Читать книгу В плену безмолвия - Наоми Александровна Рейн - Страница 10

"Мимо непременной стены,

Мимо на стене зеркала.

Мимо послезавтрашних дел

Узелками твой город, проклятый мной."

(с) Веня Д'ркин

Шли недели. Борис решил, что достаточно меня приручил и перешел к следующей стадии соблазнения – физическим прикосновениям. То положит в середине разговора руку на плечо, то потреплет по волосам. То дунет сзади на шею, так что волосы смешно разлетаются в стороны. Странные ощущения это вызывало во мне, с одной стороны, было приятно, мне редко доставалась ласка, но с другой… Он как-то не так это делал, как обычные люди. Быстро и осторожно, будто исподтишка, хотя никого рядом не было. Кого он боялся? От его прикосновений мне было сладко и тревожно. Почему он не мог нормально погладить меня? В этом был какой-то налет запретности. И он никогда не трогал меня долго. Легко-легко проводил он рукой, почти не касаясь моей кожи. Это вызывало сладкую дрожь в моем теле, неведомое до тех пор волнение. Мне хотелось, чтобы он дотронулся целиком, положил руку мне на шею. Его ласки украдкой только дразнили и распаляли меня.

Я стала все чаще думать об этом. Мне начали сниться сны, вспоминать о которых было стыдно, мучительно и сладко. Я краснела, даже если была одна, когда образы тех снов всплывали перед моим внутренним взором. Все внутри меня начинало дрожать и звенеть. Просыпалась неутолимая тоска. Ощущение пустоты внутри, которую так хотелось заполнить, и я знала, что только он может это сделать.

А он был все так же неуверен в себе и нерешителен. Только его взгляд умолял, звал, обещал неясные наслаждения. Робкий, но в тоже время настойчивый, манил меня, притягивал как магнитом.

Я решила, что влюбилась в него. Сама не могла понять, что со мной происходило. Потому что внешне он мне совершенно не нравился. Маленького роста, с толстым животом и лысиной, кривыми ногами. Но его взгляды и разбуженная его касаниями сладостная тоска были сильнее отталкивающей внешности. Меня тянуло к нему все больше. Борис возбуждал меня. Он стал говорить другим голосом, низким и хрипловатым, что мне невероятно нравилось. По-другому на меня смотреть, его взгляд все чаще задерживался на моей груди, которую я теперь туго обтягивала тканью, на изгибе талии и бедер, на длинных ногах. Кто изменился первым – он или я, мне трудно сейчас сказать. Я стала такой из-за его внимания и интереса. Но ведь он начал делать мне комплименты и обращать внимание на мою внешность, всегда очень одобрял, когда я более откровенно и открыто одевалась.

Я стала ближе садиться к нему за обедом. Украдкой под столом касалась голой коленкой его ноги. Проходя мимо него в коридоре, делала вид, что случайно столкнулась с ним. Прижималась к нему, словно ненароком. Мне хотелось, чтобы он дотронулся до меня по-настоящему. Безумное раздражение, вызванное его постоянными легкими тонкими касаниями, сводило меня с ума, как чесотка.

Мне захотелось его соблазнить, потянуло к нему со страшной силой. Я жаждала, чтобы он ко мне прикоснулся, погладил, поласкал. Я начала подсаживаться к нему все ближе, не поправляла юбку, даже когда она задиралась так, что были видны белые трусики.

Он очень долго не поддавался.

– Милая моя, что ты со мной делаешь? Я ведь уже старик, ты знаешь, все эти утехи для молодых.

В ответ я бурно возмущалась:

– Это ты-то старый?! Не смеши меня! Ты же в самом расцвете сил, только, можно сказать, жить начинаешь!

– Мне, конечно, очень приятно на тебя смотреть, такие формы… Но я никогда не причиню тебе зла.

Но его восхищенный взгляд не отрывался от моей груди, и я понимала, что очень ему нравлюсь. И это только распаляло меня еще сильнее.

Соблазнить его стало моей идеей фикс. Я сама не знаю, почему я это делала, словно что-то мной завладело. И оно было настолько сильное, что я не могла сопротивляться. Мне так хотелось, чтобы он обнял меня, крепко-крепко прижал к себе, чтобы его руки стиснули мою попу, а потом его рука медленно спустилась бы ниже и глубже. При этой мысли я начинала непроизвольно дергаться и постанывать.

И однажды, когда мы в очередной раз сидели за столом, он посмотрел на меня. Я не отвела взгляд, как всегда раньше. А смотрела и смотрела ему прямо в глаза. И он тоже, казалось, был не в силах отвести взгляд.

– Ты когда-нибудь целовалась по-французски? – вдруг спросил он хриплым голосом.

– Нет, – медленно ответила я, не отводя взгляда, – но хотела бы попробовать.

Не знаю, что на меня нашло. Словно не я отвечала ему, а что-то, завладевшее мной.

И тут произошло невероятное. Он покраснел. Залился густой красной краской по самые уши. Даже лысина его стала красной и заблестела в свете лампы. Мне стало смешно, но я сдержала улыбку, чтобы не обидеть его.

– Ты научишь меня, милый? – я впервые назвала его на "ты" и "милым". Но почему-то это казалось совершенно естественным.

Я встала и на ватных ногах подошла к табурету на офисной кухне, где он сидел. Краска отлила с лица, он стал бледным, как полотно. Прозрачные синие вены проступили на висках. Я села рядом с ним на табурет, вполоборота. Он протянул руку и выключил свет. В легких сумерках мне было хорошо его видно. Я сидела рядом, почти вплотную к нему, и наши глаза снова встретились. Я поняла, что магнит, мучавший меня столько недель, действовал и на него. Отвернуться или опустить взгляд было невозможно. Как загипнотизированные змеей мы медленно-медленно, практически незаметно, приближали головы друг к другу.

Вдруг в коридоре раздались шаги. Я обернулась, испуганная, вдруг идет кто-то из коллег. Но нет, всего лишь уходил с работы сотрудник соседнего офиса. В этот момент Борис с глухим стоном схватил меня в объятия. Сжал так сильно, что мне почти стало больно, и зарылся лицом мне в грудь. Из моих губ вырвался полу-стон, полу-вздох. Страшное раздражение наконец-то было утолено. Он не просто касался меня, он сжимал меня в объятиях. Терся лицом о мою грудь и страстно, яростно целовал, покусывал и слюнявил ее. Он опрокинул меня на табурет, медленно выпростал руки из-под моей спины, и они заскользили по моему животу. Потом по груди, он начал то поглаживать, то мять ее. Он стонал и бормотал что-то невнятное.

Мне было одновременно и сладко, и мучительно, и страшновато. Липкая тошнота подкатывала к горлу, в низу живота шевелилась дрожь. Но сильнее всего была неутолимая пустота внутри, требовавшая его прикосновений, чтобы он заполнил ее. Через какое-то время он перестал прижиматься мокрыми липкими губами к моей груди. Тонкая рубашка промокла насквозь, и через нее отчетливо проступил лифчик. Он приподнял лицо, и я смогла разобрать, что он бормотал все это время:

– Что я делаю, Боже, что я делаю?… Нельзя, здесь нельзя…

Мне хотелось, чтобы он оставил мою грудь в покое, а еще, чтобы он поцеловал меня. Я стала тянуть его голову все выше и выше. Он послушно, но медленно поднимался, целуя мои ключицу, шею, подбородок, уголок губ. Наконец, наши губы встретились.

Честно сказать, я была разочарована. Он прижался губами к моим и застыл так на минуту или две. Мне стало скучно, я попыталась отстраниться. Но он застонал и прижался еще крепче, а потом стал втягивать мои губы в свои. Это было больно, и я оттолкнула его.

Наваждение рассеялось. Я вдруг осознала, что мы сидим в полной темноте на табуретах в кухне нашего офиса. Хотя уже было поздно, и коллеги давно ушли, в любую минуту мог войти директор. Он любил работать поздними вечерами, когда все уходили домой. И застать нас с красными лицами, вспотевших, всклокоченных, меня в мокрой блузке. Видимо, Борис подумал о том же, о чем и я, потому что встал и хрипло сказал:

– Нужно уходить. Здесь небезопасно.

Я встала, молча вышла из офиса и пошла к себе.

Дома, оставшись одна, я без сил опустилась на кровать. Не включая свет, я свернулась калачиком, закрыла лицо руками. Мне было невероятно стыдно. Как я могла – целовать его слюнявый красный рот, обнимать его толстое потное тело? Я снова ощущала под своими руками ролики его жира на боках. Это было настолько отвратительно, что меня тошнило. И в то же время что-то мучительно тянуло внутри меня. Неясная тоскливая нота звенела в моем животе, не умолкая и не успокаиваясь. И мне снова хотелось ощутить ту сладость и муку, когда он уткнулся лицом мне в грудь и целовал ее.