Читать книгу Гипнотизер. Реальность невозможного. Остросюжетный научно-фантастический роман-альманах из 6 историй - Нат Жарова - Страница 2

Шел дождь. Несильный, но моросил он целый день, и дорога была мокрая. Деревеньки, проносившиеся за окном автомобиля, выглядели одинаково безжизненно. Покосившиеся деревянные заборы, заросшие пожелтевшим чубушником, чередовались с новомодным профнастилом, поверх которого торчали черепичные крыши, соревнующиеся меж собой размерами спутниковых тарелок.

В виду близкой осени дачники успели разъехаться, а местные старожилы прятались от сырости по домам. Изредка на обочинах попадались грибники с пластмассовыми ведрами, да еще однажды, неуверенно петляя, проехал на велосипеде краснолицый дед в рваном целлофановом дождевике.

Меж деревеньками тянулись поблекшие поля и перелески, и порой темные ели настолько близко подступали к дороге, что почти скребли ветвями по крыше автомобиля. В чуть приоткрытое окно врывались запахи земли, хвои, болота и почему-то навоза, видимо, кто-то из местных недавно удобрял огород.

Евгений, однако, стекло не поднимал, ему было душно и хотелось впустить в салон хоть немного живого воздуха. Впрочем, он сознавал, что задыхается по причине нервного свойства, а не от духоты.

Ира и Таня сидели сзади. Таня, бледная, с потемневшими от подступающей паники глазами, крепилась, как могла, и даже утешала мать, то и дело срывавшуюся на судорожные всхлипывания. Евгений время от времени поглядывал на них в зеркало, но молчал. Внешне он держался спокойно, и только сжимающие руль побелевшие пальцы выдавали крайнее напряжение.

– Женя, нельзя ли поскорее? – упрекнула Ирина.

– Нельзя, – коротко бросил Ромашов.

– Да где же эта чертова больница? Господи, хоть бы обошлось! Хоть бы ошибка! Жень, ведь могли нам сообщить по ошибке? Что это не Саньку с приступом подобрали, а кого-то еще?

– Могли, – так же коротко ответил Евгений.

Санька, то есть Александр Ромашов, приходился ему старшим братом, а Ирина и Таня, соответственно, невесткой и племянницей. Два часа назад Ира разыскала его в клинике и, захлебываясь в словах и слезах, сообщила, что муж с инсультом поступил в какую-то сельскую больницу.

– Мне позвонил участковый, сказал, ему стало плохо за рулем. Саня нашел силы остановиться прежде, чем потерял сознание, но дорога была пустынная, нашли его поздно… Жень, надо ехать! Ты знаешь, я машину не вожу, а это в ста километрах от столицы. Не на такси же нам с Танечкой!

– Ты уверена, что это не развод на деньги?

– Так он денег не просил. Адрес больницы назвал и велел медицинский полис привезти. Я Саньке на мобильный звонила. Сначала никто трубку не брал, потом какая-то санитарка сказала, что инсульт…

Евгений отменил прием и, отпросившись у главврача, бегом бросился на стоянку, где уже нервно топтались в ожидании Ира и Таня.

«С инсультом шутки плохи. Не окажут помощь в ближайший час, последствия могут быть весьма плачевными, – размышлял Ромашов, снимая с сигнализации серебристую „Киа Рио“. – Эх, Санька, как же тебя угораздило?»

… – Саню надо перевести в Москву, в нормальную больницу, – заныла с новой силой Ирина на заднем сидении. – Жень, забери его к себе в клинику?

– Ира, у нас частная лечебница для алкоголиков.

– Но ты же знаешь других докторов, у тебя есть связи, знакомые. Он твой брат!

Ромашов с новой силой вцепился в рулевое колесо:

– Разберемся. Надо сначала его увидеть, с лечащим врачом переговорить.

Следуя указаниям навигатора, он съехал с широкой Минки1 на проселочный тракт и принялся петлять меж дачами и деревеньками, которые хоть и располагались близко от Москвы, вид имели глубоко провинциальный.

– Долго еще? – негромко поинтересовалась Таня.

Евгений бросил взгляд на навигатор:

– Сейчас на трассу выедем и еще семь километров.

Таня нахохлилась в своем углу. Беспрестанные всхлипывания матери ее тоже утомляли, но неподдельное беспокойство за отца легко читалось в ореховых глазах.

Тане исполнилось девятнадцать, и она оканчивала художественный колледж по специальности «театральный декоратор». Племянница представляла собой тот восторженный тип девушек, которые вечно парят в облаках и не способны организовать собственный быт. Домом в семье брата занималась Ирина, а Таня в лучшем случае шила занавески и переставляла мебель в комнатах. Пожарить яичницу или вовремя купить молоко являлось для нее непосильной задачей. Внешне девушка была очень хорошенькой. Курносый нос, светло-русые волосы, заплетенные в косу, и стройная фигура притягивали взгляды мужчин от шестнадцати до шестидесяти, но Таня была слишком далека от флирта и вообще всего земного.

Евгений племянницу любил и относился к ней как к младшей сестренке. Будучи мелкой и шумной, она отпугивала его, шестнадцатилетнего балбеса, непонятными бантиками на тонких косичках, которые вечно требовалось «класиво завязать», и прочими девчачьими закидонами. Но когда они оба подросли, Женя к собственному удивлению обнаружил в «писклявой занозе» ум и не понятно откуда взявшиеся приятные манеры. Ни старший брат, ни его жена, на вкус Евгения, приятностью не отличались. Брат, конечно, есть брат, но, положа руку на сердце, у него с ним было мало общего. А вот утонченно-возвышенная Танька, несмотря на разницу в возрасте, стала для него по-настоящему родным человеком. Как-то исподволь, особо не напрягаясь, она научила его разбираться в живописи, таскала в музеи и на вернисажи. Правда, андеграудные галереи вроде «Винзавода» наводили на него жуть, но Евгений гордился, что приобщается там к культурной столичной жизни.

Надо сказать, что Ромашов всю сознательную жизнь мечтал выбраться из сонного болота, в котором родился, и прилагал к этому усилия. Понимая, что «Москва слезам не верит», он учился на отлично, окончил столичный вуз, ординатуру и аспирантуру, работал в хорошей клинике, защитился и продолжал повышать квалификацию, участвуя в тематических конференциях. Его считали успешным, амбициозным специалистом и прочили большое будущее.

А вот брата Саню вполне устраивал уровень жизни, отличавший их родителей. Наследник мелкого отцовского бизнеса, избалованный материнской любовью, он плыл по течению, и, по мнению Евгения, вел пассивную забастовку против себя и человечества. У Сани было несколько строительных бригад, он сам подыскивал заказы на ремонт и шабашил, зимой же, когда заказов было меньше, таксовал. По характеру старший брат являлся типичным манипулятором. За неудачи он ловко перекладывал вину на других: школьного учителя, не привившего ему любви к наукам, родителей, не заработавших ему солидный стартовый капитал, или жадного клиента, не желающего делиться «бабками». Евгений, избравший профессию психотерапевта, с сожалением наблюдал за братом, но «лечить» кого-то в семье не собирался – чревато. Если бы не родители, требовавшие укорами, лестью и шантажом обязательного присутствия обоих детей на всех значимых праздниках, он бы давно не поддерживал связь с семейством Саньки.

К счастью, Танька пошла не в них. Ира при посторонних часто величала дочь «нескладехой», но в глубине души гордилась ею. Гордился ею и Женя и иногда в шутку спрашивал у племянницы, не появилось ли у той такой же интересной подруги, как она сама, только немного постарше. Таня воспринимала вопросы на полном серьезе и обещала поискать. Евгений же в ответ смеялся, утверждая, что из психотерапевтов получаются скверные мужья.

– Ни одна женщина не захочет терпеть дома зануду, докапывающегося до первопричин ее капризов, – говорил он, – но если вдруг тебе встретится чудачка с бесконечным терпением, я с удовольствием приеду на нее посмотреть.

В свои тридцать пять Евгений числился завидным холостяком, но менять статус не собирался. Мать постепенно смирилась, что ее младшенький «испорчен столичной жизнью», и переключилась на единственную внучку Танечку, для которой и варенье банками закатывала, и огурцы-помидоры сумками с огорода возила…

Включив поворотники, Ромашов вывернул на трассу. Движение тут оказалось неожиданно интенсивное, встречались большегрузы, но асфальтовое полотно ложилось под колеса ровно, и потому Евгений, перестроившись в крайнюю левую полосу, спокойно разогнался до допустимых девяноста…

…и сразу за поворотом влетел в мешанину из машин, угодивших в страшное ДТП.

Евгений отчаянно выкручивал руль, давя на тормоз. Машину занесло, они врезались в кучу малу сначала одним боком, потом другим, потом врезались в них. Довершил хаос опрокинувшийся и загоревшийся бензовоз, следовавший за Ромашовской «Киа» по пятам…

Ира погибла на месте, Таню выкинуло на обочину, а Евгения зажало в машине, но странное дело: он остался невредим, единственный среди всех несчастных. Огонь от взрыва перекинулся дальше, совершенно не затронув его машину.

Когда спасатели спустя час вырезали его из обломков, Ромашов отбился от врачей и первым делом стал выяснять, что с племянницей. Узнав адрес госпиталя, куда ее отправили на «Скорой», он некоторое время приходил в себя. Таня осталась жива и даже пребывала в сознании, когда ее грузили на носилки. Эта неожиданная удача оглушила его сильней, чем мертвое тело Санькиной супруги, скрытое черной тканью мешка.

Сойдя с моста, подальше от суеты, криков и звуков резаков по металлу, он набрал номер больницы, в которую так спешил, чтобы узнать о здоровье брата и предупредить, что приедет в лучшем случае к вечеру. В регистратуре ему с прискорбием сообщили, что пациент Александр Ромашов скончался час назад, не пережив вторичного кровоизлияния в мозг.

Евгений, как стоял в своем дорогом итальянском костюме и легком плаще, так и сел прямо в грязь на берегу заросшей камышами безымянной речки. Согнувшись, он спрятал лицо в ладонях.

К нему с дорожного полотна спустился фельдшер скорой помощи:

– У вас шок. Быть может, все-таки позволите себя осмотреть?

Евгений мутным взглядом уставился на заговорившего с ним мужчину, одетого в куртку с профессиональной эмблемой на груди.

– Сосуд Гигеи, – пробормотал он, – врачу, исцелися сам…

– Идемте, идемте, – фельдшер подхватил его под локоть.

– Вся семья, представляете? Вся семья! В один день, в один час, – бормотал Ромашов, механически переступая ногами. – А на мне ни царапины. Как такое может быть?

– Вот мы сейчас убедимся, что ни царапины, – приговаривал мужчина, помогая подниматься по скользкому пригорку. – Сейчас мы во всем убедимся…

Таня выжила. Отделалась сотрясением, переломом ключицы и правого запястья. И еще перестала разговаривать, онемела от свалившегося на нее непосильного горя. Совсем.

Евгений, бывший в тот ужасный день за рулем, чувствовал свою вину. Он дал себе слово, что вернет бедняжку в строй, чего бы ему это ни стоило.