Читать книгу Дневник на двоих - Надежда Дягилева - Страница 28

Сашка ожила. Она перестала рыдать, наконец-то привела себя в порядок – уложила волосы, накрасилась. Дома сразу побежала на кухню – готовить мужу и повелителю что-то неизъяснимо-прекрасное, судя по запаху, из мяса. Накрыла стол в гостиной – а надо сказать, каждый день мы это не делаем, попросту, на кухоньке обедаем, как родители приручили в те времена, когда и гостиных ни у кого не было. Открыла вино. Сели обедать – она вдруг давай тосты толкать. Ну, первый, понятное дело, за меня, какой я весь из себя прекрасный, тут я с ней полностью согласен, а потом вдруг она такое залепила, что я чуть со стула не упал. Давай, говорит, возьмем из детдома малыша. Они там такие все бедные-несчастные, так их жалко. А мы его мигом счастливым сделаем, он с нашим ребеночком будет вместе расти, как, мол, хорошо!

Я разозлился. Такое чувство, что она нарочно мое терпение испытывает. Как будто мне ее дочки мало, так еще и это. Года три назад мы это все ведь уже проходили. Сашка тогда отчаялась совсем, что родить не получается своего, и предложила – давай из детдома возьмем. Я ей тогда и объяснил, что чужого – не хочу. Не смогу я чужого никогда полюбить, хоть режь меня. Ни ребенок этот, ни я счастливыми не будем. Она тогда поплакала-поплакала, и перестала мне это предлагать. А теперь вишь, снова осмелела.

Я положил вилку на стол и терпеливо и ласково, как если бы имел дело с душевнобольной, сказал – Сашенька, давай не будем спешить. Сначала найдем твою дочку, убедимся, что все у нее хорошо, затем ты родишь нашего сынишку, он будет совсем маленький и беспомощный, нам все силы потребуются, чтобы его растить, потом он подрастет, и тогда мы и подумаем, что нам делать дальше, нужны ли нам еще дети и если да, то как ими обзавестись. Хорошо?

Так же медленно и спокойно, в тон мне, также ласково улыбаясь, Сашка спросила – Что ты имеешь в виду, Кирюшенька, когда говоришь, что «вот найдем твою дочку, убедимся, что у нее все хорошо»? Разве ты забыл, милый, что она растет в детдоме, без матери? Разве ты не понимаешь, что у нее не может быть «все хорошо»? Сашка договорила свою тираду голосом, шипящим от ненависти. Ненависть горела в ее глазах. Этим же змеиным голосом она произнесла – Неужели не понятно, что мы должны найти девочку и забрать ее себе! У ребенка должен быть дом, должна быть семья! Это наш ребенок, Кирилл!

Я встал. – Ну уж нет, дорогая Сашенька! Это не наш ребенок! Это твой ребенок! Твой и твоего хахаля. А я так вообще узнал о нем несколько дней назад. И я не хочу, чтобы эта девица – не забывай, ей уже пятнадцать лет – вдруг стала звать меня папой и жить в моем доме. И я не стыжусь этого. Я ей ничего не должен. Это ты бросила ее, а не я. Это ты ей должна, ты и твой хахаль Сережа! Так что не вешай на меня свои грехи.

Сашка заплакала и выскочила из-за стола. Побежала в спальню, рыдать. Как же меня все это уже достало. Прямо тошнит от этих страстей. Оказывается, я не просто должен найти эту девочку, но еще и поселить у себя и полюбить, как родную.

Минут через пятнадцать, выкурив две сигареты и досчитав пять раз до десяти, я пошел мириться с этой дурой. Я не хочу, чтобы мой ребенок страдал из-за наших ссор. Надев на лицо самое умильно-виноватое выражение, я просунулся в спальню. Любимая, можно я войду? – вкрадчиво пропел я. Любимая не слышала. Она с увлечением рассказывала кому-то, какой я гад. Я прислушался. Это была не одна из ее бесчисленных подруг. Ее собеседником был отец ее дочери, что, конечно же, не могло не радовать. Я знаю, что нехорошо мешать людям общаться. Но мне плевать. Я подошел и сел на кровать так, что любимая не могла меня не заметить. Она демонстративно продолжала разговор, я ждал. Затем она положила трубку и, не обращая на меня никакого внимания, легла в постель, свернувшись калачиком и повернувшись ко мне попой. Типа, я обиделась и разговаривать не буду.

Я понимал, что мне лучше уйти. Но внутри меня снова все кипело от ярости, я уже не мог остановиться и поэтому ласково, как утром, спросил – Дорогая, можно ли я тебе кое-что объясню? Можно? Дорогая молчала. Я все так же ласково продолжал – Видишь ли, дорогая, семья – вещь хрупкая. И люди, которые ей дорожат, не выносят на суд посторонних то, что происходит между ними. – голос мой постепенно креп и набирал силу – Как мне понимать то, что ты звонишь Сергею и жалуешься ему на меня? Как то, что тебе больше не дорога наша семья? Или как то, что он для тебя ближе, чем я? Или как то, что твой роман с этим ублюдком вовсе не закончен? – последнюю фразу я просто проревел. Она молчала, плечи ее вздрагивали.

Я выскочил из комнаты, сильно хлопнув дверью. В коридоре взял ключи от машины, все также быстро, в слепой ярости, выбежал во двор, сел в машину и уехал. Куда – я и сам не знал. Когда чуть-чуть остыл, понял, что еду в офис. Подумал – хорошо, сейчас я им там такое ускорение придам, что либо все уволятся, либо продажи вырастут на сто процентов. Но обнаружил, что мне все равно. Плевать мне на все было. Перед глазами стояла картинка – вздрагивающие плечи плачущей Сашки. Я чувствовал себя полным мудаком. Пусть она тысячу раз не права, но она женщина, и беременная, и слабая, и моя любимая. Я купил цветы и поехал домой – мириться. Дома Сашки не было. На чисто прибранной кухне на столе лежала записка – Кир, извини меня, но я уехала к маме. Переночую у нее. Пожалуйста, не звони – я пока не могу с тобой говорить. Целую тебя. Люблю. Твоя С.

Я открыл бутылку коньяку и скушал ее всю. Без всяких глупостей в виде закуски. Как прошла ночь, я не знаю.