Читать книгу Желтые тюльпаны - Натали Митчелл - Страница 4

Когда мы съели тот омлет, который я не уставала расхваливать, при чем совершенно искренне, что-то словно скользнуло по кухне, какая-то холодная тень, в присутствии которой мы оба испытали неловкость. Хотя минуту назад мы вовсю болтали, как старые друзья, я описывала ему соседей, слегка шаржируя образы, но не слишком, чтобы Том узнал их при встрече.

Он хохотал, слушая меня, и несколько раз повторил, что я «вся в отца», хотя не припомню, чтобы Джеффри Халс особенно увлекался сатирой. Отец был человеком веселым и остроумным (особенно мы с ним любили потешаться над Джун, какая уж там любовь!), но в творчестве он чаще всего оставался серьезен. Я считала это небольшим недостатком, но он доказывал, что и без него все смеются надо всем, весь постмодернизм только на этом и держится, так что кто-то должен попытаться рассмотреть этот мир всерьез и со всем вниманием. И как раз это у него, на мой взгляд, неплохо получалось.

– Чем ты собираешься заняться? – спросила я, чтобы чем-то заполнить паузу.

Том качнул головой:

– Пока и сам не знаю. А ты не могла бы… Нет, наверное, это слишком.

Мои мысли оказались чересчур смелыми, потому что, как оказалось, Тому хотелось заглянуть в кабинет моего отца. Я улыбнулась:

– А что ты надеешься там увидеть? Скомканные исписанные листы, обгрызенные ручки? Ничего этого нет, Том. У него был ноутбук, на нем он и работал. Отец был вполне современным человеком.

Он кивнул, точно подтвердил право отца выбрать себе способ работать. Во многом Том казался наивным, как ребенок, и это то раздражало меня, то умиляло. У меня был небольшой опыт общения с парнями, и я пребывала в некотором замешательстве относительно того, приятно мне общество Тома, или все еще хочется поскорее отделаться от него. Он хорошо слушал, и охотно смеялся моим шуткам, но сам не сказал до сих пор ничего остроумного, и я уже начала думать, что Том вообще не способен на это. Такой простой парень из Техаса. Родом из Алабамы.

– А его книги? – спросил Том. – Они у него в кабинете? Я хотел проверить, может, я не все и читал.

– А тебе непременно хочется стать главным знатоком творчества Джеффри Халса?

Когда он смеялся, я готова была признать, что его общество все же мне приятно. Чертовски обаятельная была у него улыбка! Глядя на него, мне легко верилось в то, что говорил Том про свою сестру. Ну, на счет сияния, исходившего от нее. Он, конечно, преувеличил, но что-то такое было, честное слово!

Ответил Том без затей, таким, по сути, было все, что он говорил:

– Мне очень нравится, как он пишет.

Я вздохнула:

– Писал.

– Да, писал, – он опять покраснел.

Преодолев желание утешить его, погладив по голове, хотя если кого и следовало пожалеть в этой ситуации, так это меня, я сказала:

– Мне тоже нравится. Вот это всегда можно будет говорить в настоящем времени, правда?

Казалось, он искренно обрадовался этому немудреному открытию:

– Точно! Книги-то не умирают, верно?

Банальности Том ухитрялся произносить с таким восторгом, что как-то язык не поворачивался намекнуть ему, что это было сказано за тысячу лет до него. Мне оставалось только снова вздохнуть:

– Пойдем. Его кабинет наверху.

Он потопал за мной с готовностью ребенка, которому сейчас отдадут долгожданный подарок. Мне было даже как-то неловко за него: он относился к отцу, как к небожителю, а Джеффри Халс всегда был человеком вполне земным, подверженным страстям. Если б не одна из них – страсть к игре, – я не была бы вынуждена сейчас продавать книги.

Вспомнив о них, я забеспокоилась: как бы не подумали, что я просто выбросила их, и не растащили. Не читать, конечно, а так… Раз плохо лежит.

Как люди склонны к мародерству, я убедилась своими глазами, когда однажды в супермаркете отключилось электричество. Это было настоящее безумие, какие-то тетки рядом со мной, минуту назад казавшиеся вполне добропорядочными матерями семейств, хватали с полок все подряд, и засовывали под одежду… Меня чуть не стошнило от этого зрелища. Кажется, в тот день я одна вышла из супермаркета с пустыми руками.

Но я не бросила Тома на полпути. В конце концов, пять минут уже ничего не решали, и если моим книгам суждено было быть украденными, то это уже наверняка случилось. А Тома так и распирало от желания приблизиться к великому человеку, я даже лопатками чувствовала исходящий от него жар.

На пороге комнаты я помедлила, выдержав драматическую паузу. На Тома невозможно было смотреть без смеха! Его лицо вытянулось, как у священника, выслушавшего исповедь проститутки, и весь он преисполнился такой благости, что мне, простой смертной, даже неудобно стало находиться рядом.

Изнемогая от смеха, который вынуждена была подавлять в себе, я толкнула заветную дверь, и сделала театральный жест:

– Прошу! Вот оно священное хранилище всех писательских тайн!

Том неслышно шагнул через порог, и молча огляделся. Может, ему виделись призраки героев отцовских романов? Или слышны были лучшие фразы?

– Проходи, Том, не стесняйся. Вот его стол. Наверное, на нем даже отпечатки пальцев остались. Хочешь, присядь. Да садись, садись, что ты так испугался?

Не знаю, с чего это мной овладела такая готовность поделиться с ним всем, что принадлежало только мне? Джун к отцовской работе отношения не имела. Полторы прочитанных уже после его смерти книжки не давали ей такого права.

Наверное, если бы Том с таким трепетом не вбирал себя сам воздух этой комнаты, я ни за что не позволила бы ему даже прикоснуться к столу, не то, что сесть за него. Но его вызывавшая уважение старомодная почтительность словно бы одаривала его особыми привилегиями.

Я сама отодвинула стул и надавила ему на плечи:

– Садись.

На ощупь плечи оказались, что надо. И до того горячие, что мне стало жарко.

– Я не могу, – сказал Том.

Я убрала руки.

– Это не осквернение святыни, Том. От его светлой памяти не убудет, если ты посидишь на его стуле.

– Наверно, не убудет, – неохотно согласился он. – Но я не могу.

– Ладно, – я отошла подальше. – Не буду настаивать. Вот его книги.

Я провела пальцами по корешкам. Когда я читала его романы в рукописях, то ощущала покалывание в кончиках пальцев, настолько они были заряжены его энергетикой. Но в книгах этого уже не было. Или я не чувствовала этой дрожи потому, что уже перечитывала любую из вещей, и заранее знала, чего от нее ожидать?

– Ну, как? – спросила я, когда Том возник у меня за спиной. – Все читал?

Он вздохнул:

– Вот эти две нет, – и показал пальцем, не прикоснувшись.

– Возьми, почитай.

– Отсюда?

– А чем эти хуже?

Том замялся:

– А других нет?

– Ты прямо, как в церкви! Нельзя же так, Том!

По-бычьи наклонив голову, он заупрямился:

– Почему – нельзя?

– Да потому что эти книги ничем не отличаются от других. Но если ты никак не можешь позволить себе этого, – решила пойти я на уступку, – то в моей комнате имеется такой же набор.

– Можно будет взять?

Я подумала, что отец писал тонкую, философскую и очень чувственную прозу, а читает его книги такой парень, как Том. Молодой ковбой из Техаса. Неужели в нем есть нечто подобное? Мне даже захотелось присмотреться к нему повнимательнее.

– Хоть сейчас, – сказала я. – Но сначала я покажу тебе еще одну комнату. Твою. А где, кстати, твои вещи?

– В камере хранения. На вокзале.

– Придется лишить вокзал удовольствия хранить твою сумку. Отвезти тебя?

Мне показалось, что он растерялся:

– Прямо сейчас?

– А у тебя другие дела?

Он вяло отозвался:

– Нет, какие у меня дела… Но я подумал: тебе ведь надо распродать книги. Ну, те, что во дворе лежат.

– Это не к спеху, – сказала я. – Но если ты тоже не торопишься, то мы можем еще немного попродавать книги, а потом съездить на вокзал. Хотя, честно говоря, я не думаю, что мне удастся сбыть хоть одну.

Уже когда мы вышли из дома и снова устроились возле никем не тронутых стопок, Том вернулся к этому разговору, с уважительным видом озираясь вокруг:

– А зачем ты вообще продаешь эти книги?

Я попыталась отовраться:

– Мне же надо на что-то жить, Том. Элементарное нежелание умереть с голода.

– А отец ничего тебе не оставил?

Подобное любопытство показалось мне излишним. И я не стала скрывать этого от Тома. Его лицо снова залилось краской, и он принялся извиняться, чем окончательно привел меня в бешенство.

– Прекрати же ты!

Я толкнула его, хотя не должна была этого делать. Но иногда… Довольно часто я вела себя, как мальчишка, что очень веселило моего отца. Он не поощрял моих детских драк, но когда он выговаривал мне за очередную, глаза у него искрились от смеха.

Покачнувшись, Том оперся рукой о землю, и как-то по-детски обиженно вскрикнул, как будто я ударила его по-настоящему. И мне тотчас стало жаль его, и неловко за свою грубость.

– Прости, Том.

– Да ничего, – буркнул он.

– Нет, честное слово, я не хотела тебя обидеть. Дело ведь совсем не в тебе, понимаешь? Я, наверное, просто извелась за эти три месяца. Нервы сдали. Никого не было рядом. Совсем никого.

Теперь уже мой голос звучал жалобно, и неожиданно Том притянул меня к себе, и погладил по голове. Рука у него была большой и теплой, как у настоящего взрослого мужчины. От того, что это произошло так внезапно, мне на секунду показалось, будто это отец приласкал меня, как бывало часто. И сами собой брызнули слезы, я даже не думала, что они могут так безудержно политься из глаз. И, главное, из-за чего?!

Том гладил мои волосы, и что-то приговаривал, как будто я и вправду была маленькой девочкой, а он, по крайней мере, моим старшим братом. Мне подумалось, что, наверное, в эти минуты он вспоминал свою старшую сестру, по которой, я чувствовала, тосковал так же сильно, как я по отцу. И я впервые пожалела о том, что у меня не было брата. Хотя бы младшего. С ним мне, наверное, легче было перенести эти три месяца.

– Пойдем отсюда, – вдруг позвал Том, и начал подниматься, не выпуская меня.

И я встала, внезапно сделавшись такой послушной, какой никогда и не была. Я даже не стала интересоваться, куда он собирается меня увести. В тот момент у меня возникло ощущение, что я готова идти за ним, куда угодно. Может, и не на край света… Но я надеялась, что туда он меня и не позовет.

Мы прошли мимо моей машины, удивленно, как мне представилось, поглядевшей нам вслед, пересекли нашу невозмутимую улицу, на которой ни один паршивый клен не всплакнул и не засох, когда умер Джеффри Халс, миновали еще один квартал и выбрались за город. Туда, где мне и хотелось очутиться.

Том продолжал обнимать меня, и я не сопротивлялась, ведь в этой близости не было ничего сексуального. А если б и было… Но я не чувствовала в себе никакого волнения и трепета от того, что его рука крепко держит мое плечо. Мне было так хорошо и спокойно оттого, что я, наконец, обрела друга. Даже если это было всего лишь недолговечной иллюзией… От которых, кстати, совсем недавно я призывала избавляться.

Я не очень задумывалась над тем, куда мы идем, и почти не смотрела по сторонам, отдавшись во власть движения, успокаивающего, вытягивающего ту нервозность, что еще была во мне. Земля стремительно летела мне под ноги и круто уходила вниз позади, подтверждая свою округлость. Это зрелище завораживало, я просто не могла оторвать от него глаз. А когда Том вдруг остановился, я подняла голову и ахнула:

– О Господи! Это же то самое место!

Он недоверчиво улыбнулся:

– Что значит – то самое?

– Мы же тысячу раз бывали тут с отцом. Только мы двое, понимаешь? Наше тайное убежище.

– Тайное от Джун?

– Ото всех на свете.

Что это было? Небольшой светлый луг, окаймленный ручьем, который водопадом обрушивался в прозрачную реку, протекавшую внизу. Равнина и скала, спокойствие и бурливость. Здесь сочеталось все, что хочется соединить в жизни. Как правило, это не получается, но вот здесь, в этом нашем месте, все это слилось воедино, и образовало нечто неповторимое, единственное.

– Как ты нашел его?

С виноватым видом пожав плечами, Том признался:

– Случайно. Я, когда не нашел ее… сестру… Мне стало так…

– Одиноко?

– Ну да. И прямо потянуло уйти из этого вашего города, раз ее там тоже нет. Потом-то я вернулся. Но вот вчера… И я просто пошел, куда глаза глядят.

– Твои глаза глядят в нужном направлении.

Сила его интуиции восхитила меня. Полагаясь на подсознание, или на природное чутье, Том отыскал лучший уголок в округе в считанные минуты. Нам с отцом потребовалось значительное время, чтобы, путешествуя в окрестностях города, выбрать тот заповедник, где нам захочется поселиться.

– Я и заночевал тут, – усмехнулся Том.

Я вспомнила:

– Мы с отцом хотели построить здесь дом. Тот продать к чертовой матери, и поселиться в этом месте. Может быть, если б мы успели это сделать, ничего страшного и не случилось бы…

Том осторожно сказал:

– Хорошее место…

– Самое лучшее!

– Посидим здесь?

С готовностью растянувшись на теплой, гладкой траве, я похлопала рукой, приглашая и Тома. Он с неуклюжей осторожностью опустился рядом, посидел немного, осматриваясь и щурясь на солнце, потом откинулся на спину и заложил руки за голову.

Почему-то я вообразила, что из-под его руки терпко пахнет потом, как от настоящего ковбоя, но запаха не было, и, усмехнувшись про себя, я подумала, что в Техасе тоже, наконец, научились пользоваться дезодорантом. Никогда не была в Техасе…

Так было тепло и уютно в этом славном месте, единственном на земле, словно дом нашей с отцом мечты уже стоял в двух шагах от нас, что у меня стали сладко слипаться глаза. Цветные образы из наползающего сна уже мелькнули перед моим внутренним взором, и стоило вглядеться повнимательнее…

Но тут я почувствовала, как что-то осторожно коснулось моих губ.

Открыв глаза, я прямо перед собой увидела лицо Тома, и мгновенно проснулась. Оттолкнув его, я села, и тут же отпрыгнула подальше:

– С ума сошел?!

– Эшли! – взмолился он и, потянувшись за мной, встал на колени. – Прости, пожалуйста! Я просто не смог удержаться.

– С чего бы это? Не смог удержаться1 Я что, похожа на секс-бомбу? Не вешай мне, Том! Я не та девушка, из-за которой теряют голову.

Сев на пятки, он растерянно спросил:

– Почему ты так решила?

– Что значит – почему? Я знаю это и все.

– Ты очень… очень…

– Какая? Ну, какая, Том? Ты же не можешь сказать, что я – красивая, милая, или что-нибудь в этом роде…

Он нервно облизнул губы:

– Почему это не могу?

– Потому что это будет сплошное вранье!

– Нет, Эшли!

– В школе про меня говорили, что я – исчадие ада. И, знаешь, они были не далеки от истины!

Том опустил голову:

– А твой отец? Он…

– Не трогай моего отца! – завопила я. – Если ты даже прочитал почти все его книги, это еще не значит, что ты – это он!

– Я и не…

– Может, ты вообразил, что думаешь, как он? Видишь, как он? Также чувствуешь? Так я разочарую тебя, Том! Тебе никогда не стать таким, как он!