Читать книгу Стихея - Нана Рай - Страница 2

Мари еще раз перечитала жуткое четверостишие, выведенное золотыми буквами на застекленной табличке. Затем подняла взгляд на памятник инквизиции, стоящий посреди двора перед зданием главного колледжа Вэйландского университета – старинным замком, увитым плющом. На деревянном помосте стоял грубо обтесанный столб, а к нему обугленным канатом было привязано чучело, набитое сеном, в грязном холщовом саване. В довершение картины на горизонте темнело небо, тучи наполнялись водой, готовясь обрушить мощь ливня на маленький студенческий городок.

– Мне это снится, – пробормотала Мари и невольно пошатнулась.

Ноги ослабли, и она села на тяжелый чемодан, который тащила за собой по брусчатке от самого вокзала.

Начало сентября в Вэйланде – настоящая осень. Ветер просачивался под одежду и холодными пальцами ласкал горячую кожу. Листья на деревьях еще держались на ветвях, но уже потеряли сочный зеленый оттенок, скручивались и блекли. Через неделю-другую они лягут на землю красно-желтым покрывалом.

Любимое время года Мари больше ее не радовало.

Не радовала возможность вырваться из-под надзора отца, который и отцом-то был всего последние полгода. Не радовала свобода от нудных единокровных братьев и их постоянного соревнования «Кто больший брюзга». Не радовало даже то, что она почти год не будет видеть брезгливую гримасу мачехи. Все приятные мелочи, которыми обещала наполниться жизнь Мари, теперь тускнели перед интуитивным ужасом.

В ушах звучали слова отца, сказанные незадолго до ее поступления в университет:

– Тебе уже восемнадцать, Мария. Поэтому я не могу заставить тебя учиться в Вэйланде, ты вольна выбрать любой другой университет. Но я и без того был чертовски плохим отцом, так что… Я оплачу твое обучение, если захочешь туда поступить. Поверь, после Вэйланда перед тобой откроются все двери мира. Это меньшее, что я могу для тебя сделать…

Теперь его навязчивая забота не казалась наигранной. Потайное дно вскрылось, и гниль вырвалась наружу. За сладкими речами отца, который бросил Мари, когда ей исполнился всего год, крылась истина:

– Ты похожа на свою мать, и я даже не могу взглянуть тебе в глаза без содрогания. Она называла себя ведьмой, умоляла принять ее такой, какая она есть. Но я не смог. Не смог полюбить и тебя – родную дочь. И все же я хочу попытаться помочь тебе стать нормальной. В Вэйланде ненавидят таких, как ты… Это поможет тебе научиться не выделяться, быть как все. Ради твоего же блага, поверь.

– Медвежья услуга, – пробормотала Мари.

Подумаешь инсценировка сожжения ведьмы. Никто не узнает, кто она, а даже если и узнает, то в двадцать первом веке не так-то просто сжечь человека безнаказанно.

– Впечатляет, не правда ли? – позади раздался грудной голос, и Мари обернулась. – Тебе стоит привыкнуть. Вэйланд кишит подобными памятниками. Я – Джорджи!

Длинная и тощая, как жердь девушка подмигнула и протянула Мари листовку. На вытянутом лице губы казались слишком большими, зато модная прическа отвлекала от непропорциональной фигуры. Черные волосы с красными прядями она перекинула на левую сторону, оголив забритый иероглифами висок.

– Мари, – она встала и с нервной улыбкой рассмотрела листовку – старуха на метле летела на фоне луны и надпись «Добро пожаловать в Вэйланд!». – Мило…

– Ты первокурсница, верно? – Джорджи согнула правую ногу в колене. Узкие джинсы каким-то чудом держались на ее мальчишеских бедрах. – Не видела тебя раньше.

– Верно. Заселяюсь.

– А жить будешь в главном колледже? Тебе ведь уже прислали распределение?

– Да, у меня двести четвертая комната. – Мари снова глянула на кубический замок. Подумать только, она будет жить в самом настоящем замке! – Это здесь снимали Гарри Поттера?

Джорджи закатывает глаза:

– Точно первокурсница. Попав сюда, все задают этот вопрос. Нет, не снимали. Но хотели. Короче, – она указала острым ноготком на листовку, – раз ты живешь в главном колледже, то жду тебя сегодня на этом же месте в полночь.

От неожиданности Мари приоткрыла рот:

– В полночь? Здесь? Шутишь?!

– О, да! В позапрошлом году я тоже на твоем месте ошалела, – хихикнула Джорджи и хлопнула Мари по плечу. – Будет посвящение в студенты, поэтому присутствие обязательно. И да, тебе не о чем переживать, если ты не ведьма, – заверила она и расхохоталась.

Если ты не ведьма… От этой фразы Мари тихо вздохнула. Куда она попала?

Джорджи отвлеклась на идущего вдалеке парня. У них были похожие прически, а ещё он был похож на настоящую фотомодель. Джорджи ему помахала, но он лишь скользнул по ней равнодушным взглядом. Она поджала губы и тут же старательно улыбнулась, но боль в глазах скрыть не удалось.

– Мне надо бежать. Еще кипу листовок раздавать. Не забудь – в полночь! – Джорджи сделала шаг, однако замерла и завистливым взглядом окинула волосы Мари. – Не могу не спросить: они у тебя наращенные или родители постарались?

Мари привычным жестом пропустила густые искрящиеся солнцем волосы между пальцами. Они как всегда были распущены и тяжелым полотном закрывали спину до самой талии. Стоило ей собрать их в хвост или косу, как она чувствовала себя голой.

– Мама, – прошептала Мари, из последних сил сдерживая тоску в голосе. И не только волосы… Вся она походила на маму.

– Круто, – кивнула Джорджи и почти бегом спустилась с пригорка к распахнутым воротам, за которыми заканчивалась территория замка и после гравийной парковки начинался городок. Кажется, именно в ту сторону шел парень с обложки журнала.

Мама…

Почти полгода прошло с тех пор, как она исчезла, а в груди до сих пор жгло. Вместо сердца – дыра. Вместо слез – песок в глазах. Время идёт, а мамы все нет. И уже не будет…

Мари тряхнула головой, прогоняя мысли, от которых живот скручивало и кололо в сердце. В последний раз посмотрела на помост с чучелом ведьмы и запихнула листовку в задний карман джинсов. Целых восемнадцать лет ей удавалось скрывать свое происхождение. Прожить четыре года среди ведьмоненавистников – что может быть проще?

Мари подхватила ручку чемодана и подошла к высоким арочным дверям. Центральный вход в главный колледж Вэйланда. Здесь ей предстояло жить и, судя по расписанию, здесь же вели такие модули, как история и искусство. А вот остальные предметы преподавали в филиале, который еще называли современным отражением замка. Да, Мари здесь понравится. Должно понравиться. В конце концов, это был единственный университет, который согласился оплатить отец. А без него ей светило бы будущее официантки в той же забегаловке, где мама работала поваром. Мама…

Мари снова глубоко вздохнула и толкнула тяжелые двери. Они на удивление легко распахнулись, наверняка оснащенные пневматикой. Мари попала в фойе или холл. Как называются подобные комнаты в средневековых замках она понятия не имела, но прямо перед ней открывался вид на широкую каменную лестницу, а прямоугольная комната, в которой Мари очутилась, больше напоминала музейный зал.

– О, Дьявол меня забери!

На стенах – раньше они явно были каменными, но теперь прятались под бордовыми обоями – висели различные репродукции картин. Мари даже боялась посмотреть на них пристальнее, потому что иначе она простояла бы перед ними до глубокой ночи. Студенты, как пчелы, сновали по лестнице, заседали с книгами в укромных нишах. Из каждого уголка доносились то декламация стихов Блейка, то жаркие споры на философские темы из разряда: что первично – дух или тело?

Их голоса, сливающиеся в монотонный шум, давили на Мари, как бы намекая: ты лишняя. Перед глазами засверкали искры, и в гости пришла знакомая мигрень, как всегда не вовремя. А значит скоро Мари явится слово.

Мама называла ее способность видеть слова даром, и требовала, чтобы Мари училась им пользоваться. Мария же считала это обузой, потому что слова, а иногда целые фразы, казались полной несуразицей, которые ничего, кроме головной боли и мушек перед глазами, ей не давали. Никакие обезболивающие и медитации не могли унять мигрень. В детстве Мари могла часами плакать в подушку от боли. Но со временем она нашла способ облегчить свой проклятый «дар» – скетчбук и карандаш. Зарисовывая слово, Мари чувствовала, как волна обезболивания охлаждала ее беспокойный разум.

Мари прошла в центр зала, пытаясь сообразить, в какой стороне находится ее комната, и сердце сделало кувырок. Затем пропустило удар и словно упало вниз живота, когда Мари заметила его.

По лестнице спускался парень. Его черные волосы вились, а из-за доброжелательной улыбки проступали ямочки на щеках. Поверх белой рубашки на плечах был завязан джемпер в синий ромб. Настоящий студент-англичанин. Он шел вальяжной походкой, а правая рука была небрежно засунута в карман брюк. Туфли были начищены до блеска.

Мари никогда раньше не реагировала на парней вот так – застыв, как вкопанная, забыв про кислород, и про то, что наверняка выглядит полной дурой. Но одна ее часть жаждала подойти к незнакомцу и прикоснуться хотя бы к его руке, а вторая – тянула обратно в Лондон. И ни одна не могла победить, они были равны. Мари разрывало пополам, но она могла лишь стоять на месте и беззвучно открывать и закрывать рот.

Незнакомец подошел ближе. Их взгляды пересеклись. У него были синие глаза. Как море, волнующее, игривое. И аромат его духов окутывал морским воздухом, наполненным солью и горячим песком. Запах донесся до нее, когда парень прошел мимо, ненароком коснувшись кончиком мизинца тыльной стороны ее руки. Крошечное прикосновение обожгло, но когда Мари нашла в себе силы обернуться, незнакомец уже исчез. Его не было поблизости, и только рука продолжала гореть, а сердце выскакивало из груди.

Мари не считала себя влюбчивой. За восемнадцать лет она ни разу ни с кем не встречалась и считала себя здравомыслящим человеком. Поэтому не понимала, что сейчас произошло. И откуда взялись ужас и трепет, разрывающие душу?

* * *

На втором этаже Мари свернула налево и попала в коридор, выстланный протертым ковролином. По нему ходили бесчисленное количество ног. Девушки и сейчас перебегали из комнаты в комнату, перекрикивались, со смехом выгоняли парней, затесавшихся в женскую обитель, и выпроваживали их на этаж выше. От приятной суматохи Мари пришла в себя и позволила себе задерживаться возле картин, которые висели между дверьми.

Живопись Ван Еренберга, Гойи, Уотерхауса, Брейгеля… Даже гравюры Альбрехта Дюрера, показывающие двойственную природу ведьминской красоты: с одной стороны молодой и привлекательной женщины, а с другой – отвратительной старухи, скачущей задом наперед на козле. И да, разумеется, все картины были с сюжетом о ведьмах, но Мари, похоже, начинала привыкать к этому местному помешательству.

Она нашла свой номер и с облегчением приложила магнитный ключ к замку, который был выслан ей вместе с пакетом документов. Ее встретила безликая комната, в которой ей предстояло жить ближайший год. Взгляду даже было не за что зацепиться. Единственное яркое пятно – это настольная лампа с абажуром цвета апельсина на столе ее соседки. Явно принесенная извне. А так две половины комнаты отражали друг друга с занудной точностью. Односпальная кровать, застеленная синим покрывалом, стол, стул….

Мари открыла дверцы шкафа с левой стороны, резонно предположив, что раз правая кровать уже завалена учебниками, значит, она занята.

– Приветики! Ты уже здесь? Прости, я задержалась, – в комнату зашла девушка ростом на голову ниже Мари. Такая миниатюрная куколка, точно балерина из музыкальной шкатулки.

Ее глаза прятались за прямоугольными очками, на губах дерзко алела помада. В сочетании с классическим брючным костюмом и рыжей шевелюрой ее образ напоминал стриптизершу в костюме строгой учительницы. Такую девушку точно не пропустишь в толпе.

– Вообще я должна была встретить тебя внизу, но в библиотеке такая очередь, что я не успела. Так что, надеюсь, ты никому не скажешь, что я с первого дня профукала обязанности куратора, – она искренне улыбнулась и протянула руку. – Айви.

– Мари, – она с опаской пожала тонкие, будто детские пальцы. – Ты мой куратор? – Мари поморщилась от легкой головной боли, которая начинала стучать острыми молоточками по вискам.

– Да. Разве тебе не присылали письмо? К каждому первокурснику приставляют второкурсника на первый год, чтобы тот ввел его в курс дела, – Айви скинула лакированные туфли на высоком каблуке и еще сильнее уменьшилась в росте, но ее это не особо беспокоило. – Кстати, тебе повезло больше, чем мне. В прошлом году моя кураторша приревновала меня к парню, хотя на тот момент он еще встречался с Джорджи, а не со мной, – она рассмеялась. – Надеюсь, ты не станешь отбивать у меня женихов, – Айви подмигнула.

– Не планировала. У вас и без меня мексиканские страсти у вас бушуют.

Мари начала разбирать чемодан, продолжая игнорировать нарастающую мигрень. Когда же ей уже явится это чёртово слово!

Айви устроилась на кровати между учебниками и закинула ногу на ногу:

– Ого, впервые вижу так лаконично уложенный чемодан. В моем обычно творится хаос, – она со знанием дела постучала по стопке книг.

Мари слабо улыбнулась и пошатнулась. Перед глазами поплыло, очертания предметов смазались. Странно, обычно она могла терпеть дольше, но не в этот раз. Она опустилась на колени и достала из чемодана записную книжку. Маленьким карандашом, который едва умещался между пальцами, Мари выплеснула терзавшее ее слово на крафтовую бумагу. Ее обезболивающая таблетка. Мигрень мгновенно отступила, а зрение прояснилось. Чертов дар вновь продиктовал свои условия, и попытка не выделяться – провалилась.

На странице, окаймленное завитками и узорами, было написано слово.

…скорбь…

Очередная загадка. Почему именно оно?

Мари опустила голову, прячась за волосами, и встала с пола. Словно издалека услышала звонкий голос Айви:

– Ты что-то сочиняешь?

Мари заставила себя посмотреть ей в глаза. В них читалось искреннее любопытство. Айви даже подалась вперед, но Мари поспешно закрыла блокнот.

– У меня есть одна странность.

– О, не переживай. Я привыкла к странным людям. Мой дядя Бернард носит носки из разных пар, причем один должен быть однотонным, а другой – в полоску. А мама так обожает день святого Патрика, что не в силах ждать целый год, а потому празднует каждый месяц, – ухмыльнулась Айви. – Видишь, во мне течет кровь странных ирландцев, так что уверена, твои закидоны меня не испугают.

Мари поморщилась, взвешивая за и против, и села на свою кровать, устремив на Айви твердый взгляд, от которого та нервно поежилась:

– Иногда меня мучает мигрень, и спасает только леттеринг. Когда выводишь буквы, отвлекаешься. Головная боль может напасть внезапно, поэтому не пугайся, если я вдруг начну бегать в поисках блокнота.

– Пф-ф! Я то думала, что-то серьезное.

– Ну, ещё я пишу стихи, – смущённо добавила Мари, и Айви вдруг оживилась:

– Прочти, пожалуйста!

Шелестящий шепот сорвался с губ Мари, но на этот раз она опустила взгляд вниз, рассматривая педикюр Айви ядовито-зеленого цвета:

– Для меня твои, мама, объятия,

Как шелковая простынь скользит

По коже, едва касаясь распятия,

Что на груди ярким солнцем горит.

Для меня твои мягкие поцелуи,

Перед сном словно песню поют.

А вокруг дома шелестят туи,

Источая душевный уют.

Для меня любовь это детство,

В нем была ты, собой украшая.

И никто из нас не ждал бедствий,

Что пришли к нам, грехи обнажая.

Для меня жизнь без тебя – пытка,

Неизвестностью рвет на клочки.

Не осталось и тонкой нитки,

Что к тебе привела бы в ночи.

Для меня теперь день без света,

Что сиял мне в улыбке твоей.

И теперь жизнь моя без сюжета,

Ведь от мамы нет больше вестей.

– Красиво! Я обожаю поэзию! – Айви от восторга похлопала себя по коленям.

– Да. Я тоже. Если бы не мои приступы мигрени, было бы вообще супер. На тебя смотрят, как на сумасшедшую, если ты вдруг среди толпы останавливаешься и начинаешь что-то рисовать в блокноте, – пробормотала Мари. – Жуть, короче.

– Не переживай, – улыбнулась Айви. – В Вэйланде любят сумасшедших. Только если они не ведьмы. Так что на Хеллоуин лучше нарядись… м-м-м… Святым Патриком, на худой конец. Но не ведьмой, не оценят, – сухо добавила она.

Ну, вот. Второй раз за час Мари услышала эту фразу. Отец удружил так удружил. Мари этого вовеки не забудет.

– Хорошо, спасибо за совет.

В дверь яростно постучались, и на пороге возникла темнокожая девушка с планшетом в руках. Ее волосы были заплетены в мелкие косички, и вся она напоминала плетеную булочку. Сдобную, мягкую и фигуристую.

– Моя задница все слышит! – крикнула она за дверь и в ответ раздался гулкий хохот. – Итак, – она посмотрела на Мари с Айви и сделала какие-то пометки в планшете, – меня интересует Мария Ребекка Бэсфорд, – и снова взгляд темных глаз устремился на Мари. – О, да! Шикарно!

– Что шикарно?

Мари заметила, как Айви с незнакомкой обменялись многозначительными взглядами, и нахмурилась.

– Моника возглавляет театральный клуб и традиционно в начале учебного года проводит набор новичков, – пояснила Айви. – Я тоже вхожу в клуб, – добавила она и сгребла книги, чтобы расставить их на столе.

– Через полтора месяца бал первокурсников, и мы ставим спектакль. Ты должна играть в нем главную роль! – простонала Моника и стиснула в объятиях планшет, явно не переживая, что его раздавит. – Ведьму!

Мари в этот момент достала из чемодана стопку аккуратно сложенной одежды и чуть не уронила ее на пол:

– Я?

Над ней что, издеваются? Она не готова играть саму себя в месте, где ненавидят ведьм.

– Почему? – уточнила Мари, когда кроме сияющих глаз Моники, не получила иного ответа. – Вы даже не знаете, умею ли я играть. И вообще у меня боязнь сцены, – пробубнила она.

– Ну, во-первых, у тебя шикарные волосы. Я как увидела, обомлела. Жаль, конечно, что не рыжие, но не беда, – кажется, Моника села на своего любимого конька, потому что теперь ее было не остановить. – В конце концов, наш спектакль про то, как ведьма осознала, что она несет людям зло и добровольно взошла на костер. Так что ведьма блондинка будет даже очень в тему!

– А во-вторых? – уточнила Мари и, не глядя, засунула вещи в шкаф.

– А во-вторых, никто не хочет играть ведьму, – понуро объяснила Моника и плюхнулась на кровать Айви. Та возмущенно запищала, вытаскивая из-под подруги учебник по истории. – Все боятся, что их затравят после этой роли. Хотя это полный трэш.

– Почему в Вэйланде так ненавидят ведьм? – Мари с удивлением обнаружила, что успела разложить все вещи, и теперь чемодан зиял пустотой. Она затолкнула его ногой под кровать. – В Салеме, например, инквизицию превратили в прибыльный бизнес, а здесь словно остановилось время, и средние века никуда не уходили. Того и глядишь, и правда сожгут какую-то нерадивую студентку, – она умолкла, заметив взгляды Моники и Айви. В них горел блеск подозрения, и волоски на руках стали дыбом.

– Она в Вэйланде первый день, – с улыбкой заметила Айви, – со временем освоится.

Обстановка разрядилась, словно Мари ничего и не говорила.

– Да, ты права! – Моника хлопнула себя по бедрам и встала. Достала из кармана смятую листовку. – Ты хотя бы заскочи на отбор. Буду ждать!

Она исчезла в коридоре, наверняка в поисках других первокурсников, быстрее, чем Мари успела сказать «пока».

– Пора коллекционировать листовки, – она вытащила из кармана приглашение на посвящение.

– Это ты ещё не встречалась с Огненными девами, – засмеялась Айви. – У них отдельный колледж.

– Огненные девы?

– Тебе еще многое предстоит узнать, так что не забивай голову раньше времени.

Мари кинула листовки на стол и выглянула в окно. Тихо вздохнула при виде искрящейся в лучах солнца реки. Она сверкала, как серебристая подкова вокруг полуострова, на котором возвышались Вэйландский замок и руины некогда величественного собора. Густая листва деревьев нависла над рекой, и даже из окна было видно, что набережная уже заполнена студентами. Они явно соскучились по природе университетского городка.

– Кстати, насчет Джорджи. Она нормальная девчонка. Только не смотри в сторону Эллиота, и вы подружитесь. – Айви скинула пиджак на стул и задумчиво изучала содержимое шкафа в темных сдержанных тонах. – Эллиот – ее парень или экс-парень. Они сами до сих пор не разобрались. Утром расстались, вечером помирились. Но беда в том, что за день Эллиот успевает склеить дюжину девчонок, которые автоматически записываются в список врагов Джорджи. Вот так мы и поссорились, – снова рассмеялась Айви, видимо, нисколько не расстроенная этим фактом.

– Спасибо за совет, – кивнула Мари и прищурилась. На набережной группа студентов столкнула девушку в реку. Интересные у них игры. Мари вернулась на кровать и впервые за сутки улеглась, вытянув ноги – А этот Эллиот случаем не носит джемпер поверх рубашки?

– О, точно нет. Он вообще предпочитает щеголять обнаженным, – фыркнула Айви.

Не смущаясь Мари, она быстро переоделась в обтягивающее платье скромного серого цвета.

– М-м-м, – Айви прикусила нижнюю губу. – Я знаю только одного парня, который так одевается. Наш профессор истории средних веков Уильям Чейз, – она томно вздохнула.

– Профессор? – Мари подскочила на кровати.

– Ага. По нему сохнет добрая половина университета. Та, которая не завербована Эллиотом. А почему ты спросила?

– Да так. Столкнулась с одним на выходе, а он даже не извинился, – солгала она.

Неужели профессор?

– А, тогда это не профессор Чейз. Он галантен, как рыцарь. Грациозен, как бог. Красив, как Ахилл. И умен, как Аристотель. Он бы не только извинился, но и донес бы твой чемодан до комнаты, – Айви снова мечтательно вздохнула и, кажется, улетела мыслями далеко-далеко.

А Мари вновь прокрутила в голове встречу с парнем и молча посмотрела на потолок. Странно, но его имя никак не отозвалось в ее душе. Так, словно бы оно ему не принадлежало. Возможно, это не Уильям Чейз.

Но вряд ли.

* * *

По углам коридоров прятались тени. Живые, объемные, они колыхались в темноте, трепетали при появлении человека, но стоило подойти ближе, как они растворялись, сыграв с подсознанием злую шутку. Перед тем как лечь спать, Айви предупредила Мари, что в честь приезда первокурсников в замке выключают лампы, и единственным освещением будут служить факелы, как в средневековье. Только она забыла упомянуть, что их повесят лишь у входа, а всю дорогу по коридору и вниз по узкой боковой лестнице, цепляясь плечами за холодные каменные стены, предстоит пройти при лунном свете. Ну, или в полном мраке. И с помощью фонарика в мобильном телефоне, который Мари предусмотрительно взяла с собой.

– Да, отец, ты выбрал самый подходящий для меня университет, – пробормотала Мари, когда, наконец, нашла распахнутые центральные двери. Возле них в стенах горели факелы, и Мари ненадолго остановилась, чтобы погреть руки у волнующегося пламени.

Возле помоста с чучелом ведьмы уже собирался народ. Мимо Мари, тихо переговариваясь, прошмыгнули две девушки. Слышались смех и характерный хлопок открытой пивной бутылки. И только Мари не разделяла их радость. Наверное, потому что она и была настоящей ведьмой. А таких в Вэйланде не просто не любят – ненавидят.

Мари вздрогнула. Позади нее раздался шорох. Дуновение ветра всколыхнуло волосы и принесло чей-то тихий стон. Она оглянулась и заметила в углу мигающую табличку над кривой, деревянной дверью. «Пыточная» – гласила надпись.

– Вот черт, – Мари покачала головой и вышла на улицу.

Свежий ночной воздух взбодрил, но не прогнал невольное сожаление, которое поселилось в душе. Сожаление о том, что ее определили именно в главный колледж. Лучше бы отправили к Огненным девам, хоть Айви и упомянула их с каким-то странным выражением лица. Ну или в Орден Белой и красной розы. Это название Мари услышала чуть позже. Короче, куда угодно, только не в мрачный готический замок, где по углам могли прятаться вампиры, а из «Пыточной» доносились стоны. И не потому что ей страшно, а потому, что жизнь здесь напоминает ту, которая была у нее с мамой. И от этого тоска только сильнее грызла душу, как язва пожирает тело.

Мари опустила голову, помимо воли все глубже погружаясь в воспоминания десятилетней давности. Когда ей исполнилось восемь лет, мама впервые призналась, что они из рода ведьм…

– Знаешь, глупо скрывать от тебя дальше. – Ее голос звучал, как тихое журчание воды. Она всегда говорила с Мари на равных. – Ты ведь и сама уже догадалась.

– Мы не такие, как все?

Их спальня, в которой оживали сумерки, а красные шторы напоминали стекающие на пол кровавые водопады, перестала казаться безопасной.

– Наш удел – жить, скрывая свой дар. Ты можешь околдовывать взглядом, чувствовать травы, слышать голоса, но за это нужно платить, и наша плата – вечное одиночество.

– А если я не хочу? – почти умоляла Мари, понимая, что после этих слов, даже такое странное детство, как у нее, – без кукол, без глупых игр с другими детьми – исчезнет.

– Не имеет значения, чего ты хочешь. – Мама коснулась невесомой ладонью ее головы. Единственная ласка, которую Мари получала. – Судьба ведьмы – быть сильной и одинокой.

– Ребята, подходите сюда! – окрик Джорджи вернул Мари к реальности, и она неохотно присоединилась к толпе первокурсников.

Навскидку их было человек двадцать, но, как сказала Айви, в главный колледж определяли меньше всего студентов. Остальных раскидывали по другим колледжам, так что Мари счастливица. Чем-то она зацепила руководство университета. Вот только счастье явно в кавычках.

– Рада всех видеть! – Джорджи взобралась на помост рядом с чучелом. А ее помощница, темноволосая невзрачная студентка, похожая на сонную сову, пряталась в тени подруги.

– Кто не пришел, тот лузер! – засмеялась Джорджи. – Итак, без лишних слов – эта ночь ваша! Сегодня вы станете настоящими вэйландцами! Хотите вы этого или нет.

– Но не такой, как вы. Вы же из Древних, верно? – крикнула стоявшая рядом с Мари японка, благоухающая сакурой сильнее, чем сама сакура. Девушка даже сложила ладони перед грудью в жесте, полном благоговения.

Джорджи отмахнулась и заправила прядь волос за ухо:

– Да, но это совсем неважно, – произнесла она так, словно это было чертовски важно. – Сегодня ВЫ – главное событие этого года. Пора развлечься и стать настоящими студентами!

Мари оглянулась, но, казалось, ее одну смутило слово «Древние».

– Этой ночью в лесу скрывается настоящая ведьма, – Джорджи перешла на зловещее шипение и сделала длинный взмах в сторону раскидистого леса, который вел к набережной. – И как истинные вэйландцы вы должны схватить ее и сжечь на этом костре!

Мари сунули в руки мантию.

– Ведьма настоящая? – вопрос сорвался с губ раньше, чем Мари успела подумать.

Джорджи отыскала ее взглядом и улыбнулась:

– Привет, Мари. Рада, что ты пришла. Нет, ищем чучело, наподобие этого, – она кивнула в сторону экспозиции. – К счастью, настоящих ведьм давно не существует. Остались одни шарлатаны.

Мари поморщилась. Долгий день сказался на ней, болела каждая мышца спины. Пальцами она размяла шею, но Джорджи растолковала ее жест иначе:

– Ты не согласна? – ее улыбка померкла, а взгляд стал холодным.

Нечто подобное Мари видела на лицах Моники и Айви, но они и рядом не стояли с ледяной ненавистью Джорджи.

– Не совсем понимаю, почему здесь так ненавидят несчастных женщин, которых несправедливо сжигали, вешали, уничтожали? – Мари не стерпела.

Она честно сдерживалась целый день, но не подозревала, что жить в окружении ненависти так тяжело. Первокурсники удивленно переглянулись. В их перешептывании Мари услышала слова одобрения, но такие слабые и невнятные, что не удивительно, что лишь она осмелилась высказаться вслух.

Мы живем в спокойное время, Мари. В наши дни нет гонений на ведьм, мы можем спать спокойно. Нашим предкам повезло меньше. Так что цени это, когда снова будешь жаловаться на свою сущность.

Ох, мама, ты не бывала в Вэйланде.

– Несправедливо? – Джорджи скорее была ошарашена, чем разозлена. Ее тонкие брови взлетели вверх, а губы невольно округлились. – Они крали детей, насылали болезни, порчи! Можно долго перечислять, но я тебя не виню. Почти все первокурсники рассуждают так же, как ты, кроме коренных вэйландцев. Современный мир развращает мышление, он превратил ведьм в мучениц, но мы знаем правду, – она гордо вскинула подбородок. – Ведьмы – истинное зло. И скоро вы все примете это!

– А если я не хочу участвовать в вашем фарсе? – Мари мысленно вздохнула, коря себя за неумение удержать язык за зубами, но было уже поздно.

Ты – упрямая, как и твой отец. Это плохо для ведьмы. Ты никогда не можешь понять, когда нужно остановиться.

– Что если я считаю иначе и не хочу менять свое мнение?

Шокированная Джорджи молчала, и Мари, позволив бушующему внутри нее гневу выплеснуться, начала декламировать:

– Там слезы, там стоны, там пленники зла.

Там женщины воют, кричат без стыда.

Здесь в черной обители, жители мглы,

Не молятся Богу, лишь Аду верны.

Вокруг Мари образовалось пустое пространство. Первокурсники боязливо отступили от нее, словно страшились заразиться неведомой им болезнью.

А Мари продолжила:

– Их ведьмами кличут, пытают и жгут,

Мольбы их не слышат, считают, что лгут.

«И нет им прощения!» – ревут палачи,

А девы все стонут: «Прошу, помоги…»

И всем безразлично, что эти грехи

Со злобой надумали их судии.

Лечила ль больного, дитя приняла?

Пустое, на деле ты беса звала!

И полнятся склепы телами бедняг,

А люди хохочут, для них все пустяк.

И земли багряные кровью плывут,

А зло усмехнется: «Пришла пора смут…».

Голос Мари наполнился неведомой ранее силой и зазвучал разными оттенками женского голоса. В нем проскользнул гнев и боль узниц замка скорби, в котором ей предстояло учиться. Он был то мягким и нежным, то властным и дерзким. И только когда прозвучал последний слог, ярость покинула Мари, и она превратилась в пустой сосуд, не способный даже пожалеть о сказанном.

– Ты – космос! – услышала она позади себя тихий и явно восхищенный голос.

– Эллиот?! – Джорджи спрыгнула с помоста и быстро вклинилась между Мари и своим парнем.

Мари обернулась и тихо вздохнула. Она-то надеялась, что совет Айви насчет Эллиота ей не пригодится. Но перед ней стоял тот самый парень с обложки журнала. Пшеничные волосы были уложены, как перышки, один к одному, на висках выбритые иероглифы, подозрительно похожие на символы в прическе Джорджи. Но в остальном Эллиот был слишком безукоризненным. Улыбка, как светодиодная лампочка, глаза, как изумруды. Понятно, почему Джорджи сходила с ума.

– Что ты здесь делаешь? – Она схватила его за руку и попыталась отвести от толпы любопытных глаз, но он даже не дернулся с места.

– Пришел полюбоваться на первокурсниц. – Эллиот подмигнул Мари. – А здесь такие таланты. Даже мурашки по коже.

– Прекрати паясничать!

– А я и не паясничаю, – он перевел взгляд на Джорджи и вмиг стал серьезным. – Между нами все кончено, и я сыт по горло качелями, в которые превратились наши отношения.

Джорджи фыркнула и скрестила на груди руки. Нервно притопнула ногой.

– Бред несешь. Иди выспись.

– Только в обществе прекрасной поэтессы. Как твое имя, детка? – снова повеселел Эллиот.

Мари не успела ответить, потому что Джорджи окончательно загородила ее спиной. От греха подальше Мари смешалась с толпой. Стать объектом любви одного и ненависти другой в первый же день просто мастер-класс «Как влипать в неприятности».

– Эллиот, иди домой! Потом поговорим.

Парень тяжело вздохнул и развернул Джорджи за плечи лицом к студентам:

– Слушайте все! Я больше ни за что не стану встречаться с Джорджи Чарлсон. И пусть у меня отсохнет… – он многозначительно замолчал и со смешком посмотрел себе под ноги, – если я нарушу клятву.

На Джорджи было больно смотреть. Она сморщилась на глазах, побледнела, посерела, и верно, но медленно стала превращаться в каменную статую. Перед тем, как уйти, Эллиот прошептал ей пару слов на ухо, затем подмигнул японке, послал воздушный поцелуй в толпу и растворился в тени замка так же быстро, как и появился. Словно его и не было.

Пару минут Джорджи молчала. Ее помощница попыталась привлечь к себе внимание толпы, но гомон между первокурсниками только нарастал. О выходке Мари все уже позабыли.

А потом среди деревьев раздался гул, словно кто-то дунул в охотничий рог, и Джорджи ожила:

– Найдите ведьму и приведите ее на костер инквизиции! – протараторила она заученную фразу, не вкладывая и малую толику той экспрессии, что должна бы.

И студенты неохотно поплелись в сторону леса в поисках не зная чего. Мари включила фонарик на телефоне, и не только она, и протоптанные тропинки между деревьев осветилась бледными лучиками света. Вокруг разносились перешептывания, но после своей выходки Мари не рискнула примкнуть ни к одной из групп. Поскорее бы кто-нибудь нашел уже это чучело, потому что от усталости веки будто магнитом притягивало друг к другу. Недавняя встряска, устроенная Эллиотом, улеглась, и теперь Мари хотела лишь одного – спать.

До Мари доносились шепотки идущей впереди парочки. Девушки, одна с короткими светлыми волосами и в зеленой толстовке, а другая с необъятной фигурой, замотанной в сине-красный плед, крепко держали друг друга под ручки и явно не собирались искать чучело ведьмы. Сплетни интереснее.

– Он просто бог! Как жаль, что нельзя верить его заявлениям, что он расстался с Джорджи.

– Ага. Но он был очень серьезен, – плед в клетку колышется в темноте.

– Мой куратор сказала, что не стоит обращать на это внимания. Эллиот и Джорджи тысячи раз расставались и каждый раз серьезнее некуда. – Блондинка теснее прижалась к подруге. – А та девушка с длинными волосами…

Мари напряглась и ускорила шаг, чтобы не потерять их из виду.

– Ага, волосы шикарные. Жаль у меня таких нет. Да и фигуры тоже…

– Я не про то. Она странная. Такое чувство, что она не знала, куда поступала. О Вэйланде всегда шла слава, что здесь живут и учатся ярые ненавистники ведьмовства. Лучше вообще не заморачиваться на эту тему.

– Ага… – только и бросила ее подруга, теряя интерес к разговору.

– А она вела себя, как еретик среди христиан. Пф-ф, нечего было сюда поступать.

Под ногой Мари треснула ветка, и она невольно замерла. Однако девушки даже не оглянулись и вскоре скрылись среди деревьев.

Мари оглянулась. То тут, то там мелькали лучи света, мельтешили белые мантии, слышались девичий смех и возгласы парней. Первокурсники пытались получать удовольствие от сомнительного задания, а вот Мари – нет. По собственной дурости она стала изгоем в первый же день.

Она вздохнула полной грудью свежий, слегка морозный воздух, наполненный ароматами зелени и речной воды. Нашла дорожку, ведущую вниз к набережной. Мари охватило странное чувство нереальности происходящего. Еще полгода назад она даже не думала, что будет учиться среди ненавистников ведьм. Не думала, что окажется одна. Не могла и представить, что мать исчезнет.

Мари подошла к каменному ограждению и навалилась на него сверху. Шершавый камень холодил руки и тело сквозь одежду, зато река при полном сиянии луны была прекрасна. Словно нимфа в травяном одеянии распустила серебристые волосы, и они дугой огибали замок, искрясь в лунном свете.

Мари наклонилась ниже, пытаясь разглядеть в тихих водах свое отражение, но кроме темноты и лунного диска ничего не было видно. Она упустила из виду, что сегодня полнолуние. Особый день для ведьм.

Нахлынуло еще одно воспоминание.

– Мама, мы – ведьмы, но ничего не умеем… – Мари сжимала сильную ладонь матери, но все равно едва поспевала за ней. Колкий дождь бил по лицу, но у них не было зонта. Как говорит мама: «Вода – не огонь. Потерпишь».

– Мы можем многое. И одновременно малое. Но запомни, слова в устах ведьмы – это могущественная сила, ею нельзя разбрасываться. Поэтому сейчас все, что ты должна, это научиться дружить с травами и знать, у какой из них просить помощи.

– А сейчас мы куда спешим?

– Сегодня полнолуние, Мари. Мы спешим на шабаш. Сегодня ты станешь настоящей ведьмой.

Мари отошла от ограды и силой выбросила мысли из головы. О том, что произошло в ее первый шабаш, вспоминать не хотелось.

– Черт! – она вновь посмотрела на полную луну.

Пошло оно все… Мари идет спать, а эти чудики пускай рыщут по лесу в поисках чучела.

Мари вернулась на тропинку и вдруг остановилась, когда луч фонаря выхватил из темноты женскую фигуру в грязном саване. В горле пересохло, сердце учащенно забилось, и где-то с минуту они с незнакомкой смотрели друг на друга. Девушку окутывали длинные черные волосы, но они выглядели до такой степени спутанными, что им помогли бы только ножницы. По ее ногам стелился густой, как смог, туман. То ли вдалеке, то ли в голове у Мари зазвучали ритмичные удары. Бой барабанов нарастал, становился звучнее и опаснее.

Мелькнула мысль, что это постановка для первокурсников, но чутье ведьмы не обманывало: перед Мари – не человек. Незнакомка не шевелилась, лицо было бесстрастно, и только в ее глазах горел огонь. Пламя инквизиции. Мари сглотнула, пытаясь вспомнить, что бы сказала мама, но острая боль в затылке лишила ее зрения, и она погрузилась во тьму…

* * *

Мари открыла глаза и почувствовала лицом холодную землю. Мелкие камни кололи щеку, пальцы впивались в почву. Голова привычно гудела, как в моменты приступов, но слова не пытались сорваться с губ. Наоборот, в голове стучало, теперь яростно и злобно. Мари дотронулась до макушки и поморщилась. Странно, чувство, будто ее ударили по голове, но не было ни раны, ни крови. Она в один миг отключилась и провалялась без сознания неизвестно сколько времени. Сквозь барабанный бой до нее донеслись крики. Мари с трудом поднялась на ноги. Ни незнакомки, ни тумана больше не было. Только ритм, который слышала лишь она одна, напоминал о странном знакомстве.

Пошатываясь, Мари пошла по тропинке вверх. Теперь крики усилились, но барабаны все равно стучали громче. К нему присоединился хор женских голосов, от которого перед глазами заплясали черные пятна.

Мари мутило от слов жуткой песни, но она ничего не могла с этим поделать. Только слушать и молча проталкиваться сквозь толпу, которая собралась в центре парка. Сначала Мари заметила знакомый плед в клетку, сброшенный на землю. Его хозяйка стояла на коленях, закрывая лицо руками в беззвучном крике.

В воздухе болтались белые кроссовки на тонких, странно вялых ногах. Такие же безвольные руки. И лицо. Кровавая пена на губах, широко раскрытые глаза…

А затем Мари поняла, что видит девушку с короткими волосами, которая любила посплетничать. Любила… Теперь ее тело болталось на толстой ветви дуба, а вокруг шеи была обмотана веревка, подобная той, которой было привязано чучело на постаменте.

Девушка была мертва.

Обучение в Вэйланде началось.