Читать книгу В плену безмолвия - Наоми Александровна Рейн - Страница 6

"И на этом вот и вся недолга,

Иллюзорная модель бытия.

Оборвались небеса с потолка,

И свернулась в карусель колея."

(с) Веня Д'ркин

Боль не рождается вместе со мной. Она приходит потом. Ее причиняет самый близкий дорогой человек, когда этого совсем не ждешь. Не забыть первый шок, самый острый. Жгучий ужас, несравнимый ни с чем. Заполняющий собой весь внутренний мир. Ледяная струйка по позвоночнику, почерневшее небо, грозно нависающее надо мной.

И одна мысль: "Как же так?! Такого просто не может быть!"

Я пошла на психотерапию от полного отчаяния. В ту ночь я стояла перед выбором – наложить на себя руки или просить о помощи. Я еле дотянула до утра, когда прилично было позвонить и попросить о встрече.

Я столкнулась с предательством. Не в первый раз, но теперь не вынесла его. Ведь ни в ком раньше я настолько не нуждалась. Из кожи вон лезла, чтобы нравиться, чтобы не оттолкнул. Полностью утратила себя, подстраиваясь под него. Забывая и забивая на все свои потребности, мечты и желания. И всего этого оказалось мало. Он все равно меня отверг.

Мне так нужна была соломинка веры, чтобы выплыть из бездны беспросветного отчаяния и не утонуть в ней навсегда. И я придумала, что терапия мне обязательно поможет. Я готова была пойти на риск и довериться в надежде спастись и выжить.

Но вдруг меня не возьмут? Дальше я не могла даже думать. Представить мир без этой тоненькой ниточки мое сознание отказывалось. Как колотилось мое бедное сердце, когда я набирала номер. Голос охрип, я запиналась и с трудом формулировала мысли.

Как чаще всего со мной и происходит, реальность оказалась гораздо менее страшной, чем мои фантазии. Мне не пришлось никого уговаривать меня взять, объяснять, что на счету моя жизнь. Лишних вопросов мне не задавали. Мы быстро договорились о времени, месте и дате, и я начала жить надеждой. Теперь я точно знала, что глубже той ямы, из которой я медленно выползала, упасть невозможно. Оставалось только двигаться вверх.

Я пришла на первую встречу, словно прыгнув в воду вниз головой. Отступать было поздно, да я и не хотела.

Мои душевные раны и тут давали себя знать. Я умолчала о неотступных суицидальных мыслях. Не сказала, что еле выжила в ту ночь. Спокойно рассказывала о своей семье, истории, основных событиях биографии. И так продолжалось несколько первых сессий. Не думаю, что я производила впечатление человека, доведенного до края пропасти.

Страшно слепо открыться абсолютно незнакомому человеку. Сперва надо убедиться, что можно хоть немного доверять.

С первой же встречи было столько удивительного, что открывалось мне в неожиданных поворотах беседы. Непривычных вопросов, совершенно иных точек зрения и взглядов, что дух захватывало. Моя привычная картина мира рассыпалась на глазах, но странно, это не вызывало ни страха, ни ужаса, ни горя, а радость и облегчение.

Мой неладно скроенный, и когда-то крепко сшитый мир уже давно не выдерживал никакой критики. Нитки, скреплявшие неподходящие друг другу кусочки паззла, давно сгнили и держались на честном слове. Зачем мне тот способ жизни, что доводит меня до самоубийства? Я готова была с ним расстаться. Других дорог я не знала, а эта вела прямиком в пропасть.

И интуиция, никогда меня не подводившая, вот только раньше я мало ее слушала, шептала мне, что худшее еще впереди. Не в терапии ждали меня ужасы и страшные испытания. А в жизни, в губительных отношениях, в которых я увязла, как пчелка в меду. Не в силах освободиться, расправить крылышки и улететь, я медленно и мучительно тонула в мутном обволакивающем болоте. В притягательной, тошнотворной, неотвратимой и смертельной сладости.

* * *

Терапия бесконечно помогала мне. Все свободное время я читала психологов и размышляла. Я часто брала книги в библиотеке и скоро подружилась с Марией, которая там работала. Заметив мой интерес к психотерапии, она стала подбирать для меня книги и даже заказывать особенно редкие и дорогие. Мы любили беседовать, делиться впечатлениями от прочитанного.

Мария привязалась ко мне и стала меня опекать. Я была очень благодарна ей за все, что она для меня сделала. Устроила на работу к своему знакомому, он как раз искал ответственную и внимательную переводчицу. Научила жарить котлеты, защищать продукты от пищевой моли.

Именно она посоветовала мне вести дневник. Я всю жизнь писала в стол, но никогда не относилась к этому всерьез. Писать было хорошим способом прожить душевную боль, терзавшую меня. Выраженная в словах, она стихала. Тексты становились чем-то, отдельным от меня, живущим самостоятельной жизнью.

Мария была моей доброй наставницей, старшей подругой. Заботливая, внимательная, наблюдательная, умная, любящая, душевная, теплая. Я очень ее любила и восхищалась ей. На редкость хороший человек. Множество подруг и знакомых, кажется, есть необходимые связи на все случаи жизни. Всегда поможет – и словом, и делом.

Мне казалось очень несправедливым, что именно ей так досталось от жизни. Она рано потеряла отца, которого боготворила. Матери пришлось очень тяжело растить ее одной. И Мария не решилась выйти замуж, чтобы не испытать снова боли потери. Боялась, что муж умрет молодым, оставив ее одну с ребенком. Отказывала претендентам. Забеременев совсем молоденькой, сделала аборт. Испугалась и замужества, и что одна не сможет вырастить. Хотя ей было не больше сорока, выглядела она немного старше.

Впрочем, у меня и без ее истории хватало претензий к богу. Мне не нравилось, как он создал этот мир. Почему воспитание должно оставлять в психике людей неизгладимый след? Я не хочу годами страдать от того, как меня кормили грудью или приучали к горшку. Почему такие мелочи столь сильно влияют?

И именно Мария познакомила меня с Гретхен. Как-то она позвонила мне и радостно пригласила в гости:

– У меня для тебя приятный сюрприз, непременно приходи.

Я пообещала, что приду после работы, только забегу во фруктовую лавку за гранатами и виноградом, которые она очень любила.

За столом в маленькой уютной кухоньке Марии сидела девушка. Стройная, с длинными распущенными волосами. Одета как подросток, короткие юбочки с разноцветными лосинами, кофточки до талии. Запястья увиты браслетами из бисера, ниток мулине, кожи; на щиколотках цепочки с подвесками, все дешевая бижутерия. Под горлом черный кожаный шнурок с подвеской в виде дельфина.

Увидев меня, Гретхен замерла, уставившись на меня во все глаза. Затем вскочила и подбежала ко мне.

– Давно хотела вас познакомить, – с ласковой улыбкой мурлыкнула Мария.

– Я столько о тебе слышала! – воскликнула Гретхен, не в силах сдержать эмоций. – Прямо не верится, что ты – настоящая!

– Можешь потрогать, – улыбнулась я, так мило и наивно это прозвучало.

Она подошла и с серьезным видом потыкала мое плечо пальчиком.

– Какое мягкое платье!

– Это кашемир.

Она заглянула в мои глаза и обошла меня по кругу.

– Ты такая красивая!

– Спасибо большое, ты тоже.

– Садитесь пить чай, пирог уже готов, – рассмеялась Мария, открывая духовку.

Гретхен забрала у меня фрукты и бросилась их мыть и чистить. Болтала, рассказывала про учебу, смешно пародировала учителей. Вскакивала, носилась по кухне, кружилась, жестикулировала. Жизнь в ней била ключом.

Я не могла оторвать от нее глаз, меня словно околдовали. Ей двадцать два, мне – почти тридцать. Как же она похожа на меня до трагедии. Я словно смотрела на себя в юности.

Юная, красивая, невинная, бесконечно трогательная. Такая милая. И тем милее, что она вообще этого не осознавала.

Страстная и порывистая. То восклицает и хохочет, то прикусит губку, а на глазах выступают слезы. Прыгает на одной ножке. Иногда заплетает волосы в два хвостика или две косички. Поет и танцует, ведет себя как ребёнок. Впечатлительная, умная и глубокая. Живая.

Я полюбила ее с первого взгляда. Она пронзила мое сердце и осталась в нем навсегда. Мне хотелось обнимать ее, гладить по голове, качать на руках. Такая родная.

И бесконечно далекая.

Потому что в ней было все то, что я так старательно в себе убивала. Все, что я считала опасным, что почти довело меня до суицида. Наивность, страстность, доверчивость. Привязчивость, ранимость.

Нет, нет. Она манила меня и одновременно до ужаса пугала. Когда-то я была такой, как она, и к чему это привело? Я похоронила себя заживо. Поставила крест на будущем: семье, муже, детях – всем, о чем когда-то мечтала. Отказалась от любви и близости, сосредоточившись на работе и учебе. Жгучая ненависть к себе и желание себя уничтожить. Или хотя бы максимально испортить жизнь. Я люто себя наказывала.

Мне хотелось обнять ее и сберечь от всех бед мира. Мне хотелось ее убить.