Читать книгу Двойной виски со снегом - Марианна Красовская, Нани Кроноцкая - Страница 6

Часть 1. Нью-Йорк
5. Послевкусие

Оглавление

Арат чувствовал такую пустоту внутри, словно его сердце осталось там, с ней на причале. Он не хотел уходить, не хотел ее оставлять и, испугавшись этих ощущений, силой оторвал себя от Марины.

Девочка поиграла с ним, хватит. Приложила к телу, словно пластырь на больное место, вылечилась и будет. При воспоминании о ее теле стало дурно. Он не был подростком, чтобы возбуждаться от одного вида длинных ног или красивой груди. Давно уже не был. У Арата хватало выдержки и на большие подвиги. Он давно считал себя разумным и хладнокровным. Ему даже нравилось отказывать особенно назойливым женщинам. Нравы Нью-Йорка продиктованы властью денег: плати и бери. Просто и без обязательств. Он мог себе позволить взять половину женщин этого города. Не хотел.

"Ты – последний романтик Запада, Арат!" – говорили ему друзья.

Пусть так. Он не обольщался.

Марина не из тех, кому нужны какие-то чувства и привязанности. К тому же у нее уже есть мужчина, и явно не какой-то убогий азиат ростом ниже ее на полголовы. Он, конечно же, обследовал и вторую каюту, в которой обнаружил пару рубашек и дорогой костюм. Монгол никогда не понимал этого пафоса: просто так носить дорогую одежду. Зачем? Можно подумать, костюм за пять тысяч долларов умеет сам одеваться, сам чистится и подсказывает хорошие шутки. Дичь. Нет ничего удобнее качественных джинсов и хорошо пошитой обуви. Конечно, на работе он был вынужден носить все эти маски статуса: и дорогие часы, и костюмы. Но дома, в кругу друзей, с любимой? Дикость. А электробритва с сапфировыми лезвиями и гарантией в пятьдесят лет? Этот сноб собирался передать бритву в наследство? Размер мужской одежды и домашней обуви, аккуратно расставленной во встроенном шкафу, одном на две спальни, совершенно недвусмысленно намекал ему: Арат, тебе здесь не место.

Ее мужчина был крепок, строен, высок, богат и аккуратен. Как же Арат его ненавидел!

Не допуская даже мысли о возможности конкурировать, он готов был задушить неведомого противника голыми руками. Забрать свою женщину и увезти домой. В предгорья и степь. Никому и никогда не отдавая.

Нужно было срочно выкинуть все это из головы, отравляющее его, растворяющее. Еще немного, и не останется на этом свете Арата, будут лишь жалкие головешки на пепелище его внезапной и неразделенной любви.

Кинул сообщение друзьям. Кратко и лаконично:

«Мне надо нажраться».

У него были отличные друзья. Самое главное его богатство. Лишь два встречных вопроса:

«Где?» и «Когда»?

И планы на вечер сложились в один плоский паззл.

Ему не задавали вопросов. Виски без льда, на закуску – дольки лимона с солью и красным перцем. Его личное изобретение. Пили молча в маленьком уютном баре с русским владельцем. Давно знакомый бармен лишь взглянул на Арата из-за стойки и молча выставил большую бутылку текилы: «утешительный подарок от заведения».

Видимо, нечто такое читалось на обычно невозмутимом восточном лице, что пора утешать.

– Ты как, Рат? – сокурсник и почти брат Кирюха тоже попал сюда «по работе» сразу после учебы.

– Тебе честно или цензурно?

– Второе, – Кир усмехнулся, наливая себе и всем, сидевшим рядом.

– Тогда молча и не чокаясь.

– Ага. Баба, значит.

Арат пожал плечами. Слишком они хорошо его знают.

– Судя по скорби на лице монгольского народа – красивая баба.

Наморщил нос. Ему не нравилось сочетание прекрасной и лучезарной Марины и плебейского слова «баба».

– Даже так? Ну так женись тогда. Фигня вопрос. Подумаешь, проблема.

– Так она меня и ждет. Не Пенелопа. Да и я – не Одиссей, как видишь.

Он вдруг стал словно еще меньше. Сидел за барной стойкой стремительно опьяневший, взъерошенный, словно воробей.

– Ага. Так укради ее тогда. Как там у вас в степи делают? За хвост и об забор… Не, на плечо и в кумыс или как там? Ну, разберешься. Слушай, я тебя не узнаю.

Друг снова по-хозяйски разлил по стаканам напиток. Бармен даже не пытался вмешаться в этот священный ритуал, лишь кивая головой, словно в согласие ко всему сказанному.

– Ты же совершенно недавно, отшив эту… как ее.. не помню, ну, не важно… нам тут вещал про любовь и про свои высокие идеалы. Получил? Так распишись и радуйся, Рат.

– Я рад.

– Оно и видно.

Выпили. Ему было достаточно. Обычно мало хмелеющий, устойчивый к алкоголю Арат стремительно терял контроль над сознанием. Как и хотел.

– Значит так, дорогой друг. Сейчас я вызываю такси, забираю тебя к себе, и не спорь, не хочу завтра вылавливать из Гудзона хладное тело неизвестного монгола. Ты валяешься на коврике всю ночь, можешь даже поблевать – тазик у меня есть. А завтра утром борешься с похмельем и, мучительно его побеждая, решаешь, что тебе делать с твоей долгожданной любовью.

– Угу.

– Так, ребятки, концерт окончен, всем спасибо, труппу я увожу на антракт. Созвонимся.

И больше Арат ничего не помнил. Зачем? Кто такая Марина? Обо всем подумает завтра.

Завтра настало.

– Вставай, боец невидимого фронта.

Кто давал право этому монстру орать прямо в ухо Арату? И где он?

Глаза не спешили открываться, голова распухла, конечности отказывались считать себя руками и ногами. Мироздание, за что ему эти муки! Впервые с ним такое. Даже думать не мог, что приобщится к великой культуре борьбы с похмельем. Бр-р-р!

– Ты там не умер? – Кир был бодр, весел и уже стоял на пороге комнаты с высоким стаканом томатного сока в руке. – Тебя ждут очистительные процедуры. И хотел бы напомнить, рабочий день по случаю похмелья отменить никто не позаботился.

– Лучше бы я умер. Который час?

– Шестой час утра. Ты успеешь принять душ, позавтракать, и не корчись – эта часть процедуры обязательна, поговорить со мной по душам и дождаться такси. Я сегодня тебе не водитель. Выползай давай из образа бренного тела, порушенного безответной любовью. Я жду на кухне, у тебя ровно тридцать минут.

– О!

Немыслимо трудно было стащить себя с постели. Голова оказалась пуста, словно воздушный шарик. И это было очень полезно для его душевного равновесия. Чего не скажешь о физическом. С трудом передвигая ноги, дополз до душа. Благо, все сантехнические удобства находились рядом – волочить тело в туалет было выше всех его сил и возможностей.

Минут десять тупо стоял под ледяным душем. Злился. На себя. Невозможно, неудержимо. Арат чуть было не сбежал от себя. При первой же возможности. Опять себе лгал. Так было проще. А теперь он стоит под холодным душем, маленький и жалкий, и отчетливо понимает – пора становиться мужчиной.

Мужчина должен уметь отвечать за слова и поступки. Перед собой, людьми и перед своей женщиной.

Аминь.

Своей. Эта мысль пришла в его голову так просто и так правильно, что мужчина выключил воду. Словно проснулся после долгого сна. Или прозрел. Все вдруг стало на свои места. Вышел из кабины, задумчиво вытираясь гостевым полотенцем. Из зеркала на него смотрел неказистого вида азиат с внушительной щетиной на впалых щеках, ввалившимися узкими глазами и кривой улыбкой. Зато взгляд его был необыкновенно решителен.

Его предки завоевывали мир, а он упустит из рук девушку, подаренную ему самой судьбой? И пусть он для нее – лишь лекарство от телесного одиночества. И пусть между ними пока только секс. Можно, конечно, отступить сейчас, поступить «чисто по-американски». Не создавать проблем ни себе, ни ей, а потом жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Нет. Так он не согласен. Слишком мало для него.

Обернутый в одно полотенце вышел на кухню.

– Ей, Арат, я не девонька твоя озабоченная, неземной красоты твоих голых коленок и пяток не оценю. Иди одевайся, время есть еще.

– У тебя есть рубашка свежая? Я новую верну.

– Ну… На галстук кулиску затянешь и рукава закатаешь? Смешно, не злись. Есть. Я как-то на размер не глянул, купил на два меньше, так и не выкинул. Погоди, сейчас дам. Кофе себе наливай – вон машина.

А и ничего, что он ростом ниже Марины. Зато как она его рассматривала! Как племенного, прости Господи, жеребца. Арат вдруг впервые нашел в себе смелость признаться тому суровому внутреннему монголу, что Марина не просто его возбуждала своей красотой и недосягаемостью. Она умудрилась влезть своими длинными ногами и руками ему в самую сердцевину души. Он не только думал все время о ней, он мысленно с ней разговаривал. Такое с мужчиной случилось впервые. Вот и ответ на всего его сомнения!

Кир пришел, принес рубашку, пару чистых носков, мужской дезодорант без запаха и «набор гуляки», как он его сам определил. Комплект из одноразовых расчески, зубной щетки, бритвы и прочих милых сердцу холостяка мелочей.

– Пользуйся. Ну, что ты имеешь мне сказать, мой потерянный друг?

– Уже ничего. Устаканил.

– Хм, ты уверен? И спросить не хочешь ничего у мудрого Кирилла?

– Ты когда надумаешь жениться, мудрый?

– О, как заговорил наш монгольский Одиссей. В мае. Какого-то года.

Арат поперхнулся кофе.

– Ты спросил – я ответил. А ты?

– Как заберу свою Пенелопу – так сразу. Или не заберу – так хоть будет, что вспомнить на кладбище.

– Она того стоит?

Задумался на несколько секунд. Вспомнил. Глаза ее, дыхание. Поцелуи. И горячую влагу ее, его так обнимавшую, словно жаждавшую принять его всего, целиком, без остатка. Видимо, на лице его, плоском и обычно холодном, отразилась такая буря чувств, что друг молча поставил перед ним груду горячих сэндвичей, яичницу с беконом и вздохнул:

– Эко тебя, мужик. Очевидно, что крепко.

Молча кивнул головой.

– Скажи мне, как можно найти контакты владелицы яхты? Мне быстро. У тебя же везде есть связи. Яхтклуб?

– Да. Там есть свой человечек. Вечером кину тебе. Название яхты и имя ее мне скажи, запишу.

– Яхта: «Крейсер Аврора». Девушку зовут Марина.

– Вот если бы я тебя не знал… – Кирилл откровенно заржал в полный голос, качая головой. – Ну ты даешь, Арат! Найти себе Марину на крейсере «Аврора»! Я на твоей свадьбе напьюсь и буду петь революционные песни. Все, я побежал, ты не спеша собирайся, чмоки-чмоки, дорогой, не забывай предохраняться.

И красавец Кирилл – гроза всех американок репродуктивного возраста – быстро сбежал по лестнице на встречу с водителем.

А Арат сидел за столом, медленно поглощал завтрак, любезно приготовленный другом, и думал о жизни. И о любви. То есть о Марине он думал. Кто знает, а вдруг это и есть – любовь всей его жизни?

Двойной виски со снегом

Подняться наверх