Читать книгу Верни нашу дочь, бывший! - Настя Ильина - Страница 5

Он не оставил мне выбора…

Шолохов ничего не рассказал мне о человеке, с которым предстоит иметь дело, и теперь я висела на волоске от…

От чего?

Вряд ли Усольцев станет насиловать меня и принуждать к близости с ним, вот только его дыхание обжигает и пугает. Его губы, находящиеся на столь минимальном расстоянии от моих, настораживают, и мне хочется увеличить дистанцию.

Опасно…

Слишком опасно находиться в такой близи со столь властным мужчиной.

– Скажу. Я расскажу вас всю правду, если пообещаете выслушать меня, – пищу я в надежде, что он отпустит, и я придумаю в ближайшие секунды, как выкрутиться.

Пальцы Усольцева соскальзывают с моей руки, и мужчина делает шаг назад, недовольно поглядывая на меня. Он раздражён. И я понимаю его – всё это время он считал, что я вожу его за нос.

Он знает обо мне больше, чем я рассказала?

Как много ему известно?

Я могу рассказать немало, но должна пока молчать о дочери.

Что я скажу?

Простите, но у вас моя дочь?

Да за такое он прямо сейчас вышвырнет меня из дома, а потом увезёт малышку подальше, куда мы с Шолоховым уже не сможем пробраться. Да и Роме это не нужно: он предельно ясно выразился, когда поставил то отвратительное условие.

– Я слушаю очень внимательно, Вероника. С какой целью вы явились в мой дом?

– С целью заработать… Я на самом деле хотела стать няней для вашей дочери, но есть кое-что ещё.

Цепляюсь за заинтересованный взгляд и потираю запястье, кожа на котором неприятно зудит. Усольцев сжимал не так сильно, но всё равно неприятно. Вспоминаю, что он чуть было не поцеловал меня, и внутри закипает отвращение: мужчины вроде него привыкли брать всё деньгами или силой.

– Вот как? Я слушаю. Что ещё вам велел сделать господин Шолохов?

Шолохов…

Наверняка Усольцеву известно о нашей связи, поэтому скрывать что-то не имеет смысла. Как много он знает? Впрочем, вряд ли он догадается, что я пришла сюда за ребёнком. Рома пытался убедить меня, что Усольцев не узнает о нашем браке. Вот только, вероятно, он просчитался.

– Вы сказали, что можете дать мне защиту, если посчитаете нужным. Защита мне на самом деле необходима. Шолохов мой бывший муж. – Глаза Усольцева широко распахиваются от удивления. Этого он не знал? Или не верил, что я буду откровенной почти до конца?

– Очень интересно, – хмыкает Усольцев, обхватив подбородок большим и указательным пальцами правой руки. – Продолжайте. Всё набирает крайне неожиданные повороты.

– В своё время Шолохов растоптал меня, вышвырнул на улицу, как ненужную вещь. Я была вынуждена не жить, а выживать. И тогда я решила, что наши пути больше никогда не пересекутся, но случай снова столкнул нас с ним.

Усольцев медленно проводит кончиком языка по верхней губе, и этот жест кажется соблазнительным, пусть воспоминания о бывшем муже тут же перечёркивают ощущения, превращая их в отвращение. Мне тяжело смотреть на мужчин после Шолохова, ведь каждый может поступить точно так же, как он. Как теперь раскрыться кому-то?

– Что за случай?

Мужской голос с лёгкой хрипотцой и низкими вибрациями пробуждает во мне нечто странное, волнующее. Я поднимаю взгляд и уверенно смотрю на своего собеседника. Раз уж начала, следует придумать что-то, чтобы выкрутиться. Главное, не завраться окончательно.

– Шолохов выкупил мои долги, и теперь, получается, что я должна ему крупную сумму. Когда я сообщила, что не зарабатываю столько, чтобы отдать ему всё и сразу, он предложил хорошую работу. Няней. Я помогала родным с маленькими детьми, кроме того, у меня педагогическое образование. Конечно, я зацепилась за это предложение, и согласилась встретиться с бывшим мужем, чтобы обсудить все детали работы.

Образование у меня неоконченное, но всё-таки я должна сочинять на ходу, чтобы не просто убедить Усольцева поверить мне, но и заставить его согласиться дать мне эту работу. Я до дрожи в конечностях хочу находиться рядом со своей малышкой, и больше не смогу отдалиться от неё, зная, что она жива и здорова. На секунду в голове мелькает мысль, что теперь у неё есть родители, которые нуждаются в ней точно так же, как и я, вот только я не должна никого не жалеть. Меня не жалели, когда отняли самое дорогое, что у меня было и нагло обманули, заставив похоронить своего ребёнка.

«Молодая. Родишь ещё!», – звучит в ушах голос медсестры, а её жалостливый взгляд до чёртиков омерзителен.

Она смотрела на меня, а мысленно хихикала и наверняка решала, куда потратит свою часть заработанной суммы с продажи ребёнка. Насколько бессердечными и жестокими бывают люди…

– Предложение показалось мне довольно интересным, ведь мне куда приятнее находиться рядом с маленькими детьми, чем работать официанткой и постоянно терпеть похотливые жалящие взгляды на себе. Как вы понимаете, взглядами дело не ограничивалось. Я согласилась. Человек моего бывшего мужа нарисовал те рекомендации, которые вы видели. Простите. Я согласилась участвовать во лжи, потому что на самом деле нуждалась в этой работе, как в глотке воздуха. Понимаю, что вы можете прямо сейчас прогнать меня, но я прошу дать мне хотя бы малейший шанс проявить себя. Если я не начну выплачивать долги Шолохову, он будет безжалостен ко мне.

Приходится пустить слезинку, и я начинаю чувствовать себя точно такой же дрянью, как и мой бывший муж.

Ну зачем такой спектакль разыгрывать?

Однако на кону мой ребёнок, и, чтобы забрать дочь, я должна сначала доказать, что она моя. Я не успела ничего выкрасть из дома Усольцева, чтобы сделать анализ ДНК, поэтому важно задержаться там как можно дольше.

– Вот как? Чудесно… Мне нравится ваша прямолинейность, Вероника. Говорите дальше, – Усольцев продолжает смотреть на меня пытливым взглядом, от которого теперь уже подкашиваются ноги.

Ещё не всё?

Я не убедила его в своей откровенности?

Впрочем, вряд ли он поверит, что Шолохов отправил меня на работу в дом своего главного конкурента так просто.

Делаю вдох и решительно киваю.

– Если я стану вашей любовницей, мой бывший муж обещал списать долги как можно быстрее, но вы не подумайте, я не собиралась это делать.

– Правда? Вы вырядились во всё это, чтобы я поверил, что вы хотите стать простой няней в моём доме? – на губах Усольцева появляется игривая улыбка. – Да вы ведь даже на каблуках еле стоите.

Он издевается надо мной, поддевает, чтобы заставить нервничать. Испытывает мою нервную систему, от которой ничего не осталось в тот день, когда я узнала, что малыш не выжил. Которую я собирала по крупицам после предательства любимого человека. Меня не получится пронять такими вопросами.

– Я надела то, что велел Шолохов, но я на самом деле не планировала становиться вашей любовницей. Я смогла бы начать отдавать долги крупными суммами и забыла бы обо всех страхах. Простите, но я никогда не смогла бы лечь в вашу постель.

– Почему же? – Усольцев с подозрением щурится, а его вопрос бьёт под дых.

Ну и что я должна теперь сказать ему?

Хочет, чтобы сделала комплимент, или, напротив, заставила поверить, что он неинтересен мне, как мужчина? На что он напрашивается такими вопросами?

– Всё просто, – пожимаю плечами я. – У вас есть семья, а я не собираюсь рушить что-то и превращаться в третью лишнюю. Я не из тех девушек, которые будут рушить брак. По этой причине я и не окажусь в вашей постели.

Усольцев с грустью ухмыляется и кивает.

А ведь он сказал, что у него нет жены. Поздно вспоминаю об этом, и теперь кожа покрывается мурашками. Быть может, этот тот самый промах, который я совершила? Оступилась во лжи?

– Ладно. Сейчас уже поздно. Завтра вы пройдёте обследование, которое включает в себя беседу с психологом, а после этого мы уже решим, как быть дальше. Мне нравится ваша честность, Вероника, и я готов оставить вас в своём доме, если всё будет нормально.

– Спасибо, – только и могу выдавить из себя, потому что голова идёт кругом от слов мужчины.

Всё-таки я не совсем откровенна с ним, а разговор с психологом может только усугубить положение, потому что все эти «терапевтические беседы» вскрывают внутренние нарывы.

– Я провожу вас в гостевую комнату и пойду спать.

Усольцев разворачивается и идёт в сторону дома, а я понимаю, что даже не успела осмотреться в саду, но время для этого ещё будет. Сейчас в висках пульсируют болезненные спазмы, а тошнотворный ком то и дело подступает к горлу. Скорее всего, от волнения у меня подскочило давление. Страшно даже вспоминать, как я мучилась из-за него после развода. А ещё панические атаки… Передёргиваю плечами и мотаю головой, только бы не думать о плохом.

Добравшись в полном молчании до гостевой комнаты, Усольцев останавливается в дверном проёме, опираясь на косяк, и тяжело вздыхает.

– Если пройдёте дальше по коридору, то уткнётесь в дверь, ведущую в санузел. Ванная и туалет совмещены. Есть ещё один туалет в сторону кухни, но это всё покажу завтра. В шкафу есть чистое постельное бельё, полотенце и халат. Доброй ночи, Вероника.

– Доброй ночи, – отвечаю как-то растерянно, потому что так по-доброму со мной уже давненько не общались.

Когда Усольцев уходит, на глаза почему-то наворачиваются слёзы.

Я обманываю мужчину, который вроде как хочет помочь мне.

Правильно ли это?

Возможно, следовало сразу сказать ему причину моего нахождения в этом доме?

Нет…

Нельзя.

Пока я не уверена, что Соня моя.

Телефон вибрирует, я достаю его из кармана пиджака и смотрю на экран.

Шолохов.

Неужели?

Заволновался? Или просто хочет проверить, успела ли я оседлать Усольцева?

Противно от последней мысли.

Осмотревшись, я понимаю, что в комнате могут быть камеры, поэтому сбрасываю вызов и решаю ответить бывшему мужу в сообщении из ванной, ведь вряд ли кто-то догадается устанавливать камеры там. В конце концов, это аморально: наблюдать за обнажённым человеком или справляющим нужду.

Подхожу к шкафу, хватаю полотенце с халатом и иду в душ.

Несмело открыв дверь, оглядываю огромную комнату, отделанную светлой плиткой. У меня спальня такая в квартире. Мысленно хихикаю своим мыслям и смотрю на огромную ванну. И как такими пользоваться? В углу стоит простой душ, и я решаю, что именно им и воспользуюсь. Закрываю дверь, присаживаюсь на край ванны, прижав к себе полотенце. Халат я уже успела положить на огромную тумбу, сама не заметила как.

Достаю телефон и гляжу на кучу пропущенных.

Шолохов никогда не умел ждать.

Чересчур импульсивный человек.

Он успел прислать несколько сообщений, и я без особого интереса пробегаюсь по ним взглядом.

Шолохов: «Где ты?».

Шолохов: «Он взял тебя в плен?».

Шолохов: «Если не ответишь, Ника, я буду вынужден приехать к Усольцеву!!!».

Приехать?

Зачем ему нужно это?

С такой лёгкостью отказался от меня, когда я нуждалась в его поддержке. Предложил мне лечь под его конкурента, если девочка окажется не нашей дочерью. Что он делает теперь? Пытается показать, что одумался? Активно пишет, словно на самом деле переживает, но я не верю, что у этого человека остались хоть какие-то тёплые чувства ко мне.

Вижу, что собеседник печатает новое сообщение, и набираю ему ответ.

Я: «Со мной всё относительно нормально. Я остаюсь в доме Усольцева до завтра».

Даже не знаю, что ещё можно написать. Мне хотелось накричать на Шолохова, высказать ему всё, что кипело на душе, когда узнала, что он меня «кинул»… В который раз. Он мог рассказать мне всё об этих проклятых рекомендациях и правилах. Или о «правилах» он ничего не знал, и Усольцев придумал их «на ходу»? От последней мысли почему-то становится неприятно. Я становлюсь участницей двойной игры, правила которой мне совсем неизвестны. Мы с Усольцевым врём друг другу, ходим по острому лезвию.

Шолохов: «Что значит – ты останешься у него в доме?».

Почему бывшего так волнует этот вопрос?

Сердце щемит.

Кто-то дёргает ручку в ванную, и я вздрагиваю. Телефон скользит, но я успеваю поймать его. Включаю воду, чтобы создать видимость, что здесь «занято», если закрытая дверь и включенный свет не убедили кого-то.

Почему Шолохов вдруг решил включить режим заботливого мужчины?

Шолохов: «Ника, ты же не думала всерьёз ложиться в его постель?».

Усмешка срывается с губ с горьким всхлипом. А что я должна была подумать, когда мне прямым текстом заявили, что именно делать? Шолохов шутил? Нет. В тот момент он выглядел чересчур серьёзным. Он даже сказал, что сообщит, какие именно документы я должна добыть для него. А теперь передумал? Забавно.

Шолохов: «Давай я приеду за тобой?».

Так и хочется спросить, в своём ли уме бывший.

Что изменилось за эти несколько часов? В документах отпала необходимость? Или совесть проснулась? А может, просто неприятно, что его бывшая жена окажется в постели ненавистного конкурента? Ударит по эго?

Я: «Всё в порядке. Меня не пытают и не взяли в плен. Это «условие», о котором ты забыл мне сообщить. Вся прислуга живёт в доме Усольцева и не покидает его без надобности».

Отвечаю и решаю, что пора принять душ, а уж потом отвечу Шолохову, если он ещё что-то успеет написать.

Телефон снова мелькает – входящий вызов.

Господи!

Какой же идиот!

Сбрасываю, убираю телефон на халат, раздеваюсь и вхожу в душевую кабину. Струи тёплой воды обволакивают тело приятным коконом, и я жмурюсь от наслаждения. Расслабляюсь – хоть что-то хорошее за сегодняшний день, если не считать мимолётную встречу с дочерью.

Закончив с водными процедурами, я утопаю в бархатистом белоснежном халате, явно большом мне по размеру, но слишком уютном. Смотрю на экран телефона. Сообщений уже несколько. Сегодня Шолохов шокирует меня своим поведением, и я не знаю, хорошо это или плохо.

Шолохов: «Что за условие такое? Мне ничего об этом не говорили!».

Шолохов: «Заканчивай с этим маскарадом и уезжай».

Шолохов: «Я не шучу!».

Шолохов: «Ты даже не представляешь, насколько опасный человек находится рядом с тобой».

«Уж явно не опаснее тебя», – думаю я и покачиваю головой.

На мгновение меня пугает мысль, что жена Усольцева могла не просто так сбежать от мужа. Вдруг он на самом деле тиран и деспот, которому нравится издеваться над людьми?

Дверную ручку кто-то снова настойчиво дёргает, а свет начинает мерцать, совсем как в фильмах ужаса.

Усольцев?

Решил изнасиловать меня, а потом убить?

Трясущейся рукой открываю замок, толкаю дверь и вижу перед собой…