Читать книгу Осколки безумной вечности - Наталия Романова - Страница 3

Глава 3

Оглавление

Ещё раз они встретились в то лето, когда Алисе шёл девятнадцатый год. Она училась в Королевской Академии музыки и жила в Лондоне взрослой, самостоятельной жизнью.

После поступления – первые несколько недель – с ней жил папа. Бабушка Анна была не в том возрасте, чтобы осилить перелёт. Она ежедневно подбадривала внучку по скайпу и отчитывала за помарки в исполнении, не делая сноску на стрессовую ситуацию подопечной.

Оставшись одна, Алиса растерялась, испугалась. Оказалось – она абсолютно не готова к самостоятельности, жизни в одиночестве, к новым знакомствам, к тому, что люди… разные. Не только по национальности и вероисповеданию. У них разные привычки, разные взгляды на одну и ту же ситуацию. Они по-разному говорят и по-разному думают.

Бытовые мелочи вызывали шквал вопросов. Алиса не знала элементарных вещей – как пользоваться общественным транспортом, какие вещи можно подвергать химчистке.

– Элис, – говорила ей бабушка по скайпу, твёрдо глядя на растерявшуюся, готовую заплакать и рвануть домой внучку. – На обучение простому действию, например, стирке носового платка, в пятилетнем возрасте уходит не меньше месяца. В пятнадцатилетнем – неделя, а в девятнадцать – несколько минут. Быт – всего лишь быт. Очень скоро ты привыкнешь, перестанешь замечать мелочи. Музыка – единственно важное.

Анна Эмон была мудрой женщиной. Через месяц Алиса освоилась, обросла приятелями, бытовыми привычками, придумала себе маленькие радости. Метро, автобусы, кофе на вынос по утрам, ужины в ресторанчиках китайской или индийской кухни, долгие прогулки и… музыка. Музыка всегда была частью Алисы, её миром, её сущностью, без музыки и Алисы не существовало.

Единственное, с чем никак не могла смириться Алиса – одиночество. Она не привыкла находиться в квартире, доме одна. Обязательно в соседней комнате, этажом выше или ниже, были члены семьи. Бабушка, родители, младший брат Сёмка, его няня. Пустая квартира – небольшая и уютная, которую снял для неё папа, пугала до неприятного холодка по спине. Но и эта проблема была решена – Алиса нашла соседку.

Чинция Тедеско – итальянка, учащаяся на третьем курсе той же академии, тоже скрипачка – стала проводником для Алисы в новой жизни. Открыла небольшие студенческие хитрости, показала ресторанчики, научила готовить быстро, дёшево, буквально из чего угодно, познакомила, кажется, с сотней людей. Калейдоскоп впечатлений закружил, к Пасхальным каникулам она забыла, как плакала и бесконечно боялась в первое время. Лондон, с лёгкой руки Чинции, стал для Элис Эмон родным.

Летом она отправилась домой. Соскучилась по родным людям, несносному Сёмке, хотела обнять бабушку, маму и папу. Пройтись по знакомым с детства улицам, навестить педагогов, друзей, если те будут в городе. Может быть, всего на несколько недель, позже не откажет себе в жарком пляже в блаженном ничегонеделании. Алиса не строила планы – ей шёл девятнадцатый год, она жила взрослой, самостоятельной жизнью.

То утро выдалось тёплым, лучи пронизывали спальню Алисы, растекаясь по постельному белью и телу. Она нежилась, словно кошка, жмурясь от удовольствия, предчувствуя неясное, но наверняка хорошее. Завтрак был изумительный, самый любимый Алисой: яйцо-пашот, тосты с кусочками авокадо, ломтики прозрачной, слабой соли, рыбы, чай с бергамотом.

После она играла для Анны, но больше для себя и мира вокруг. Для петуний, растущих всё в том же порядке, что и на фотографии четырёхлетней давности. Для лаванды, тянущейся в навесных горшках вдоль белой, резной беседки. Для тени, отбрасываемой кустами отцветшей сирени. Соснам, прорезающим рыжими стволами высокое, голубое, словно льдистое небо. Мягкому, окутывающему ветру, обнимающему, как ласковый, настойчивый любовник.

К полудню бабушка, по обыкновению, отправилась спать, а Алиса пошла к озеру, бросив взгляд на высокий забор по соседству. Оттуда доносилась музыка, естественно, не классическая, слышался мужской смех. На секунду она зажмурила глаза и загадала, чтобы открылась калитка, вышел Александр Хокканен, окутывая пронзительно-голубым, как сегодняшнее небо взглядом. Загадала безо всяких примет. Потому что лето, тепло, а ей шёл девятнадцатый год.

Никто калитку не открыл, шум могли издавать родители Саши, гости семьи, кто угодно. Алиса потопталась на дорожке и поспешила к озеру по тропинке вдоль сосен, кустов шиповника и облепихи.

Озеро небольшое, с маленьким островом по центру – пристанищем семейства уток, жёлтыми кувшинками вдоль берега, нависающими над водой ивами и тропинкой, петляющей вдоль покатого, чаще песчаного берега. Каждый закуток – маленький пляж, каждая полянка – потенциальное место для отдыха.

Посёлок маленький, закутки и полянки негласно поделены бабушками, молодыми мамами и нянями с малышами. Дети постарше ходили в гости к приятелям, но никогда одни на озеро. Главы семейств долго не рассиживались – если вдруг решали сменить воду бассейна на озёрную, торфяную, то искупавшись, спешили в благоустроенные, просторные дворы.

Плавала Алиса плохо, а окунуться хотела. В пятистах метрах от дома установили мостки, уходящие далеко в озеро, в глубину. Рядом покатый, песчаный, всегда чистый вход в воду. Вода оказалась теплее, чем ожидалось, Алиса с наслаждением зашла по пояс, опустилась по плечи и поплыла вдоль берега, стараясь не заплывать на глубину. Порой расслаблялась, зависала, переворачивалась на спину, жмурилась на солнце и радовалась чему-то…

Чему? Какая разница. Она впитывала счастье, концентрируя на кончиках натруженных пальцев, а в голове кружились, лились звуки, захватывали и отправляли ввысь, выше голубого неба и устроившихся на нём ватных облаков.

Из нирваны вывел бесцеремонный шлепок по воде. Кое-как всплеснув руками, она судорожно нашла дно и уставилась на выходящего на берег мужчину. Окидывала взглядом знакомую дорожку волос на затылке, размах плеч, узкую талию, упругие ягодицы – фетиш многих поклонниц, – длинные ноги, небольшое родимое пятно у локтя и недавно появившуюся татуировку вокруг верхней трети плеча.


– Прости, напугал? – Алиса стояла, открыв рот, не веря себе. Хотелось ущипнуть себя или укусить кончик языка, чтобы наверняка.

Александр Хокканен во всей своей красоте, сводящий тысячи женщин с ума. Голубые глаза внимательно смотрели на застывшую Алису, скользили колкими льдинками по телу Алисы. По пышным тёмно-русым волосам, собранным в высокий хвост, чтобы не мочить в озере, по торчащим ключицам, обогнули ледяным взглядом лямки купальника, остановились на груди, обдав каждую холодом и жаром одновременно, скользнули ниже, фиксируясь на подрагивающем пупке, лобке, бесцеремонно забираясь под ткань плавок.

– Нет, я сама виновата, задумалась, – наконец отмерла Алиса.

– Да, погода располагает к… подумать, – она невольно вздрогнула от стремительного взгляда на собственные губы.

– У вас… тебя, отпуск, каникулы?

– Мы знакомы?

– Почти.

– Ну… да… – Александр будто смутился, но мгновенно взял себя в руки. – Небольшой отпуск перед чередой интенсивных тренировок.

– Ясно, – Алиса быстро протёрлась полотенцем и надела сарафан. Кусочек ткани едва прикрывал середину бедра, оставляя открытой спину, но хотя бы скрывал грудь.

Не так уж и сильно изменилась Алиса Щербакова с памятной встречи. Она подросла, совсем немного округлилась – в последний год спала детская припухлость на лице, – но по-прежнему была худой и невысокой. В обычное время Элис Эмон не задумывалась о собственной привлекательности в глазах мужчин. За ней пытались ухаживать, считали интересной, даже красивой, если верить Чинции Тедеско – удивительно изящной. Сама же Элис интересовалась собственной фигурой лишь в магазине, при обновлении гардероба.

Да, грудь у неё небольшая, зато она запросто ходит без бюстгальтера – в отличие от той же Чинции, в двадцать два года задумывающейся об операции по уменьшению груди, – и ноги стройные. Чинция сравнивала Элис со струной – тонкая-тонкая, натянутая. Щиколотки и запястья, талия и шея – всё филигранной, тонкой выточки. Сама же Элис к столь восторженным отзывам подруги относилась с тёплой иронией. Чинция с таким же восхищением могла описывать пиццу в родном городке на юге Италии, к концу речи у собеседников возникало желание не только съесть, но и жениться на тонком тесте.

Сейчас, под леденящим взглядом Александра Хокканена Алиса чувствовала неловкость, стеснение, желание скрыться от оценивающего взгляда, настолько мужского, абсолютно непривычного, что выбивало дух.

Осколки безумной вечности

Подняться наверх