Читать книгу Хроники Нордланда. Пепел розы - Н. Свидрицкая - Страница 3

Енох и его друзья беспрепятственно въехали в «Северную звезду». Мальчишка был так подавлен и перепуган, что смотреть на него было жалко. Он и сам не понимал, как так вышло, и никогда и ни о чем он так не жалел, как о том, что поехал к Корнелию! Впрочем, виноватым себя он не считал, ему казалось, что виной всему тупая девка, несчастливое стечение обстоятельств и двуличие Корнелия, который прикидывается святым, а на самом деле – злобный убийца. Он безостановочно говорил об этом в пути, и надоел поддакивающим ему Гирсту и Эдду так, что они уже еле терпели его. Въезжая на подъемный мост легендарного неприступного замка, Рон Гирст поднял голову, с душевным трепетом разглядывая геральдических барсов, державших щиты с крестами. Именно эти барсы станут его собственным гербом. Папаша Бергстрем думает, что все рассчитал?.. Нет. Рассчитал он, Рон. Остались мелочи. Кровавый сценарий, и сценарий благостный… Во втором случае погибают только Гарри Еннер и Енох. В первом – все, кроме маленькой Флер Еннер. Хотелось бы, конечно, чтобы крови было мало, но что тут поделаешь, все в руках судьбы. Судьбы Еннеров. Потому, что его, Рона Гирста, судьба – за него.

На деле же, как оно обычно и бывает, все пошло не так. Все и получилось, и не получилось одновременно. Оказалось, что Гарри Еннера в замке нет. Рон собирался уединиться с ним, якобы чтобы не пугать раньше времени женщину и девушек скорбной вестью. Наедине убить Гарри мечом Еноха и заколоть Еноха. Склонить затем оставшихся без поддержки, перед лицом уничтоживших Брэдрик фанатиков, женщин ко всему, что сочтет нужным, Гирст считал делом плевым. Главное, убедить, что Енох и есть предатель, возжелавший получить земли и замок дяди, и стать женихом одной из дочерей Еннера. Да черт с ней, Гирст был согласен даже на леди Луизу – та, говорят, до сих пор хороша собой. Сам Гирст тоже был не дурен, не красавец, как отец и сводный брат, скорее, в материнскую родню, но обаяние его было в сто крат сильнее. И если в ранней юности девушки в первые минуты обращали своё внимание и благосклонность на Андерса, то в течение нескольких минут, стоило Гирсту заговорить, а главное – засмеяться, и все они забывали Андерса и переключались на него. А леди Луиза оказалась и в самом деле недурна. Даже не смотря на тревогу и скорбь. Жаль даже было ее убивать… Но Гирст прекрасно понимал, что другого шанса ему судьба не даст. Ловко набросив сзади на шею потрясенной известием о смерти мужа женщины удавку, Рон постарался сделать все быстро, пока Эдд с наслаждением заколол опостылевшего Еноха. И надо же было именно в этот момент ворваться в гостиную этой Фиби! Вбежав, она с порога увидела бьющуюся в агонии мать, и коротко, дико крикнула, пошатнувшись.

– Держи ее! – Крикнул Рон, и Эдд бросился к девушке. Та с криком:

– Измена!!! – Метнулась в залу, где ждали люди Гирста. Те, готовые и к такому варианту событий, тут же ринулись в бой, на опешивших от неожиданности людей Еннеров, но момент был упущен. Фиби скрылась где-то в коридорах замка. Все в ней онемело от шока, огромного, страшного, оглушительного шока, но девушка оказалась очень сильной и решительной натурой. Не позволяя себе даже заплакать, она неслась по замку туда, где сейчас была Флер. Закрыться в донжоне! – Билась в голове отчаянная мысль. – Дать знать в город об измене и захвате замка, предупредить брата!

– Миледи! – Воскликнул мажордом, выскочивший ей навстречу. – Что…

– Измена!!! – Не своим голосом крикнула Фиби. – Где сестра?!!

– На галерее…

Фиби застонала: не успеют!!!

– Помогите мне! – Выдохнула, сверкнув глазами.

Через несколько минут остатки верных Еннерам людей, вооружившись кто чем успел, забаррикадировали двойные двери, ведущие на галерею, а Фиби, перевязав накрепко всхлипывающую сестру, с помощью слуги спускала ее на веревке вниз, по скале, к морю. Там были гроты и тропа, они с родителями и братом частенько устраивали там пикники, и туда поехали купаться брат с друзьями.

– Беги к брату! – Напутствовала она сестру. – Беги со всех ног!!! Брат не должен сюда вернуться, это ловушка!!! Пусть просит помощи у наших вассалов, у Хлорингов, у Эльдебринков… хоть у кого!!!

– А ты?! – Плача, цеплялась за нее Флер. – Я не пойду без тебя!!!

– Я за тобой! – Фиби быстро перекрестила ее. – Я за тобой, если успею… Если нет – они меня не тронут… Пока брат и ты живы – они меня не тронут!!! Господь и дева Мария с тобой, Флер, держись, будь сильной!!!

– А мама?!

– Мама… с ней все хорошо. – Боль и ужас рванули грудь так, что в глазах потемнело. «Я буду кричать. – Пообещала она себе. – Я проорусь, как следует, но не сейчас… Не надо пугать Флер, нельзя! Она должна быть сильной!».

Двери трещали, слишком слабые, не предназначенные для сдерживания врагов. Почти ничто в этом замке не было для этого предназначено! Никто не верил в то, что сюда когда-нибудь смогут ворваться враги… В донжоне двери были крепче, один воин на лестнице мог сдерживать толпу врагов. Там был колодец, а главное – был потайной ход в гроты. Флер его не знает, и Фиби не знала, но знал Гарри… Но донжон теперь недоступен. Прислушиваясь к звукам боя, последнего боя, который дали их домочадцы, Фиби спускала сестру, заставляя себя не дрожать и не торопиться, не подвергнуть сестру опасности. Успела до того, как рухнули двери, поспешно бросила веревку с узлами вниз, отбежала от перил и развернулась к нападавшим. Тяжело дыша, взглянула – столько убитых! Мальчишки-пажи, и мажордом, и остальные…

– Где твоя сестра? – Подойдя, Эдд грубо тряхнул ее. – Где девчонка, сучка?! – И Фиби плюнула ему в лицо. Они думают, ее можно испугать?! Теперь, после того, как она увидела маму… Пощечина по лицу оказалась совсем не болезненной. Фиби вообще ничего не чувствовала. Ей было все равно. Только бы Флер смогла найти брата раньше, чем он попадется в расставленную ловушку! Только бы они спаслись и отомстили за маму и отца!

– Мы тебя сейчас оттрахаем все, по очереди, на постели твоей мамаши! – Рявкнул Эдд. Его люди рыскали по террасе, отшвыривали мебель, рылись в сундуках в поисках девочки.

– Стоять! – Рон вошел, хмурый – все пока идет не так, все! – Не трожь ее… пока. – Он присел перед упавшей на плиты пола Фиби. – Слышала его?.. Он не шутит. Сейчас напишешь…

Девушка взглянула на него, и Гирст сглотнул. Ничего прекраснее, чем это лицо с огромными синими глазами, горящими ненавистью, дерзостью и неженской решимостью, он не видел в жизни своей. Хорошенькая, красивая – ни одно из этих слов и в самой малой степени не обозначало ее внешность. Льняные кудри, растрепавшись, вились по дивной шее, делая ее еще красивее, еще желанней. «Моя!» – Понял Гирст. Замок, титул, герб… Само собой, но главным трофеем всей его жизни была именно Она.

– Ты такой жестокий стал. – Прошептала Алиса. Они с Гэбриэлом стояли рядом на монастырской стене, над спокойной гладью пруда, по которой то и дело расходились круги – рыба кормилась. Умиротворяюще стрекотали лягушки и цикады, в церкви при монастыре приглушенно пели монашки.

– Мне кажется, – помолчав, чтобы сразу не взорваться, заметил Гэбриэл, – что ты нарочно меня достаешь. Чтобы я взорвался, проорался, и тебе тогда полегчало.

Алиса всхлипнула.

– Вот только не надо, а?! – занервничал Гэбриэл. – Не надо слез! Хватит! Я остался здесь, чего тебе еще надо?! Я с братом поссорился, мне там надо быть, с ним, мириться, гости там, все дела… А я здесь!

– Я тебя не заставляла!

– Нет-нет! – Издевательски поклонился Гэбриэл. – Совсем нет! Конечно, не заставляла – ты меня ВЫНУДИЛА! И все твоя ревность, твоя тупая, нелепая ревность! Молчи!!! Ты что, не понимаешь, что ты сама себя этой ревностью своей… сама себе житья не даешь, и меня достаешь?! Я каждый день, словно по проволоке, хожу – как бы моя невеста меня в чем не заподозрила, как бы ей чего не померещилось! Думаешь, это легко?! Думаешь, я вечный?! Да, я срываюсь, мать твою, а кто бы не срывался?! Как бы ты запела, если бы я на каждый твой взгляд в сторону так же, как ты, реагировал, а?! Думаешь, я не вижу, как мужики и пацаны в замке слюни пускают при виде тебя?!

Замолчал. Алиса стояла рядом непривычно тихая, и плакала. Гэбриэл занервничал. Он и так собрал все свое мужество, чтобы сделать ей выговор – и быстро терял это мужество, впадая в ничтожество от ее слез. Стоит, комкает платок в дрожащих тоненьких пальчиках, хрупкие плечи вздрагивают… Ох, ну твою ж мать-то, а?!!

– Солнышко! – Позорно капитулировал Гэбриэл. – Ну… хватит, перестань… Ну, чего ты?!..

– Аврора, – пролепетала Алиса, всхлипывая и содрогаясь, – хочет себя убить… Я не могу… не могу ее… оставить… Почему ты… уезжаешь, если тебе надо… потому, что надо… и не спрашиваешь, и не считаешься… ни с кем… а я… я кто… – Она уткнулась в платок и расплакалась.

– Себя убить?! – насторожился Гэбриэл. – Алиса! Солнышко! – Привлек ее к себе. – Тихо, ну… Прости дурака, прости, знаешь ведь: дурачок деревенский, да… Такое вот тебе чучело досталось… Что с ней, с твоей Авророй? Я могу помочь?

– Не знаю! – Немного успокоившись, призналась Алиса. – как можно… как можно помочь… Это так… ужасно!!! Ты не скажешь никому? Никому-никому, даже Гарету?..

– Погоди… – Гэбриэл задумался. – То есть… Это не просто она ушиблась, это она… Нет! Не верю! – Он был искренне потрясен. – Да ну нафиг! Вот про кого-кого, но про нее бы сроду не подумал!

– Она не знает, почему это! – Воскликнула Алиса. – Она сказала мне, что никогда… что у нее никого не было!!!

– Извини, Солнышко, но я не верю.

– И никто, никто не поверит! – Всплеснула руками Алиса. – Вот поэтому она и хочет умереть!

– Ну, ты сама-то подумай…

– Я думала! – Воскликнула Алиса. – Понимаешь, мы говорим порой о мужчинах, обсуждаем… Я знаю, что Мина влюблена в Гарета, хоть она и скрывает, что Юне тоже нравится… кое-кто… Но у Авроры никого нет, никого, клянусь, Гэбриэл! Ей никто не нравится, она такая… Гордая! И она очень, очень, очень порядочная!

– Может, кто – того? – Нахмурился Гэбриэл.

– Я тоже так думала. – Призналась Алиса. – Но Аврора говорит, что ничего не было. Вообще ничего. Кроме одного раза. – Алиса умоляюще взглянула на него. – Гэбриэл, ты вынудил меня предать свою подругу… Рассказать о том, что для нее хуже смерти… Пожалуйста, пожалуйста, не говори об этом никому-никому, пожалуйста!!!

– Не скажу. – Кивнул Гэбриэл. – И ей не дам понять, что знаю, обещаю. Я того… да. Так что там за один раз был?

– Она уснула в саду, а проснулась у себя в комнате. И на постели была кровь. Это было еще до того, как мы познакомились. Но она ничего больше не помнит! Ты понимаешь?! Понимаешь?!

– Понимаю… – Медленно произнес Гэбриэл. – Если, конечно, это не отмазка такая…

– Гэбриэл!!!

– Ну, молчу, молчу. Значит, кто-то ее чем-то того, напоил… Она хоть помнит, что пила?

– Служанка, Жанна, дала ей холодное вино. Авророчка говорит, что потом несколько дней у нее болела голова и несколько раз стошнило. И сны снились… страшные.

– Жанна, говоришь?.. – Гэбриэл нахмурился.

– Она очень, очень неприятная, эта Жанна! Пока у меня не появилась Роза, Жанна и мне прислуживала. Она всем девушкам прислуживает, у кого собственной служанки нет. Она такая… Неприятная! Воображает о себе, думает, что такая незаменимая! Неряха, и сплетница к тому же… И хвастает, что спит с Иво! Мне Роза рассказала!

– Знаешь, Солнышко, а ты не жалей, что я узнал. Ты не рассказала, я сам догадался, я же умный у тебя! Если я узнаю – а я узнаю теперь, – кто в Хефлинуэлле подобными вещами занимается, они у меня легкой смертью не умрут.

– Да. – Алиса все равно держалась как-то отстраненно, и Гэбриэл немного погодя вновь занервничал:

– Ну, что опять-то, а? Солнышко, что ты у меня за человечек-то такой?!

– Почему, – решившись, и тоже собрав всю свою волю в кулачок, заговорила Алиса, и от ее храброго-храброго вида Гэбриэлу стало, как всегда, не по себе. – Почему мне пришлось выдать тебе чужую тайну, чтобы ты меня понял?! Почему ты хочешь, чтобы твои решения принимали и прощали тебя, а сам этого делать не хочешь?! Твои дела и тайны очень-очень важные, а мои – нет?! Или ты считаешь меня такой нелепой дурой в самом деле?!

– Алиса, – Гэбриэл занервничал сильнее, – не начинай, а?!

– Ты думаешь, если я буду молчать, – отчаянно взглянула на него Алиса, – так будет… Лучше?! А моя любовь?.. Как же моя любовь, Гэбриэл?! Ты думаешь, она – вечная?.. Пренебрежение – оно хуже всего, хуже даже ссор, хуже… всего вообще!

– Я никогда не пренебрегал тобой, не надо! – Вспыхнул Гэбриэл. – Я все делаю только ради тебя! Я постоянно думаю о тебе, готов даже брата отодвинуть, только ты была бы спокойна! Но ты же больше придумываешь себе всякого там, и знаешь, что главное?.. Что все, что ты придумала, оно того… для тебя – как настоящее! И ты мне этими своими… сказками мозг выносишь, чтобы я того – оправдывался! А я ненавижу оправдываться, Алиса! Ненавижу! – Гэбриэл в сердцах стукнул кулаком по камню. – Понимаешь?! Посмотри на меня: я тебе верю!

– Не веришь! – Воскликнула Алиса. – Не веришь, не веришь!!! Может, не ревнуешь… может, тебе все равно… Но не веришь!!!

– Знаешь… Мы с братом уезжаем в Междуречье. – Помолчав, сказа Гэбриэл. – разобраться, что там происходит, кто, как… Ну, и порядок навести, если получится. Мне надо уехать. И тебе надо, чтобы я уехал. Нам обоим надо.

– Гэбриэл… – Глаза Алисы вновь загорелись золотым огнем. – Я не такая, как ты. И не такая, как все вокруг. Ты забываешь это, а может быть, я виновата, что ты этого не помнишь. Я иногда так сильно хочу… хочу исчезнуть… хочу уйти далеко, далеко в лес, чтобы стать настоящей лавви, такой, какой должна быть. Я здесь только потому, что люблю тебя. И моя любовь, твоя любовь – это все, что меня держит. Я не такая, как другие девушки. Я не пленница, и не рабыня, и силой меня ничто не удержит. Если я перестану чувствовать твою любовь, я исчезну. И ты никогда уже меня не вернешь. Не подумай, что я пугаю! – Поспешила она. – Нет! Просто я знаю, что если позволю себе стать настоящей лавви, то обратного пути уже не будет, я стану слишком чужой для всех. И для тебя – тоже…

– Ты плохо меня знаешь, – покачал головой Гэбриэл, – если думаешь, что я не верну тебя. Даже если и не смогу, то буду пытаться, пока не сдохну. Буду карабкаться на твое дерево, землю рыть, ну, все дела. – Он примиряюще рассмеялся, и Алиса не сдержалась, улыбнулась, кокетливо дернула плечом, уклоняясь, но столько в этом движении было дразнящего приглашения, что Гэбриэл только зарычал притворно, сграбастав свое Солнышко в охапку. И как он мог хоть на минуту подумать, будто способен и вправду разорвать помолвку и отказаться от Алисы?!

– Ты мое Солнышко! – твердил он между поцелуями. – Вредное, ревнивое, злющее, рыжее, с лучиками, тепленькое!

Да, солнышко – оно порой бывает через чур, сказал бы он, если б умел. И жарко бывает от него, и даже кожа порой облазит. Но без него – никак.

Вечером в Хефлинуэлл примчался паж, из тех, что сопровождал Алису и ее свиту в Июс, и рассказал о случившемся. Мальчишке ужасно хотелось, чтобы его новости выглядели подраматичнее, и с его слов у герцога сложилось впечатление о какой-то бешеной битве с какими-то ужасными чудовищами, в которой пострадали почему-то именно дамы, которых защищал этот самый мальчишка с львиной отвагой. «Нашли, кого послать!» – Выругался Гарет и отправил Марчелло выяснить, что случилось, и кто там лежит при смерти. Первым порывом было помчаться самому, но обида на Младшего была еще слишком сильна. Он чувствовал, что с братом все в порядке. Судя по смутным, но знакомым ощущениям – поругался с Алисой. Но с этим он способен разобраться и сам. Он, Гарет, там уже точно не нужен. За ужином он развлекал гостей и злорадно убеждал себя, и весьма успешно, кстати, что ему нет никакого дела до Младшего и его дел, проблем, чего бы то ни было вообще. Сам пусть выпутывается!

Но как-то все переживалось и переживалось. И за Алису было как-то тревожно. Все у них с Младшим было так красиво и правильно! Гарет, конечно, посмеивался над братом, поддразнивал его, но в душе все же любовался их отношениями и даже немного гордился. Неужели сказка кончилась? И что сделает Алиса, когда у нее исчезнет необходимость жить с ними? Выберет жизнь феи и покинет их? А что станет с отцом – не вернется ли болезнь? Ночью Гарет стоял у окна и смотрел на Тополиную Рощу. Да, уехать необходимо. Потому, что он не в состоянии не смотреть сейчас туда. Понимая, что это глупо, не нужно, просто нелепо – он смотрит, и ему кажется, что она тоже сейчас у окна и думает, возможно, и о нем тоже, а не только о Гэбриэле? И завтра он поедет – не может не поехать, пользуясь отсутствием брата, и будет ездить, не смотря ни на что, потому, что не может не стремиться к этой девушке вопреки собственному разуму, здравому смыслу и даже инстинкту самосохранения.

Мария и в самом деле смотрела на его окна и думала о нем. И ни в ее мыслях, ни в ее чувствах к Гарету и Гэбриэлу никаких противоречий не было.

Никогда еще в ее жизни не было таких безмятежных, прекрасных дней! Никогда она не была так счастлива, и не жила так ярко и полно! Научившись читать, Мария и в самом деле открыла для себя целый мир. Со страниц книг, которые она глотала запоем, каждую свободную минутку, даже во время еды и вместо ночного и дневного сна, прописанного ей Моисеем, ей открывались новые отношения, новые чувства, новые земли, имена, лавина самых разных эмоций и чудесных приключений. Любовь мужчины и женщины, которая явилась для нее еще одним открытием, в этих книгах была достаточно целомудренна, чтобы не тревожить хрупкое равновесие в ее душе, не пугать и не отталкивать. Гэбриэл был абсолютно прав: даже думать об ЭТОМ без внутреннего отторжения и отвращения Мария не могла. Она гнала от себя даже тени мыслей о том, что возможно, и Гэбриэл, и даже Гарет занимаются ЭТИМ с кем-то… с какими-то другими женщинами. Потому, что все, что она знала об ЭТОМ, было мерзко, чудовищно, совершенно неприемлемо. И в то же время ее начали волновать прикосновения Гарета, и как-то… смущать, но смущение было приятным. Она часто думала о нем, о его глазах, губах и даже руках. Думала о том, как красиво он двигается, и какое красивое у него тело. Думала совершенно невинно, даже не пытаясь представить его без одежды… и все же думала. И мечтала… О странствиях. С Гаретом, вроде странствий ее любимых книжных героев. По какой-то причине – не важно, какой, – они с Гаретом вынуждены будут отправиться в путешествие по каким-то диким местам, вдвоем, только он и она, и приключения! Драконы, великаны, загадочные рыцари в черной броне, колдуньи… Только Мария, в отличие от дам в ее любимых романах, деятельно помогала Гарету в его подвигах.

Она знала, что, не смотря на занятость, Гарет все равно ее навестит. И ждала его с самого утра, выглядывая всадника на вороном олджерноне на Золотой Горке. Мария уже знала: если всадников много, и среди них богато одетые господа и дамы, Гарет проедет мимо – значит, он с гостями едет на пикник к Твидлам, или в Гранствилл. Если же он с оруженосцами и Марчелло, то значит, заедет и к ней, сразу, или на обратном пути, и девушка начинала активно ждать, сама не своя от счастья. Чтобы занять себя, наводила блеск на и без того идеальную кухню, готовила что-нибудь вкусное, просила Ганса поднять из подвала, с ледника, сидр или морс, а в последнее время начала готовить лимонад. Творческая натура девушки требовала новизны, и она то и дело совершенствовала рецепты, которым учила ее Тильда, что-то добавляла, что-то убирала… И получалось отлично. Мария успела заметить, что Гарет любит сладкое, и страшно смутилась, поняв, что первое ее варенье было для него невкусным. Но и была благодарна ему, поняв, что он хвалил его, чтобы сделать ей приятное. Он ведь вовсе не обязан был проявлять такую доброту к такой, как она! Тильда не одобряла визитов герцога в Тополиную Рощу, и Мария не понимала – почему. Очень чуткая и умная, девушка видела, что Тильда почему-то беспокоится о ней, даже жалеет. Но верить тому, что Тильда говорит о герцоге Элодисском – что он жесток с женщинами, не ценит, не уважает и не жалеет их, – не могла. И в то, что Тильда врет – не верила. Значит, полагала Мария, – Тильда просто заблуждается. С людьми такое бывает. Она чего-то не поняла в Гарете, или слушает тех, кто его ненавидит. В книгах всегда были такие, кто клеветал и оговаривал: из зависти, злобы, ревности. Жертвами людского оговора становились ее любимые герои через одного. И как же Мария радовалась тому, что научилась читать! Сколько она уже узнала, сколько поняла!.. И как ей хотелось рассказать все поскорее и Гэбриэлу тоже!.. Счастьем было знать, что он обрадуется ее успехам, будет гордиться ею. Таким счастьем!

Конечно, Гарет приехал. И в такое неудобное время, когда и Тильда была в башне. Занятая приготовлением приданого Алисы и обустройством марокканского коттеджа, который был уже практически готов принять свою новую хозяйку, Тильда находила время и для Моисея, все еще живущего в Хефлинуэлле, и для Марии и ее обучения, к которому добрая женщина подходила со всей ответственностью. Мария делала огромные успехи под ее руководством, и Тильда очень собою и своей ученицей гордилась. И очень переживала из-за интереса герцога к прекрасной девушке. Как и все, она считала Марию ранимой, уязвимой, и боялась, что герцог обидит ее. Но ее почтение к чинам и титулам было так велико, что она не смела даже посмотреть на Гарета Хлоринга как-то осуждающе. И когда он появился в Тополиной Роще, она почтительно приветствовала его и поспешила заверить, что не посмеет мешать ему.

– Это я вам помешал. – С сожалением заметил Гарет. – Я на минутку. Ганс, займись конем. Мы с ним гоняли в Омки, по такой жаре. – Он принял из рук Марии бокал холодного лимонада. – Спасибо, Тополек.

– В Омках все хорошо, милорд? – Чопорно спросила Тильда. Она стояла в дверях, выпрямившись, сложив руки под фартуком, и изо всех сил старалась быть приветливой и довольной, но беспокойство просто окутывало ее и сочилось из каждой складки ее опрятной одежды.

– Не очень. – Поморщился Гарет. – Мельник ударил старосту и толкнул его в огонь. Староста что-то там сказал про его дочь… Обычное дело. Пришлось разбираться, мирить их. Староста согласился на отступные.

– Он сильно пострадал?

– Нет. Сильно бы – другой был бы разговор. И мельник сейчас сидел бы в подвале ратуши, а не дома. А жаль было бы: мужик хороший, и мельник отличный. Не пьющий, не лентяй и не бунтарь.

– Мне нужно сходить за цикорием. – Сказала Мария. – Я хотела с Гансом…

– Не вопрос. – Улыбнулся Гарет. – Пошли со мной.

– Но удобно ли это для вас? – Встревожилась Тильда.

– Нет. – Беспечно ответил Гарет. – Но тем оно и заманчиво!

– Мария, деточка, не забудь шляпу с широкими полями! – Вздохнула Тильда.

Цикорий густо рос на склоне через дорогу, и Гарет с Марией поднялись на самый верх, задержались, оглядываясь. Здесь было видно и Белую, и Золотую Горки, и Тополиную Рощу, и сады Твидлов, и Хефлинуэлл.

– Мне очень хочется там побывать. – Призналась Мария. – Там, наверное, очень красиво!

– Побываешь. – Пообещал Гарет. – Гости разъедутся, народу станет поменьше, и я свожу тебя туда. Не хочу, чтобы о тебе узнало слишком много всякого… народа.

– Знаете, – Мария принялась срезать стебли, усыпанные нежно-голубыми цветами и укладывать их в корзину, постепенно двигаясь вниз, на противоположную от дороги сторону склона, – как мне приятно видеть счастливых людей и красивые места и вещи! Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, как много существует в мире хорошего, красивого и доброго. Я ведь много лет думала, что всего этого просто нет.

– Многие, даже и не столь много вытерпев от жизни и людей, – сказал Гарет, помогая ей, – начинают ненавидеть все это.

– Я не понимаю, как это можно. – Призналась Мария. – Ведь столько радости есть в мире! Когда я вижу счастливых людей, чью-то радость, я думаю: «Как здорово, что в жизни все-таки такое бывает! Значит, это возможно и для меня».

– На самом деле ты в этом уникальна, Тополек. – С нежностью глядя на нее, признался Гарет. – Большинство думает иначе. «Как они смеют радоваться, когда мне так плохо?» – Вот главный мотив большинства.

– Может, все потому, что я не человек?.. – задумчиво предположила Мария, выпрямляясь и убирая от лица вьющуюся прядь тыльной стороной руки в перчатке, зеленой от сока срезанных цветов.

– Я бы думал точно так же. – Возразил Гарет. – Если бы не знал своего отца. Это самый лучший, справедливый, честный, благородный человек на свете, и никакому эльфу с ним даже не сравниться. Да и Моисей, насколько я его знаю, человек замечательный. И Тильда эта… тоже.

– Да, они хорошие. – Быстро согласилась Мария. – Но они такие… как сказать?.. Они не такие, как все. Моисей рассказывал, совсем немного, о том, сколько им с Тильдой выпало на их долю. Разве такое могло бы быть, не будь основные люди… не очень хорошими?..

– Люди, – раздался неожиданно рядом чей-то голос, от которого у Марии вдруг все застыло внутри, – это грязное, вонючее, блеющее стадо.

Гарет стремительно развернулся, загораживая собой Марию. Он никогда не видел Аякса, но понял, что это он. И описание, данное братом, и нечто общее для близнецов, часто видевших себя во сне не собой, а братом, помогло опознать эту тварь безошибочно и мгновенно.

– Подарок судьбы – брюхатая эльфа! – Ухмыльнулся Аякс. – И мальчишка Хлоринг, один, без охраны! За что мне так везет, А?!

– Мария, беги отсюда! – Гарет выхватил кинжал, отчаянно жалея, что свой меч-бастард, Светлый, оставил в ножнах, притороченных к седлу Грома.

– Беги, эльфа, беги. – Аякс с усмешкой обнажил огромный клеймор. – Далеко не убежишь. А я люблю. Побегать…

Мария отбежала в сторону, но убегать не стала. Выпрямившись, она отчаянно оглянулась по сторонам. Их же не видно! Собирая цветы, они спустились в небольшую ложбинку, отгороженные от дороги и Золотой Горки склоном холма и кустами бузины и сирени. Эту ложбину было видно только с реки, где в этот момент, как нарочно, не было ни одного судна. Взбежав на гребень, она принялась махать руками крестьянам, работавшим на полях Белой Горки, и кто-то оттуда даже помахал ей в ответ. Но и только…

Гарет уверен был, что справится с Аяксом. Не смотря даже на огромный меч. Тот выглядел неуклюжим, громоздким, сущим животным, с длинными руками, короткими кривыми ногами, уродливой рожей и короткими рыжими волосами, больше похожими на щетину. А животных Гарет, выходивший один на один и с кабанами, и с медведями, и даже с зубрами, не боялся совершенно. Аякс просто права не имел быть быстрее полуэльфа, не говоря уже о ловкости и уме…

Это заблуждение стоило Гарету левой руки – порез был таким, что рука мгновенно утратила прежние ловкость и силу. Любимый трюк, перебрасывание оружия из одной руки в другую, исключался начисто, вдобавок, кровотечение было таким сильным, что Гарет понял: у него есть не больше пары минут, и то в самом лучшем случае. Аякс, тоже это поняв, злорадно осклабился, ослабив натиск, чтобы поиграть с жертвой. Он не боялся ни того, что Мария убежит, ни того, что она позовет на помощь. Чтобы его остановить, нужно будет малость побольше бойцов, чем те, что в данный момент ожидали герцога на мосту. Он порвет в клочья и их, и всех, кто там есть, в Тополиной Роще. И заберет девку. Внизу, под кручей, ждала рыбацкая лайба, с подсохшей кровью ее владельца на скамейках… и парой кусочков про запас в корзине для рыбы.

– Я сожру твою печень! – осклабился Аякс, щетина на загривке встала дыбом от удовольствия. – У доходяги-то предыдущего так себе, печеночка была… Пил, скотина, много. А у тебя хорошая, хоро-ошая, жрешь сладко, пьешь вкусно…

– Мария, беги отсюда! – Гарет глядел прямо в глаза Аякса, маленькие, звериные. Молодец девочка, машет руками – кто-то, да увидит. Может, с моста кто заметит… Но не успеют. Беги, дурочка, беги, кричи, зови на помощь… Марчелло в Разъезжем, merde!!!

Мария ничего в этом не понимала, но почувствовала, что Гарет теряет силы, и испугалась. Не за себя и даже не за ребенка – за него, за Гарета. Ничего с Аяксом сделать она не могла, понимала, насколько ничтожны ее силы в сравнении с его звериной бешеной мощью… Но и позволить Гарету умереть она не могла тоже! Ее защитник в этот момент, чудом увернувшись от клеймора, ловко извернулся, и сумел-таки пнуть врага в бок, одновременно полоснув кинжалом по запястью, поросшему рыжей щетиной. Аякс заревел, как зверь, глаза стали безумными, в них не осталось вообще ничего человеческого. Мария, внезапно осенившись, схватила камзол Гарета, который тот снял и бросил на куст, и, прыгнув, набросила его сзади на голову Аякса, повиснув на нем всей своей тяжестью. Взревев еще громче, ослепший Аякс крутанулся на месте, чтобы достать девушку, но Гарет этих мгновений не упустил. Пинком выбил клеймор из ослабевшей руки, подхватил его и рубанул изо всех оставшихся сил. Он боялся задеть Марию, и удар пришелся ниже, чем следовало бы, но и так получилось неплохо: Аякс заревел еще громче, еще страшнее, перепугав этим ревом всю округу. Крестьяне побросали мотыги, косы и грабли, озираясь в панике, Матиас и кнехты, ожидавшие Гарета на мосту, помчались на крик. Из обрубка руки Аякса хлестала кровь; Мария вместе с камзолом упала и покатилась по траве. Гарет, не теряя времени, ринулся добить противника, но тот, услышав топот копыт и крики подмоги, медлить не стал. На глазах потрясенного герцога, Аякс преобразился: на месте уродливого человека возникла кошмарная тварь, мгновенно раздавшаяся в плечах и груди, так, что одежда лопнула и повисла клочьями. Все тело твари, сплетенное из тугих мышц, было покрыто жесткой рыжей щетиной, длинная, до самой земли, уцелевшая рука с огромной пятерней была украшена медвежьими когтями, а слегка вытянутое рыло – жуткого вида клыками. Меч Гарета не только срубил ему руку, но и глубоко зацепил бедро, и тварь, продолжая реветь и страшно хромая, помогая себе здоровой рукой, бросилась кубарем с обрыва и помчалась к реке. Гарет же склонился над Марией.

Девушка была без чувств, но цела, и у герцога вырвался громкий вздох: слава тебе, Господи!.. Матиас, подоспевший первым, с искренним беспокойством заглядывал в глаза, и Гарет отталкивал его, требуя, чтобы занялись девушкой.

– В Тополиную Рощу… – Чувствуя нарастающую слабость и головокружение, он упрямо не хотел сдаваться им. – Моисея… – И упал на руки своему оруженосцу.

На дороге уже толпились первые из подоспевших крестьян и работники с садов Твидла.

– Что случилось? Что с герцогом? Кто ревел? Еще дракон? – Сыпалось отовсюду. Один из кнехтов поскакал в замок, за Моисеем, а Гарета на импровизированных носилках доставили в башню Тополиной Рощи. Тильда мгновенно развила бурную деятельность, заставила кипятить воду, готовить для герцога покои на первом этаже. Прокипятив нитки и иголку, она сама, не дожидаясь Моисея, промыла специальным отваром и зашила рану на плече Гарета. Марию, которая уже пришла в себя, отвели наверх, в ее комнату, и, закончив с герцогом, Тильда поторопилась к ней.

– Что с ним? – Испуганно встретила ее Мария, порываясь встать. – Он жив? Ему очень плохо?!

– Ему куда лучше, чем тебе, глупая ты девушка. – Сердито возразила Тильда, щупая ее живот. – Чрево, как камень, не хватало еще, чтобы ты скинула! Слушай меня и не нервничай! Расслабься немедленно! Тебе о своем ребенке надо думать, а не о красавчике-герцоге! С ним все хорошо! Ложись вот так… Вам шесть месяцев всего, если дитя родится сейчас, ничто ему не поможет!!! – И Мария, расслышав ее наконец-то, и сообразив, что с нею и в самом деле происходит что-то странное, послушно улеглась так, как велела ей Тильда, и постаралась расслабиться.

Гэбриэл встретил Нэша, который, узнав о произошедшем еще вчера, с утра приехал в Разъезжее, и обсуждал с ним, с Кину и с подъехавшим так же утром Марчелло, как организовать охоту на рыжего тролля. Настоятельница принесла труды Исайи Омбургского, где подробнейшим образом описывался рыжий тролль, и подтверждалось, что справиться с ним необычайно трудно. Женщина нервничала: нападение такой опасной твари среди бела дня на графиню Июсскую прямо возле монастыря – этого еще не хватало!

– Слыхал я про таких тварей. – Соглашался Нэш. – А хуже всего, что они охальники великие. Девок сильничают прям хуже монахов. И так размножаются, потому как самок-то у них нет. Так же, как дриады и феи, те тоже только бабы, и сойтись могут хоть с кем, а родят все равно фею аль дриаду. Я слыхал, в деревнях уже было несколько случаев, когда прямо в дом в темноте кто-то вламывался и баб и девок того… Не наш ли урод это был?..

– Ваше высочество! – Настоятельница судорожно сжимала дрожащие руки. – У меня тридцать девушек, тридцать голубок белых, и защиты никакой…

– Я усилю охрану, не волнуйтесь… – Гэбриэл вздрогнул, встал резко, покачнулся, рукой схватился за спинку кресла. Произнес сдавленно:

– Гарет…

– Что случилось? – Марчелло, который не раз был свидетелем того, какая мистическая связь существует между братьями, тоже вскочил. – Что-то с патроном?!

Алиса, которая тоже была здесь, вскинулась, глаза наполнились тревогой.

– Он ранен! – Воскликнул Гэбриэл. – Гарет ранен!!!

– Гэбриэл! – Алиса бросилась к нему. – Не волнуйся обо мне, скачи туда, сейчас же!!! Нэш о нас позаботится…

Великан подтвердил, но Гэбриэл едва ли его слышал. Он чувствовал, что брат ранен, чувствовал боль, дурноту, слабость, и ужас вновь подступил к сердцу. Крикнув, чтобы Иво, Нэш и Марчелло с остальной свитой охраняли монастырь и графиню, он бросился во двор. Пара минут – и он взлетел в седло, погнав Пепла в сторону Гранствилла бешеным галопом. Во время этой скачки олджернон проявил все свои бесценные качества, из-за которых эту породу так ценили в Нордланде. До Гранствилла он домчался, почти не сбавляя хода, за четыре часа, и не выглядел загнанным, минуя Омки – через город Гэбриэл не поехал, чтобы не терять время на его узких улицах. К этому моменту он слегка успокоился, чувствуя, что брату не стало хуже. На перекрестке у садов Твидла его встретил сторож, и рассказал все, что знал. Переведя дух, и пустив усталого, роняющего пену коня шагом, Гэбриэл поехал в сторону Тополиной Рощи, сопровождаемый только Гором, не отставшим от хозяина ни на шаг. Ему стало полегче, но тревога все равно держала за горло, не отпускала. Никто не видел, что за тварь напала на герцога Элодисского, и в округе усиленно распространялись панические слухи о еще одном драконе, только «Больше того, ваше высочество, куда больше-то! Уж не мать ли его прилетела за сыном-то?!». По словам сторожа, кто-то уже того дракона и видел. Но Гэбриэл, уже не раз столкнувшийся с нелепыми слухами, которыми мгновенно обрастало всякое событие, в дракона не поверил. После встречи с драконом брат не уцелел бы. Да и разрушений и паники было бы больше. Но что? Сторож слышал страшный рев… Ласково похлопывая усталого коня и обещая ему, что они вот-вот отдохнут, Гэбриэл доехал до калитки в Тополиную Рощу.

Ну, и народа здесь было! Крестьяне из Белой Горки, стражники, кнехты Адама, какие-то зеваки из Гранствилла. Любопытные протоптали целую тропу на то место, где Гарет и Мария собирали цикорий, и где все было запятнано кровью, и Адам поставил стражу и там. Завидев знакомого всадника, он спустился со склона, походя в раздражении сшибая хлыстом верхушки конского щавеля, поклонился брату своего герцога:

– Ваше высочество.

Гэбриэл спешился, передал повод одному из стражников:

– Поводи его немного, пусть отдышится и успокоится. Сразу не пои! Облейте водой только. Он галопом всю дорогу от Разъезжего прошел. Что произошло, Адам? Что с братом?

– Напал на него мясник из Элиота, Торкилль Ван Шиффер… Вы его знаете? – Адам сразу заметил, как переменился в лице Гэбриэл.

– Знаю. – Кивнул тот. – Продолжай.

– А нечего продолжать. Их сиятельство отрубил ему руку, – Адам кивнул, и они с Гэбриэлом подошли к лежавшей на земле холщовой сумке, пропитанной кровью. От руки, окровавленной, скрюченной, поросшей рыжей шерстью, уже ощутимо пованивало. – А тот его довольно глубоко порезал… – Гэбриэл машинально погладил плечо, и Адам кивнул:

– Именно здесь. Рана глубокая, и очень скверная, крови потеряно много. Но лекарь-еврей его лечит, и за ним хорошо ухаживают.

– Никто больше не пострадал?

– Нет. С их сиятельством была ваша эльфийская кузина, госпожа Тополь, но с ней все хорошо.

– Люди черте-что уже болтают. – Гэбриэл, едва зашла речь о Марии, почувствовал глухое раздражение. Хорошо ухаживают! Ну, еще бы! Мог бы и в замок добраться, не далеко, поди! Но здесь – ухаживают!!! – Драконы, оборотни, драконья мать-перемать… Займитесь этим, черт побери! – И пошел в калитку, пытаясь усмирить свою злость.

Комнату, где лежал герцог, уже преобразили. Из замка поспешно привезли ковры, портьеры и мебель, подобающие такой особе, во дворе стражники уже приобщились, по требованию Тильды, к полезному труду и убирали остатки строительного мусора, кто-то помогал Гансу достраивать коровник и конюшню. Тильда, слегка недовольная: и присутствие герцога, и его свита, немного действовали доброй женщине на нервы, – надзирала за процессом и то и дело давала советы или делала замечания.

– О, мой добрый граф! – Обрадовалась она, увидев Гэбриэла. – Их сиятельство говорили, что вы скоро будете, но как можно было подумать, что так далеко…

– Народу-то зачем столько? – Оглянулся недовольно Гэбриэл.

– Их сиятельство тоже требовали, чтобы лишние убирались отсюда, но это личный приказ его высочества. – Тильда значительно поджала губы. – Он собирается нас посетить. Это такая честь!

– А Мария?

– Мы понимаем, что будет лучше, если все эти люди не будут видеть ее. – Успокоила его Тильда. – Она не покидает башню. Надеюсь, это ненадолго!

– Я тоже надеюсь… – Процедил Гэбриэл. Из башни вышел жующий что-то Матиас, и, поспешно глотая то, что жевал, поклонился Гэбриэлу:

– Ваше высочество! Скоро вы! Вас ждут.

Гарет, с комфортом, полулежа устроившийся в походной, но удобной и мягкой постели, ждал Матиаса с лекарствами и обедом, но вошла Мария.

– А вот и она. – Улыбнулся ей Гарет. – девушка, спасшая мне жизнь.

– Это вы меня спасли. – Мария покраснела, глаза чуть увлажнились и сияли так, что смотреть было почти больно. – Он такой страшный был, но вы с ним справились.

– С твоей помощью. Это ты здорово придумала: глаза ему закрыть. Больше ничего бы не помогло.

Мария поставила столик с обедом на пол, присела рядом:

– Я взгляну?.. – И побледнела, увидев пятна крови на повязке:

– Сколько крови… Это же очень больно. – Лучше кого бы то ни было зная, что такое боль, Мария сострадала Гарету так явно и сильно, что он смутился:

– да разве ж это боль, Тополек.

– Не могу, – вырвалось у Марии, – не могу видеть, когда больно!.. Не могу видеть кровь и раны… – Она закрыла лицо руками. – Так не должно быть!!!

– Для мужчин это нормально, Тополек. – Попытался ее успокоить Гарет. – Нельзя, чтобы женщины страдали, я вот женскую кровь вообще видеть не могу. Вы должны жить мирно, спокойно… детей рожать. Я за твоего ребенка, если честно, слегка так, знаешь, – он смущенно усмехнулся, – испугался.

На самом деле испугался он не «слегка», а так, что успокоился только сию минуту, когда увидел, наконец, Марию, живую, здоровую, и по-прежнему на сносях.

– Мы с ним сильные. – Мария с нежной улыбкой положила ладонь на живот. – Мы с ним и не такое перенесли.

– Неужели, – вырвалось у Гарета, – тебя и беременную… не оставляли в покое?!

– В покое?.. – Мария вновь слегка побледнела, опустила глаза. – Нет. И били, и связывали… И продали… вот этому, самому.

– Аяксу? – Не поверил Гарет. – Этому… животному?

Мария кивнула.

– Я никогда его не видела, но слышала его имя: Аякс. Доктор мне говорил не один раз, что он со мной будет делать. Если бы Гэбриэл не вернулся за мной, нас уже не было бы… Но самое страшно не это, а то, что длился бы этот ужас очень… долго. Я так ему благодарна! – Вырвалось у Марии из глубины сердца. – Так благодарна! Так люблю его!!! И Тильде, и Моисею, и вам… Вы не знаете, как сильно я люблю вас всех, как хочу быть вам нужной, на что я готова ради вас всех! Если бы пришлось умереть, чтобы вам было хорошо, я не колебалась бы и секунды!!!

– Тополек! – Гарет аж подался к ней. – Если в самом деле хочешь нам добра, даже не думай о смерти! Поняла?! Живи, будь счастлива, расти своего ребеночка, и это все, что нам всем нужно. Если что-то с тобой случится, как ты думаешь, мы сможем после этого быть счастливы?! После всего, что было сделано, после всего, что ты вытерпела, самая большая радость – видеть, как ты живешь в покое и радости. – Он сжал ее руку, и в этот момент вошел Гэбриэл. Братья встретились глазами, и радость от встречи смешалась с ревностью, такой острой, что скрыть ее они не смогли.

– Гэбриэл! – Просияла Мария и бросилась ему на грудь, от чего в сердце Гарета словно укололо что-то болезненное.

– Здравствуй, мое сердечко. – Гэбриэл прикрыл глаза, изо всех сил давя и душа в себе ревность, поцеловал Марию в макушку, пахнувшую цветами. – Слава Богу, вы целы, и ты, и наш маленький. – Ревность он придушил, но от маленького укола не удержался. – И Гарет цел, что тоже радует. – Он взглянул в глаза брату, зная, что теперь ревности в его глазах тот не увидит. – Что там произошло?

– Госпожа Золотистый Тополь, – нарочито официально сообщил ему Гарет, которому было гораздо больнее, чем думал его брат, – пошла за цикорием. Я проводил ее. К счастью, потому, что там и напал на нас с нею небезызвестный тебе Аякс. Я с трудом его одолел, и то только с помощью госпожи.

– Он сдох?

– Надеюсь. Я отрубил ему лапу, надеюсь, он истек кровью. Вряд ли кто-то окажет ему помощь. Тополек, ты не могла бы нас оставить ненадолго?.. – И, когда Мария вышла, объяснил:

– Она была без чувств, и самого страшного не видела… Твой Аякс, когда я лапу ему отхреначил, превратился в такое страховидло, что даже мне стало страшно.

– В рыжего тролля. – Гэбриэл не удивился, и рассказал Гарету, что произошло возле Разъезжего, и что рассказал ему Кину.

– Значит, вы ждали его там, а он помчался сюда… – Нахмурился Гарет. Герцог в нем взял верх над влюбленным. – Марию он не узнал, но тому, что увидел беременную эльфу – обрадовался. Даже думать не хочу, зачем ему нужна именно беременная. Мы не можем уехать, младший, пока не разберемся с этой тварью. Может, он сдох, а может, и нет. Пока не увижу его тушу, не успокоюсь. В «Истории Нордланда и Хлорингов», которую наш предок Гай Гэролд написал, есть целая глава про рыжих троллей… Пакостная, поганая, злобная и опасная тварь.

– Нам в монастыре тоже читали, этого, самого…

– Исайю?.. Тот попик писал с чужих слов, а Гай Гэролд с ними сам дрался. Они с братьями и вычищали Остров от этих тварей. Там такое понаписано… – Гарет откинулся обратно на подушки. – С меня толку сейчас немного, но я специально остался здесь. – Он криво усмехнулся. – Ты-то, ошалев от ревности, об этом не подумал, а я подумал. Охрана теперь здесь хорошая, даже свора рыжих троллей не подступится.

– Сам ты ошалел… – Но краска на скулах выдала Гэбриэла с головой. Об этом он и в самом деле не подумал. «Неужели я и правда…» – Мелькнуло в голове. Он сел на край постели, мельком глянув на плечо брата, с пятнами подсыхающей крови на белейшей повязке.

– Какого черта. – Произнес, ссутулившись. – Это мой враг, а досталось тебе…

– А ты бы не хотел надрать как следует задницу тому, кто издевался бы надо мной?

– Я б его, как ссаную тряпку, порвал. – Усмехнулся Гэбриэл, и Гарет усмехнулся в ответ:

– Ну, я тоже попытался. И даже кое-что от него оторвал.

– Да уж. – Развеселился Гэбриэл. – Весьма даже нужную часть… Конечно, я ревную. А ты бы не ревновал?!

– да ладно. – Фыркнул Гарет. – Все остальное, так и быть, дарю тебе. Не коси глазом, – он погладил с легкой гримасой плечо, – болит, конечно, зараза. До кости почти полоснул, рукой даже двинуть больно. Еще немного, и я сам без руки бы остался… Но и так, на весьма продолжительное время, я левша.

Гэбриэл поднял и поставил перед братом столик с обедом:

– Ешь давай. Помочь?

– Угу. – Гарету даже не нужно было ни говорить ничего брату, ни знак какой давать, тот сам вовремя ломал хлеб, подавая ему, резал мясо и наполнял бокал ровно тогда, когда нужно. И Гарет воспринимал это, как должное, его ни на секунду не удивляла эта способность Гэбриэла – он и сам на его месте делал бы точно так же. А вот те, кому довелось видеть подобное со стороны, поражались общности двух братьев, видя в этом что-то едва ли не сверхъестественное.

– Сказали, отец приедет сюда?

– Угу. – Гарет с наслаждением прожевал восхитительно прожаренное мясо. – Ум-м-м… Обожаю! Сам-то ел?

– Когда?.. Ничего, поем. – Гэбриэл понюхал бокал. – Что за хрень?

– Лекарство. Кожа вокруг раны покраснела, от заражения. Моисей сказал.

– А… То-то, чую знакомый запах. Я когда у него лежал, там вся башня этим пропахла. Я тогда сейчас… – Гэбриэл сам промокнул губы брату салфеткой, – Гора по следу пущу. Если нам повезет, мы отыщем однолапую тушку, и сделаем из нее чучело. Блин, какое мясо! Не возражаешь?

– Возражаю. Но разве от тебя кусок мяса спасешь?.. Значит, еще один твой трофей будет? Скоро у нас будет не замок, а кунцкамера.

– Завидуй молча!

– Эй, а не жирно будет?!

– Жаба!

Мария, бессовестно подслушивающая у двери, улыбнулась весело, и пошла готовить еще один обед.

Барр сидела в пустом зале облюбованного ею постоялого двора, в Далвегане, в деревеньке Топь напротив Блумсберри, недалеко от паромной переправы. Находиться в Пойме Ригины стало слишком опасно, проклятая королева эльфов дышала в затылок, прятаться от нее становилось все тяжелее. Снадобья, изготовленного из жира некрещеного младенца, осталось всего ничего, и Барр, экономя его, старалась находиться вне Элодиса, получая нужные ей сведения от наемных шпионов. От них она узнала о происшествии у монастыря в Разъезжем и о погоне за Аяксом. А вот о том, что произошло у Тополиной Рощи, сообщил ей сам Аякс, ввалившись в трактир ближе к вечеру, мокрый, страшный, весь в крови, бешено скалящийся и вращающий глазами.

– Ты всегда вонял не розами. – Скривилась Барр, не утруждая себя притворством по поводу его бедственного положения. – Но сейчас это просто ужас какой-то. Ты пахнешь мокрой протухшей псиной…

– заткнись! – Прохрипел Аякс. – Лучше помоги!

– Зачем мне это? – Ведьма и бровью не повела. – Какая мне в том корысть?

– Ты, сука… – Аякс ощерился, но понял, что у него нет больше сил. Он добрался сюда на последнем издыхании, и если сейчас Барр не поможет ему, спрятаться и отлежаться у него может и не получиться. – Корысть… Ладно, ведьма, отслужу тебе… месяц…

– Год. – Возразила ведьма, глаза сверкнули. – Ты будешь моим слугой год.

– А не пошла бы ты?!

– Я верну тебе руку. Будет похуже прежней, но лучше, чем ничего.

Аякс какое-то время сипло, натужно дышал и молчал. В нем и капли покорности и способности служить не было, он был бешеной и неуправляемой тварью, и сама мысль о служении проклятой ведьме выводила его из себя. Но рука… И жизнь… И возможность мести… И собственная стая…

– Хорошо. – Прохрипел он. – Год. И не часом дольше.

– Поклянись. – Велела ведьма. – По-настоящему, на крови.

– Черт с тобой. – Бессильно выругался тролль, и Барр холодно усмехнулась, торжествуя. Такой слуга, как Аякс, стоил тысячи!

Почти полная луна висела в небе напротив спускающегося к горизонту солнца. До Иванова дня, который в этом году совпадал с первым летним полнолунием, оставалось меньше трех суток, и в Эльфийском квартале целыми днями звучала дивная музыка, послушать которую собирались к его стенам горожане и жители окрестных деревень. Этим традиционно пользовался Марк Хант, прохаживаясь в толпе и присматриваясь к девушкам и женщинам. Молодой, хорошо одетый, стройный, с бархатными темными ласковыми глазами, он привлекал женское и девичье внимание, и не уставал дарить многозначительные и восхищенные взгляды. За девушками, которые соответствовали его взыскательному вкусу, он потом отправлял своих осведомителей: кто такие, где живут, кто родители, какой достаток, и так далее. Пусть из десятка жертвой его в конце концов становилась одна, Марк не расстраивался. Одна здесь, одна там… Попутно он обхаживал служанок в богатых домах, тратился на дорогие подарки и прочие знаки внимания, кормил баснями про женитьбу, про требовательных родителей, и чего только он не сочинял! Служанки – это был его хлеб с маслом, его информация, его самые выгодные сделки. Как эта, например…

– Вот кого не ожидала увидеть, сударь. – Задрала нос конопатая и полноватая девушка в новом платье цвета лаванды и белой косынке, наброшенной на плечи. – И что вы здесь делаете?

– То же, что и ты. – Марк воровато оглянулся и поцеловал девушку в щеку. Та увернулась, порозовев:

– Как не стыдно!

– Чего мне стыдиться, дорогая Тина?

– Вы что мне обещали?.. И две недели носа не казали в наш переулок! Вот и верь мужчинам после этого! – Тина, тем не менее, не особенно отбивалась, пока Марк искусно завлекал ее в тупичок, под раскидистый вяз, где и сорвал пару поцелуев.

– Знаешь ведь, что у торговых людей день на день не приходится… Что твой господин?

– Уехал мой господин. – Дернула плечиком Тина, оправляя косынку на пухлой груди, основательно помятой Марком. – Я уж думала: послать вам весточку, али нет? Я ведь девушка гордая. И кавалеров у меня много.

– Гордая девушка с деньгами – это совсем не то, что гордая девушка без денег. – Замурлыкал Марк. – А я тебе столько дам, что на хорошее приданое хватит, если поможешь.

– Ну-у-у… Я не знаю. – Но Марк видел, что она просто цену себе набивает, что она согласна. Она ненавидела свою молодую госпожу, потому, что до женитьбы ее господин, богатый торговец мехами, спал с нею, и Кристина пользовалась этим, требуя и получая кое-какие привилегии. Но в жены торговец, человек немолодой, взял молоденькую и очень красивую девушку, из бедной, хоть и родовитой, семьи. Тина всерьез считала себя более подходящей кандидатурой в жены, и презирала и ненавидела девушку, которая не от хорошей жизни пошла за человека, который ей не нравился, который был слишком стар для нее и, постоянно опасаясь гипотетического молодого соперника, держал ее взаперти и изводил своей ревностью. По странному женскому обыкновению, Тина обратила свое разочарование и гнев именно на несчастную новобрачную, не в чем ее не обидевшую и не согрешившую перед нею, а не на торговца, который использовал ее, кормил несбыточными надеждами, а потом кинул ради более молодого и соблазнительного тела. Марк, прекрасный знаток женской психологии, видел ее насквозь и использовал в своих целях. Как, впрочем, и многих других.

– Опасно это. – Оправив косынку и платье, Тина кокетливо подвернула манжеты нарядного платья. – А вдруг узнает кто?

– А зачем нам надо, чтобы узнали? Ну же, Тина, фея обольщения! Всего то и надо, дать ей вот это, – он сунул в руку девушки скляночку фантазийной формы, с прозрачной жидкостью внутри. – У нее ни вкуса нет, ни запаха. Нальешь в питье, и когда заснет, дашь знак, впустишь человека. А после, как уйдет, уберешь там все. И никто, даже госпожа твоя, не узнает, что кое-кто с нею слегка… позабавился. Человеку счастье, тебе деньги… И всем хорошо.

– Госпожа моя! – Злобно фыркнула Тина, пряча склянку. – Госпожа голозадая… Оборванка, нищебродка! Только рожей смазливой и взяла… Да мамаша ее, колдовка проклятая, это она моего Франца и околдовала, приворожила так, что он слюни до земли распустил… Ведь в этой Марте нет ничего! Что у нее есть такого, чего во мне нет?!

«Да она в сто раз тебя лучше. – Цинично подумал Марк. – Тебя б я пальцем не коснулся, дура толстозадая, если б не дело, а ее… м-м-м! Даже приплатил бы, чтобы помацать малехо». Но вслух он любезно сказал совсем другое, называя Тину феей обольщения, богиней и цветком своего сердца. Слова – они и есть слова, денег не стоят. А вот за возможность порезвиться с бессознательной женщиной, такой всегда неприступной, но очень и очень желанной, сосед-ювелир готов был заплатить пятнадцать дукатов. И за каждый из этих хорошеньких тяжеленьких кругляшков Марк готов был наговорить тысячи льстивых слов хоть этой дуре, хоть другой.

Попрощавшись с Тиной и купив себе кулек тыквенных семечек, чтобы убрать изо рта привкус ее поцелуев, Марк устроился в условленном месте, поджидая свой самый драгоценный источник информации и средств.

Жанна, общая служанка Девичьей Башни, в городе появлялась крайне редко – при своей-то загруженности. Но порой выходной доставался и ей, и этих дней Марк ждал с нетерпением, так как этим своим контактом очень дорожил. Жанна была не вполне в его вкусе, слишком вертлявая и тощая, но облизывал и убалтывал он ее, словно королевну какую, и всегда держал для нее наготове не дешевенький подарок. Рыцари и оруженосцы Хефлинуэлла были золотым дном, а найти вторую такую Жанну там было весьма и весьма не просто. Жанна нагло этим пользовалась и вела себя, словно сокровище какое, но Марк готов был (пока) это терпеть.

Не обманула – появилась, опоздав всего-то на какой-то час. Бывало, что и дольше заставляла себя ждать, дрянь вертлявая. Пришлось изображать неземной восторг от встречи, целовать и тискать ее, вручить драгоценный эльфийский браслетик ценой аж в три дуката. И стиснуть зубы, когда дрянь, которая сама по себе и дуката не стоила, вся скривилась, принимая подарок так, словно одолжение ему делает.

– Ну, что? – Спросил он, когда все положенные формальности были соблюдены.

– Про графиню Июсскую, что-ли, интересуешься? – Крутя браслетик на своей тощей конечности, поинтересовалась Жанна. – Она уехала в свой Июс. С женихом у нее опять контры какие-то. Не понимаю, что он так с нею носится. Голодранка, пигалица мелкая. Я помню, как она появилась: ни платья приличного, ни шляпки, а уж обувь такая, что в приличный камин бросить стыдно. А теперь, смотри ты, как расцвела и расфуфырилась! А ее служанка, Роза эта – о-о-о, тварь! Деревенщина паршивая, а ведет себя так, словно из благородных!

– Жанночка, фея обольщения, цветок моего сердца, что это значит? – Взмолился Марк, привлекая ее к себе и обвивая рукой ее плоскую талию. – Ничего не вышло?..

– Нет. – Ожесточенно ответила Жанна. – Ничего. Не хочет ни рассказать ничего, ни принять никакой подарок, ни посидеть душевно. Говорю же, тварь. Думала, посидим, выпьем наливочки, поговорим, она что мне и расскажет… Дрянь подзаборная!

– Ну, не расстраивайся, цветок моего сердца. – Искусно скрывая жесточайшее разочарование, вздохнул Марк, целуя ее. – Но что-то же у тебя есть для меня, фея обольщения?

– Не знаю. – Принялась, как обычно, кривляться и набивать себе цену Жанна. – Может, кое-что и есть. Не знаю, что ты с этим делать будешь…

– Ты уж предоставь мне это решать, – с мягкой настойчивостью вытягивал из нее главное Марк, – что я с этим сделаю…

– Марта, служанка дамы Вильгельмины Мерфи, мне кое-что о своей госпоже рассказала. – Жанна фыркнула. – По секрету! Идиотка…

– А что это за дама Мерфи такая, напомни мне, цветочек мой?

– Это закадычная подружка нашей графини. Так вот… Она без ума от герцога.

– О как! – Марк внутренне подобрался и сделал стойку, как охотничий пес. – Что, сильно без ума?

– Он к ней порой захаживает. Ну, там, перепихнуться, когда приспичит. И она совсем свихнулась из-за него. На стены лезет от отчаяния.

– Жанночка! – Просиял Марк. – Фея ты моя… – Аж руки ей расцеловал. – Ты мое сокровище, прелесть моя, роза моя!

– Ты бы лучше, вместо комплиментов, помог бы мне хоть чем-то настоящим, помимо подарочков этих. – Фыркнула Жанна. – Надоело мне быть служанкой для всех и каждого. С утра до ночи обслуживай этих идиоток, гладь, убирай, постели заправляй, горшки их вонючие выноси…

– Ну, пока не скажу, каким образом, но, возможно, очень скоро я твою долю улучшу. – Пообещал Марк. – Есть у меня кое-какая идейка…

– Мне не идейка, мне весомое что-то нужно. – Дернулась Жанна. – Я устала, как не знаю, кто, никто в этом долбаном замке больше меня не вкалывает!

Пришлось Марку успокаивать, убалтывать и ублажать стерву. Но оно того стоило! Пусть графиня Июсская пока что оставалась недоступна – Марк надежды не терял. Расскажет заказчику, с какими трудностями пришлось столкнуться и набавит цену, не впервой. Зато информация о даме Мерфи ему показалась важной. Барр что-то такое и просила его узнавать.

– Ты, роза моего сердца, как-то намекни этой дуре… Служанке дамы Мерфи… что есть женщина, которая решит проблему ее госпожи раз и навсегда.

– Это как?

– Ну… – Марк поиграл локонами ее тщательно завитых и уложенных волос, – скажем, так: есть такие вещи, как приворот, гадание, все дела. Женщина очень сильная, дело свое знает, как никто. Я никогда в такие дела не верил, но как увидел ее в деле, сам обалдел.

– Что, серьезно?

– Более, чем.

– И что за женщина?

– А тебе зачем?

– Пригодится. – Дернулась, оправляясь, Жанна. – Так… на всякий случай. Я слышала, в Омках живет бабка одна, детей маленьких от коликов лечит, зубную боль снимает…

– Ха! Детские игры, дорогая моя фея обольщения! Ну, ты поняла меня, да, моя богиня?

– Что непонятного-то? – Жанна еще раз рассмотрела браслет, покрутив его на запястье. – Симпатичный, конечно… Но мне сейчас необходимо обувь обновить, туфли стаптываются, как ненормальные, пока бегаешь по этим лестницам: «Это принеси, то раздобудь…». Голодранки!

– Бедная моя фея! – Марк, внутренне чертыхаясь, поцеловал ее запястье. – Будут тебе новые туфли, обещаю.

Гор добежал по следу до обрывистого берега Ригины, где обнаружились обломанные ветки и кровь, и там яростно зарычал, глядя вниз. Гэбриэл сплавал туда с Адамом на лодке, но ничего не нашел. Утонул тролль, или выжил – пока было неясно. Адам был полон оптимизма, утверждая, что потеряв столько крови, сколько ее было на месте боя, никто не в состоянии выжить. Но Гэбриэл, который очень хотел бы в это верить, чувствовал, что нет, не сдох проклятый Аякс. И Кину, примчавшийся под вечер, и исследовавший кровавый след, подтвердил: нет, не сдох.

– Но кровь его, – Кину сорвал окровавленный лист и спрятал его в кожаный чехол, – нам поможет.

Победа графа Валенского над драконом переполошила всех врагов Хлорингов до единого. Она совершенно меняла расклад сил и настроения на Острове. В одночасье граф превратился в сэра Гэбриэла, драконоборца, защитника людей; его подвиг уже обрастал легендами и мифами, невесть, откуда возникающими. Рассказывали, что он, якобы, расправился уже с кучей разбойников, появились уличные рассказчики, которые утверждали, что лично знали его, когда он был всего лишь разбойником в Северных Горах, но уже тогда отличался благородством, умом, остроумием и приходил на помощь нуждающимся и неправедно обиженным – эдакий нордландский Робин Гуд. Месяца не прошло, как был убит дракон, а все эти слухи и мифы уже расцвели по всему Югу, словно по волшебству. Люди потянулись в Гранствилл, чтобы лично увидеть чучело дракона, а главное – самого сэра Гэбриэла. Так его теперь называл весь юг Острова, и каждый ребёнок знал, какого именно сэра Гэбриэла при этом имеют в виду. Питер Дрэд понял, насколько всё серьёзно, когда на улице увидел играющих детей, которые спорили до слёз, кто из них будет сэром Гэбриэлом. Настроение испортилось так, что он еле сохранил на лице обычное своё добродушное выражение немного нелепого чудака с близорукими глазами, когда живущие по соседству супруги раскланялись с ним. Чтобы немного успокоиться, он кивнул им и сказал:

– Слышите, как спорят детишки?.. О каком это сэре Гэбриэле они говорят?

– О младшем сыне его высочества! – Воскликнула женщина. – Разве вы не слышали?.. Он убил дракона в Бродах, а ещё многих людей и сирот уже спас и защитил… Храни его Бог! Наконец-то у этого острова появился настоящий рыцарь и герой!

– Да-да-да… – Питер Дрэд улыбнулся своей милой детской улыбочкой добрейшего чудака. А в душе было черным-черно. Ох, как плохо… как плохо! Надо было немедленно что-то делать! Попытка выставить младшего Хлоринга содомитом провалилась – у него, как оказалось, есть уже дочь-бастардка, он женится, и по слухам, обожает невесту, красавицу, бесприданницу и сироту – то есть, браком по расчету это не назовешь. Амалия с супругом слишком промедлили, непозволительно долго медлили, и теперь требуется нечто большее, чем физическое устранение. Пустить слух о том, кем прежде на самом деле являлся этот герой и где он был?.. Опасно. Хлоринги могут в ответ раскрыть все карты, и тогда плохо станет всем. Дрэд, продолжая напряжённо размышлять, прошёл к себе, махнув рукой приподнявшемуся из-за пюпитра секретарю – доминиканцу: сиди, не нужен, – открыл створки окна, впустив в прохладу комнаты жар нагретых солнцем стен и запахи раскаленной солнцем улицы. Секунду спустя на подоконник уже с ласкающим слух шумом спикировал первый голубь, пытливо глянул круглым глазом. Дрэд насыпал пшено, и минуты не прошло, как карниз был полон толкущихся, воркующих и недовольно урчащих голубей. А он продолжал размышлять, подсыпая пшено и любуясь птицами. Безвыходных ситуаций не бывает, он это точно знал. Вариантов было много, и Дрэд обдумывал каждый, просчитывая последствия. Гэбриэл, по слухам, безумно любит свою невесту и верен ей. Наверняка, Хлоринг ревнует её, если так сильно любит. Если любит – уточнил для себя Дрэд. Сам он не слишком верил в силу так называемой любви, хоть сила вожделения была ему знакома; свои связи он тщательно скрывал, но они то и дело возникали. Девушек он любил хрупких и нежных, большеглазых, кротких. Если имели место несогласие или протест, он подавлял их либо деньгами, либо прямой угрозой, либо шантажом. Дрэд был однолюбом, поэтому любовниц у него было мало, всего трое, и все были при нём подолгу. Он был им верен, щедр, потому гордился собой, а то, что девушки во всех трёх случаях были с ним не по своей воле, ничего не значило для него – женщины, как он считал, не те создания, с чувствами которых, вздорными и поверхностными, стоит считаться. Последняя любовница ему изменила, влюбившись в какого-то молодого рыцарёнка, и Дрэд примерно наказал их: рыцарёнка убили, а девушку изуродовали и заперли в монастыре. И теперь Дрэд был одинок… Временно.

Но это следовало уточнить. Этот вариант, с невестой, следовало хорошенько обдумать. Прощупать почву, и если Хлоринг, вопреки его прошлому, когда он был игрушкой мужчин-содомитов, всё-таки испытывает искренние чувства к своей невесте, то это его и погубит. Но наугад, решил Дрэд, действовать нельзя. Нужно поехать в Хефлинуэлл и встретиться с Хлорингами лично. Припугнуть. Сделать вид, что ищет компромисс, пусть щенки подумают, будто у них есть время и надежда. Выяснить всё, что удастся, а главное – что из себя представляет на самом деле старший брат, так как появились сведения и подозрения, что с первоначальной оценкой он сильно поторопился. Надо ехать в Хефлинуэлл. И повод имеется: странный внезапный отъезд на север епископа Гранствиллского, случившийся после того, как он был почти насильно увезён в Хефлинуэлл. Для Дрэда ничего странного в этом не было, как и в убийстве ювелира; но как повод годилось. Конечно, разоблачать младшего Хлоринга нельзя, но припугнуть и приземлить – нужно. В таких делах Дрэд был мастером. Если нужно, он мог бы и святую Цецилию сделать виновной и запугать грехом. Решено… Нужно ехать. Дрэд с облегчением улыбнулся и посюсюкал голубям, потом позвал секретаря. Писать письмо герцогу Элодисскому.

Дела в Садах Мечты шли всё хуже, и это сильно сказывалось на Драйвере и на его состоянии. Денежные его дела были вообще хуже некуда. Кенка и его клика в наглую пользовались Садами Мечты, не платя за это ни геллера, и Драйвер ничего не мог поделать: они утверждали, что он кругом виноват и должен быть рад, что его ещё не сдали Хлорингам с потрохами… В отместку Драйвер решил придержать Привоз мальчишек – ещё не хватало, предоставить им свежее мясо на дармовщинку! И тайком от них барон начал пускать в Сады Мечты всех, кто платил, превратив своё детище в вульгарный бордель… Для чего нужны были девки, много девок, так как большинство тех, кто приходил в Сады Мечты теперь, хотели именно их. Хуже того – они требовали, чтобы девки разговаривали, пили с ними, были веселыми и покладистыми. Драйвер бесился, но вынужден был купить несколько девок в окрестных борделях, отведя для них особое помещение; при том, что денег они приносили не в пример меньше: люди шли сюда, прослышав, что тут есть нечто совершенно необыкновенное, чего больше нигде ни за какие деньги не купишь, и злились, находя обычных трактирных девок. Каким страшным ударом для него был захват Хлорингами баржи с новым мясом! У него остались только две свежих девки подходящего возраста, которых он приготовил себе, на роль будущей баронессы Драйвер. Жаль, но придется их использовать… Они будут дорого стоить, ведь из себя они красивы, что есть, то есть, хорошо воспитаны, умеют говорить… И не какие-то там кабацкие шлюхи, их можно представлять, как аристократок. Драйвер очень надеялся, что сможет выручать за них не меньше пятидесяти дукатов за раз. Это был страшный риск, но идти на него Драйвер был просто вынужден; денег катастрофически не хватало, дошло до того, что он не мог себе позволить многое из того, на что не жалел золота прежде. Быть нищим ему казалось так позорно, что барон с ума сходил, когда ему предлагали что-то из того, что он любил прежде, а ему приходилось отказываться от прекрасных и редких вещей, выкручиваясь изо всех сил, придумывая отговорки и отмазки, только бы не сказать прямо: нет золота, нет, и неизвестно, когда будет!!! Но не меньше мучило его то, что он превратил детище свое, свои Сады Мечты, из места сакрального, таинственного и идеального, храма своей личной религии, в вульгарный бордель! Всё это изводило его и мучило ежедневно, ежечасно, превратив жизнь в ад. Узников Садов Мечты кормили из рук вон плохо; кормили затхлой крупой, собачатиной, ржавой рыбой, плесневелым хлебом… Когда же Доктор попытался возмутиться и напомнить, что от этой еды мясо будет дохнуть в два раза быстрее и чаще, Драйвер накинулся на того с кулаками.

Доставить девок следовало с самыми строгими предосторожностями. Не хватало еще, чтобы и их захапали Хлоринги! Одна жила в Элиоте, другая – в Бирхолле, оба города были портовыми, и Драйвер отправил за ними Гестена на собственном корабле, «Ганимеде». Тайно, и как можно скорее: забрал девок, и в Найнпорт, без остановок, на всех парусах! Мысленно Драйвер уже тратил на самое необходимое деньги, которые получит за этих девок, Евгению и Вирсавию. Он рассчитывал не меньше, чем на пятьсот дукатов, и бессильно стискивал зубы: когда-то он тратил столько за сутки, получая в Садах Мечты в разы больше! А сейчас он вынужден придумывать, как растянуть эти деньги на месяцы… Такое унижение… такое унижение! А все Гор…Все проклятые Хлоринги! Как Теодор их ненавидел!.. О своей вине перед ними он и не думал. Он – виноват перед ними?! Это они были виноваты перед ним во всем!