Читать книгу Гобелен с пастушкой Катей. Книга 5. Бледный силуэт Луны - Наталия Новохатская - Страница 10
Часть I
Ларец с чужими тайнами
Глава четвертая (№ 4)
Оглавление(в которой все, что можно, свивается в тугую спираль, уходящую в бесконечность – к полнейшей моей досаде. Но ничего выкинуть нельзя. Или же, если откинуть правила и вкус, то можно обозначить содержание одним вульгарным словосочетанием, а именно – «Гроб с музыкой»)
Поутру мы с Микой проснулись с большим опозданием в детский садик. Будильник или, как ребенок говорит – «гудильник», не сработал, или мы его не заводили. Посему я совершила ритуал сбора мелкого в сад в большой спешке, чтобы избежать нареканий воспитательницы Инны Казимировны. Мика ее очень уважал, поэтому приходилось с ней считаться.
Свершивши затем утреннюю пробежку рысью по пустому стадиону, я вернулась домой, приняла душ и стала собирать мысли к предстоящему собеседованию с развратным, но влиятельным Павлом Петровичем. Наученная годами полезного опыта, я собирала духовные ресурсы не просто так, а в сочетании с процессом одевания, оно получалось успешнее, мысли приходили вместе с имиджем и уточнялись заодно с ним.
Я и ранее подозревала, а покидавши тряпки одну за другой, с досадою убедилась, что для целевого визита к бывшему супругу подходит одна лишь «гробовая змея». Такая у меня имелась форма одежды, костюм с сумочкой из элитного магазина, расположенного в богатом городе Цюрихе. Ансамбль сложился незаметным образом с активной помощью тетушки Марты. Старушка как-то раз свезла меня в Цюрих и затащила в солидный дорогой бутик, чтобы приодеть к возвращению на родную почву. В лавке на распродажной вешалке нашелся наряд для ранней осени и поздней весны, заявленный с большой скидкой, чему мы с тетушкой очень обрадовались. Она по природной немецкой бережливости, а я потому, что не хотела провоцировать конфликт бережливости и родственных чувств в душе у тети. Старушка и так проявила максимум гостеприимства и щедрости.
Обоюдная радость взмыла с такою силой, что мы обе не разглядели расцветку костюма, приняли за цвет маренго, то есть исчерна-серый. Далее к ансамблю «маренго» тетушка подобрала сумку по своему вкусу. Мы оплатили удачную покупку, вышли на улицу и даже не оглянулись. Очень зря… Потому что назывался магазин очень своеобразно, конкретно же – «Гроб». Понятно, что означено было латинскими буквами, но мне от того легче не стало. Это когда я при полном дневном свете любовалась сумкой и выявила красиво вытисненное слово «Гроб». Тетушку Марту я не стала смущать печальными знамениями, тем более, что ее русский язык позволил не заметить ляпсуса. Но это оказалось отнюдь не все. Развернув и примеряя костюм, я вскоре обнаружила (кроме пришитого ярлыка с тем же «Гробом»), что расцветка оказалась сложнее, чем я полагала. На черном фоне явственно проглядывался модный светло-змеиный узор. Комплект сложился и получил имя, так в моем гардеробе угнездилась «Гробовая змея». На самые серьезные случаи жизни, включая официоз и даже (не дай Бог!) похороны.
И вот в погожее летнее утро случай «Гробовой змеи» подошел вплотную, она вполне годилась, чтобы подчеркнуть серьезность моих намерений и ситуации в целом. «Шипя, между тем выползала…» ее далекая предшественница на встречу с вещим Олегом, причем непосредственной из «мертвой главы». Я, между прочим, собиралась сделать практически то же самое. Обвиваться черной лентой вокруг личной жизни бывшего мужа, причем без особых церемоний.
Расфрантившись в упомянутом стиле, я вышла из дому и сделала крюк, обошла детский сад стороной, чтобы не попасть на глаза Мике в имидже «гробовой змеи». Еще и юбка у неё оказалась непозволительно короткой. Потом в метро тяжкое впечатление сгладилось, но вновь возникло на Ордынке, когда я влекла означенный имидж по солнцепеку мимо приятных старинных особнячков.
Долго ли коротко я шествовала почти в трауре, но и «Самой нежной любви наступает конец, бесконечной тоски обрывается пряжа…», как шептал Вертинский в романсе, и я дошествовалась до провала между домами, откуда отчетливо просмотрелись ворота Пашиного особняка. «Что мне делать с тобою? С собой наконец?» – в темпе докрутился Александр Вертинский и заглох на неактуальном третьем вопросе. – «Где тебя отыскать, дорогая пропажа?» Я вздохнула и тронулась исполнять обещанное, и как сильно мне не хотелось, знала одна лишь «Гр(ажданка) Змея» как особа, приближенная к телу!
Несмотря на смущение чувств, мы с нею приблизились к зданию особняка и стали как лист перед травою в виду плотно закрытой полированной двери. Посоветовавшись и оглядевшись, мы вздохнули и ткнули пальцем в надобную коробочку с кнопкой. И чем ближе к цели, тем более «змеино» я себя ощущала, невзирая на праздные мысли о женской солидарности. Из приклеенной к стене коробочки между тем раздался перезвон, а когда он отыгрался, искаженный голос спросил, кого сюда Бог принес и зачем. (Понятно, что иными словами.)
– К Павлу Петровичу Екатерина Малышева, – призналась я невидному собеседнику, но все равно уйти хотелось со страшной силой.
– Входите, открываю, – прошипел голос, и я ухитрилась признать, кто это со мной говорит. Интонация тут же припомнилась, и непонятная грусть овладела мною, скорее всего ностальгического характера.
– Давно вас не видела, уже и не ожидала, – сказала верно признанная тетенька, когда я вошла в открывшуюся дверь и предстала перед нею при полном параде.
К большому стыду имя и отчество встречающей напрочь улетучивались из памяти раз за разом, вместо них вечно возникала неловкость. Тетенька с утерянным именем служила здесь испокон веков, наверное, наверное, еще до самого Паши или до его директорства. Я узрела ее впервые много лет тому назад, когда она, элегантная сухопарая дама зрелых лет, управляла делами и отдавала распоряжения персоналу. А ныне одно печальное «sis transit gloria mundi” приходило в голову, потом переводилось примерно так…
“Вот так прошла ее мирская слава”, – невольно думалось мне. – “Отчего же?”
Мало того, что дама без имени ныне практически служила привратницей, а не повелевала охраной, не место красит человека. Однако на новом незавидном месте “встречающая без имени” выглядела плачевным образом. Она, бедняжка, почти совсем угасла, потеряла цвет и звучность, съежилась, как растение, лишенное влаги, света и даже воздуха.
– И я рада вас видеть, – ответила я, по обыкновению избегая забытого имени. – Как тут дела? Павел Петрович, он здесь?
– Дела исполняются отлично, Павел Петрович предупредил о вас, – ответила тетенька со слабой долей прежней ядовитости. – А вы сегодня молодцом. Да, времена изменились. Дорогу помните?
– Да-да, разумеется, – подтвердила я, стараясь не позволить сочувствию проникнуть в голос, то было бы оскоробительно.
– Ну и с Богом, – без приязни сказала дама и скрылась за конторкой.
Пораженная метаморфозой, стрясшейся с хранительницей особняка, а в особенности ее напутствием, я проскочила подзабытые лестницы и коридоры, и только в мансарде, перед дверьми малого директорского кабинета, замедлила шаги и отдалась впечатлению. Нечто неуловимо зловещее померещилось в обнаруженных переменах. Однако мы с “Гробовой Змеей” попали на прием к властителю здешних мест не по своей воле, а по просьбе страдающей Аллы, и малодушие неуместно. Такое решение прошептала под руку цюрихская рептилия, нежданно ставшая подмогой и утешением.
Двери медленно растворились, но не сами, я их легонько подтолкнула ногой, и передо мною открылась картинка помещения, которую я отлично помнила по прежним временам. Возник тесный кабинет с окном во всю стену, его заполнили светильники, панели и приборы, у стены оказался как и раньше, черный кожаный диван, а за столом спиною к свету обнаружился бывший супруг Паша Криворучко своею прежней незавидной персоной. В миг моего появления в дверях он чертил пальцем по экрану монитора и одновременно толковал в сотовую трубку, играя ею за ухом и иногда поднося к лицу.
Как повелось издавна, в первую секунду я опешила и почти потеряла дыхание. Такова была обычная реакция на нестандартную внешность Павла Петровича. Рой нелестных ассоциаций забил фонтаном, на этот раз я решила, что друг Паша одновременно похож на истощенного дракона и на заезженную клячу молочника. Вот наградил же Господь внешностью!
Хозяин кабинета на мгновенье оторвал глаза от монитора, изобразил радушную улыбку в мою сторону и указал трубкой на диван, не прерывая телефонно-компьюторной беседы. Я послушно присела на краешек и продолжала наблюдения, зная по опыту, что лучше скорее привыкнуть к чудовищному виду хозяина особняка и выкинуть лишние впечатления из головы. В процессе привыкания обнаружилось, что блеклые отрепья, отмеченные мною особо, превратились в костюм от Армани, впрочем, всегда им были. Просто все, надетое на Пашу, смотрелось так, словно недавно вынулось из мусорного бака, невзирая на любые дизайнерские фирмы.
Паша тем временем, нимало не смущаясь, игриво рокотал в трубку, продолжая истязать экран монитора пальцем, и вслед за движением на экранном поле возникали цветные загогулины. Я уловила там жирный багровый знак вопроса, а точка под ним основалась, как переспелая вишня. Однако же…
А когда зловещие иллюзии схлынули, я поняла, что Паша толкует в трубку конкретно обо мне и сыплет изощренными комплиментами в адрес полуденной гостьи.
– Нет, и не проси, не смогу. Когда перед глазами такое видение, уволь, Гриня. Представь себе, все мы, смертные, движемся по реке времен к старости, увяданию и могиле, а милая Катюша узнала секрет и плывет нам навстречу. К юности и неувядаемой прелести, прямо сквозь время, – такую лапшу Паша вешал на уши незримого собеседника, но потом исправил ошибку и шепнул имя, прикрыв ладонью трубку. – Гриша Хвостов, извини. Да, разумеется, очень скоро…
(Тот, кого Паша небрежно окликал Гриней, значился крупным банкиром с криминальной аурой в изысканиях масс-медиа. Демон финансов Григорий Хвостов – примерно так.) Еще пару минут Паша длил дружеское прощанье с демоном отечественного рынка, нахваливая красоту посетительницы, но потом одумался. Даже включив меня в беседу, Павел Петрович отлично знал, сколько можно держать просителя в приемной, чтобы тот знал свое место и ценил время хозяина.
– Ну еще раз прости меня, милая Катрин, – вздохнув, доложил Паша и отключил трубку. – Я рад тебя видеть, отлично выглядишь.
– Ты – тоже. Я рада тебя видеть и слышать, особенно без Хвостова, – я освоилась, даже мрачные впечатления из холла куда-то делись. – Надеюсь он не обиделся.
– Куда ему, Гриша парень простой, – отмахнулся Павел Петрович, затем сообразил, что может попользоваться демоном финансов в своих целях. – А хочешь, я тебя с ним познакомлю? Вот возьмем и устроим деловой ланч. Он в глаза не видел таких женщин.
– А мне он зачем? – искренне удивилась я. – Что у него есть, у твоего Гриши, кроме немеренных неучтенных денег?
– Ну, если они тебя не волнуют, я очень завидую, – вновь вздохнул Паша. – Тогда, разумеется, Гриша нам не нужен. И я слушаю тебя со всем вниманием.
(Стервец он все же, мой бывший супруг! С какой небрежной элегантностью напомнил, что я пришла о чем-то просить, и он надеется, что не денег!)
– Ты, разумеется, прав, как всегда, – мы с подружкой Г.Змеей. решили тоже начать с комплимента. – Я к тебе не просто так, а по твоему делу. Увы нам обоим, дело довольно каверзное.
– Ох, нет Катрин, не огорчай меня! – бодро прикинулся Паша. – Я этого не вынесу. Когда уверяют, что имеют в виду мои интересы, то это неизменно настораживает. От кого угодно я ждал, но не от тебя, уволь!
– Тогда придется тебя разочаровать, – я впала в фальшивую грусть. – Вчера у меня была Алла.
– Теперь я понял, извини меня, Катрин! – ответил Паша, нисколько не удивившись. – Прости старого идиота, мне-то подумалось…
– Нет, это я прошу прощения, что ворвалась с твоими делами, – смягчилась я. – В высшей степени непристойное занятие, ты прав.
– Катрин, чуточку милосердия! – взмолился Павел Петрович. – Не усугубляй. Я уже осознал. Если ты пришла сюда, в контору и упомянула Аллочку – то я простерт в пыли и виновен кругом! Если возникло нечто, о чем Алла не может сказать дома, а я не заметил! Это ужасно, милые девочки, и я не знаю, чем загладить вину.
– Просто послушай, – вкрадчиво попросила я, чувствуя почти реально, как заношу над бесценною для отечества головою Паши увесистый тупой предмет, может быть даже и не очень тупой. – Начну я, как положено, с хорошего. Алла считает тебя идеальным мужем, прекрасным отцом, и лучшего не желает. Однако, недавно Алла заметила, что в твоем сердце нашлось место для одной юной особы. Однако, при всем понимании ситуации Аллочка не готова ее удочерить, ей это было бы сложно. Девочка, как я слышала, очень способная и достойная всяческих похвал…
– Да, девочки, вы целиком правы, – машинально произнес Павел Петрович и механически потер темя, как будто удар тупым предметом все же состоялся. – Такие ветви оливы приносит и раздаёт по заслугам лишь ангел мира. Ты в своей лучшей роли, бесценная Катрин! И я целиком повергнут в прах, в особенности проявленным тактом. Но не будем об этом, я понял.
– В таком случае позволь откланяться, – начала я с надеждой свернуть беседу, хотя и была собою очень недовольна.
Не смогла обозначить важный момент, а именно, что друг Паша не просто забылся на старости лет, а выбрал в объект забытья юную особу, способную на все. И что неплохо бы к ней слегка присмотреться, причём в своих же интересах. Но не сказалось.
– Знаешь, Катрин, тогда и я кое о чем попрошу, – сказал Паша задумчиво. – Не в службу, разумеется, а в дружбу, побудь ангелом мира еще чуть-чуть. Принеси Аллочке не мой, а свой ответ. Я на тебя целиком полагаюсь, раз ты так бесконечно любезна. Сейчас я представлю тебя объекту опасений, побудь с нею немного, удели драгоценное время, затем поделись наблюдениями, с кем сочтешь нужным. У меня нет сомнений, что ты…
Паша не закончил мысли, а стал нажимать разные кнопки, не дожидаясь моего согласия, затем спросил вполголоса о Варваре Вадимовне и выслушал ответ. Нам же с подружкой цюрихской змеей было полностью поделом! Мы получили то, на что напросились! Присмотреться к юной особе Павел Петрович поручил лично мне, причем обозначил, что позитивное мнение следует нести Алле, а негативное он выслушает сам. К тому же до составления мнений с объектом слежки следует подружиться для непринужденности. Ай да Паша! Все у него просто и элегантно: раз принесла в клюве донос – сама и проверь, потом отчитайся. Милая голубка с веткой оливы в клювике! Вот тогда я уразумела, отчего сильно не хотелось сюда идти, отчего медлила на пороге, всуе поминая змею с её мудростью. У меня таковой не оказалось.
Никогда ранее я не получала заданий от Павла Петровича напрямую и поняла, отчего в подобных случаях бывший компаньон Валя бесился и извергал фонтаны изощренных проклятий. Вольно ж мне было соваться к волку в зубы по собственной инициативе. Какие-то долгие минуты мы просидели с Павлом Петровичем сам друг в удручении безмолвия, но, по всей видимости, очень уж мрачные мысли бродили по моему челу, и Паша их досконально изучил.
– А вообще, Катрин, – заявил он с прежнею своей улыбкой благосклонного дракона. – Какая все-таки мерзость эта ваша заливная рыба, не так ли? И говорил нам Кьеркегор дельную вещь: женись, не женись – все равно пожалеешь! Но сделай для меня, а? Кстати, тебе парня есть с кем бросить на неделю? Тут создался призовой фонд, заодно погуляешь на воле, хорошо?
– Я как-то не очень, – смутилась я, не совсем соображая, сочувствует ли Паша в грядущих трудах неправедных, либо предлагает форму оплаты сложной натурой.
– В городок такой, в Венецию хочешь сгонять? – нарочито по-простецки Паша внес неотразимое предложение. – Заодно ревизором побудешь, инспектором инкогнито. При полном пансионе, разумеется.
– Не поняла, – призналась я. Выражался Паша совсем, как Отче Валентин, что сулило просвет в скорбях, но почему – непонятно.
– Понимать нечего, надо просто звякнуть Грише, – пообещал Павел Петрович и продолжил объяснения, тем временем включая аппараты связи. – Он надумал купить пансионат на море… Да, радуйся Гриня, я нашел – есть вторая кандидатура. Но их надо проверить, могут обуть бедного Гришу скверные итальянцы, поэтому в отельчик надо съездить присмотреться… Представь себе, старичок, меня осенило – конечно, именно та девушка, так что будешь делать, как для меня… Поедешь на море, как богатая туристка, наблюдения подробно изложишь, какие у них условия и проблемы – вот и вся работа. Соединяй свою канцелярию с моей, поедет Малышева Екатерина Дмитриевна. Пришлешь ей с курьером, и за паспортом тоже пусть приедут. Варя имеет бумаги на руках, Катя выезжает следом, да, гаремчик у меня не слабый, Гриня, надо знать места… Ну как тебе?
– Почти поняла, – ответила я. – Мне надлежит глянуть на отель и присмотреться к девочке. Сложно, но отчасти забавно. Она не будет возражать?
– Вот это мы у нее спросим, – развеселился Паша. – Пошли знакомиться, я предвкушаю от процедуры много приятного.