Читать книгу Вдовствующая герцогиня замка Оргарон - Надежда Игоревна Соколова - Страница 9

Книга, которую я выбрала, называлась «Плодородие земли: алхимия, духи и заклинания». На развороте первой страницы красовалась детальная схема магического поля, разделенного на геометрические сектора с аккуратными подписями. Каждый участок был прорисован тончайшими линиями тушью, с мельчайшими деталями – даже травинки казались живыми под кистью иллюстратора.

Сектор огня изображался как квадрат с алой каймой. В пояснении говорилось, что здесь следует закапывать обсидиановые кристаллы, добытые на склонах вулкана Драконья Пасть. Эти черные, переливающиеся на свету камни сохраняли тепло даже в лютые морозы. Автор рекомендовал окружить этот участок грядками с розмарином, тимьяном и шалфеем – их аромат в летний зной смешивался с минеральным запахом камней, создавая целебную атмосферу.

Круг воды был выполнен синими чернилами с серебряными бликами. В центре изображался колодец с причудливыми рунами, вырезанными на дубовых плахах. В тексте подробно описывался ритуал: на рассвете, держа в руках ветку ивы, нужно трижды обойти колодец, нашептывая древние слова. К полудню небо затягивалось тучами, а к вечеру начинался мягкий, благодатный дождь.

Самый загадочный – треугольник земли – был заштрихован коричневыми тонами. Здесь изображались миниатюрные алтари из необожженной глины. Автор скрупулезно перечислял подношения: первый сноп нового урожая, липовый мед в глиняной плошке, три капли крови (обязательно из безымянного пальца). Взамен духи-кормильцы охраняли поля от кротов-оборотней, чьи норы на иллюстрации светились зловещим ядовито-зеленым свечением.

Особенно увлекательной была глава, посвященная зерновым элементалям. Маг-агроном Виллард горт Терранский с почти поэтическим вдохновением описывал этих невидимых существ: "Когда ветер колышет колосья, это не ветер – это они перешептываются". Ритуал задабривания включал оставление в последний день жатвы дубового кувшина с ячменным пивом и самой крупной тыквы с вырезанной улыбкой. На полях книги чья-то старая рука сделала пометку: "Проверено – урожай 1247 года превзошел все ожидания!"

Отдельная глава книги была посвящена алхимическим удобрениям, ее страницы украшали замысловатые схемы перегонных аппаратов и точные пропорции ингредиентов.

Зелье "Корень силы" описывалось с особой тщательностью:

Пепел феникса (добываемый раз в семь лет из гнезд на вершинах огненных гор)

Кора тысячелетнего дуба (только северная сторона, собранная в день зимнего солнцестояния)

Роса с паутин лесных ткачей (собираемая в серебряный сосуд до восхода солнца)

Иллюстрация показывала, как зеленоватый дым от этого зелья, вылитого в борозды, обвивает стебли растений, заставляя их тянуться к небу.

Порошок лунной пыли изготавливался путем выпаривания воды, заряженной в хрустальных чашах под полной луной. На полях книги чья-то старая рука сделала пометку: "Проверено на каменистых склонах Хенарских холмов – всхожесть 9 из 10 семян!" Эта идея зажгла во мне искру вдохновения – я уже представляла, как разбиваю террасный сад у южной стены замка.

Но книга строго предупреждала: "Земля дает лишь тем, кто дает ей взамен". На иллюстрации рядом был изображен крестьянин, нарушивший баланс – его поле превратилось в зловонное болото, где среди тины гнили заплесневелые колосья.

Как выяснилось позже, Дирк следовал этим заповедям неукоснительно. На полях стояли гранитные стелы с высеченными рунами – каждая была аккуратно покрыта жертвенной кровью в дни равноденствий. А в углу амбара висел холщовый мешок с костями лесных стражей – их неестественно белый цвет и странная форма отпугивали грызунов лучше дюжины котов.

Я погрузилась в чтение так глубоко, что не заметила, как солнечные пятна на полу сменились лунными бликами. Простые, ясные объяснения, подробные иллюстрации и практические советы завораживали. Я могла бы провести здесь дни напролет, изучая каждую деталь этих древних знаний. Когда часы в башне пробили восемь, я лишь машинально потерла затекшую шею – обед давно прошел, а ужин… Что ужин, когда на кону столько удивительных открытий!

Внезапный скрип дубовой двери вырвал меня из мира магической агрономии. Дверь читального уголка бесшумно приоткрылась, и в проеме показалась служанка Лира – та самая, что всегда краснела, когда я на нее смотрела. Она совершила низкий поклон, и ее тонкие пальцы нервно перебирали край передника.

– Госпожа, – прошептала она, опуская глаза, – к вам прибыли ваши родители. Они ожидают в голубой гостиной.

Я вздрогнула, будто очнувшись ото сна. В голове мелькнула мысль – неделю назад мы расстались в самых лучших отношениях, и матушка клятвенно заверяла, что едет к моей старшей сестре в дальние владения. Три дня пути в одну сторону, не меньше. Что за чертовщина?

С сожалением я провела ладонью по бархатистой обложке трактата, оставляя книгу раскрытой на странице с рецептом лунного удобрения. Мягко хлопнув крышкой, я поднялась с кресла, ощущая, как затекшие ноги пронзают иголки. Солнечные лучи уже сменились вечерними сумерками, а я и не заметила, как пролетел день.

Поправив складки платья и встряхнув головой, чтобы окончательно вернуться в реальность, я направилась к выходу. Мои шаги эхом отдавались в тишине библиотеки, а за спиной оставались горы бесценных знаний, которые придется отложить до лучших времен.

Отношения Арисы с родителями напоминали хрупкое перемирие между враждующими сторонами. Леди Марта, ее мать, всегда появлялась в платьях с костяными пластинами в корсете, так туго зашнурованных, что казалось – она дышит только наполовину. Ее высокие воротники, унизанные жемчужинами размером с горошину, подпирали подбородок, придавая виду неестественную строгость. На пальцах – фамильные перстни с геральдическими символами, которые звенели при каждом движении. Веер из страусиных перьев в ее руках хлопал, как крылья пойманной птицы.

Лорд Элрик, отец Арисы, напоминал старую гравюру – его выцветший камзол когда-то блистал золотым шитьем, а теперь лишь тускло поблескивал на сгибах. Седая борода, подстриженная клинышком, скрывала шрам, тянущийся от левой скулы до подбородка – напоминание о дуэли молодости. Его львиноголовая трость с выщербленными зубами зверя отбивала нервную дробь по паркету.

Их карета – массивная, с потускневшей позолотой – всегда вкатывалась во двор с грохотом, будто возвещая начало осады. Три серебряных волка на дверцах скалились в алом поле. Кучер в потертой ливрее гнал лошадей так, что пена летела с их морд.

Марта врывалась в холл, словно ураган, размахивая пачкой писем с печатями "несчастных родственников". Ее голос, резкий и высокий, резал воздух:

– Дочь! Ты даже не представляешь, что творят эти негодяи с нашим именем!

Они требовали от Арисы того, чего сами никогда не придерживались – слепого послушания, смирения и покорности. Каждый визит превращался в битву – первые две встречи после моего "пробуждения" в этом мире заканчивались хлопаньем дверей и разбитой посудой, третья прошла относительно мирно. Четвертая, судя по учащенному стуку трости лорда Элрика в прихожей, обещала быть не лучше первых двух. Ни одна из сторон не собиралась отступать.

Я так и не смогла понять истинных причин этих навязчивых визитов. Родительский замок, если верить дневникам Арисы, представлял собой вполне комфортабельное жилище – массивное строение с четырьмя угловыми башнями, чьи узкие бойницы напоминали прищуренные глаза. Стены столовой украшали ряды портретов угрюмых предков в дубовых рамах, а в подвалах ржавели замки на дверях, за которыми десятилетиями пылились сервизы из фамильного серебра. Несмотря на это, родители постоянно требовали денег, словно Ариса была их личной казной.

Плюс многочисленные отпрыски: племянники, кузины и другая родня, к которой матушка постоянно ездила. Что ж им понадобилось от Арисы? По первым встречам у меня создалось впечатление, что властная мать хочет постоянно контролировать своих детей, включая тех, кто уже обзавёлся семьями. А то вдруг (не дай боги!) дети вспомнят, что им уже не по три года и они могут самостоятельно принимать те или иные решения.

При этом мать дважды в приказном тоне требовала от Арисы (ну а теперь и от меня) денег на содержание другой родни: на свадьбу племянника, на лечение тётушки-ипохондрички, на новый гербовый плащ для кузена-картёжника. Всё – в бархатных словах, приправленных укорами: «Ты же единственная, у кого есть такое большое состояние», «Предки содрогнулись бы от твоей жадности». Да и вообще, все эти чужие мне люди, они же дяди/тети/племянники/кузины. Их просто обязательно нужно одеть/обуть/накормить/обогреть. И все – исключительно по доброте душевной. Я не могла сдержать усмешки при этих словах; мне казалось абсурдным требовать помощи от тех, кто сам мог бы позаботиться о себе.

В ответ я предлагала нуждавшимся поработать на меня – пусть даже побыть приживалками или помочь с хозяйством. Это предложение вызывало у них оскорблённую невинность: «Как ты можешь так говорить? Мы же семья!» Но я была непреклонна; нет – так нет! Я отказывалась помогать просто так без какой-либо отдачи.

Родители обижались. Я игнорировала их обиды. Так и жили.

Вот и теперь, выйдя из книгохранилища и направляясь на первый этаж, в холл, я не ждала от встречи с дражайшими родителями ничего хорошего.