, разведя руки в стороны. – ЗА ЧТО?! За что я люблю эту ДУРУ?!! – Проорал так, что из-под монастырских крыш с писком сорвались и заметались беспорядочно ласточки.

– Гэбриэл… – Алиса всплеснула руками, разрыдалась. – Гэбриэл!!!

– Молчи! – Уставил палец в ее сторону Гэбриэл. – Слышала?! Лучше – МОЛЧИ! Иначе я вот сей же час пойду и о стену себе башку разобью, потому, что мозги у меня уже взрываются от тебя!!!

Монашки постарше принялись поспешно собирать и гнать со двора молоденьких послушниц, которые мечтательно улыбались, налетали на углы и косяки, и то и дело норовили оглянуться на самозабвенно целующихся на крыльце Гэбриэла и Алису.

– Моя королева. – Нежно произнес Бриан де Латрей, любуясь точеным профилем Изабеллы, голова которой лежала на одной с ним подушке. Распухшие от поцелуев губы изогнулись в томной улыбке:

– Мой рыцарь. Мой бесстрашный паладин…

– Грешный паладин. – Возразил он. – Но я люблю мой грех.

– Грех? – Изабелла повернула к нему голову, и у командора в тысячный раз замерло сердце от красоты ее сапфировых глаз, к которой невозможно было привыкнуть. – Наверное. Но ты не зря грешил, мой рыцарь. Ты спасаешь меня. С тех пор, как я с тобой, я становлюсь чище. Ты, может быть, не заметил… – Она улыбнулась нежно. – Но я становлюсь иной. Порой мне даже кажется: не поздно, нет, не поздно ты нашел меня! Мой спаситель из-за семи морей! Знаешь, чего я хочу?

– Чего, моя королева?

– Чтобы Габи поскорее вышла замуж и родила наследника. Или Гарет сделал бы это. И тогда я передала бы трон брату, а сама… – Она приподнялась на локте, нежно погладила его изуродованную щеку, – уехала бы с тобою… если бы ты позвал. И стала бы безвестной женщиной, просто женщиной, верной женой… Увы, бездетной женой.

– И королевой моего сердца. – Командор верил Изабелле и был горд и счастлив. Горд тем, что спас грешницу, и счастлив тем, что любим.

– Хотелось бы в это верить. – Чуть насмешливо улыбнулась королева. – Вы, мужчины, такие ветреники! Спи, мой рыцарь. – Она поцеловала его в лоб. – А я постерегу твой сон.

Через полчаса, убедившись, что командор крепко спит, Изабелла выскользнула из постели, надела халат, выглянула из своей огромной спальни. Девушка, которой она велела дежурить ночью у двери, вскочила, поправляя волосы:

– Я не сплю, не сплю, ваше величество!

– Хорошо. – Девушку, как и королеву, звали Изабелла, для всех во дворце просто Белла. Конечно, до неземной красоты королевы ей было далеко, но по-своему девушка была очень хороша. Белокожая, с пышными каштановыми волосами и серыми большими глазами, умными и чистыми.

– Идем со мной, Белла. – Королева выглянула в коридор. – Я тебе открою одну тайну, но ты должна понимать, что это дело жизни и смерти. Это очень опасная тайна. Против меня плетется заговор. – Она взглянула прямо в глаза девушке, и та тихо ахнула, переплетая задрожавшие пальцы. – Я хочу знать, ты согласна помочь мне? Спасти мою жизнь?

– Моя королева! – Искренне воскликнула девушка, опускаясь к ее ногам. – Я вся ваша, располагайте мною!

– Ты рискуешь. – Предупредила Изабелла. – Ты делаешь это добровольно?

– Да! О, да, моя королева! – Воскликнула Белла. – Клянусь вам! Вы такая добрая, такая прекрасная! Вы забрали меня из убогой дыры, были так добры ко мне, так великодушны! Располагайте мной! Правда, я не знаю, что я могу… Но все, все, что в моих силах – для вас!

– Спасибо тебе, мое дорогое дитя. – У Изабеллы слезы выступили на глаза, она поцеловала Беллу в лоб. – Слава Богу, есть еще чистые верные души в этом мире! – Она подняла глаза к потолку. – А значит, я верю и молюсь. Идем. Я открою тебе одну тайну, о которой никто не должен знать. – Королева привела девушку к шкафу. – Там потайной ход. Поднимись наверх, там увидишь одно, не забитое досками окно. Очень внимательно, умоляю, очень внимательно рассмотри все, что там увидишь, а так же – все, что услышишь, запомни и расскажи мне. Хорошо?

– Да, моя королева!

– Ступай. – Изабелла благословила девушку и вновь поцеловала в лоб. – Ты точно добровольно идешь туда?

– Конечно! – Белла еще раз поклонилась и с готовностью шагнула на узенькую витую лестницу. Королева тщательно задвинула за нею фальшпанель.

Долго сидела на полу у шкафа, задумавшись. Сейчас, погруженная в себя, мрачная, недовольная, Изабелла выглядела пусть и не на свой истинный возраст, но очень, очень близко к нему. Синие глаза погасли и стали жесткими, расчетливыми, слегка брезгливыми и очень, очень усталыми.

Выждав какое-то, довольно продолжительное, время, Изабелла встала и тоже скрылась в шкафу.

В башенке сегодня было жутко. Ступив туда, королева почувствовала знакомый, до тошноты, запах: крови и требухи. Было очень темно, темнота чуть светилась мерзким красноватым светом, отовсюду, то с одной стороны, то с другой, доносились то эхо дикого крика, то стон, то хрип захлебывающегося горла, под аккомпанемент редких тяжелых капель. Под ногами, едва она ступила, что-то чавкнуло, и Изабелла замерла.

– Чего пришла? – Спросил голос, изменившийся до неузнаваемости.

– Жизнь за жизнь. – Холодно сказала Изабелла. – Я – тебе, ты – мне.

Рядом дико завизжала девушка, крик утонул в бульканье и хрипе. Изабелла прикрыла глаза. Любит этот проклятый карлик дешевые эффекты! Только прошли те времена, когда на Изабеллу это хоть как-то действовало.

– Командор. Бриан де Латрей.

– А не жаль? – Вкрадчиво спросили на ухо, королева чуть не отшатнулась, почувствовав на щеке и ухе губы и дыхание. Пахнущее свежей кровью и требухой. – А как же его крестоносцы? Он мог бы отдать их тебе.

– Он до омерзения честен. – Скривилась Изабелла. – И очень умен. Один неверный шаг, и он поймет все, поймет, кто я такая, и тогда… Думаю, он убьет меня и себя. Может, только меня, а сам отправится каяться в какой-нибудь монастырь – ведь он слишком набожен для самоубийства. Но в любом случае, меня он – убьет.

– Боишься умирать? – Захихикал невидимка. – Она тоже боялась… сладкая, сладкая девочка… Она еще жила, когда я съел ее печень. Вкусняшка! – Пространство вокруг наполнилось быстрым, со стонами, дыханием девушки и ее жалобным бессвязным лепетом.

– Приятного аппетита. – Ледяным тоном пожелала королева. – Ты запомнил? Жизнь за жизнь.

– Бриан де Латрей… Да, да… запомнил. Ее страх все еще здесь… такой сладкий. Тебе нравится?..

– Я пошла. – Изабелла повернулась к выходу, и что-то не сильно, но ощутимо толкнуло ее:

– До скорой встречи… Старая греховодница!..