Читать книгу Водоворот Мыслей - Наталия Юрьевна Куралесова - Страница 5

Первого выталкивают оробевшего судью Ляпкина-Тяпкина. Кулак вперед, почти воинственно от инерции пинка. Кулак судьи с зажатыми в них деньгами оказывается прямо перед сонным взором Хлестакова. Сон как рукой стряхнуло.

Судья от избытка чувств орет охрипшим голосом на срыве:

– Принять извольте пять! (Раскрывает кулак. Деньги падают на пол. Пожимают друг другу руки.)

Хлестаков:

– Рад вам руку я пожать.

Хлестаков, подбирая деньги и быстро подсчитывая:

– Вы деньги уронили сотен пять!

Ляпкин-Тяпкин:

– Не мог я столько с собой взять! (Ужасаясь суммой своей взятки, своей немыслимой щедрости.)

Хлестаков кричит, строя из себя ангела справедливости. Затем, второй раз почти шепотом:

– Кто деньги обронил, откликнись!

Судья, суя ему руку с деньгами в карман:

– Они же – ваши, с этой мыслью свыкнитесь.

Хлестаков про себя (реплика в сторону):

– Они, похоже, не в себе —

Всех так встречать – урон казне.

Судья исчезает и тут же появляется следующий. Земляника.

Хлестаков все еще в своих мыслях:

– Кто хочет, будет одурачен,

Спрошу о деньгах на удачу.

Земляника:

– Я к вам пришел…

Хлестаков:

– Чего же более?

Земляника:

– Я вам принес…

Хлестаков, беря деньги:

– По своей воле…

Хлестаков ловко откуда-то достает поднос, на котором когда-то был хлеб с солью. Землянику учтиво выпроваживает, закрутив его в пируэте.

Следующие: Хлопов, Городничий и вдвоем Бобчинский и Добчинский.

Хлестаков:

– Да не стесняйтесь, вот поднос!

В порядке очереди – взнос. (Они шумят: «Я – первый!»)

Хлопов, приближаясь вплотную к Хлестакову:

– Я вам хотел бы на ушко,

Все доложить, как тут и что!

Хлестаков не дает ему договорить и разворачивает его вокруг себя:

– Сперва к подносу вас прошу,

Потом про все я запишу.

Добчинский, выворачивая карманы, глядя на Бобчинского:

– Всего-то двадцать пять рублей.

Бобчинский, рыская в кошельке:

– А у меня еще скромней.

Добчинский:

– В носок вы спрятали вчера.

Бобчинский, вытаскивая из носка деньги, сталкивается, поднимаясь, с носом Хлестакова, который желает объяснений этому нонсенсу.

Бобчинский:

– Так завалились… Вот беда.

В кармане пиджака дыра…

И сверху вниз они туда…

Хлестаков:

– Идите, было мило с вами,

Не шаркайте, прошу, ногами. (Все кланяются и расшаркиваются, спиной двигаясь к выходу. Хлестаков держится за голову, прилег на диван.)

ПОЯВЛЯЕТСЯ МАРЬЯ АНТОНОВНА с жутко накрашенными глазами. Глаза как у совы. (До бровей на вазелин вкруговую наложить грим, чтобы быстро стереть) При ее появлении всегда должна звучать одна и та же мелодия о любви лейтмотивом (Возможно из романса «Не искушай»)

Марья Антоновна на цыпочках подбирается к изголовью дивана и наклоняется над головой Хлестакова, смотря на него в перевернутом виде:

– Вам нравятся мои глаза?

Хлестаков вздрагивает от испуга, оправившись, спрашивает наугад:

– О-оо! В них ужалила оса? (Их ужалила оса)

Марья убегает в слезах.

Хлестаков садится, испуганно озираясь:

– О, Боже, что же это было,

Неужто Нечто привалило! (Громко кричит Осипу)

– Бумагу и перо, Осип!

Ну, побыстрее же неси! (Осип приносит бумагу, перо и чернила. Остается рядом.)

– Все фортели судьбы в статейку накатаю…

Видал, дурак, меня как генерала принимают!

Осип:

– Немного вы на лаврах посидели,

Попили, погуляли и поели,

Пора в дорогу, в самом деле.

СЛЫШНО КТО-ТО КРИЧИТ И СТУЧИТЬСЯ В ПРИХОЖУЮ ДВЕРЬ.

Осип:

– К тебе купцы, принять просили,

Мол, нету у них больше силы

Обиды Городничего терпеть.

ВЛАМЫВАЮТСЯ ЛЮДИ. На подносе еда. Они почти хором в один голос:

– Одни поборы, ваша честь.

Осип (деловито):

– Чего там на подносе принесли?

Хлестаков, не отрываясь от бумаги и пера (вполоборота):

– По мне деньгами б

Осип, забирая все:

– Спасибо, этим помогли.

Подносик можно тоже подарить. (Выдирает у них из рук. Заметив длинную нитку на рубахе подателей, отрывает ее зубами и – в карман себе.)

В хозяйстве пригодится даже нить.

Ступайте все, мой генерал устал.

Все поняли, что Городничий- плут, нахал.

МУЗЫКА ЛИРИЧНАЯ, можно с повторениями слова «любовь» на любых языках или романс «Не искушай». Медленно выплывает Марья Антоновна, сзади у нее на платье приколоты павлиньи перья.

Танцуя, она скользит то в одну, то в другую сторону перед Хлестаковым. Грим у глаз смыт. Хлестаков заворожен.

Хлестаков:

– Я был рассеян, не заметил блеска.

Так вы похожи… на алмазную подвеску.

Танец воркующего голубя. Полуприсед, фалды по полу, как хвост, слегка поддергивая их руками вверх. Ходит вокруг нее, затем оборот вокруг себя и курлычет: «Курлык-курлык-кур-лы-ык»

Хлестаков:

– Ах, что за перышки

Что за мысок. (Приподнимает длинное платье Марьи)

Как пахнет сладко кружевной платок. (Она играет платком у него перед носом)

Он пододвигает к ней стул, она от него на своем стуле.

Марья Антоновна:

– У вас стучит что-то в мундире…

Хлестаков:

– Наверно, сердце…

Он вытаскивает часы и проверяет время, трясет ими:

– Что, на часах опять четыре?

Марья Антоновна, отодвигаясь от него вместе со стулом, почти поучительно и торжественно произносит, стул ставит как точку-акцент:

– Любви не надобны часы! (Хлестаков поспешно прячет часы во внутренний карман, путаясь в длинной цепочке часов)

Хлестаков пододвигается к ней вместе со стулом, так же акцентируя на последнем слове и соприкосновении ножек стула с полом:

– Ну, наконец-то мы – одни!

Марья Антоновна столкнувшись с его стулом спинками (сидеть наоборот). Лицом к лицу.

Марья Антоновна вся, трепеща, голос дрожит, грудь поднимается и опускается (декольте):

– Лицом к лицу…

Хлестаков, глядя в декольте:

– Лица – не увидать.

Вскакивает на стул и заглядывает туда же уже сверху. Можно просто отбежать и руками сделать жест, охватывающий фигуру Марьи Антоновны (тогда она должна встать):

– Большое – видится на расстоянии.

Марья Антоновна:

– Не ровен час, увидит мать.

Хлестаков ползет к ней на коленях или подскакивает и падает на колени, можно проехать по полу на коленях до объекта любви. Необходим гладкий пол. Хлестаков:

– Я на коленях перед вами.

ШУМНО ВХОДИТ АННА АНДРЕЕВНА. ПАУЗА ШОКА. СЕКУНДА МОЛЧАНИЯ. Анна Андреевна без истеричного тона, а смеясь и вопросительно:

– Что вижу? Небольшой пассаж. (Подходит к дочери, грозя ей незаметно пальцем, та потупила глаза).

Хлестаков делает вид, что что-то ищет на полу. Отвернувшись про себя (реплика в сторону):

– Все, собираю саквояж!

Анна Андреевна, помогая ему встать на ноги, перед этим, поигравшись с его волосами:

– Скорее встаньте же с коленей!

Анна Андреевна женщина статная и высокая, крупного телосложения. Хлестаков, поднимаясь, становится ей по самую грудь. Он силится подняться на цыпочки. Он просто сражен масштабами красоты и мелет, что придет в голову, он искренен:

– Сударыня, я пламенею. (достает зажигалку и чиркает ею в знак доказательства)

Анна Андреевна, делая ему знаки на дочь, чтобы он был поосторожней в своих чувствах. Марья пытается быть поближе и разглядеть, что происходит между матерью и Хлестаковым, но мать от нее постоянно заслоняет все действия своим телом. В отличие от Бобчинского и Добчинского, у нее подушка или нашлепки, набивки, придающие ей объем, будут с обратной стороны, т.е. сзади. Все должно колыхаться, усугубляясь большими бантами или одним. Можно набить плотные эластичные колготки, взяв их на несколько размеров больше.

Анна Андреевна пытается его приподнять под локти:

– Да встаньте ж, пол совсем не чист.

Хлестаков, уткнувшись в нее:

– От страсти млею (снова падает на колени)

Анна Андреевна, сцепив руки:

– Как, речист!

Хлестаков, уцепившись за руку Анны Андреевны (пластически можно изобразить как отделение руки от тела, стиль «кукла»):

– Отдайте руку вашу навсегда!

Анна Андреевна:

– Мою? (пауза) Возьмите всю! Да вот беда…

Я как бы замужем слегка.

Марья Антоновна протискивается к ним и замирает в ужасе:

– Ах, маменька, что вижу я!

Анна Андреевна быстро поднимает Хлестакова с коленей и отирает платком его брюки, смотря на платок, показывает его дочери:

– Паркет не чистили три дня.

С чего ведешь себя столь шумно,

Ты будь, как мать – благоразумной.

Хлестаков поспешно хватает руку Марьи Антоновны:

– Анна Андреевна – вы мать!

Благословите!

Анна Андреевна:

– Вы – мой зять?!

МУЗЫКА, ПОЧТИ ТОРЖЕСТВЕННАЯ. ВХОДИТ ГОРОДНИЧИЙ.

Городничий благодушно:

– Приятно видеть, вы все здесь.

Анна Андреевна слегка берет мужа за плечи:

– Крепись, сейчас услышишь весть.

Хлестаков воодушевленно, на подъеме:

– Отдайте мне руку Марьи Антоны,

Не то… разбегусь и лбом о колонну (Его останавливают)

Анна Андреевна суетливо сует портрет Гоголя или книгу Гоголя мужу в руки:

– Благословляй, чего медлишь, Антоша,

Не то ваша честь себя прикокошит.

МУЗЫКА МЕНДЕЛЬСОНА. В ЭТОТ МОМЕНТ ВХОДИТ ОСИП С САКВОЯЖЕМ И ПОДНОСОМ ПОД МЫШКОЙ.

ЗА СЦЕНОЙ ШУМ ПОДЪЕЗЖАЮЩИХ ДРОЖЕК. ЦОКОТ КОПЫТ. РЖАНИЕ ЛОШАДИ.

Вбегает Осип:

– Дрожки готовы.

Городничий в возмущении:

– Зачем же на дрожках?

Осип:

– А мы по-простому.

Городничий :

– Не почину одежка.

Несите из дома шкуру медведя!

Постелем ее прям на сиденье.

Да денег возьмите себе на дорогу.

Хлестаков:

– Спасибо, родные, до слез… ну, ей богу.

(Действие происходит почти спиной к залу. Лошади не видно, но слышно, как Осип ворчит у дрожек, застилая медвежью шкуру за задней кулисой или боковой.)

ЦОКОТ КОПЫТ. ХЛЕСТАКОВ С ОСИПОМ УЕЗЖАЮТ.

Городничий облегченно вздыхает, глядит на дочь сияющими глазами. (Может озорно пригрозить ей пальцем)

Городничий к Марье:

– Ну, Марья – искусница (как молодец)

искусница (как искусительница) —вдвое.

Городничий, размахивая руками, кричит:

– Эй, слуги, трезвоньте, трубите, зовите!

Теперь наша Марья в самом зените!

ВХОДЯТ И ВБЕГАЮТ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ. КТО ДЕРЖИТ БОКАЛ С ВИНОМ, КТО ПРОТИРАЕТ ОЧКИ, КТО ДЕРЖИТ В РУКАХ СИГАРУ. ДОЛЖНО БЫТЬ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ОНИ ТОЛЬКО ИЗ ГОСТИНОЙ, ОТ ШВЕДСКОГО СТОЛА.

Городничий принимает позу ферта (руки в боки):

– Почти королева, не вам всем чета!

Целуйте ей ручку, прошу, господа!

(Каждый испуганно подходит приложиться к ручке Марьи Антоновны)

Судья Ляпкин-Тяпкин:

– Так что же стряслось? Быстрей расскажите!

Анна Андреевна, делая из веера корону над головой дочери:

– Мы с Анной отсель уезжаем в Питер.

Наш Ревизор замуж Анну зовет,

Думали долго… Да, что за народ

здесь, в глуши… Кто оценит величье,

Всю красоту… Нужно ехать в столицу!

Городничий обходит всех, горделиво задрав голову, и поглаживая себя по животу:

– Теперь заживем! Ананасы в шампанском,

Анна Андреевна, сглатывая слюну:

– И семга, омары и сыр голландский!

Марья Антоновна:

– Свой особняк, где Невский проспект.

Городничий вставляет:

– Меня в генералы, такой вот прожект!

Марья Антоновна задумчиво:

– Он будет прекрасен всегда на заре… (Каждый о своем)

Анна Андреевна:

– А в комнате каждой… такое амбре (делает руками волнообразные движения)

Особо в бильярдной, там, где биде…

Марья Антоновна, кивая головой:

– По моде последней, с журнала «Бурдэ».

Городничий:

– Мастер французский обделает дом!

Анна Андреевна:

– Так, что и страшно-то жить будет в нем.

ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ НАЧИНАЮТ В ПОДЧТЕНИИ, ПОСТЕПЕННО, ВСЕ НИЖЕ И НИЖЕ ПРОГИБАТЬСЯ. ОБЩИЙ ФОН, КАК ШЕЛЕСТ СО СЛОВОМ (вразнобой) «ПОЗДРАВЛЯЕМ».

Судья Ляпкин-Тяпкин, наклоняясь, замечает НЕОТПРАВЛЕННОЕ письмо на столе. Начинает его читать про себя, затем в ужасе всех оповещает:

Ляпкин-Тяпкин:

– Прошу вас прекратить веселье!

Не ревизор он, а приезжий пустомеля.

Он нас в посмешище всех превратил,

Обчистил всех и – тут-то был.

Дамы за сердце и почти в один голос:

– Не может быть, да здесь ошибка.

Ляпкин-Тяпкин сует им под нос письмо и читает вслух:

– «Две дуры, но приятны шибко»

Земляника подбегает к Ляпкину-Тяпкину. Ляпкин-Тяпкин продолжает, смеясь над Земляникой:

– А вы – так совершенная свинья

И луком прет от вас всегда.

Здесь про меня совсем немного,

Да стоит ли все это трогать?

Земляника:

– А кто всю кашу заварил? (смотрит зло на Добчинского и Бобчинского)

Бобчинский и Добчинский вразбивку:

– Я-я- я ничего не говорил (отступая)

Все шумят и ругаются между собой. Гул пчелиного улья. Гул—ругань нарастает. Бобчинского и Добчинского покалачивают, кто-то вцепился им в волосы (Анна Андреевна). ВДРУГ РЕЗКИЙ ГРОМКИЙ ГОЛОС (раскатистый) ОПОВЕЩАЕТ.

ГОГОЛЬ:

– «Дамы и господа: пренеприятное известие, из Петербурга Ревизор, ну, так примите… с честью!»

В образе Ревизора Гоголь и последние слова за ним. Он появляется на возвышении сзади. Свет из-за спины, затем освещает его целиком, а середина сцены приглушается. Акцент на Гоголя. После слов Гоголя о приезде Ревизора все застывают, но с ответной реакцией на слова. (Смотреть на ссылки Н.В.Гоголя в «немой сцене». ) Паузу держать до конца речи Гоголя. Свет потихонечку приглушается с основной сцены на край авансцены или боковую лестницу, ведущую на сцену. В центре внимания Гоголь. Гоголь проходит и ставит на место табличку крупным планом «Музей восковых фигур».

ГОГОЛЬ:

– Я решил собрать все дурное, какое только я знал, и за одним разом над ним посмеяться. Если сила смеха так велика, что ее боятся, то ее не следует тратить по-пустому. Страшнее всего раскрывать познания над собственной душою. «Ревизор» «Ревизором», а применение к самому себе есть непременная вещь, которую должен сделать всяк зритель изо всего, даже и не «Ревизора», но которое приличней ему сделать по поводу «Ревизора».

(Разворачивает зеркало, средней величины, к залу, ставит его на стул. Зеркало сделано на обратной стороне таблички «Музей восковых фигур», из фольги)

Мальчик из зала:

– Николай Васильевич, что за спор был у вас с Белинским?

Гоголь чуть раздраженно:

– Уверяю, нигде не было у меня насмешки над тем, что составляет основание русского характера и его великие силы. (Протирает зеркало) Насмешка была только над мелочью, не свойственной его характеру, и еще: я не вижу спасения России в европейской цивилизации, кроме, как разрушения. У России свой путь, но это уже другая повесть, а затем разрешите откланяться.