Читать книгу Сон и наваждение - Надежда Коваль - Страница 4

Об этом я решительно должна написать от первого лица. Словно на исповеди: высказаться и не чувствовать больше того неприятного съеживания души, той неловкости, которая обычно возникает, когда вспоминаешь, что однажды поступил против своей совести. Дело даже не в том, чтобы рассказать об этом вслух, как это делается в церкви или на приеме у психотерапевта. В том и другом случае тебе предоставляют «свободные уши». Хочу, чтобы меня услышали два человека, которых я однажды, по глупости, подвела.

Случилось это много лет тому назад, когда наряду с пионерскими существовали лагеря для летних сборов секретарей школьных комсомольских организаций. Активисты Восточно-Казахстанской области съехались на учебу в лагерь комсомольского актива в Верх-Ульбинском районе, неподалеку от города Усть-Каменогорска. Жилые корпуса, столовая, зал для собраний, площадка для проведения утренних и вечерних линеек, открытая летняя эстрада – вот все сооружения, которые есть на территории лагеря. Да еще два деревянных туалета, где невозможно находиться дольше одной минуты из-за дуста, которым обильно посыпают пространство вокруг «посадочных» отверстий.

Режим дня в лагере неизменен и строг. Подъем в семь утра, зарядка с легкой пробежкой вдоль полуразрушенной ограды, умывание у длинной цилиндрической емкости, по желобу которой тянется мутный ручеек с остатками болгарской зубной пасты «Поморин». На утреннюю линейку выстраиваются пять отрядов, составленных из школьных комсоргов. Командиры (именно так, а не иначе, зовутся лидеры отрядов) докладывают секретарю комсомольской организации лагеря о том, что отряд присутствует в полном составе. При этом они сгибают правую руку в локте, поднося крепко сжатый кулак к голове, повторяя жест испанских республиканцев «No pasarán!».

После завтрака – политзанятия, то есть лекции о том, как нужно вести комсомольскую работу в школе. Их читают члены областного комитета ВЛКСМ. После обеда – тихий час. А вечером – какое-нибудь культурное мероприятие: конкурс художественной самодеятельности, КВН или кино. В 23 часа – отбой, и не дай бог, если к этому моменту ты не окажешься в кровати! И так день за днем. В лагере есть свой комитет комсомола, в который входят самые-самые, то есть самые умные, активные и преданные «делу» комсомольцы. Возглавляет его второй секретарь обкома комсомола – женщина красивая, ухоженная, модно одетая и совсем непохожая на бескорыстного борца за коммунистические идеи. Она не утруждается скрывать от нас высокий материальный уровень, на котором живет сама и подобные ей «идейные вдохновители».

И вдруг в лагере ЧП: командир пятого отряда Володя и член комитета Света после вечернего отбоя пошли прогуляться за территорию лагеря. Тревога! Кошмар! Вопреки всем уставам! На следующий день – срочное заседание комитета: обсудить и вынести решение по инциденту. Перед началом заседания – его репетиция (!). В зале совещаний за длинным столом сидим мы, члены комитета, а во главе стола – второй секретарь обкома. Володя со Светой стоят за дверью, ждут своей участи.

– Случай, конечно же, вопиющий, – произносит секретарь, кокетливо приподняв плечи к крупным завиткам волос. – Решать вам, но мой совет: надо вывести обоих из состава комитета.

Мы слушаем, опустив головы. Входят «провинившиеся». Володя такой красивый! Глаза большие, карие. Застенчивая улыбка на лице. Света молчит, смотрит на нас.

– Ну, рассказывайте, как это вам в голову взбрело нарушить дисциплину в лагере, – начинает секретарь.

Володя, как истинный кавалер, взваливает всю вину на себя:

– Вечер был такой замечательный, полная луна, тишина. Просто хотелось прогуляться.

– Это вам не дом отдыха или санаторий! Вы здесь для того, чтобы учиться комсомольскому порядку! Вы его нарушили, а теперь слушайте приговор.

Комитетчики молчат. А я, воспитанная на утверждении, что взрослые всегда правы, собираюсь с духом и говорю:

– За то, что вы сделали, вас надо исключить из состава комитета.

Присутствующие на заседании единодушно голосуют за мое предложение.

Прошло много лет, но этот случай заставляет меня еще и еще раз вспомнить ту дурацкую, неестественную систему, в которой мы жили. Боялись произнести то, что думали или сделать то, что хотели на самом деле. Какие-то нелепые авторитеты, какие-то тетеньки и дяденьки, диктующие, как ты должен жить и что должен делать. Мне до сих пор стыдно за мой поступок.

(март, 2009)