Читать книгу Похвала бессоннице - Наталия Черных - Страница 4

Как выразить мне гнёт несостоявшегося,

он разрывает простое и тонкое чувство, подобно кисее.

Древнее слово, но я отчего-то знаю,

что тебя не любили всего, так, как молятся, так, как слушают старших.

Это странное чудо твоё – самозабвенное соподчиненье

ходу чувства и слова, они сплетены – не разъять.

Ты жаждал, чтобы тебя полюбили, но увлечение овладевает тобой

соподчинённо. Пьяненькой жалобы звуки из дудки твоей.

И потому роза истины сломана, а впечатлительная метель

стучится в окно моего слишком юного сердца.

Розу истины нам заменит ветка цветущей сливы,

на китайским манер – наши сердца боятся друг друга.

Я хочу забыть обо всём, кроме тебя и Сокольников,

вывернуть уныние наизнанку, удалить все ненужные страсти и беды,

этот мусор бытийный, что так настойчиво лезет в глаза,

и остаться лишь тем, что я есть – Божия умная вещь.

Расширенье пространства влечёт за собою

многозначность вещей, до помраченья сознания.

В коловращенье том чудится мне, что ты уже не

принадлежишь времени с чётким названьем и чётким характером.

Чудится мне, что мы где-то встречались раньше,

в мире гармонии времени и пространства,

а теперь время нам тайный помощник из частного сыска,

а государева служба пространства порой допускает свидания.

Чудится даже единственность твоего появления

накануне конца повести обо мне,

и Некто – Кто связывает нас провидением

не утвердил моего заявления

об уходе по собственному желанию.

И вот я немею среди ярмарки наших иллюзий,

я глохну от ропота крови, а где-то превыше небес

едва слышно: благословен грядый во имя Господне.

То, что с нами, друг мой – не осанна ли

Входу в Иерусалим?

Когда мы поедем в Сокольники – я позабуду

невыносимой памяти гнёт, а картинка убогой реальности вдруг

тронется с места и улетит, как клин журавлиный.

Будет пахнуть корой тополиной

и прелью змеиной,

а юные кроны как перья павлина

(ещё слышится пение: Христос воскресе!)

нам дружески бросят приветствие клейкое.

Когда мы поедем в Сокольники —

стой, а это уже Радужный переулок,

дом из серого крупного кирпича,

теперь не строят таких,

окно слева – на первом – Черлога.

…………………………..

тяжесть событий и отношений уйдёт навсегда,

как обещано в Откровении,

а времени больше не будет.

Когда мы поедем в Сокольники

(путь в пространстве без времени лёгок собой как стрела),

мы увидим набухшее небо апрельское над Балтикой,

такое же, как было до разделения небесной воды и земной,

небо над Ноевым домом после того, как вода отступила.

Не важно, как мы попали сюда,

не важно, что мы заблудились.

………………………….

но тяжести плоти и крови живут, независимо от видений,

снов, они лишь подначивают мысли,

тебе же не изменить зарубок на древке земного скитанья.

Что же, мой друг алеут, будем в гости ходить друг к другу

в воображении, преодолевая

все пояса часовые и расстояние между Америкой и Россией.

Как далеко мы зашли! Не обращаясь назад,

я слышу спиной рёв и грохот крушения чувства,

и себя самоё, потому что подхожу тебе как опиум к крови,

и мне нужен ты сам, а не время твоё или некая слава.

Позвоночник осыпался известью,

которой гасят останки.

Лишь листва лип сокольнических

жалобно тянет мотив панихиды.

А я-то всё слышала это мотив торжественно-строгим.