Читать книгу Проект 2.0 - Наталия Михайловна Федюшина - Страница 2

«Технический прогресс подобен топору в руках патологического преступника»

Альберт Эйнштейн

«―Что-то пошло не так. Нужно вытаскивать ее оттуда!

― Еще успеем. А вдруг это шанс. Попробуем немного понаблюдать»

Вертвуд. Психиатрическая больница имени Вальцена

В ушах раздался звон колокола, быстро перешедший в гудок паровоза. Сон испарился и оставил неприятный осадок в голове. Она гудела, как после бурной вечеринки. Во рту пересохло, и сдавило виски. Мозги словно бились о стенки черепной коробки. Сесть получилось не с первого раза. Голова упрямо тянула вниз. Перед глазами все было размыто, словно смотришь через запотевший фокус старого объектива. Первое, что удалось увидеть ― это яркий свет и очертания комнаты похожую на больничную палату.

Беги! Беги отсюда!

Голос в голове был очень громким. Руки невольно потянулись к ушам. Через пару секунд линии комнаты стали более четкими, а перед глазами появилась рябь. Она напомнила собой экран сломанного телевизора. Не покидало чувство, что рядом кто-то есть. Я оглянулась, но никого поблизости не оказалось. На лбу выступили капельки пота. Пальцы выводили на висках круги, и в глазах прояснилось. Рябь исчезла. Комната приобрела четкость, словно кто-то настроил резкость телевизора и позволил его смотреть без помех. Соленый запах пота и чего-то похожего на кровь витало в воздухе, заставляя проглотить тошнотворный ком. Под ногтями скопился слой ржавчины. Всему виной могли быть царапины на изголовье кровати или старая железная дверь находившаяся напротив. Она была закрыта и имела ужасный вид. Словно здесь снимали сцену из дешевого ужастика, который возможно уже доводилось видеть ранее.

Причина моего попадания в грязную комнату ― была неизвестна. Ее стерли из памяти, как и имя, любимые песни. Есть ли у меня собака? Или какой цвет глаз? Голова была пуста словно чистый лист, который помяли и выбросили. Сердце забилось чаще. Я мотнула головой и попыталась вспомнить хоть что-нибудь, но все безуспешно. Обрывки фраз, термины и их понятия хаотично всплывали в голове, но так и не давали объяснения, что они значат. Нить, которая связывала с прошлым, терялась так быстро, что ухватиться за нее было практически невозможно. Тело казалось пустым сосудом. Дрожь по нему набирала обороты, и истерический смех разнесся эхом по комнате. Мышцы содрогались снова и снова, пока паника не прекратилась, и страх не напомнил о себе. Самый низменный инстинкт самосохранения подтолкнул к двери.

– Выпустите! ― вырвался из груди крик, но никто его не услышал.

Кулаки рефлекторно молотили по железу, пока ржавчина не расцарапала кожу. Кровавые следы отрезвили, будто на голову вылили ведро ледяной воды. Слезы хлынули из глаз неудержимым потоком. Я сползла на пол, обняв себя холодными руками, и посмотрела на черные следы. Сюда заходили люди, но судя по высохшему слою грязи не так часто как хотелось.

– Это неправда! Такое не может происходить со мной! ― кричала я, словно кто-то мог услышать.

Мягкая материя, которой были обиты стены, заглушала все вокруг, Она создавала некий вакуум. Все, что происходило в комнате, ее не покидало. Для меня сейчас не существовало ничего, кроме кровати и человеческой оболочки, которая выглядело жалко, скорчившись на пороге, словно побитая собака.

– Почему я здесь?! Кто я, черт возьми?

Не торопи события. Еще узнаешь.

Голос в голове, будто ошпарил кипятком. Он заставил подскочить на ноги. В комнате никого не оказалось.

– Какого черта здесь происходит?! Кто ты такой? Ты настоящий?

Я в твоей голове. Отчего же не могу быть реальным?

– Все это дурной сон.

Взмокшие ладони приглушили шепот. Хотелось уткнуться в них лицом и обо всем забыть, а когда открою глаза, оказаться в другом месте. Но ничего не изменилось. Грязь на стенах выглядела вполне реальной. Голос в голове молчал, и слышать его снова не хотелось. Что-то внутри подсказывало, что это плохо даже для тех, кто потерял память. Пустой сосуд всегда норовят наполнить. Таким чувствовалось тело. Посудиной, в которую вливают призрачную информацию от несуществующего голоса в голове. Это пугало. Чувства и инстинкты были накалены до предела и противились непонятному голосу, пока память покинула «дом» и ушла в неизвестном направлении.

Ноги понесли обратно к кровати. Холодная подушка остудила пылающие щеки. Она дурно пахла, заставив отбросить ее на пол. Я понятия не имела, сколько так просидела, смотря на белые стены комнаты. Секунды превращались в минуты. Минуты в часы. Ничего не менялось. Время просто тянулось, и счет ему потерялся в глубинах сознания. Свет не выключался, и лампы горели очень ярко. Они слепили глаза. Взгляд сощурился будто от солнца, и пришлось прикрыть лицо рукой. Паника немного утихла. Скорее она просто смирилась с неизбежностью. Спать не хотелось, а голова до сих пор гудела. Что-то в этом месте было точно не так. Спрашивать у голоса в голове ― было равносильно тому, как признать себя сумасшедшей. Но судя по происходящему вокруг, диагноз был недалек от истины.

Вдруг послышался щелчок в замочной скважине. Сначала показалось, что он как и голос, нереальный и не стоит того, чтобы открывать глаза. Дверь скрипнула, заставив резко вскочить с кровати. Я удивленно смотрела на девушку, которая также смотрела на меня. На ней был белый халат. На голове торчали в разные стороны два хвостика такого же цвета как и выглаженная ткань. Ключ блеснул в руке девушки прежде, чем она засунула его в передний карман, неровно пришитый зелеными нитками.

– Сядьте на кровать, ― попросила медсестра. ― Пора принимать лекарства.

– Зачем? ― спросила я, пугаясь своей хрипоты.

Девушка сделала вид, что не услышала вопроса. Она спокойно прошла внутрь комнаты и достала из другого кармана металлическую трубку, которая была гладкой и сверкала в свете ламп. Медсестра поднесла ее к моей руке. Синий свет осветил ладонь, оставив на коже рисунок в виде рыбки.

– Что это?

– Через минуту узнаете. Доброй ночи.

В голове мелькнуло лишь одно слово ― «ключ», который находился у медсестры в кармане.

Не сейчас! У тебя еще будет шанс!

Голос в голове был настойчив, но так и не смог вразумить. Глаза медсестры округлились. Она не была готова к броску пациентки, которая решила воспользоваться отчаянным шансом на спасение. Холодный металл ключа обжег ладонь, прежде чем что-то больно кольнуло в предплечье.

Еще одна печать с рыбкой украсила кожу, и голова провалилась в беспросветную пустоту. Сложно узнать сон это или реальность, когда видишь яркие краски, которых ранее не было вокруг. Зеленое поле раскинулось на сотни миль вокруг. Я стояла в самом центре и грелась под палящими лучами солнца. Глаза закрылись, пока ветер колыхал распущенные волосы, цвет которых так и не удалось вспомнить. Но кому это было интересно, когда чистый воздух пьянит запахом полевых цветов? Они были разбросаны повсюду, словно мазки художника по зеленому полотну мольберта. Ощущение свободы наполнило грудь свежим воздухом. Мне казалось, что я стала птицей и расправила крылья в бесконечности.

Ты узнаешь правду, когда вспорхнет бабочка!

«Снова этот голос»

Мысль заставила резко открыть глаза. Поле исчезло, а вместо него под ногами была выжженная земля. Аромат цветов рассеялся, сменившись запахом гари, который разъедал ноздри.

– Что происходит?

Вопрос разбился о пустоту, пока рука прикрывала нос. Судя по черным пятнам на земле, пожар произошел недавно, но я почему-то его не заметила. Осмотрев руки и ноги, не удалось найти ожогов или царапин, словно огонь обошел стороной. Вдруг под ногами вспыхнул цветок. Он был яркой точкой среди черного земляного кладбища. Я присела на корточки, и рука сама потянулась к его алым лепесткам. Пальцы дрожали, а сердце учащенно забилось, словно моя жизнь зависела от прикосновения. Оно было еле ощутимым. По лепесткам будто пробежалась волна. Они зашевелились, и цветок вспарил над землей красивой бабочкой. Ее крылья были словно два рубина, сверкающие на солнце. Изящные взмахи отвлекли на себя все внимание и не позволили разглядеть надвигающуюся тьму. Она возникла неожиданно, снося все на своем пути. Мрак поглотил все. Бабочка исчезла. Черная туча погасила алый свет мерцающих крыльев. Не осталось ничего, чтобы вывести меня из тьмы.

Когда я очнулась, в палате уже никого не было. Головная боль усиливалась с каждым движением. Попытка встать ― не увенчалась успехом. Ноги подкосились, и тело с грохотом рухнуло на пол. От него пахло нафталином, отчего мигрень только усилилась. В животе все бурлило и лезло наружу, хотя вспомнить, когда последний раз ела, так и не удалось. Если такое вообще было, судя по впалому животу. Ощупав бока руками, чувствовалась каждая острая кость. Ребра сильно выпирали, а кожа показалась тонкой пленкой. Ее можно было разорвать на куски, поддев ногтем.

Привкус металла возник на языке, и комната вдруг резко изменилась. Передо мной появилась женщина, мечущаяся из угла в угол. Ее руки были в крови, а на стене выведены цифры.

«011000…»

Я попыталась запомнить их, но услышала жуткий звон в ушах. Пальцы накрыли ушные раковины и наткнулись на что-то липкое. Кровь стекала из них алой струйкой и капала прямо на пол. Голова поднялась. Видение не исчезло. Грань между сном и реальностью стиралась будто ластиком. Палата, поле, странная женщина ― все смешалось в голове, словно клубок ниток, который лишь путался и затягивался в узлы. Женщина металась по комнате, бормоча что-то себе под нос. Из-за мигрени не удавалось разобрать ни слова. Вдруг все прекратилось. Комната снова стала прежней, словно поменяли слайд киноленты. Пальцы коснулись ушей и подтвердили, что кровь не была лишь выдумкой. Значило ли это, что и все остальное было реальным?

Страх сковал тело незримыми цепями. Женщина была мне неизвестна, и показывалась только со спины. Возможно, это были обрывки собственных воспоминаний. Но если это правда, то я была безумна. Память не просто исчезла. Вместе с ней потерялась сама мысль о существовании, но тревога никуда не делась и набирала обороты. Если мира вне стен для меня не существовало, так почему же так хотелось сбежать? Разве такое возможно?

Слово «солнце» мелькало в голове, но это был всего лишь набор букв на ряду с другими определениями. Реальны ли они? А что вообще можно таковым назвать? Куда ушла медсестра, когда закрылась дверь? Есть ли у нее семья? А что это такое? В голове крутились только вопросы, но ответов на них не было. Ни одного намека на то, каким должен быть мир за стенами комнаты. Девушка в белом халате снова пришла. На этот раз не та, что в прошлый раз. Она была гораздо старше и с чудаковатой короткой стрижкой.

– Вечерний обход, ― сказала незнакомка с порога.

В руке у нее была металлическая трубка. Та же самая, что и у прошлой медсестры.

– Необходимо принять лекарство, иначе вам станет хуже, ― добавила она, схватив мою руку.

В голове мелькнула знакомая процедура.

– Кто я?

– Простите?― переспросила медсестра.

Ее глаза округлились от удивления.

– Имя? Как меня зовут? ― попыталась уточнить я, не надеясь услышать ответ.

– Вы разве не знаете?

Ответом послужило гробовое молчание. Раз медсестра была не в курсе «особенности» своей пациентки, значит, попадание сюда ― точно не по этой причине. Но тогда по какой? И была ли причина, чтобы запереть человека в грязной камере? Возможно, все это спектакль, и мне выпала в нем главная роль.

– Если это очередная ваша выходка…

– Нет! Это правда! ― перебила я ее и крепко схватила за руку.

– Больно! ― вскрикнула женщина, освобождаясь от цепких пальцев.

Они были тонкие словно спички, но желание получить ответы предало сил.

– Помогите, ― почти шепотом сказала я, стараясь вложить в эти слова все отчаяние, которое скопилось за то время, что провела в сознании.

Само же чувство было, как воткнутый в спину нож. Его лезвие не могло сразу убить, и время тянулось будто патока, оставляя во рту горький привкус. Молчание затянулось. Медсестра не торопилась его нарушать, пока вздутая вена на ее шее не перестала пульсировать. Казалось, что уже снова увижу изображение рыбки, провалюсь в пустоту, и все повториться, как вдруг медсестра воскликнула:

– Вам следует показаться доктору.

«Наконец, она сказала то, что хотелось услышать», ― подумала я и кивнула.

Доктор мог объяснить причину всего, что здесь происходит. Какой бы ни была правда, хотелось ее узнать, чтобы не сойти с ума окончательно. Это был шанс выбраться из палаты и доказать себе, что мир реален, что я живой человек, которому просто нужна помощь.

– Вытяните руки перед собой.

Медсестра вытащила из кармана шнурок, похожий на толстую нитку. Как только просьба была выполнена, он обвил запястья и туго затянулся. Мягкий красный свет осветил пространство между мной и медсестрой, словно шнурок сигнализировал о том, что заблокирован. Сопротивляться не было смысла. Женщина вывела меня в пустой коридор, и по телу пробежала дрожь от ледяного воздуха. Наши шаги разносились эхом. Один, два, три… Они были похожи на звук костей ударяющихся на ветру друг об друга. Краска на стенах потрескалась и осыпалась в нескольких местах. Тусклый свет ламп периодически мигал и создавал на них жуткие тени.

Как я ни старалась, но не могла запомнить путь, по которому меня вела медсестра. Мысли путались, а коридоры менялись со страшной скоростью. Но все изменилось, как только мы дошли до спускающейся лестницы. Взгляд не сразу привык к блеску перил из нержавейки и отполированной плитке под ногами. Черные точки в глазах хаотично мелькали до тех пор, пока мы не спустились на этаж ниже и не уперлись в стеклянную дверь. Она состояла из матового полотна, но казалась прочнее каменных стен здания. Медсестра подошла к двери вплотную, и она засветилась зеленым светом. Что-то в воздухе щелкнуло. Створки двери разъехались в стороны, впуская нас внутрь.

Медсестра снова взяла под локоть, и словно помогла пересечь невидимую черту. Ту самую, которая разделяет два параллельных мира. Глаза слепило от белого света, а в носу защекотало от витающего в воздухе дорогого парфюма. Здесь были люди. Они ходили, разговаривали и смотрели на меня словно на чудовище, которое вывели на арену цирка. Их отвращение чувствовалось каждой клеточкой кожи покрытой толстым слоем грязи. Медсестры, доктора, родственники пациентов ― все были на одно лицо. Изысканность манер зашкаливала, а осуждение в глазах казалось хуже брезгливости. От их взглядов хотелось отвлечься на стены, но еще больше удивили прозрачные пластины, под которыми они были скрыты.

– Это для того, чтобы облегчить уборку после буйных пациентов вроде тебя, ― ответила медсестра на немой вопрос. ― Здесь психлечебница, а не курорт, ― напомнила она, словно это было не очевидно после проведенного времени в закрытой палате.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что потеря памяти вряд ли тебя оправдает, но об этом лучше поговорить с доктором. Он умеет подбирать более красноречивые слова в разговоре с пациентами.

Хотелось узнать у медсестры больше информации, но она больно дернула за локоть, поторапливая идти быстрее.

– Вот мы и пришли, ― сказала женщина, указывая на дверь.

Она была похожа на ту, что мы уже видели, но со странным иероглифом в самом центре матового полотна. Он был выведен краской неизвестной фактуры. Попытаться дотронуться до нее ― было не самой хорошей идеей. Медсестра отдернула руку до того, как грязные пальцы коснулись узора.

– Ничего не трогай! ― крикнула она брезгливым тоном, словно ей самой было неприятно до меня дотрагиваться. ― К вам пациентка. Это очень важно, ― сказала медсестра, но уже в висевшее на стене устройство.

Экран засветился мягким зеленым светом, и двери разъехались, впуская нас внутрь.

– Что случилось, Маргарет? ― спросил полноватый мужчина, который сидел за высоким столом.

Его лысая голова была почти скрыта за кипой бумаг. Было слышно, только как доктор громко печатал.

– Наша Кора потеряла память.

Пальцы мужчины замерли, и в комнате воцарилась тишина. В голове мелькнула мысль, что такое случалось в фильмах, когда момент доходил до пика драматизма. В эту минуту должна была раскрыться самая страшная тайна, и никто не решался испортить ее словами. Отчасти что-то в этом было правдой. Теперь было известно имя. Но это лишь первая хлебная крошка, когда хотелось узнать больше.

– Кора, это правда? ― спросил доктор ту, которая еще не совсем успела привыкнуть к этому громкому слову.

Имя казалось пустышкой, но другой зацепки с прошлым не было. Ответ затерялся где-то в сознании, и доктор резко встал, заставляя невольно вздрогнуть. Его голова с трудом доставала до пояса. Уголки губ неуверенно поползти вверх.

– Я спросил что-то смешное?

– Нет. Просто вы такой… Необычный

С трудом удалось подобрать нужное слово.

– Вы видите меня впервые?

– Конечно.

Пауза длилась слишком долго, перед тем как мужчина снова заговорил:

– Спасибо, Маргарет. Дальше я сам.

Медсестра исчезла за дверью прежде, чем капельки холодного пота пробежались по моему лбу. Взгляд доктора показался до ужаса зловещим. Словно сам демон скрывался за личиной ребенка и собирался заключить со мной сделку.

– Присядем, ― сказал он почти безобидно.

Его рука указала на белоснежный диван, который блестел, словно сделанный из твердого пластика.

– Пожалуй, ― согласилась я, аккуратно присаживаясь на белую поверхность.

Обивка оказалась мягкой словно перина, но в то же время идеально держала свою форму. Пальцы слегка надавили на поверхность, после чего на диване осталось лишь черное пятнышко, но не вмятина. После грязной палаты и скрипучей кровати это место показалось раем, если бы он действительно существовал. Не то чтобы не верилось в Бога, просто в моем положении было трудно во что-либо верить.

– Вижу, вам понравился диван? ― спросил доктор.

– Немного.

– Что вы помните?

– Ничего.

– Можете ли вы назвать моё имя?

Брови сошлись на переносице прежде, чем я ответила:

– Это маловероятно.

– Почему?

– В вашем кабинете впервые довелось услышать свое имя. Не думаете же вы, что, не зная его, я запомнила ваше?

Доктор промолчал. Его изучающий взгляд пронизывал насквозь, уменьшая меня до размера лабораторной мыши. Никак не удавалось выкинуть из головы мысль о том, что участвую в очередном эксперименте, и, судя по увлеченному лицу доктора, он проходил успешно. Хотелось проснуться, но будильник не звенел, а мозг отказывался верить во все, кроме амнезии. Я была больна. Но болезнь если кому и могла навредить, то только своему носителю. Я так думала. Я верила в это. Потеря памяти безобидна, и есть шанс вылечиться, разве не так?

– Хочется помочь вам, Кора. Но будет лучше, если вы будете говорить правду, ― наконец, сказал доктор.

– Только и всего?

– Что вы этим хотите сказать?

– То, что сложно врать, если даже не помнишь, как это делается.

Голос прервался. Разговор заходил в тупик. Судя по палате, в которой меня держали, доктор мог и не принимать грязную пациентку, но что-то в этой истории его заинтересовало. Амнезия не была единичным случаем. Значит, причина не в ней, но тогда в чем?

– Мне действительно нужна ваша помощь, ― сказала я еле слышно, надеясь, что он не вышвырнет свою пациентку за дверь.

Пальцы доктора сплелись между собой, в то время как он непринужденно сидел рядом, закинув ногу на ногу.

– Что вас интересует?

– Внешность.

Вырвалось первое, что пришло в голову. Отчасти это было правдой. Необходим был якорь, который смог бы доказать, что я реальна, а не мыльный пузырь. Доктор ничего не ответил. Он просто встал и подошел к столу, достав из ящика что-то похожее на маленькое зеркальце. Его взгляд затуманился. Доктор выждал паузу, прежде чем снова вернуться.

– Держите, ― сказал он, но слова показались пустым звуком.

Пальцы выхватили зеркальце, словно голодная собака протянутую кость. Из полупрозрачной глади смотрели испуганные глаза карамельного цвета. Шатенка и вполне симпатичная, если бы не болезненная бледность лица. Губы потрескались от обезвоживания, а щеки впали, выделяя кости скул.

– Чем я больна?

– Вы потеряли память, ― ответил доктор.

– А до этого?

Он снова замолчал. По лицу доктора было видно, что вопрос ему не понравился. Интерес к причине попадания сюда, как по мне был логичен, но доктору так не казалось.

– Думаю, сейчас не время ворошить старые раны.

– Почему?

– Это может пагубно повлиять на ваше лечение. Если это действительно амнезия, как вы утверждаете, Кора, то у меня есть небольшая теория, которую еще предстоит изучить.

– И что же, по-вашему, произошло?

– Психогенное бегство, ― ответил он и тут же добавил: ― Если сказать простым языком, то сознание решило обезопасить себя и просто забыть все, что произошло ранее. Будто до этого ваша жизнь была лишь черновик, который помяли и выбросили, чтобы написать новый.

– Именно так я себя и чувствую, ― сорвалось с моих уст. ― Выброшенный и никому не нужный кусок туалетной бумаги.

– Не стоит утрировать. Возможно, это ваш шанс излечиться. Посмотреть на мир с другой стороны.

В словах доктора не было ничего приятного, но в них зарождалось зерно истины. Там, в коридоре, медсестра относилась ко мне так, словно я убила человека. Если это было правдой, то сейчас меньше всего хотелось это знать. Услышать, что ты лишил человека жизни ― это все равно что выстрелить в себе в голову. Прежним ты больше не будешь. Так и рождаются монстры.

– Заведение этого типа не самое лучшее место для молодой девушки, ― перебил мысли доктор, когда увидел, что я снова копаюсь в себе.

Его голос был словно радио, которое казалось фоном, пока его не сделали громче.

– И как же отсюда выйти? ― спросила я, вцепившись пальцами за зеркальце, словно это был единственный шанс на спасение.

Оно казалось холодным и отражало потерянность в глазах. Этот взгляд был ненавистен. Идеальная жертва для падальщика. Вот, кто сейчас смотрел из отражения.

– Вы можете стать полноправным членом общества. Задатки теперь есть, ― сказал доктор, словно проповедник свои нравоучения.

Не хватало только слов ― «Аллилуйя, братья» и какого-нибудь чуда, вроде исцеления парализованных ног.

– Значит, раньше этого не было. Что же могло повлиять на ваш вывод? Неужели потеря памяти?

– Хватит, Кора! Вопросы здесь задаю только я!

Лицо доктора изменилось, и стало не по себе. Напряжение в воздухе ощущалось кожей. Пришлось отвести взгляд. Надежда услышать ответы улетучилась как дым на ветру. Я боялась доктора. Он этого и хотел. Мужчина упивался моим страхом и болью, которые точно видел в глазах. Для него это был чистой воды оргазм, для меня же ― насилие. Доктор выждал паузу, после чего непринужденно продолжил, снова перейдя на «вы»:

– Вам интересна причина? Она глубже, чем кажется на первый взгляд. За все время, проведенное в кабинете, у вас не было приступов. Вы не помните о них, но я не забыл и считаю, что это хорошее начало.

Не дожидаясь ответа, он резко встал и вернулся к столу. Мужчина нажал на него пальцем, и столешница засветилась белым светом. Не большая часть отделилась от нее и осталась в руке доктора, напоминая собой прямоугольную карточку.

– Вас отведут в наблюдательную палату, ― сказал он.

– Наблюдательная палата?

– Вы будете жить за стеклом. Так удобней всего следить за изменением реакций пациента на внешние раздражители. Чтобы было легче перенести такую процедуру, предлагаю представить, что живете в социуме среди людей, где каждый может смотреть на вас, осуждать или желать телесной связи.

Глаза округлись, и слова протеста застряли комом в горле. Когда медсестра вела по коридору в кабинет доктора, хотелось исчезнуть и не видеть смотрящих на меня злобных глаз. Сидеть в закрытой палате ― ужасно, но ощущать на себе взгляды всех этих людей будет гораздо хуже. Я изначально чувствовала, что не подхожу их обществу. Они отторгали меня, словно живой организм, который борется с раковыми клетками. Есть типы людей похожие на почерневшую часть тела. Ее лучше сразу ампутировать. Амнезия только растягивает этот процесс, исход которого и так уже ясен.

– Я не хочу.

– Что простите?

– Не хочу становиться для кого-то представлением.

– Тогда вы вернетесь обратно в крыло потерянных для общества суицидников. Пациенты, которых там запирают, не поддаются лечению. Их желание жить теряется где-то в подсознании и загоняет в угол словно крысу, которая сама желает лишиться головы.

Воспоминания еще ярко вырисовывали в голове мрачные тени на стенах коридора. Запах запекшейся крови въелся в одежду и преследовал даже в начисто убранном кабинете. Кажется, зловонье не покидало крыло потерянных для общества веками, как и меня уверенность в том, что таким пациентам не давали мыться, гулять, даже есть. Они просто умирали. Изображение рыбки на руке было последним и единственным, что суицидники видели перед смертью. Не хотелось, чтобы так все закончилось.

– Придется согласиться на ваши условия. Нет никакого желания возвращаться в грязную палату.

– Так я и думал.

Доктор помог встать с дивана и провел к выходу. Когда дверь открылась, Маргарет уже ждала нас на пороге. Если она и была удивленна увидеть предложенную доктором карточку, но не подала виду. Медсестра кивнула и сунула ее себе в карман, буркнув под нос что-то неприятное.

– Можете идти, ― сказал доктор.

Женщина больно вцепилась пальцами в локоть. Медсестра повела меня дальше по коридору, как вдруг голос доктора снова раздался за нашими спинами.

– И еще, Маргарет, ― начал он, когда мы повернулись. ― Пришлите кого-нибудь убраться в кабинете. Здесь очень грязно. А я не люблю грязь.

Спина мужчины быстро исчезла за дверью. Необходимости отвечать не было. Красный свет был тому подтверждение. Матовое полотно изменило цвет, предупреждая, что входить не следует.

Голова гудела от простой истины, которая сверлила мозг будто ручная дрель. Доктор считал меня обычной грязью, но зачем тогда возился с ней? Зачем лечить то, что обычно просто выбрасывают? И почему голос в голове до сих пор молчал? Он сказал, правда раскроется, когда вспорхнет бабочка. Но что произойдет, если ей сломают крылья до того, как она оторвется от земли?