Читать книгу Стихея - Нана Рай - Страница 5

Часть I. Обитель скорби
Глава пятая. Кровавые слезы

Оглавление

Сколько Мари проспала, не имела понятия, но боль в теле никуда не ушла, наоборот, словно разрослась и превратилась в огромный огненный шар. Двери с треском распахнулись, и все, что успела осознать Мари, прежде чем ее схватили, то, что Айви нет на месте. А Мари снова тащили по коридору неизвестные люди, и яростные выкрики из толпы оглушали:

– Ведьма! Сжечь ведьму!

Перед глазами заплясали красные круги. Сжечь? Айви же говорила, в Вэйланде запретили самосуд… Где же она?

Происходящее казалось Мари абсурдом. И будто не ее волокли по лестнице, а затем на улицу под порывы холодного ветра. Не ее привязывали к столбу, где еще недавно висело чучело.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма! – скандировали озлобленные студенты, но как ни старалась, Мари не могла разглядеть ни одного знакомого лица.

Возле ног уже занялся хворост, огонь начал лизать голые ступни, и к горлу подкатил страх. Из груди вырвался истошный крик. Мари запрокинула голову, вглядываясь в бездонное чистое небо. Умереть в такой погожий день. Какая ирония.

– Мари!

Она услышала среди озлобленных людей знакомый голос, и в надежде заскользила взглядом по толпе, выискивая рыжую макушку.

– Мари!

Айви трясла ее за плечо, вырывая из трясины кошмара:

– Проснулась? Ты извивалась на постели, как уж в кипящей воде, – она села на кровать рядом с Моникой.

– Правда? – сонно переспросила Мари, просто потому что надо было что-то сказать.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Моника.

– Как уж в кипящей воде…

– С таким настроением жить будешь, – улыбнулась Айви.

Мари покачала головой и медленно встала. Одеваться было ещё больно, но не больнее, чем когда ее избивали.

– Ты сможешь выступать? Особенно, после того, что случилось, – вдруг затараторила Моника, и ее темная кожа даже побледнела от напряжения. – Мне надо знать, потому что остаётся не так много времени, чтобы найти новую актрису и отрепетировать все сцены.

– Хочешь сказать, ты сможешь найти ещё одну желающую на роль ведьмы?

Моника натянуто засмеялась:

– Ну, с учётом того, что главный герой Эллиот, возможно, согласится Джор…

Моника ойкнула, получив тычок под ребра от Айви.

– Кхм… Достойная замена, – Мари взялась за расчёску и с тоской оглядела потрепанные волосы. Кто к ним только ни прикасался за последнее время. Даже профессор Чейз… При мысли о профессоре по телу побежали мурашки.

– Вообще-то, Моника в курсе, кто тебя избил, – с нажимом произнесла Айви, укоризненно глядя на подругу. – Но не верит.

– Не то, чтобы не верю. Просто в это сложно поверить, в принципе, – отвертелась Моника и переплела пальцы.

– Они считают меня ведьмой. Помимо ревности это достойная причина для травли в Вэйланде, – съязвила Мари.

Она расчесала волосы и вздрогнула от воспоминания, как безжалостно с ними обращались. В них текла ее жизненная сила, и чем больше чужих рук к ним прикасались, тем слабее становилась Мари.

– Не надо обобщать, – Айви скрестила руки на груди и нахмурилась. – Во-первых, надо быть идиотом, чтобы принять тебя за ведьму. А во-вторых, ведьм больше нет, – словно молитву произнесла она и встала. – Пошли в столовую, а потом я проведу тебя в кабинет вице-канцлера. Мисс Кэролл хочет с тобой поговорить о случившемся.

Взгляды Мари и Айви пересеклись, и почему-то Мари показалась, что встреча с руководством университета ничем хорошим лично для нее не закончится.

* * *

Мари представляла вице-канцлера университета иначе. В голове сформировался образ низкорослого лысоватого мужчины, обязательно в очках. Поэтому, когда из-за стола встала изящная и тонкая, как ветвь дерева, темноволосая женщина в черном платье, которое идеально подошло бы жене Дракулы, Мари слегка опешила.

– Добрый день, мисс Бэсфорд. Присаживайтесь, – и мисс Кэролл указала на кресло.

– Добрый день, – пробормотала Мари и послушно села, зажав ладони между коленями.

– Примите мои сожаления, – мисс Кэролл поморщилась, и уголки ее губ потянулись вниз. – Этот год печалит меня все больше. Сначала самоубийство той бедняжки, теперь ваше похищение…

Она осталась стоять, тяжело опираясь руками о стол. По лицу мисс Кэролл было сложно определить ее возраст. Ненавязчивый макияж, укладка. Шею скрывает высокий воротник. Ухоженная женщина. И Мари ни за что бы не догадалась, что ей уже сорок пять.

– Вы не могли знать, что такое случится.

– А должна была! – сурово возразила мисс Кэролл. Странно, что она так и не вышла замуж. Да, ее сложно было назвать красавицей, которые улыбались со страниц журналов. Но ее бледная кожа и черные волосы, ярко-алые губы, ястребиный взгляд – все это создавало образ вамп-женщины, перед которой невозможно устоять. – Мисс Бэсфорд, расскажите, что вы помните? Вы узнали нападавших?

Мари покачала головой:

– К сожалению, мне нечего добавить к тому, что я уже рассказала медсестре. На них были алые мантии, а лица скрывались под капюшонами.

– Огненные девы! Они позорят честь нашего университета! – Вице-канцлер ударила кулаком по столу. По просторному кабинету пролетело гулкое эхо. – Они сами выдадут мне зачинщиков, иначе я расформирую их колледж.

Грудь мисс Кэролл тяжело вздымалась, а ногти скребли полированную поверхность стола. Мари даже не ожидала увидеть такой праведный гнев.

– Вы ведь играете роль ведьмы в спектакле? – вдруг уточнила мисс Кэролл.

Мари осторожно кивнула.

– Видимо, это и послужило причиной их ненависти, – задумалась вице-канцлер. – Вы будете писать заявление в полицию? – взгляд стал пронзительнее.

Конечно, она не хотела огласки. Как и Мари. В этом их желания совпадали. Ведь чем больше внимания, тем тяжелее скрывать свою суть.

Мари коротко качнул головой, и мисс Кэролл слишком шумно выдохнула:

– Тогда не буду вас задерживать, Мари. Вам следует отдыхать. Я свяжусь с вашим отцом, и мы выплатим компенсацию в качестве наших извинений.

Мари встала. Женщина, которая, по сути, и взращивала ненависть к ведьмам, к не таким, как все, казалась даже слишком адекватной.

– Спасибо, – Мари развернулась к двери и наткнулась на портрет женщины с чашей в руке. – Это… – она недоуменно обернулась, – Цирцея?

Мисс Кэролл вышла из-за стола, размеренно стуча каблуками по паркету:

– Понимаю, о чем вы, – она остановилась рядом и сложила на груди руки. Ее взгляд потяжелел, между бровями залегла складка. – Портрет ведьмы в моем кабинете. Это чтобы помнить, кто твой враг.

Адекватность вице-канцлера рассыпалась в прах. Даже не будь Мари ведьмой, она бы все равно не приняла культ ненависти в Вэйланде. Ненавидеть, потому что так положено. Потому что так сказали на лекциях, внушили на практических занятиях. Пропаганда ненависти к другим людям – вот что это такое. И ведьмы здесь ни при чем.

– Понятно, – пробормотала Мари и взгляд зацепился за перстень на среднем пальце мисс Кэролл. Внушительная печатка с выгравированным на ней язычком пламени. В голове зашевелились воспоминания: нечто похожее она уже видела. Но вот где и на ком?

Мари попрощалась с вице-канцлером, и, выйдя в коридор, столкнулась нос к носу с профессором Чейзом. Дыхание перехватило, но все, что она смогла выговорить, это короткое: «Здравствуйте». Профессор кивнул, улыбнулся и вошёл в кабинет, слегка коснувшись рукой плеча Мари. Вот и все. Словно они незнакомы. Словно это не он ее спас.

За спиной закрылись двери, отрезая от Мари удушающую атмосферу наигранной благожелательности вице-канцлера.

* * *

Недели потекли незаметно. Мари залечивала раны и прокручивала в голове план мести, не зная, решиться ли на него или нет. На лекциях она старалась не высовываться, на практических занятиях – отмалчиваться. Джорджи тоже пропала. До Айви дошли слухи, что та «свалилась» с температурой и уехала на время к родителям в город. Видимо, выбрала наилучшую тактику – затихнуть, пока буря не уляжется.

На Мари почти перестали коситься, и ее скандальная известность сошла на нет. Кому интересна жертва травли, когда ее перестали травить?

Отец даже не позвонил. Хотя мисс Кэролл наверняка выплатила ему компенсацию. Мог бы хоть спасибо сказать.

Единственное, что терзало Мари – тот факт, что она до сих пор не поблагодарила профессора Чейза, а его лекции вовсе стала пропускать. Она сама не могла объяснить свое поведение.

После лекции по иностранной литературе, она, задумавшись, не заметила, как поднялась в восточную часть замка, где в башне располагался кабинет профессора.

Мари огляделась и невольно прикусила нижнюю губу. Здесь даже обои выглядели потертыми и уставшими от жизни. Кажется, сюда редко захаживали студенты, потому что весь этаж был отведен под кабинеты преподавателей.

Нет.

Мари решительно мотнула головой. Она не готова ко встрече с профессором Чейзом. Она не готова к своим чувствам. Достаточно того, что Мари думает о нем днём и ночью…

Она не успела развернуться. Горячая, сильная ладонь закрыла ей рот, а вторая рука обвилась вокруг тела, зажав в стальной капкан.

Мари не могла даже дернуться. Сердце встрепенулось, и в голове пронеслась отстраненная мысль: «Опять?».

А затем над ухом раздалось:

– Ты должна исчезнуть. Уезжай из Вэйланда и никогда не возвращайся.

От шипения незнакомца по телу пронеслись ледяные мурашки, и Мари попыталась вырваться из тисков, но хватку невозможно было разжать.

– Уезжай! Иначе ты погибнешь.

На лестнице, ведущей в восточную башню, послышались шаги, и через мгновение в коридоре показался профессор Чейз. Сначала его глаза расширились от шока, а затем он прытко, без единого звука, бросился к Мари, но незнакомец швырнул ее прямо в его объятья. Она не удержалась на ногах и повалилась на пол, утянув за собой Уильяма. Он было дернулся, чтобы кинуться за неизвестным, но тот уже исчез. Как будто растворился в стенах замка.

Мари лежала на полу, ее локоны разметались вокруг головы и частично закрыли горящее от испуга и смущения лицо. Профессор Чейз оказался сверху, опираясь на руки. И не сводил с нее пристального взгляда:

– Как ты? – прошептал он и лёгким касанием убрал волосы с лица Мари.

Она глубоко вздохнула, и трепет пронзил ее, будто электрический ток, от макушки до пальцев ног.

– Нормально… – больше Мари ничего не смогла выговорить.

Уильям кивнул, продолжая смотреть ей в глаза. Мари все ожидала, что он вот-вот испугается и отпрянет, но этого не происходило. Перед тем, как подняться, он на секунду прикрыл веки, словно собираясь с силами, а затем встал и притянул Мари к себе.

– Вы не ранены?

Мари покачала головой и потерла ладони, которые вдруг стали ледяными. На тыльной стороне правой руки темнел недавно заживший порез.

– Тогда предлагаю выпить чая в моем кабинете и обсудить случившееся, – произнес Уильям и Мари, наконец, услышала в его голосе смущение.

В кабинет профессора Чейза, который находился в башне, они поднимались по винтовой лестнице. Внутри оказалось уютно: запах старинных книг, парфюм с морскими нотками, клякса чернил на пергаментной бумаге, картины в багетных рамах, кресла с потрескавшейся от времени кожей и арочные окна, пропускающие узкие полоски света.

Пока Уильям заваривал чай и разливал его по антикварным чашкам с позолоченными краями, Мари застыла возле одной из картин. На ней рыжеволосая девушка с точеным профилем стояла на коленях возле рыцаря в доспехах. Она держала его за руку и взглядом молила о чем-то, что было известно только им двоим.

– «Ламия и солдат», Джон Уильям Уотерхаус. Одна тысяча девятьсот пятый год, – произнес за ее спиной Уильям.

– Знаю, – кивнула Мари. – Ламия была любовницей Зевса, потому Гера отомстила ей, превратив Ламию в змееподобное существо, которое могло превращаться в прекрасную девушку, чтобы соблазнять мужчин и пить их кровь.

– Да вы и правда разбираетесь в живописи! – восхитился Уильям.

Мари заглянула ему в глаза и тут же отвела взгляд:

– Да, мне нравится изучать картины. Когда я на них смотрю, то мне кажется, что я… дома. А реальная жизнь для меня все равно, что поход в гости.

– Вы знаете, кто на вас напал? – вопрос Уильяма оказался столь неожиданным, что некоторое время Мари не могла думать ни о чем, кроме как о синих глазах профессора.

– Нет. Наверное, в Вэйланде такая мода пошла – нападать на меня, – усмехнулась Мари и коснулась щеки, на которой ещё виднелись царапины от ногтей Джорджи. – Я уже и привыкла.

– Это не смешно, – Уильям прищурился. – Он вам что-то сказал?

Мари уже собралась ответить, но вместо это шумно выдохнула. Если признается, то лишь встревожит Уильяма. А уезжать она точно не собирается.

– Что-то прошипел про мою роль в спектакле. Теперь я поняла, почему никто не соглашался играть ведьму. Вот из-за таких индивидуумов. – Она потеряла переносицу, разглаживая сердитую морщинку. – Знаете, я шла поблагодарить вас за то, что вы спасли меня в прошлый раз. А в итоге вы спасли меня снова. Боюсь, теперь я ваша вечная должница, – она засмеялась, а потом неловко умолкла, когда Уильям даже не улыбнулся.

Вместо этого он, казалось, жадно впитывал ее смех.

– Я не скажу мисс Кэролл о произошедшем, если вы пообещаете, что будете осторожны. И перестанете ходить в одиночестве. А в случае чего обязательно обратитесь ко мне за помощью, – он порывисто коснулся ее плеча.

Горячие пальцы обжигали даже через вязку свитера. Мари только и смогла, что кивнуть. Почему-то на профессора Чейза не действовал ее взгляд, но вместо того, чтобы обрадоваться, она чувствовала себя обнаженной.

– Чаю? – непринужденно предложил Уильям, и Мари с радостью опустилась в кресло. Ноги окончательно ослабли.

Она впервые пила чай с молоком из позолоченного сервиза с кусочками сыра с плесенью.

– Я поклонник «Рокфора», – признался Уильям. – Обычно его подают к вину, но я его ем в таких количествах, что давно бы спился, – он улыбнулся. – Приходится заменять чаем.

«И почему у него такая красивая улыбка?»

Уильям потянулся к сахарнице, и Мари заметила цепь в расстегнутом вороте рубашки. Цепь, на которой висел уже знакомый перстень. Неприятный холодок пробежался по спине. Теперь она вспомнила, где видела кольцо, как у мисс Кэролл.

– А какое ещё творчество, кроме живописи вам импонирует?

Витиеватый вопрос Уильяма заставил Мари смутиться ещё больше.

– Поэзия, – она крепко обхватила ладонями кружку.

– Если честно, я знал, – Уильям откинулся на спинку кресла. Правой рукой лениво помешивал ложкой чай, и тихое монотонное позвякивание убаюкивало.

– И ждали, что я признаюсь?

– Я был готов пытать вас, пока не выбью признание.

Мари улыбнулась:

– А теперь ждёте от меня декламацию?

Уильям вновь подался вперёд и переплел пальцы, словно опасаясь, что может снова дотронуться до Мари.

– Очень, – прошептал он.

Сердце Мари снова забилось с удвоенной силой, а губы бессознательно зашевелились, словно только и ждали, когда Уильям попросит об этом:

– Я скатилась кровавой слезою

По распухшим от страсти губам.

Видит Бог, я ревнива порою,

И тебя никому не отдам.


Я тебя безрассудно желаю,

Я тебя безрассудно люблю.

В нашем мире нет места раю,

Я любя тебя погублю.


Та любовь, что дана лишь от Бога,

Та любовь завершилась давно.

И у нас больше нет эпилога,

Лишь распахнуто настежь окно…

Глаза Уильяма потемнели, он склонился к Мари. Он был так близко, его дыхание обжигало горячим дуновением, и трепетная дрожь сдавливала горло. Лицо Уильяма все приближалось, и Мари могла разглядеть четко очерченные губы, наверняка теплые; маленькую родинку возле правого уголка рта; тонкий, едва заметный шрам на подбородке. Ее окутал морской аромат, захватил в свои магические объятия. Сердцебиение замедлилось.

Волшебство растворилось, как утренняя пелена тумана. Он резко отстранился от Мари и встал, засунув дрожащие руки в карманы брюк. Мягкий, чувственный Уильям вдруг превратился в холодного профессора Чейза.

– Простите, Мари, но вам лучше уйти. У меня много работы.

– Много работы… – глухо повторила она.

Заторможенными движениями она медленно поставила чашку с недопитым чаем на блюдце и поднялась на онемевшие ноги.

– До свидания, профессор Чейз.

Он кивнул, не глядя при этом на Мари. Ледяная стена, которую он возвел между ними за считанные секунды, казалась нерушимой. И лишь перед тем, как Мари открыла дверь, он холодно бросил:

– Не забудьте про свое обещание, мисс Бэсфорд.

Мари стиснула металлическую ручку и молча вышла.

* * *

Бал первокурсника ждали многие, особенно спектакль, где должны были сжечь ведьму. Мари выглядывала из-за кулис. Свет софитов слепил, поэтому полный зал сливался в темное однотонное пятно. Она могла разглядеть лишь преподавателей, которые сидели на первом ряду. Среди них вице-канцлер Кэролл, профессор Чейз. На секунду их глаза встретились, хотя он никак не мог узнать Мари, и она поспешно отступила.

Привычного волнения не было, как перед выступлением не было. Вместо этого на Мари нахлынуло жуткое чувство дежавю, от которого кружилась голова. Поэтому, когда настал черед выйти на сцену, Мари словно слилась с ролью. Осталась лишь героиня – Мелисса.

Эллиот играл безупречно. Помощник инквизитора Ноэль, влюбленный в юную ведьму, очень правдоподобно изображал страсть. В середине спектакля он притянул Мелиссу к себе и поцеловал. А затем пытался углубить поцелуй, за что Мари слегка прикусила ему язык. Все-таки она не до конца растворилась в своей героине. Эллиот даже не скривился. Профессионал, что сказать.

И вот близился финал. Инквизитор Люциус, которого играл чернокожий третьекурсник, казнил Ноэля, а Мелисса наслала на Люциуса проклятье слепоты. Мысленно она смеялась, потому что по сценарию надо было махать руками и бубнить заклятия. Ведьмы так не колдуют. Они не могут использовать слова, иначе никакое общество «Sang et flamme» им было бы не страшно.

Но спектакль на то и спектакль. И все же Мари не покидало чувство, что все не так. Что сценарий врет, и все было иначе. Был другой Люциус. Зеленоглазый, улыбчивый. Был другой Ноэль – страстный и принципиальный. И была другая Мелисса. И не только она. Был кто-то еще…

Спектакль завершился. Мари сыграла главную роль с блеском, но в последней сцене едва не лишилась сознания. Алые шелковые ленты, поддуваемые снизу, извивались вокруг Мари, когда ее привязали к столбу. А она кричала от настоящей боли и чувствовала запах собственной горелой плоти. Он горькой пленкой осел в горле, ни сглотнуть, ни смыть; в носу стоял едкий дым, выжигающий глаза.

Зрители были в восторге от актерского мастерства Мари, и никто не догадывался, что она не играет. Как во сне она поклонилась и ушла со сцены. А теперь она пряталась в гримерной, сгорая от стыда и омерзения к себе. Мама учила ее быть сильной ведьмой, а она чуть не умерла от страха.

– Все закончилось, все закончилось, – шептала Мари.

В ушах звучал гром аплодисментов. Ей хотелось, чтобы он стих, но грохот становился громче. Как бой барабанов, который преследовал Мари с первого дня появления в Вэйланде. От шума, казалось, вот-вот лопнут перепонки и кровь потечет из носа. Пульсация в висках стала невыносимой, давление ударило по глазам, и Мари крепче обхватила колени, забиваясь в угол гримерной. Под пальцами скользила холщовая ткань серого савана, голые ступни мерзли на холодном полу.

– Пестрый кот три раза визгнул.

Еж четыре раза пискнул.

Гарпий крикнул: «Час настал!»

Разом все вокруг котла!

Сыпьте скверну в глубь жерла!

Жаба, меж сырых камней

Тридцать семь ночей и дней

Ядом превшая во сне,

Раньше всех варись на дне.[4]

Хохот, последовавший за стихотворением, Мари узнала бы даже пьяная, даже в бреду. Злость, которая взорвалась в мозгу, опалила сознание, затмевая разум.

– Джорджи, – прошипела она.

В гримерной раздались хлопки, и вешалка с одеждой отъехала в сторону. Последняя разделительная линия между ними исчезла.

– Как тебе моя декламация «Макбета»? Шекспир был бы доволен. По крайней мере, наш профессор по классической литературе поставил мне высший балл, – Джорджи самодовольно улыбнулась. Кончики её волос на этот раз были выкрашены в синий, под цвет кожаного платья на тонких бретельках.

Мари встала с пола и гордо расправила плечи. Но как она ни пыталась поймать взгляд Джорджи, та ловко ее избегала. Она то смотрела на настольную лампу в зеленый горошек – единственное освещение в гримерной, то разглядывала серебряные пайетки на одном из костюмов. Изредка Джорджи пробегалась глазами по Мари, но так быстро, не дольше секунды.

– Не хватает искренности, – заметила Мари холодно.

Джорджи скривилась:

– Конечно, до тебя мне далеко, ведьма Мелисса. Ох, прости, – она наигранно прикрыла пальцами рот, – Мари. Перепутала имена.

– Не страшно. Мне даже нравится имя Мелисса, особенно, когда меня так зовет Эллиот, – Мари криво ухмыльнулась.

Джорджи порывисто дернулась в ее сторону, но вовремя остановилась. Она обхватила себя за плечи, а лицо покрылось багровыми пятнами. Ноздри яростно раздувались. Взглядом она упорно прожигала дыру между ключицами Мари, ни сантиметром выше.

– Тебе здесь не место, – ледяным тоном сообщила она. – Я надеялась, ты это поймёшь после того, что с тобой случилось.

– Ты про экскурсию в темницы? Спасибо, было занимательно. Некоторые синяки до сих пор не прошли.

Гнев ядовитой струей перетек от Джорджи к Мари, и теперь уже она едва сдерживалась, чтобы не вцепиться в крашенные волосы противницы.

– Тебе придется смириться, Джорджи, что я никуда не денусь, – тихо добавила она.

– Тогда верни мне Эллиота! – взвизгнула Джорджи и саданула кулаком по шаткому столу, за которым Мари наносила грим перед выступлением.

– Он не вещь, чтобы его возвращать.

– Он мой!

– Видимо, Эллиот не в курсе, – фыркнула Мари.

Она понимала, что каждым словом провоцирует Джорджи, но ей этого хотелось. Мари хотелось, чтобы та набросилась на нее, и она смогла бы выпустить бушующий страх, который остался внутри нее после спектакля.

– Ты не понимаешь… – вдруг прошептала Джорджи, и ее лицо скривилось, будто она съела целый лимон.

– Ты права. Я не понимаю твоей одержимости Эллиотом. Парень бросил тебя, смирилась бы и жила дальше. А ты ползаешь за ним и донимаешь каждую девушку, на которую он посмотрит.

– Ты никого не теряла! Ты никогда никого не теряла! – заорала Джорджи и, забывшись на короткое мгновение, заглянула в ее глаза.

В них Мари увидела потерянного, запутавшегося ребенка, который сам не знал, чего хотел.

– Откуда ты знаешь? – за спиной Джорджи раздался голос Айви. Через приоткрытую дверь до них донеслась ритмичная танцевальная музыка. – Каждый человек кого-то терял, чем ты лучше других, Джорджи?

Айви обошла ее и встала рядом с Мари, обняв рукой за плечи.

– Не влезай, Айви. С тобой мы все решили ещё в прошлом году, – процедила Джорджи.

– Вот поэтому я и влезаю, потому что была на месте Мари. Хотя в этот раз ты превзошла саму себя, Древняя, связавшись с Огненными девами.

– Айви, я справлюсь… – начала Мари, но та ее перебила:

– Не сомневаюсь.

– Эта наша с Мари битва! – Джорджи шагнула было к Айви, но все же побоялась подходить слишком близко. Зато ей в глаза смотрела без страха.

– Как пафосно, – в гримерную бодро вошла Моника и, толкнув Джорджи плечом, встала по другую сторону от Мари. – Вашей битвой это перестало быть, когда ты приплела Дев. Так что, если тебе нужна Мари, сначала разберись с нами.

Мари от неожиданности уткнулась взглядом в пол. Веки защипало, в горле встал ком.

– Вы даже не представляете, кого покрываете, – прорычала Джорджи.

– Проваливай, Древняя. А то от твоих монологов уже тошнит, – усмехнулась Айви.

Джорджи смерила их презрительным взглядом и вышла, громко хлопнув дверью.

Мари шумно выдохнула и засмеялась. От недавнего страха, вызванного приступом дежавю, не осталось и следа.

– Ты чего, кукушка съехала? – Моника подозрительно посмотрела на Мари.

– Ага, от усталости, – солгала она и улыбнулась.

Мари побоялась сказать правду. Сказать, что теперь она знает, что такое дружба.

4

«Макбет» У. Шекспир. В переводе М. Лозинского.

Стихея

Подняться наверх