Читать книгу Свидетель на свадьбе должен быть неженатый - Наиль Фаилович Хабибуллин - Страница 2

Со дня приезда прошло полуторы недели. В начале июля Тарасковский вышел на работу и отстоял несколько смен. В будни он предпочитал ночевать в родительской квартире, в выходные дни расправлял крылья и переносился к Панасову, где и жил привычной распутной жизнью.

Руслана разбудило вибрирование телефона на ночной тумбочке. Насилу разлепив веки, дотянулся до мобильника и взглянул на экран – незнакомый номер. Не отвечая, он отложил его обратно. Погудев, телефон замолк, но через минуту снова напомнил о себе.

– Кто это? – вполголоса спросил он, чтобы не разбудить спящую под боком Анюту.

– Это Света.

– Света? Привет Света, – Руслан из сонно-вялой памяти стал извлекать всех знакомых с таким именем. Обычно, всех девушек записывая в телефон, он добавлял им отличия: «Таня парк скамейка», «Настя экономист», «Вика буфера», «Люся дылда». Спящую рядом любовницу: «Анюта тепленькая» (есть женщины, с которыми приятно спать в обнимку, они согревают особой уютной теплотой).

– Узнал? – напирала девушка.

– Прости Света, я еще не проснулся и не могу сообразить.

– Света, с поезда.

– Ах Светочка, вспомнил, – соврал Руслан, успев позабыть поезд, ухаживания и собственно саму попутчицу.

– Решила узнать, как у тебя дела.

– Нормально… – заворочалась Анюта, Руслан перешел на шёпот: – Дела идут. Как сама поживаешь?

– Осваиваюсь на новом месте, тетя устроила на работу.

– Это хорошо, очень рад за тебя.

– Тихо разговариваешь, наверное, я не вовремя.

– Все нормально, просто к нам гости приехали, маленькую племянницу положили в моей комнате, боюсь разбудить.

– Понятно.

Света явно ждала какого-то предложения. В его планы с кем-либо встречаться не входило, он намеревался сегодняшний день посвятить дочери. Дремавший мозг отказывался выдавать нужную, корректную формулировку – тактично попрощаться, или назначить свидание.

– Светочка, я тебе позже позвоню, племянница просыпается.

– Удачного дня.

Судя по голосу, она обиделась, Руслан не придал значения и хотел заснуть. Нежная рука Анюты коснулась плеча:

– С кем ты разговаривал?

– С работы звонили.

Прикосновение шелковых пальчиков вызвало дрожь, откликнувшуюся в паху как усиленное эхо. Руслан грубо навалился на Анюту, отозвавшуюся сдавленным стоном.

– Ты ненасытное животное, – сказала она, когда приятно измождённый Тарасковский откинулся на спину. – Дай чем-нибудь живот вытереть.

Руслан с пола поднял полотенце и протянул Анюте.

– Какие на сегодня планы? – спросила она, обтерев живот, отбросила полотенце в сторону.

– С дочерью встретиться, – неохотно отозвался Руслан, глядя на косой потолок мансарды.

– Как поживает Инночка?

– Растет.

– Я тебя в роли отца слабо представляю.

– В роли матери я тебе тоже слабо представляю, – пред глазами Руслана всплыло изогнутое тело и ночные стоны.

– Я хорошая жена и мать для своего ребенка.

– Верная, – добавил Руслан.

– Не нравишься ты мне, когда вредничаешь. Я и вправду люблю своего мужа. Я не виновата, что у него проблемы с этим. Другие, знаешь ли, бросают, а я по-своему верна.

Руслан поднялся с кровати, безразлично взглянув на бесстыже-красивое тело Анюты, стал одеваться. После проведенной ночи он испытывал что-то вроде стыда и разочарования. В последнее время это чувство переросло в нечто близкое к отвращению. Наутро он мрачнел, становился неразговорчивым, будто выплеснутая страсть соразмерно видоизменилось в раздражение. После проведенной ночи, словно что-то отмирало внутри.

– Ты и зимой трусы не одеваешь? – подперев голову рукой, Анюта лежала на боку и наблюдала за Русланом.

– Извини, кофе не предлагаю, тороплюсь, – холодно бросил он. – Если хочешь, можешь остаться, а мне нужно идти.

– Пожалуй, я тоже буду собираться, – Анюта сладко потянулась, пододвинулась на край кровати и свесила ноги. Подняла одежду с пола.

– Я вызову такси, – сказал Тарасковский.

– Пусть две машины пришлют.

– Зачем?

– Не поедим же на одном такси – забыл, где живем? В нашем городке невинный поступок разрастается до немыслимых размеров. Не город, а деревня. Как же мне осточертел это гребаный Нивагальск.

За дочерью Тарасковский должен был зайти к часу дня, времени оставалось с избытком, но хотелось побыстрее отвязаться от назойливой Анюты, не прочь повторить утренний порыв. Все то, что вчера возбуждало, сейчас вызывало отторжение. Даже когда она аппетитно укладывала груди в розовый лифчик, выглядело это так, словно неуклюжий кулинар впихивал в формочки сдобное тесто.

– Я наверное задержусь, – сказал Тарасковский, – а ты езжай.

Анюта недоуменно пожала плечами, вздохнула:

– Как скажешь. Ты в последнее время какой-то странный. Вроде и в отпуске побывал.

Как только Анюта ушла, Руслан спустился вниз и принял душ. Поймал себя на том, что тщательно трется мочалкой, желая смыть запахи, прикосновения, поцелуи – оттереть с кожи то, что таилось под ней.

Самую большую комнату (при родителях служившей гостиной), после того как Руслан аннексировал мансарду, Эдик с Кирюшей переоборудовали в рабочее место, назвав ее «воркрум» (калька с английского – workroom). Руслан вышел из ванны и заглянул к ребятам. Они сидели перед мониторами и если бы не женские стоны, доносящиеся с динамиков, их можно было вполне принять за прилежных учеников за домашним заданием. Тарасковский по привычке хотел рявкнуть, желая их напугать, но передумал.

Люба жила с мужем в центре. Руслан не стал вызывать такси, решил пройтись и сократить время. Миновав частные постройки и гаражный кооператив, вышел к ГУВД. Затем намеренно сделал крюк, перейдя на улицу Дружбы Народов.

Нужно было зайти домой и переодеться, что не очень-то и хотелось, но перед дочерью надобно выглядеть красиво, чтобы гордилась. Хорошо, если не будет дома сестры и ее волосатогрудого сожителя, кто он по национальности, Тарасковский не интересовался, кажется грузин. Не только москвичей испортил квартирный вопрос – это общероссийская проблема, тем более в нынешнее время. Родители, выйдя на пенсию, переехали на большую землю, оставив детям квартиру, уверенные, что они честно разделят ее поровну, не догадываясь, что вбили клин в родственные отношения брата и сестры.

Собственно, все началось с того, что Руслан развелся и вынужденно вернулся в родительскую квартиру. Вскоре, после нескольких ссор, обоюдная неприязнь достигла той степени, когда на межкомнатных дверях появились замки. Сестра с сожителем и хворым сыном обосновалась в двух больших комнатах, объявив их своей законной территорией. Руслану ничего не оставалось, как создать анклав в детской со своей вольной конституцией. Но сестра не собиралась терпеть многочисленных подруг, угрожая санкциями, потребовала внести в свод законов ряд значительных ограничений.

О деление квартиры юридически, с последующей продажей, пока речь всерьез не заходила, но могла возникнуть в любой момент. Деньги копить Тарасковский не умел, кредит из-за алиментов давали небольшой. Он подумывал снимать квартиру, на счастье подвернулся Панасов. Осуществив аншлюс мансарды, Руслан получил не только жилплощадь, но и в частичное услужение двух полудурков, как называл их Герц.

Тихо отперев дверь, Руслан прошел в комнату. В зале, территория сестры, шумел телевизор. Единственно с кем еще оставались теплые отношения – это племянник. Мимоходом заглянув к нему, Руслан хотел поздороваться, но тот еще спал.

Руслан переоделся: белая рубашка с короткими рукавами, подчеркивающие бицепсы, новые оригинальные джинсы, купленные в отпуске, офицерский ремень, память об армии; золотая цепочка с крестиком, которую обычно снимал, когда мигрировал к Панасову.

Поднявшись до квартиры Любы, Руслан в нерешительности постоял перед дверью. Коротко дотронулся до кнопки звонка. Дверь открыл Роман, нынешний Любин супруг, на голову ниже Руслана, что, однако не помешало ему, встретить взглядом, с которым невысокий Муссолини, заносчиво, снизу вверх, таращился на своих незадачливых генералов.

На Романе махровый халат морковного цвета, руки делово заложены в карманы. Руслан подумал, если провести правый хук, как будет выглядеть распластавшееся тело. Когда Тарасковский узнал, кому уходит Люба – к своему начальнику Роману Вячеславовичу – он примчался в офис и нокаутировал его до полусмерти. Неплохая дописка к служебному роману, хеппи-энд с горчинкой, как сказал Герц.

Не дожидаясь приглашения, Тарасковский небрежно отстранил халат и уверено шагнул в прихожую. В довесок он с вызовом посмотрел в глаза хозяину, достал носовой платок и тщательно вытер руку, которой дотрагивался до него.

– Инга готова? – громко спросил Руслан, обращаясь вглубь квартиры.

– Папка пришел, – из гостиной выбежала девочка лет шести, с красным бантом на голове и прядью не расчесанных волос. Руслан подхватил ребенка на руки.

– Инга, бестолочь, подожди, второй бантик завижу, – выкрикнула из комнаты Люба.

Роман захлопнул дверь и хозяйской поступью, шлепая тапочками, проследовал в кабинет. Из гостиной вышла Люба, придерживая рукой округлившийся живот, в другой руке красная лента. Разодетая, видимо куда-то собралась, но не успела нанести макияж; обилие золотых украшений, особенно на пальцах. Широкое платье выглядело как парус в безветрие, в нем Люба походила на красавец галеон, угодивший в шторм, отчего ацтекское золото разбросало по всему кораблю. Скоро рожать, подумал Тарасковский, беременность немного подпортило ее красивое надменное лицо.

– Подожди доченька, нам с мамой нужно поговорить, – отпуская девочку, надтреснутым голосом сказал он.

– Можешь не разуваться, – бросила Люба, хоть Руслан и не собирался снимать обувь. – Поговорим в прихожей.

– Я тут деньги принес, – засуетился Тарасковский, путаясь в брючных карманах. При виде Любы бравада мгновенно сошла. Отыскав, он протянул ей купюры, сжимаемые канцелярской прищепкой. – Купишь что-нибудь для дочери, ты лучше знаешь, что ей нужно. Эти деньги родители для Инги собирали, на день рождение.

– Убери. Ты исправно платишь алименты, этого достаточно. К тому же, мы с Романом посовещались, и я подумываю отказаться и от них.

– Зачем ты так? Старики от души для внучки копили.

– Сказала же – не надо.

Вглядываясь в ее глаза, Руслан в который раз попытался понять, остались ли в ней хоть какие-то чувства и воспоминания. Но как и прежде встретил лишь укор, легкое осознание вины и как следствие раздражение. Взгляд смутил ее, она отпустила глаза.

– Ненавижу, когда ты вот так смотришь, – тихо произнесла Люба. – Не надо. Что было, такого не вернешь.

– Потому что неудачник, – выдавил Руслан, будто, повторил когда-то сказанные слова.

– Перестань, не начинай.

– Я лучше на улице подожду.

– Хорошо выглядишь, – извиняющимся тоном вполголоса добавила Люба. Такая она была всегда – сначала плюнет в душу, потом пожалеет.

– Спасибо, а ты с животом не очень, – грустно пошутил Тарасковский. – Кого ждете?

– Мальчика, – тихо ответила Люба.

– У меня будет братик! – подала голос девочка, все это время наблюдавшая за родителями.

– Ну-ка марш одеваться, не заставляй папку ждать.

– Я быстро, – убегая, выкрикнула Инга.

Выйдя с подъезда, Руслан уныло посмотрел по сторонам. Завидя курящего парня, вышел ему на встречу.

– Не угостишь сигаретой?

– Ты чё, Руслан, не узнал что ли? – удивился тот. Тарасковский пригляделся:

– Здорово, Айрат, в этой кепке не признал. Как поживаешь?

– Пойдет. Ты же не куришь.

– Никогда не поздно начать.

– Куда так вырядился? – Айрат протянул сигарету, затем поднес огонек зажигалки. Руслан затянулся и неумело выпустил струю, сощурив глаза от дыма.

– Да так.

– Пойду, меня телка ждет.

– Будь здоров.

От никотина непривычно закружилась голова. Выкурив наполовину, Руслан бросил бычок на асфальт и затер носком подошвы. Почувствовав за спиной пристальный взгляд, обернулся. В окне первого этажа, грозя пальцем, негодовала старушка, беззвучно шевеля губами за стеклом. Показав ей средний палец, Руслан отвернулся. Послышались торопливые шажки в подъезде.

– Куда мы пойдем? – спросила Инга, взявшись за папину руку. В другой руке она держала верх тормашками взлохмаченную куклу Барби.

– А куда ты хочешь?

В кафе «Шоколаднице», единственном детском кафе в городе, всегда много посетителей, до вечера не смолкал детский визг. Родители сидели за столами, ребятня носилась на игровой площадке, огороженная маскировочной сетью, отчего походила на блокпост. Инга резвилась с детворой, Руслан пил кофе. Пригладив пальцем шевелюру Барби, он заботливо усадил ее на столешницу.

Вернулась Инга, возбужденная и растрепанная, бантики она держала в руке. Тарасковский подозвал светловолосую официантку:

– Два молочных коктейля, один холодный, другой теплый.

– А мороженное? – напомнила девочка.

– Позже доченька. Немного остынешь, и мы закажем твоих любимых шариков.

Официантка принесла на подносе два коктейля.

– Простите, – обратился он к девушке, – у вас не найдется, чем можно расчесать девочку.

Официантка понимающе улыбнулась, ушла и через минуту вернулась с массажкой.

– Может вам помочь? – предложила она.

– Спасибо, я сам, – Руслан изобразил вежливую улыбку.

– Обращайтесь, если что, – добавила она, бросив кокетливый взгляд. Тарасковский уловил знакомый импульс, но не предал ему значения: в присутствии Инги, думать о женщинах в привычном формате, казалось чем-то мерзким.

– Пей не спеша, – сказал он дочери.

Обхватив бокал обеими руками, Инга делала жадные глотки. Придвинув стул, Руслан расчесал ее волосы и повязал бантики, потрогал лоб.

– Доченька, давай лучше закажем пирожное, ты еще не остыла. Погуляем на площади, а потом поедим мороженое, договорились?

– Ну ладно, давай пирожное, где крема много, – нарочито вздохнув, согласилась она.

Тарасковский отер молочный ус на ее губе и подозвал официантку:

– Спасибо, – сказал он, возвращая массажку.

– Еще что-нибудь? – теребя массажку, напомнила о себе блондинка.

Настойчивая какая, подумал он. И ведь наверняка, не уделена вниманием. Что за напасть такая: когда они тебя не интересуют, желая обратить на себя внимание, готовы на руках ходить. При других обстоятельствах, сколько приходится прикладывать усилий, чтобы закадрить, хотя бы вот эту вертлявую официантку.

– Спасибо, ничего не надо.

Официантка удалилась.

– Руслик? – раздался женский голос за спиной.

Тарасковский недовольно обернулся. Длинноногая стройная Люся нависла над ним башенным краном.

– Ты что сзади подкрадываешься? Привет Люсенция.

– А мы с подругами там сидим, – девушка указала рукой, и поиграла пальцами с разноцветным маникюром на невидимых клавишах. – Ты же знаешь, у меня со зрением плохо. Смотрю, ты или не ты? С ребенком ты совсем другой человек.

– Сговорились что ли?! – в сердцах высказался Тарасковский.

– Чё? – из-за многочисленного ора малышей Люся не расслышала.

– Классно выглядишь, говорю.

– Можно я присяду, – не дожидаясь разрешения, Люся обошла столик, с шумом выдвинула стул. Усевшись, она вытянула ноги, из-под короткой юбки проступили обжимы чулок. Она облокотилась обеими руками на стол, уперлась подбородком в ладони и кокетливо заморгала длинными ресницами. Люсю разбирало от любопытства:

– Я прям не ожидала, ты с дочерью такой лапочка, прям ваще, – Тарасковского покоробило от такого признания в присутствие Инги. Люся, не замечая растущего негодования, продолжала тараторить: – Заботливый папочка, и расчесывает, и бантик завязывает. И девочка так на тебя похожа, красивая.

– Не сглазь.

– Тьфу-тьфу. Ты что такой недовольный? Не рад меня видеть? Так, я лучше пойду? У меня ведь столько новостей.

– Извини, лучше иди, я с дочерью не так часто вижусь. Позже я тебе обязательно позвоню.

– Даже не знаю, я ведь замуж вышла… – Люся с шумом поднялась и удалилась, оставив после себя взвесь из едкого запаха духов.

– Папа, а кто это? – спросила Инга.

– Тетя ненормальная.

Съев пирожное, Инга облизала пальчики.

– Дядя Рома к тебе хорошо относится? – Руслан обтер салфеткой руки и губы дочери.

– Хорошо. Подарки покупает, в Сургут в Сити-мол часто возит. Мама говорит, что я должна называть его папой.

– Вот с-с…, – едва не выругался Тарасковский. – А ты что?

– Я же уже взрослая. Сказала: «не бывает двух пап».

– Правильно – не бывает. И что мама ответила?

– Сказала, что я вылитый папа, такая же сраптивая.

– Ну вот видишь, если бы дядь Рома был твоим папой, ты была бы строптивой как он.

После «Шоколадницы» Руслан с дочерью прогулялись по центральной площади. Устав от жары, Руслан расположился на скамейке в тени молодых берез, по соседству с грустной девушкой. Неподалёку Инга кормила голубей. Неожиданно она задумалась, словно вспомнила о чем-то важном и ужасном, подбежала к отцу:

– Папа, мы Барби в кафе забыли.

– Не волнуйся, она у меня тут, – Тарасковский показал на карман джинсов, откуда проглядывала голова глупо-счастливой куклы.

– У нее был жених, но он потерялся, – печально поведала Инга.

– У кого? – насторожился Тарасковский, покосившись на унылую девушку, которая странным делом тоже напряглась.

– У Барби, его Кеном звали.

– Ах, ты о кукле. Ну, ничего страшного. Пойдем в «Детскую вселенную» и купим твоей кукле целую дивизию женихов.

– Что такое дивизия?

– Значит много, целая армия.

Для гостей города в название «Детская вселенная» подразумевалось нечто огромное, на деле, это был всего лишь отдел в универмаге. Нивагальск, не так давно удостоился статуса города, и до ЦУМа (в понимании жителя мегаполиса), ему еще было далеко.

Чтобы исключить недоразумения, Барби заперли в камеру хранения при отделе. Инга бывала здесь часто и делово направилась к нужным полкам. Тарасковский покорно ожидал у кассы, предоставив дочери выбирать самой. Вместе с двумя женихами для заморской куклы, были куплены, собственно, и существенная деталь американской мечты – игрушечный дом и розовый автомобиль-купе.

– Папа, смотри, какую мебель я нашла для Барби, – вернувшись после третьего захода, сказала Инга.

– Нравится, значит, берем и мебель.

Инга положила яркую коробку на прилавок и снова скрылась за стеллажами.

– День рождения у дочери? – спросила продавщица.

– Просто решили кутнуть, – ответил Руслан и оглядел девушку.

– Какой вы щедрый отец, – заметила она. Снова этот взгляд, сигнал подсознанию и едва уловимый оттенок в голосе. Руслан по привычке посмотрел на ее правую руку.

И чего тебе не имеется? – взглядом спросил он. Девушка заметила траекторию, по которой прошли его очи: обручальное кольцо – глаза. На его немой вопрос, отбарабанила пальцами мазурку на стеклянной витрине, и окольцованная рука скрылась за кассовым аппаратом.

Интересно, подумал он, что впечатлило эту стрекозу, то, что я молодой папа без кольца, или, с какой щедрой бесшабашностью покупаю игрушки?

Вернулась Инга, обхватывая ручонками три яркие упаковки, свалила их у прилавка.

– Уф-ф, устала, – пожаловалась она.

– Ну слава богу, – погладив ее по макушке, сказал Руслан. – Будьте добры, рассчитайте нас.

Продавщица отстукала на калькуляторе и показала Тарасковскому. Расплатившись, он помог ей рассовать по пакетам приданое Барби – вместе с двумя женихами получилось два увесистых пакета и большая коробка, которая не влезла.

– Ой, папочка, знаешь, что я подумала?

– Не томи уж, говори.

– Я так подумала: моя-то Барби старая, а Кены новые. Давай и Барби новую купим.

Продавщица хохотнула.

– Почему бы и нет, – резонно согласился Тарасковский. – Только куда мы старую Барби денем?

– А ты ее себе возьми, – бросила Инга и побежала к заветным полкам.

Неужели Любин характер проявляется, глядя вслед дочери, подумал он. Вот и мной также: попользовалась и выкинула, как старую куклу.

– Смышленая она у вас, – заметила продавщица. – На такую сумму у нас имеется бесплатная доставка до квартиры, хотите?

– Хочу.

Пока Руслан извлекал Барби из камеры хранения, Инга подозрительно косилась на тетю за кассой, как бы та чего не стащила из ее пакетов.

На улице Инге захотелось пить. Купив в киоске минеральной воды, Руслан напоил ее из одноразового стакана. Они сидели на той же скамейки, пребывающей по-прежнему в тени, не было только грустной девушки. Из кармана джинсов Руслан достал Барби:

– Ты ее любишь?

– Зачем? – удивилась Инга, – у меня же есть новая.

– Пусть так. Но ты бы с ней по-прежнему играла, если бы мы не купили новую. Согласна?

– Да.

– Помнишь, ты рассказывала стишок про зайку, которого бросила хозяйка? Что с ним произошло потом?

– Со скамейки слезть не смог, весь до ниточки промок, – бойко отчеканила Инга.

– Вот видишь, нельзя бросать любимые игрушки, а тем более нельзя так поступать с людьми….

Тарасковский осекся, поняв, что пустился в житейские бредни. Между тем, девочка взяла Барби из папиных рук, поцеловала и крепко прижала к груди.

Тарасковский заметил ее издалека. Девушка, похожая на недавнюю попутчицу, шла в компании двух подруг. Не желая быть замеченным, он хотел отвернуться, но не успел, Света помахала ему рукой, и что-то сказав подругам, направилась в его сторону. По уверенной походке и смелой улыбке предполагалось, что она успела обвыкнуться в Нивагальске.

Ради приличия Руслан собирался подняться, но в последний момент передумал, решив, что девушка разочаруется неджентльменским поведением и быстро уйдет.

– Привет, – сказала Света, ожидая приглашения сесть рядом.

– Здравствуй Светлоокая, – Руслан выдавил улыбку. – Как поживаешь? Вижу, у тебя появились подружки.

– Это двоюродные сестры.

– Понятно.

– Как у тебя дела?

– Живем потихоньку.

Света поразилась перемене в Руслане, приняв это на свой счет – каким отзывчивым и веселым он был в поезде, и какой он сейчас – неприветливый и хмурый. Улыбка сошла, от отчаяния Света слегка закусила губу, из уверенной девушки она превратилась в разобиженного ребенка. Руслану стало неловко, пожалев девушку, он одарил благосклонной улыбкой.

– Присаживайся к нам, – дружелюбным тоном предложил он.

Быть может, с той решительность, с которой она подошла, – разглядывая Свету, размышлял Тарасковский, – хотела произвести впечатление на родственниц, что у нее есть знакомый в городе. Какая же она все-таки неопытная, все на виду.

– Ты не говорил, что женат, – заметила Света.

– Я и не женат. Разведен. Знакомься, это моя дочка Инга.

Девочка с ревнивой дерзостью смотрела на Свету, что еще сильнее смутило ее.

– Про дочку ты тоже ничего не говорил, – с нотками обиды, словно поймав на лжи, добавила Света.

– К слову не пришлось.

Странное дело, в присутствие дочери, и Света выглядела как-то по-новому, словно ее изображение преломлялось через другую, чистую призму. Дочь всегда напоминала ему, что где-то в глубине души живет другой Руслан, сильный и несломленный.

– Чем будешь заниматься вечером? – спросил он.

– А что?

– Доча, закрой на минутку ушки, – ласково велел Руслан.

Продолжая подозрительно коситься на незнакомую тетю, Инга покорно прислонила ладони к ушам, немного их изогнув, чтобы можно было подслушивать.

– Хочу пригласить тебя поесть пиццы, – продолжил он. – Ты любишь пиццу?

– Люблю, – ответила Света и с сомнением взглянула на Руслана.

– Вот и отлично, встретимся вечером. Заодно принесу паспорт со штампом о разводе.

Света недоверчиво улыбнулась.

– Ну-ка, Инга! я все вижу, закрой ушки плотней. Подслушивать взрослых не хорошо.

– Я согласна, позвонишь в семь? – Свете было приятно видеть прежнего Руслана, но странный осадок на душе остался.

– Обязательно.

Когда Инга отвлеклась, изловчившись, Тарасковский поцеловал Свету в щеку, так чтобы видели стоявшие в отдаление сестры. Света заредела.

– Я пошла, – не то спросила, не то констатировала она.

– Угу, до встречи, вернее до звонка.

Почему бы и нет, провожая ее взглядом, подумал он. Может, действительно, хватит так жить. Остепениться и жениться на нормальной девушке, хотя бы на этой же Светке. Забыть старые обиды, воспоминания, начать с чистого листа. А в ней действительно что-то есть…. Если сейчас обернется – тому и быть.

Света что-то сказала родственницам, мимолетно оглянулась и смущенно махнула ему рукой.

Отведя дочку домой, Руслан погулял по городу. Обмякнув от жары, зашел в паб. С наслаждением выпил два бокала бархатного и пошел домой. Посидел на скамейки у подъезда, подождал, пока сойдет пивной хмель. В квартире никого, тем лучше. На кухне попил чай, по телевизору посмотрел новости. Принял душ.

В районе семи созвонился со Светой, договорились встретиться у магазина «Север».

– Я еще плохо знаю город, – призналась она.

– Подъезжай на такси, я тебя встречу.

– Зачем? Нивагальск не такой большой, чтобы ездить на такси и тратить деньги.

– Пустяки, у нас в любой конец города пятьдесят рублей. И вообще, пусть тебя такие мелочи не беспокоят. Я заплачу за такси. Не волнуйся, это тебя не к чему не обязывает, слово джентльмена. Привыкай: северяне – народ щедрый.

Тарасковский оделся обыденно: шорты и футболка. Пересчитал остатки наличности, прикинув день получки, спрятал часть денег в одной из немногочисленных книг, используемая как банковская ячейка.

Ровно в семь он стоял у «Севера», поджидая такси, посматривал на стоянку. Солнце клонило к горизонту, но было по-прежнему жарко. Кто-то робко притронулся к спине.

– Где такси? – всполошился Тарасковский, удивлено оглядываясь, зная, что с другой стороны проезда нет. – Ты на чем приехала?

– Пешком, – Света улыбнулась, и показал тетрадный листок со схемой маршрута, начерченный от руки. – Тетя объяснила как пройти, оказалось это совсем рядом.

– Ты не перестаешь меня удивлять Светлоокая. Мы же договорились, что ты приедешь на такси.

– Зачем тратить деньги.

Какое же ты дитя, подумал он. Наши местные девицы пешком большей частью не ходят. Само сабой, что и за проезд должен заплатить парень. Дай им волю, приедут на лимузине, благо в службе такси, они арендуются только для свадьбы. Есть конечно же и самодостаточные девушки, но они редкость, их еще после школьной скамьи разобрали в жены.

Парни, недавно приехавшие в Нивагальск, сталкиваясь со скучающими красавицами в барах и клубах, девушек милых с виду, но с неумолимым аппетитом к халяве, выкладывали немалые деньги в желание им угодить. Зачастую все заканчивалось банальным «динамо». Полакомившись, выпив «Мартини», потанцевав, очаровашки растворялись в ночи. Неожиданному уходу предшествовал неотложенный звонок, и барышни оказывались замужем, хоть и были без опознавательного кусочка золота на безымянном пальце. При следующей встречи им хватало наглости с трудом припоминать угощавшего. Местные, этот «синдром» прозвали «нивагальским менталитетом».

Тарасковский переехал в Нивагальск вместе с родителями перед самым крахом СССР. Окончил здесь школу, отсюда же ушел в армию и считался условно коренным, соответственно, был в курсе о царящих здесь нравах. Показателен пример с приезжим Герцом, как позже тот рассказывал о своем первом полученном уроке.

Не имея друзей, Герц начал общаться со смазливой троюродной сестренкой Лялей. Зная, что он скучает, она звала его исключительно в девичью компанию, где-нибудь посидеть и познакомить его «с классной девушкой». По простоте душевной Герц рассчитывался за недешевые заказы родственницы и ее подруг, и неизбежно, под конец вечеринки оставался один. Словно по команде девушки, как партизаны покидали взорванный мост.

Ляля, на тот момент зарабатывала на порядок больше Герца, но платил неизменно он. Позднее, он сдружился с местными ребятами и они объяснили, что знакомиться с нивагальскими девушками стоит весьма осмотрительно. С детства привыкшие к северному достатку, они избалованы и избирательны и зачастую просто «разводят парней на халяву». И без этих наставлений возникали сомнения по поводу неучтивого обращения Ляли, и Герц решил удостовериться в своих подозрениях. В следующий раз, когда она позвонила и позвала его потусить, он сказал:

– Ляля, у меня, к сожалению нет денег, но если ты угощаешь, я могу подойти.

– Я же девочка, это будет не правильно. Ты же можешь занять у кого-нибудь.

Через полгода, навыбиравши, Ляля наконец-то вышла замуж за сына бизнесмена из Мегиона. На свадьбу Герца не пригласили. Этот случай научил его в дальнейшем осторожнее общаться с нивагальскими девушками.

На первый взгляд стороннего наблюдателя, Нивагальск, казался, городом исполненный добродетелью. Нравственность чрезмерно выставлялась на показ, и приобретала искаженные формы. Обратная сторона Нивагальска, – в чем Тарасковскому пришлось неоднократно убедиться, особенно после развода, – циничное прикрытие разнузданности нравов. Не раз приходилось слышать скабрезные истории об истинной «добродетели». Так, например, знакомый поведал, как отрываются на полную катушку – с виду неприступные и приличные – девушки из одного салона сотовой связи. Вместе с начальником, каждую неделю всем молодым коллективом ездят в Сургут, попариться в сауне. Что они там творили, история иносказательно умалчивала. Руслан из интереса посетил салон. Вполне пристойные девушки, половина из которых была «окольцована». Он еще не был знаком со своей будущей женой и прибывал в относительной гармонии с миром и собой, и не поверил, решив, что это наветы злопыхателей.

Месяц спустя, приятель из Сургута пригласил Руслана отметить свое день рождение. После застолья всей частной компанией завалили в сауну. Администраторша повела их длинным коридором с номерами по обе стороны, одна из дверей распахнулась настежь, и из нее скопом вывалились распаренные девушки с того самого злосчастного салона. Они хохотали и жались к мужчине с бутылкой шампанского в руке.

…На Свете короткое декольтированное платьице лазурного цвета. Выглядела она в нем нелепо, но Руслан понимал, что она старалась для него. Света чувствовала себя непривычно в этом платье, и успела несколько раз пожалеть о своей смелости. Платье нельзя было назвать слишком вызывающим, но порожденное им смущение сковывало ее, держалась она угловато. Света предпочитала неброский стиль, удобную в ношении одежду, и сейчас чувствовала себя неуклюже, как березка в новогодней мишуре. Позволь такую неожиданную фривольность кто-то из знакомых девушек, Руслана бы это сильно позабавило. Про Светлану странным образом так не думалось. Наоборот, видя ее зажатость, ему захотелось обнять, защитить, дать почувствовать, что он рядом и не даст в обиду.      Пиццерия, по мнению хозяина Джабраила, называлась чисто по-итальянски – «Мариконе». Места на диванах с высокими спинками, закрывающие от любопытных глаз, все заняты, свободны лишь несколько столиков в центре зала.

Войдя внутрь, Света и вовсе поблекла, сжалась комочком, как загнанный зверек. Брошенные мимолетные взгляды девушек, сидевших за одним из столиков, показались ей неодобрительными, а улыбки, которыми обменивались они между собой, восприняла как ухмылку в свой адрес.

Разговор не клеился, Света не притрагивалась к пицце. Тарасковский втайне от нее заказал пиво, предполагая, что алкоголь снимет неловкость. Выяснилось – Света пьет очень редко и, сейчас не тот случай. Еще немного и она попросится домой.

– Слушай, ну ее эту пиццерию, давай лучше прогуляемся, – предложил Тарасковский, осторожно дотронувшись до ее холодной ладони.

– Я согласна, – Света печально улыбнулась. – Нужно только попросить завернуть собой, что не доели.

– И как ты представляешь себе прогулку с едой в пакете?

Света пожала плечами.

– Куда мы пойдем? – спросила она.

– Наугад – прогулка со значением теряет смысл.

На улице ей удалось немного расслабиться.

– Как тебе Нивагальск? – спросил Тарасковский, предложив свою руку.

– Красивый, молодой, чистый город, – взяв его под руку, ответила Света.

– Я бы даже добавил – патологически чистый. Иной раз даже тошнит от этого показушного порядка, что на улице, что в головах людей. Все напускное. Это не сразу видишь, особенно, если недавно приехал.

– А мне тут нравится. Нивагальск, своей уличной культурой, отдаленно, чем-то напоминает западные маленькие города. Все в шаговой доступности, построено все компактно. Чистые улицы, люди опрятны и хорошо одеты. Улыбаются вроде как часто, это конечно первое впечатление. Переходят на «зебрах» строго под зеленый свет. И что больше всего поразило: водители пропускают, не ругаются и не сигналят, чтобы подогнать пешеходов.

– Наслаждайся. Пройдет не так много времени, и для тебя проступят истинное лицо Нивагальска. Многие приехали сюда из неблагополучных районов на недолгий срок, как и мои родители. Да так здесь и остались, говорят в свое оправдание: засосало. По сути, так оно и есть – Нивагальск болото, в абстрактном понимании, обманчиво-красивое болото. Кого-то затягивает на дно, кто-то путается в трясине, кто-то расцветает на поверхности болотной лилией, некоторые превращаются в полезную кислую ягоду, вроде клюквы.

Света слушала, не совсем понимая фигуральность Тарасковского. Подобную недобрую аллегоричность уже приходилось слушать в поезде от ворчавшего с похмелья Герца. Эта иносказательность сближало друзей. С существенной разницей – у Герца это выходило естественно, у Тарасковского надуманно, и ей казалось, в каких-то местах заимствованной у Герца. Еще, она по-женски чувствовала внутренний надрыв у обоих. Только Герц умело запеленал свою желчь в философию и выражался более витиевато.

Навстречу прошла молодая парочка, парень рассказывал по его мнению что-то интересное, раздавая невидимым мечом рубящие удары. Девушка с рыжими кудряшками вежливо и безучастно слушала. Поравнявшись с Русланом, она улыбнулась краешками губ и смерила оценивающим взглядом Свету. Руслан в ответ неприметно ей подмигнул.

– У девушки интересная внешность, – заметила Света.

– Знакомая, Вероника… У нас даже имеется аналог Эйфелевой башни, – придержав Свету, Тарасковский указал на металлическую конструкцию телевизионной вышки, обвешанную спутниковыми тарелками.

– Не похоже.

Он намерено выбирал безлюдные места, чтобы Света не комплексовала из-за своего наряда. Вышли на улицу Парковую. На скамейке три парня пили пиво обвернутое в пакеты. Руслан и ребята салютовали друг другу.

– У тебя много знакомых, – подметила Света.

– Не больше, чем у остальных. Город маленький, повсюду натыкаешься на приятелей, коллег. Скоро и ты, примерно через годик, будешь кругом встречать знакомых.

– Как в деревне.

– Именно. Нивагальск и есть деревня городского типа. И менталитет соответственный – нельзя ничего делать в открытую. Здесь ты можешь быть глубоко порочным человеком, но не должен этого афишировать, тогда уживешься, будешь своим. Оттого и страдают некоторые неодиозные личности, старающиеся выделиться из толпы. В больших городах, а тем более в мегаполисах, можно запросто выставлять свою неординарность, в общей массе это не так приметно, и может восприниматься как экстравагантность. Здесь же, – как ты правильно заметила: “как в деревне”, – необходимо придерживаться общественных норм.

– Судя по твои словам – тебе здесь не нравится.

– Как сказать. Я давно здесь. Окончил школу. Как и большинство северян, поначалу, сильно тянуло на большуху. И сейчас конечно же немного тянет, но уже, вроде как, смерился и привык. Не так давно, Тюмень тоже считалась безнадежной периферией. Говорили: Тюмень – столица деревень. А сейчас, благодаря нефтянке город разросся и разбогател. Процентов на сорок, Тюмень состоит из переехавших туда северян. Но Нивагальску гигантизм не грозит, в потенциале – это город призрак. Закончиться нефть и самое престижное жилье будут менять на ведро клюквы. Это сейчас, пока существуют относительно стабильные заработки, квартиры стоят дорого, впрочем, как и съем.

С Парковой перешли к примыкающей улице Дружбы Народов.

– Присядем? – предложила Света, указав на свободную, свежевыкрашенную лавку.

Проверив, высохла ли краска, Тарасковский заботливо, на всякий случай, постелил для Светы носовой платок.

– Я тебя еще не утомил рассказами о местном колорите?

– Нет, что ты, продолжай, – по ее тону трудно было понять: в действительности ли ей интересно, или слушает она из вежливости.

– Из культурных развлечений – музей, где кроме бивней мамонтов, макета хантыйского вигвама, больше и смотреть не на что. Единственный кинотеатр в городе, правда, с функцией просмотра стереофильмов. Большинство скачивают фильмы из интернета. Кстати, интернет весьма необходим в наших снежных прериях, как и телевидение, он напоминает, что где-то есть цивилизация. Крайне редко, приезжают второстепенные трупы, и так как нет театра, выступают в ДК «Нефтяник», тот, что на площади. В районных центрах, вроде Сургута и Нижневартовска, дела в этом плане обстоят получше…. Из меня, наверное, плохой гид, знакомство с Нивагальском получилось мрачноватым.

– Мне одно не понятно, что тебя здесь держит, и почему бы тебе не уехать.

– Что удерживает? Как и большинство – стабильный заработок. Конечно же, на большой земле есть места, где платят и получше, чем здесь, но туда не влезешь без блата. К тому же неизвестно, приживусь ли я там. Еще – у меня здесь дочь. Многие приехали на север в поисках лучшей жизни. Некоторые, чтобы заработать на квартиру или машину, рассчитывая, что как только наберут нужную сумму, свалят отсюда обратно в свой Нижний Тугодумск. Но нивагальское болото затягивает, и они остаются до пенсии. Коренная молодежь, кто здесь живет с детства, при первой же возможности уезжают учиться в большие города, при условии, что родители будут спонсировать, да там и остаются.

Света всматривалась на разноцветное здание, состоявшее из нескольких секций, словно сложенное из разно-размерных коробок из-под обуви и казавшееся издалека игрушечным.

– Что там находится? – спросила она.

– Это, собственно говоря, дом дружбы народов, как его называют.

– Так-то на клуб больше похож. И написано на нем «Матрица». Ты, наверное, меня разыгрываешь.

– Так и есть – ночной клуб красных мокасин. Местный юмор. Приличные девушки одни туда не ходят, исключительно в сопровождении парней.

Тарасковский подумал, что давно ни с одной девушкой так не разговаривал. Начав рассказывать про Нивагальск, он уже не мог остановиться, не очень заботясь интересно ли ей это. Обычное поведение Руслана с женским полом сводилось к быстрейшему сближению, к Свете подобного влечения не чувствовал и потому говорил вполне искренне, что давно накопилось на душе.

– В остальном, Нивагальск спокойный город. Здесь редко случаются преступления, убийство это уж совсем из ряда фантастики. Рождаемость на среднем уровне, правда и разводов хватает. Гопники и быдло редкость, ночью можно спокойно возвращаться домой, никто не тронет. Город молодой во всех отношениях: в следующий раз, когда будешь в центре, обрати внимание – практически нет стариков. Не встретишь и привычных бабулек на скамейках у подъезда.

– Сколько комаров, – отбиваясь от насекомых, заметила девушка. – И такие крупные и наглые.

– В наших широтах этих паразитов с избытком. Солнце село, вот они и повылазили. Еще одна напасть – гнус, только он сейчас маленький и не такой кусучий.

В сумке Светы зазвонил телефон. Она достала мобильник. Поговорив, Света виновато взглянула на Тарасковского:

– Тетя спрашивает, когда вернусь. Она у меня строгих правил, и маме обещала за мной присматривать. Не обижайся, но мне пора возвращаться домой.

– Если задержишься ненадолго?

– Пока живу у тети, я должна придерживаться установленных правил.

Какое-то время шли молча. В который раз за день, Тарасковский ощутил волну непонятной грусти. Проходя мимо кустарников, они попали в облако комаров. Стараясь не запачкать платье, Света отмахивалась от насекомых, и заботливо отгоняла их с футболки Руслана, которых он, казалось, не замечал.

– Когда у тебя будет свободное время? – тем же виноватым тоном, спросила она, взяв его под руку.

– Завтра отдыхаю, потом выхожу на работу. А что?

– Да так, просто спросила.

– Встретимся завтра?

– К сожалению не смогу. Можно в субботу, или воскресенье, еще понедельник свободен.

– Лето здесь недолгое, пока погода позволяет, может, сходим на пляж?

– Почему бы и нет. Ну вот мы и пришли, здесь я и живу.

Руслан взял ладони Светы и склонился для целомудренного поцелуя. Света смущено подставила щеку. Прежде чем зайти в подъезд, она помахала ему на прощание.

– Хватит с меня праведности на сегодня, – тряхнув головой, ободряюще сказал себе Тарасковский и решительно зашагал в сторону «Шоколадницы». – Пора проверить теорию в действие.

За кустами на детской площадке раздался девичий смех. Миновав растительность, Руслан заметил на скамейке двух старшеклассниц, они его слышали и это их позабавило. Тарасковский карикатурно состроил им рожицу, девушки в ответ показали языки и засмеялись еще громче.

– Мокрощелки, – беззлобно, вполголоса выругался Тарасковский, и сам невольно улыбнулся.

Кафе «Шоколадница» с девяти вечера переориентировалась на взрослую публику. Тарасковский занял только что освободившийся столик. Скомканные салфетки в пластиковых стаканах, тарелки с абстрактными орнаментами, написанные кетчупом и майонезом. Подошла замотанная за смену официантка, небрежно смахнула мусор в поднос, оставив дугообразные водяные разводы.

– Что будете заказывать? – спросила она, переложив с другого стола меню в дерматиновой обложке.

– Я подумаю, – ответил Тарасковский, оглядывая помещение в поисках официантки, которая обслуживала днем.

Через пять минут подошла другая официантка:

– Определились с выбором?

– Я в процессе, – неохотно отозвался Руслан, даже не притронувшись к меню.

– У нас нельзя долго сидеть просто так, – настаивала официантка.

– Хорошо, сейчас выберу, – сдался капризный посетитель. – Я хочу, чтобы вон та девушка обслуживала мой столик.

– Как скажите, – раздражено ответила официантка. Отойдя, она придержала за локоть вертлявую блондинку, что-то сказав, кивком указала на Руслана.

– Я вас слушаю, – с вызовом сказала дневная официантка.

– Я уже сегодня был здесь, с девочкой, вы обслуживали наш столик, – промурлыкал Тарасковский, расточаясь улыбкой и вглядываясь в глаза. Девушка смотрела на него непонимающим и непомнящим взглядом.

– Вы что-нибудь забыли? – раздражение, вызванное усталостью, она попыталась заменить подобием профессиональной вежливости.

– Свое сердце.

– Мне не до шуток, – жестко отрезала блондинка. – Будете делать заказ?

– Бокал «бархатного» и кусочек той милой улыбки, что вы одарили меня днем, – не сдавался Тарасковский.

Руслан хотел добавить: «и фисташек», но не успел. Едва слышно выругавшись: «Дурак какой-то», – блондинка резко развернулась и ушла выполнять заказ. Пиво принесла другая официантка. Тарасковский позвонил Люсе.

– Ой, не могу говорить, – испуганно, вполголоса, тихо и быстро говорила она. – Давай завтра поболтаем.

– Я хочу сегодня.

– Руслик, не могу, времени нет, пока.

Вот профурсетки! – ругнулся в душе Тарасковский. Пока рядом была дочь, и меня от вас воротило, вы из шкуры вон лезли. А сейчас «времени нет», другая «дурак какой-то». Ну что, Тарасковский, все-таки работает твоя теория. Интересно, почему так – стоит отказать одной, откажут все остальные. Как они обмениваются информацией?

Допивая пиво, он отправил несколько смс. Никто не ответил. На выходе из кафе, все же одна из барышень повонила.

– Привет Ася! – обрадовался Руслан. – Я заеду за тобой, и мы отправимся в увлекательное путешествие. Как куда? На нашу с тобой любимую мансарду. Ах, не можешь, ну тогда до встречи. – Отключив вызов, добавил: – Зачем тогда звонила, дура.

Домой идти не хотелось, ночевать у Панасова без подруги тоже не радовало. Герц, вроде как, работает в ночную смену. Дойдя до подъезда, Руслан присел на скамейку, решив, когда перевалит за одиннадцать, подняться в квартиру. В это время сестринское семейство обычно ложилось спать.

Пришло смс: «Спасибо за вечер. Спокойной ночи». Руслан не сразу сообразил, что оно от Светы, так как не успел занести ее номер в контакты. Тарасковский передумал писать комплименты, ответил в том же стиле: «Спокойных снов ;-) ». Не любил смайлики, но сейчас не удержался.

«Созвонимся», – написала девушка.

«Обязательно! Светлоокая», – ответил Руслан.