Читать книгу Верни нашу дочь, бывший! - Настя Ильина - Страница 2

Сердце глухо ухает в груди, когда я трясущимися пальцами листаю в телефоне фотографии своей дочери.

Это она.

Моя малышка.

У меня нет никаких сомнений в этом.

Следовало видеть взгляд врача, когда он понял, что я рядом… что всё услышала. В то же мгновение он побледнел и велел мне убираться, а через полчаса меня уволили без объяснения причины. Врач лишь подтвердил догадки о том, что говорил о моём ребёнке. Он испугался. Видно было, как сильно он испугался, что правда раскрыта.

И как не стыдно было хвастаться, что продал ребёнка?

Впрочем, его приятели наверняка такие же. Не впишется паршивая овца в табун породистых лошадей, как ни крути.

Тяжело выдыхаю и улыбаюсь, глядя на девочку, которая больше напоминает игрушечного пупсика. Как красивая разодетая куколка она смотрит в камеру и тянет в ротик пальчик.

Крошка.

Такая маленькая и беспомощная.

Меня пронзает мысль, что я не смогу дать дочери те богатства, которые у неё есть сейчас: дорогие одежды, кровать… Да её детская наверняка стоит дороже моей квартиры, доставшейся от прабабушки.

Телефон звонит, и я устало гляжу на экран.

Мама.

Не могу пока говорить с ней. У мамы и без того скачет давление, а если я скажу, что нашла свою дочь, то она вообще сойдёт с ума. Мама всё равно не поможет мне подобраться к влиятельному человеку, в доме которого растёт моя малышка. Была надежда на Шолохова, но он отказался помогать. И теперь я не знаю, где искать спасение.

Может украсть ребёнка?

Сделать ДНК тест, а потом обнародовать информацию о том, что её у меня украли?

Вот только смогу ли я пробраться в дом, где она живёт?

Наверняка он охраняется так хорошо, что и комар без проверки документов не просочится.

Покачнув головой, пытаюсь отвлечься от мыслей, изъедающих душу.

Телефон перестаёт звонить, и я снова вижу яркое светящееся личико дочери.

На душе становится теплее.

Делаю глоток остывшего зелёного чая и морщусь от терпкости, которую приобрёл напиток, потому что я забыла вытащить пакетик. Во рту всё сводит, и я отставляю кружку, понимая, что пить «это» не смогу. Пишу маме сообщение, что у меня всё в порядке, но пока ответить на её звонок не могу – много работы. Она не знает, что меня уволили. Надеюсь, что и не узнает.

Кто-то зажимает дверной звонок, и противная трель врезается в уши, бьёт по барабанным перепонкам, тревожит душу.

Кому и что потребовалось?

Гостей у меня давненько не было, но почему-то думается, что это коллега с работы, откуда я вылетела со скоростью света. У нас с ней были хорошие отношения, и наверняка она решила пригубить со мной бутылочку вина, перемыть вместе косточки начальству… Вот только мне сейчас не до неё. Можно притвориться, что дома никого нет. Наверное, так будет даже правильнее, но мой гость не планирует отступать так просто и зажимает звонок.

Лениво поднявшись из-за стола, плетусь, чтобы открыть. Даже не спрашиваю «кто» и не смотрю в глазок, а просто открываю и ахаю, когда вижу ЕГО.

Шолохов взъерошен. Он тяжело сопит, смотрит на меня бешеным взглядом, точно хочет сказать что-то слишком важное, но не решается, а после кивает:

– Я пройду?

Пожимаю плечами и отхожу, пропуская его.

Хороший ли это знак?

Если Шолохов пришёл, значит, он готов услышать меня.

Быть может, смог узнать что-то о нашей дочери?

Сердце заходится в бешеном ритме, готовое проломить в груди дыру. Закрываю дверь и следую за бывшим мужем, успевшим плюхнуться за кухонный стол. Шолохов запускает пятерню в волосы, усиливая беспорядок на голове, а я отвожу взгляд, потому что не выдерживаю смотреть на него. Слишком многое в этих привычных движениях напоминает мне о прошлом. Прошлом, которое оборвалось чересчур болезненно. Я до сих пор вижу его в кошмарах, нашу счастливую семью, которой она могла бы быть. Теперь уже прошлое не вернуть.

К сожалению или счастью?..

– Зачем ты пришёл? Решил поверить мне? – спрашиваю я, глядя в окно.

– Поверить? Брось. Между нами больше нет места сантиментам. Я пришёл сказать, что помогу тебе. У меня есть ряд условий, но об этом позже.

– Если не поверил, то с чем будешь помогать? – выдыхаю, опасаясь сказать что-то лишнее.

Я пытаюсь понять, что заставило бывшего мужа явиться сюда.

Почему он вдруг пришёл?

Явно не для того, чтобы попросить у меня прощения за всё, что наговорил, как грубо обошёлся со мной перед разводом.

– Имел возможность поговорить с врачом, – отвечает Роман, кривя губы.

– Ты убил его? – испуганно ёжусь и обхватываю себя руками, скрестив их на груди.

Пусть этот человек и заслужил жестокое наказание, но мне страшно думать о смерти. Несколько месяцев я думала только о ней и желала встретиться с ней лицом к лицу. Ладони мгновенно потеют, а вдоль позвоночника скользит волна липкого пота. Я мечтала уйти из жизни, чтобы встретиться с дочерью, и я рада, что рядом были близкие люди, которые помогли выбраться. Если бы не мама… Страшно представить, что могло случиться.

– Тебя не должно касаться, что я с ним сделал. Важнее другое: девчонка на самом деле жива, и она находится в доме очень влиятельного человека, который давно стоит у меня костью в горле.

– Вот как, – киваю я.

Значит, Шолохов знаком с отцом нашей девочки…

Точнее, с тем, кто сейчас считаёт себя её отцом.

Кожа покрывается мелкими мурашками, когда бывший поднимает взгляд и выдержано смотрит на меня. В его глазах плещется тоска, но я понимаю, что меня это больше не трогает. Я больше не та девочка, которая готова была наплевать на себя и броситься на выручку близкому человеку, сделать для него всё, только бы он не страдал. Я изменилась.

– Мои люди уже всё узнали. Усольцеву срочно требуется няня для дочери. Моя знакомая сообщила, что может сделать все необходимые рекомендации и нарисовать диплом, если потребуется. В общем, сегодня в двадцать один ноль-ноль у тебя встреча с ним в его особняке.

Голова идёт кругом.

Кажется, что сделаю лишний шаг, оступлюсь и упаду.

Смотрю на Шолохова не в силах отвести взгляд, а в голове пульсируют его слова.

Встреча.

Сегодня.

Няня.

Какая с меня няня, если я ребёнка ни разу на руках не подержала?

Впрочем, всё приходит с опытом.

Я даже не сомневаюсь, что у меня получится. Сделаю всё, что от меня потребуется, чтобы вернуть свою дочь. В конце концов, должен же сработать материнский инстинкт?

– Сейчас мы поедем в торговый центр и купим тебе одежду, – врезается в сознание хриплый голос Шолохова.

– Мне ничего не нужно, – мотаю головой в ответ на его слова.

– Тебе нет, а Усольцев не подпустит к дочери абы кого. Тебе придётся произвести на него впечатление. Как ты это сделаешь, Вероника, – твои проблемы.

Киваю.

Моя дочь действительно – моё дело. Шолохов даже не назвал её своей, просто девчонкой. Удивительно, что человек, которого так расстроила новость о «смерти» ребёнка, теперь говорит так, словно этот ребёнок для него самое неприятное существо на свете. Но так даже лучше. Пусть он не питает к нашей девочке никаких чувств и отпустит нас, когда я смогу воссоединиться с малышкой.

– Когда попадёшь в его дом, ты должна будешь добыть ДНК материал девочки. Передашь его в клинику с моим человеком. Дальше я буду думать, как поступить. Пробью все ниточки, за которые можно дёрнуть Усольцева. Если он и не замешан в подкупе врача, то ему придётся расплачиваться за грешки жены. А если замешан… – Шолохов замолкает, словно решил взять паузу для усиления эффекта, и продолжает: – Я уничтожу его.

Я снова киваю.

Не могу подобрать правильные слова в это мгновение.

– Собирайся. Я буду ждать тебя в машине. Купим тебе приличные вещи, а потом пойдёшь в салон красоты, – с пренебрежением бросает бывший муж, медленно ведёт большим пальцем правой руки по своей нижней губе, встаёт из-за стола и выходит.

А мне хочется заплакать, но я сама пока не понимаю от чего? От радости, что скоро могу оказаться рядом с дочерью, или от обиды, что даже теперь, узнав правду, Шолохов ведёт себя так, словно я на самом деле зависимая, неосознанно убившая нашу дочь? Он и о дочери говорит с пренебрежением. Не верит, что она наша? Или остыл, и она больше не нужна ему? Обидно, но я пытаюсь успокоить себя, ведь всё это мне на руку.

Избавившись от неприятного морока, заполонившего сознание, я быстро умываюсь, собираю волосы в хвост и спешу за бывшим мужем. У нас ещё есть время, но я боюсь что-то не успеть сделать. Самое главное – подготовиться морально, а тут я явно проигрываю. С другой стороны, на работе я умело натягивала маску счастливой беззаботной женщины… Неужели не смогу теперь?

– Почему ты так уверен, что Усольцев примет меня няней для Сони? – спрашиваю я, сев на переднее пассажирское сиденье.

Шолохов дёргается. Он бросает на меня раздражённый взгляд и кривит губы. До сих пор считает виновной в чём-то?

Ладно…

Пусть думает, как ему нравится.

Его право.

Мнение бывшего мужа перестало волновать меня в тот день, когда я услышала ужасные слова, сорвавшиеся с его языка. Простить такое и забыть невозможно.

– Соня… Неприятное имя. Мы сменим дочке документы, как только заберём её. Если сможем доказать, что она на самом деле наша дочь. Родимое пятно ещё ничего не значит, Ника. Слова врача, к слову, тоже.

Шолохов говорит ледяным тоном, от которого становится не по себе, но я стараюсь не обращать внимания. Он прав: в нашей жизни нет места сантиментам. Между нами уже нет и не будет ничего общего. Невозможно восстановить мост, который был разрушен и сожжён до основания. Для этого потребуется целая жизнь, а у нас нет столько времени.

Да и какая разница, как назвали ребёнка?

Я не уверена, что имя следует менять, ведь дочь привыкла к тому, что к ней обращаются «Соня». Пусть она ещё совсем маленькая, но наверняка уже говорит хоть что-то и точно понимает, когда зовут её. Животным не рекомендуют менять клички, а Шолохов желает сменить имя нашей дочери…

Значит ли для него дочь хоть что-то? Или Рома просто не верит, что она наша? Что малышка выжила, а не погибла во время родов?.. Тогда зачем он согласился помогать мне? Вопросов много, но я стараюсь отвлечься от них, чтобы не нервничать ещё сильнее. Какая мне разница, что там думает бывший? Мне всё равно, что творится в его голове. Окажусь рядом с дочкой, а дальше как-то справлюсь.

Машина медленно выезжает со двора, а я всё жду ответ на поставленный бывшему мужу вопрос.

– И всё же? – настаиваю на своём я. – Ты сказал, что у вас с Усольцевым не самые лучшие отношения… Верно?

Кажется, Шолохов говорил так, или я просто вырвала часть слов из контекста и поняла по-своему? Состояние у меня оставляет желать лучшего, поэтому могло померещиться всякое.

Мысленно приказываю себе сконцентрироваться, ведь сегодня крайне важный день.

– Не самые лучшие – мягко сказано, – усмехается Шолохов, а мой взгляд прилипает к его губам, уголки которых приподнялись в подобии улыбки.

Как же сильно я любила эту улыбку раньше…

Наверное, так же, как ненавижу теперь.

– Усольцев мой главный конкурент, но тебе не стоит переживать. Мои люди подготовят тебе новые документы, в которых не будет штампов о браке и разводе. К счастью, мы не успели засветиться, как счастливая супружеская пара. О нашем браке никто не трепался в прессе, поэтому вряд ли Усольцев где-то видел твоё лицо. Ну а если он тебя узнает, то ты своё дело сможешь выполнить отлично – поплачешься ему в плечо, расскажешь, как бывший муж лишил тебя всего, растерзал твоё бедное несчастное сердце. Ты ведь именно так рассказываешь исход наших отношений подружкам?

Противно…

Больно…

Глаза щиплет, но я держусь.

Подружкам?

Шолохов отлично знает, что подружек у меня и не было никогда. О чём тогда речь? Пытается вытянуть, как я жила и справлялась всё это время без него?

Игнорирую его вопрос и отворачиваюсь в окно.

Я не хочу врать человеку и притворяться кем-то другим.

Не хочу скрываться и обманывать кого-то.

Наверное, было бы правильным заявиться к Усольцеву и потребовать, чтобы вернул мне дочь.

Где-то глубоко внутри ёкает – что, если Соня всё-таки не моя? Однако это сомнение быстро улетучивается, ведь она так сильно похожа на меня маленькую, да и родимое пятно… Или я просто цепляюсь за это пятно, как за спасительную соломинку?

Шолохов останавливает машину около огромного торгового центра. Раньше я с удовольствием выбиралась с бывшим мужем куда-то, а теперь не хочу находиться рядом с ним. Нет и малейшего желания выбирать вещи в его компании. Да и нужно ли мне наряжаться как кукла? В конце концов, если я буду напоминать модель, то Усольцев может с порога дать мне от ворот поворот.

– Шолохов, я не думаю, что это хорошая идея. Усольцеву нужна няня для ребёнка, а не любовница, – говорю, бросая мимолётный взгляд на бывшего. – К чему ты хочешь вырядить меня?

– Шолохов? – недоумевающим тоном переспрашивает мужчина, а потом противно хихикает. – Да, конечно… Теперь я для тебя Шолохов…

А что он ожидал?

Думал, что буду называть его любимым?

После всего, через что прошла по его милости?

– Ты в курсе, Никитина, что от няни ребёнка до любовницы его отца совсем недалеко?

Я вздрагиваю и передёргиваюсь, не веря в услышанное.

– Да, дорогая… Это будет особенным условием сделки, которую мы с тобой заключим: если ДНК тест не подтвердит, что девочка наша дочь, тебе придётся постараться, чтобы завоевать доверие Усольцева. Мне нужны будут кое-какие документы, которые ты добудешь из его дома любой ценой. Любой, Вероника. Поняла меня?

Я совсем не узнаю его…

Куда подевался тот мужчина, которого я отчаянно полюбила в своё время? Шолохов младший превратился в полную копию своего бездушного отца. Он боялся стать таким же, но теперь мог легко переплюнуть Андрея Юрьевича.

Не могу поверить, что бывший хочет подложить меня под своего конкурента, а потом мгновенно отрезвляюсь, вспомнив, как он кричал на меня, как обвинял в смерти ребёнка и том, чего я никогда не делала.

– Ты серьёзно хочешь подложить меня под миллиардера? – переспрашиваю, словно хочу оправдать бездушную сволочь, сидящую рядом.

– А ты думаешь, что я пожалею тебя? Или ты уже разуверилась в том, что девочка наша дочь? Ложиться в постель Усольцева придётся только в том случае, если ДНК окажется отрицательным.

Стискиваю зубы и спешно выхожу из машины.

У меня нет другого выхода.

Я должна согласиться на предложение бывшего мужа, потому что слишком многое зависит от него и от правды, скрываемой в доме властного и, если верить слухам, хладнокровного миллиардера Усольцева Виктора Дмитриевича.