Читать книгу Водоворот Мыслей - Наталия Юрьевна Куралесова - Страница 9

Они летели над лесом. Сверху было видно, что на полянке творилось нечто невообразимое. Три жирные зеленые гусеницы везли на себе шляпку гриба. На грибе толпились всевозможные насекомые. Стоял такой гвалт, что ничего нельзя было разобрать.

Василиса испуганно спросила атласного друга:

– А куда же подевались три медведя с картины Шишкина?

Бантик, запыхавшись, ответил:

– Судя по всему, они уменьшились вместе с тобой или превратились в кого-нибудь более безобидного.– Ее друг еле шевелил ленточками.– Мы вынуждены совершить непредвиденную посадку. У меня иссякли ресурсы пассажирского лайнера, сейчас я даже не потяну как маленький планер. Зато как взлетели!

Девочка плюхнулась в самую кашу запутанного живого клубка. Чья-то волосатая мордочка ткнулась ей в шею и защекотала длинными усами:

– Вы мне отдавили все крылья, а моему другу обломали усы!

– Ох, извините, ради бога, – попросила прощения Василиса.

Мордочка занервничала и начала сильно вонять:

– С клопами, столь невежливо, так себя не ведут. Понаехали тут всякие. Дышать нечем стало. Простым «извините» вы от меня не отделаетесь, только кровавое возмездие успокоит мое сердце!

Клопу не дали договорить…

Бантик подбодрил Василису своими комментариями:

– Это домашний постельный клоп. Он должен сидеть дома в постели, а не лазить по лесу. Только лесные клопы могут летать. А этого приспособленца только ноги и кормят, крылья у него давно атрофировались. Лесные клопы не кровожадны, они питаются соком растений.

Гусеницы резко повернули, и все пассажиры попадали друг на друга. Кто-то ее успел любезно предупредить:

– Пардон, но я вас слегка припру, потому что не могу поступить по-другому.

«Главное всегда быть вежливой», – успокаивала себя девочка.

– Нет, нет. Располагайтесь, как вам будет удобно.

Лапка с мохнатыми пальчиками потянулась и схватила девочку за нос.

– Что вы делаете, мне же больно, я вам не ручка от чемодана!

– Послушайте, мне тоже надо за что-то держаться на такой сумасшедшей скорости и с такими поворотами. Какой русский не любит быстрой езды! – ответило непонятное прямокрылое насекомое и зачмокало губами.

«Прямо какое-то чмо», – пронеслось у нее в голове.

В ответ ее больно крутанули за нос.

– Извините, кру-у-той поворот.

Василиса поинтересовалась:

– А остановки у вас не объявляют?

Кто-то из пассажиров решил поддержать беседу:

– Вам уже пора? Как кому надоест, того и сбрасывают.

Только она хотела продолжить начатый разговор, как ее вместе с Бантиком подхватили и начали раскачивать. Под дружные «эх, раз, эх, два, эх три», они полетели кубарем в мягкий мох, где неподалеку валялась бутылка из-под пива с этикеткой “ Три медведя». «Чуть не убилась, – выругалась она, – не лес, а свалка».

– Какие все невоспитанные. На чем мы ехали и куда? – вскочив на ноги, побежала посмотреть, какой номер у автобуса. Ей ведь надо будет вернуться потом назад, домой, тем же маршрутом.

Помятый Бант отряхивался от грязи, он умел читать ее мысли:

– Выходы могут быть разные, но пока не повысишь свой уровень, пути назад не будет. Придется набираться ума-разума. А так бы шла себе и шла по протоптанной дорожке и никаких тебе приключений и неприятностей.

Сзади послышался топот и учащенное дыхание:

– Подождите, подождите. Я устала за вами гнаться, а вы не обращаете на меня никакого внимания. Не вынуждайте меня приковывать вас к себе стрелами любви! Не бойтесь, это совсем не больно. Я просто брызжу любовью. Мое любовное вещество, даже при случае, нельзя предъявить как вещественное доказательство.

Огромная круглая улитка еле отлепила свою единственную ногу от земли и медленно поползла на пень. Она сильно наследила позади себя блестящей слизью. Наконец, Улитка оказалась на покоренной высоте пенька. Наверное, для того чтобы ее быстрее заметили, она решила забраться повыше.

– Я хотела ответить на ваш вопрос. Вы ехали на шляпке гриба, а гриб ехал на трех гусеницах. Они везут этот круглый «стол» вместе с гостями к себе в гости, и я тоже тороплюсь туда. Если хотите, присаживайтесь, я вас подвезу. Дорогой поболтаем. Я ведь мигом: одна нога тут, другая – там.

«Все друг на друге ездят, и все болтливые, как в банке болтушка. На ней где сядешь, там и слезешь. Она круглая и гладкая, и еле ползет». – Подумала про себя Василиса, а вслух произнесла:

– Торопитесь, пожалуйста, без нас. Мы как-нибудь на своих двоих доберемся.

Бантик ей зааплодировал ленточками:

– Браво, мы переходим на новый уровень: первый с ниточкой. Ты настолько возросла, что я теперь могу отдохнуть на твоей голове. Имей в виду, что вести беседу с улитками бессмысленно, они все глухи на два уха. – Бантик укрепился на волосах у девочки, свешиваясь над ее ушами. – Ничего, что я прикололся к твоим волосам?

Солнце нестерпимо палило. Бант, расползшись по всей голове, разомлел до неприличности и говорил тихо сам с собой:

– Тише едешь – дальше будешь, и обратное: чем меньше несбывшихся идей, тем больше возможностей осуществить их потом.

Ноги путешественницы стали заплетаться от усталости. Она присела к дереву, в тень.

На дереве копошились различные гусеницы. Хруст и чавканье зеленоядных мешали девочке сосредоточиться, чтобы пораскинуть мозгами о происходящих с ней приключениях.

Они поедали зелень со стремительной скоростью, не штуками, а пачками листьев. Несколько других гусениц водили хоровод вокруг липы. Приглядевшись к их действиям, Василиса, наконец, поняла, что они делали. Гусеницы обмеривали липку, пытаясь обхватить ее ствол.

– И что вы нашли в этой липе? – спросила она их.

– Как что? – гусеницы рассердились не на шутку. – А листья на что? Чем шире ствол, тем больше зелени. А чем больше зелени, чем больше ствол.

Она так и не поняла:

– А листья вам зачем?

Гусеницы переглянулись, явно озадаченные такой недальновидностью гостьи:

– Для жизни, это и продрыге понятно. Будем сушить, солить, листать, шелестеть, к столу подавать, дурака валять, в общем – перелистывать. Присоединяйся, не заметишь, как куколкой станешь.

Девочка поблагодарила за предложение и деликатно отказала:

– Спасибо за заботу.

Зеленые гусеницы ели и ели листья, жирнея и увеличиваясь на глазах.

– Зачем же так разъедаться, вас же может разорвать на части? – недоумевали Бантик и его подруга. – А вдруг у вас что-нибудь отвалится? Наесться до отвала – это не есть хорошо, а плохо. Нужно есть в меру. Но прожорливые листьяеды не унимались:

– Ничего страшного. Появилось много хороших средств для похудения. Глисты разработали костюм. Надеваешь и худеешь на глазах. Улитки придумали диету под названием: «Летаргический сон без еды». Они, если долго не находят, чем поживиться, впадают в анабиозный сон. Трясогузки открыли тренажерный лужок “ Тряси огузками». Для жирных гусениц и на кого нападает жор. Сейчас многие работают над нашим процветанием. Расслабься, девочка.

Одна из гусениц попыталась укрепиться на листе, который она жадно поглощала, и, когда листа совсем не осталось, она шлепнулась вниз с высоты липового дерева и больше не шевелилась. Остальные зашумели на Василису:

– Ловить надо было, ловить лове-е… Беднее всех бед, когда зелени нет.

– Так ее звали – Лове, – грустно произнесла девочка.

Бантик слегка дернул ее за волосы:

– Что ж, она решила все свои проблемы разом. Удивительные превращения происходят с ними. Гусеницы становятся куколками, а из куколок вылупляются бабочки. Но самое непостижимое, что все это едино в трех лицах. Но, посмотри, – отвлек он внимание Василисы, – откуда это летит столько пуха? Необходимо быть в курсе всех событий, чтобы набраться жизненного опыта. Беги собирать багаж, Василиса!

– Я не успела с собой ничего прихватить.

Неподалеку от липы, высился тополь-великан. Скворцы выбивали тополиный пух с веток дерева. Пуху сыпало столько, что невозможно было ни летать по воздуху, ни находиться на земле.

– Здравствуйте, труженики. Вы пух на перину собираете? – поинтересовалась путешественница у Скворцов.

На что получила вразумительный ответ тружеников:

– Как к земле прибьет, так земля пухом станет. Если тебе эта затея не нравится, можешь уходить подальше, но прежде дай нам оброк! Везде, куда бы ни распространился пух – наша облагаемая территория.

Бантик захихикал, подпрыгивая от смеха на голове:

– Оболгались придумщики. Ни рогов, ни копыт, да и Земля – одна на всех. Вот перевернется, и делить нечего станет.

Но Скворцы не шутили. Дело принимало неприятный оборот.

– Ты с Бантиком пойдешь к нам оброком. Птенцов высиживать будешь, а то мы всегда при деле, нам не до них.

Розовый, в который раз, бросился на выручку подруге:

– Нетушки! Бантик – отдельно, девочка – отдельно. Она все яйца передавит. А после с птенцами ей и подавно не справиться. Я буду им хорошим учителем и отцом. Скворчата быстро перенимают опыт учителей.

Два жука- оратора приземлились на ветку тополя и начали верещать. Их грубо перебил Скворец-председатель и взял их оброком целиком двоих, только крылышки похрустывали.

Бантик не замедлил подхватить Василису за волосы в воздух, и они полетели подальше от этого тополиного царства.

Бантик летел и вспоминал, кого же в лесу принято считать мудрой птицей:

– Вспомнил, сова – мудрая! Мы совсем потерялись в этом лесу. Она нам поможет выпутаться из леса. Хватит блуждать вокруг да около.

Василиса заметила, пролетая, на сосне двух белок и прокричала им:

– Извините, вы не подскажите, где можно найти мудрую Сову?

Белки замахали радостно хвостами:

– Здесь она. На самой толстой ветке ведет дневной прием.

– Но, я боюсь, не усижу на ветке. Передайте, пожалуйста, Сове: пусть она спуститься вниз, если ее это не затруднит.

Белки поворчали-поворчали и, подхватив Сову под оба крыла, спустили на землю.

Птица была солидна: в очках, обвешена бузиничными бусами и различными амулетами. На шее красовался магнитный ошейник. Белки без промедления представили гостям великородную птицу:

– Потомственная ясновидица – Сованга! Видит все, даже чего не видит. А залечит так, что уже и лечить-то больше нечего.

Сованга сделала пару ритуальных взмахов крыльями (от комаров) и поправила очки. Первые ее слова были очень проницательны:

– Похоже, не мышь, да и не мелкая пташка. Кто же это? – в заключение спросила она двух беззубых Белок.

Девочка посочувствовала Белкам: «Все лечит, а зубы ассистентам-помощникам не вставила». Как выяснилось позднее, на девочек ее пронзительное видение не распространялось. Василиса так надеялась на помощь Совы:

– Эх, так вы – совсем слепая, – огорчилась девочка.

– Неправда, – возразила ясновидица. – Не всегда. Ночью мышей провижу, пичуг, змей и всякую мелочь. – Горделиво добавила. – Мои постоянные клиенты.

Василиса здорово разозлилась на мудрую птицу:

– Зачем тогда обманывать, что все знаете!

Сованга, не спеша, разложила перед собой предметы культа, продолжая говорить:

– Всем нужна вера, если ее теряют, то я даю возможность всем ее найти… Вот, может тебя это утешит: амулет целительной силы – «Лампа Чижа», вернее светящийся глаз от него. Иссохший помет самой целительницы Сованги. На клюв воды, клюв снадобья. Магнитный обруч из липкой сосновой смолы. Так приклеится – не оторвешь.

Сова призадумалась и вдруг вспомнила что-то:

– Светлое к светлому, темное к темному. Ищи светлую личность, он тебе как брат будет. Ищи, он поможет.

– А кто он? – полюбопытствовала Василиса.

Сованга уже сквозь дрему процедила:

– Сейчас снимем венец безбратия, тогда и найдешь своего незванного братца.

Белки сплели венок из лютиков, и надели девочке на голову. Бантик чуть было не отравился ядовитыми цветами, он начал протестовать, громко чихая:

– Апчхи! Снимайте быстрее венец!

Белки сорвали венок с головы девочки и кинули его в ручей.

– Беги за ним, он приплывет к другу! Там и поймешь, кто тебе будет как брат.

Василиса побежала вперед, стараясь не упускать из виду плывущий по ручью венок из цветов. Девочка выросла еще на несколько сантиметров. Но заметила это не сразу, а когда споткнулась о кочку и упала. Слава богу, венок течением прибило к берегу и он, на время, прекратил свою навигацию по ручейку.

Василиса попала в сеть паука рукой. Кочка, о которую она споткнулась, была вся оплетена паутиной. В нее был вбит кол. От кола вилась паутина к соседней березе. Кочку окружала болотная жижа. Этот «островок» находился на приколе у березы. В паутине сидели, замотанные в сеть, мухи. Посередине паутины, развалившись брюхом кверху, возлегала большущая паучиха. Каждая из мух, старалась хоть разок, но нажать на бородавки паучихи, расположенные у нее на брюхе. Еле живые мухи, не глядя на девочку, проинформировали вновь прибывших гостей:

– Здесь прикольно, в сети. Мы здесь с утра на приколе у паучихи торчим. Присоединяйся, дадим на Клаву подавить. Она смирная. У нее из бородавок сеть устанавливается для нас. Во, прикольно!

Таких «приколистов» на этой кочке было много. Паучиха здорово обработала всех своим ядовитым когтем, те уже слабо что соображали и ни на что не реагировали. Василиса начала было их тормошить, чтобы вывести из оцепенения, но они были сильно поражены паучихой Клавой. Чем больше они выдавливали паутины, тем все более запутывались в ней. Лишь одна из мух мудро попросила:

– Да забей ты, забей. Василиса не могла обидеть даже муху.

Поднялся теплый ветер, и тополиный пух понесло в сторону кочки. Пух лез в глаза и рот. Дышать стало трудно. Девочка начала задыхаться и кашлять. Обитатели кочки разом обратились к ней: «Забей ты, забей!»

Такого массового самоубийства она не могла перенести. Василиса схватила паутину руками, пытаясь ее порвать. Паутина затрещала, с трудом поддаваясь, и понеслась с ветром прочь. Мухи были вызволены из сети. Победительница радостно сообщила им об этом:

– Летите, летите, вы свободны!

Но мухи, как ни в чем не бывало, отвечали:

– Да забей ты, забей.

Бантик заторопил свою подругу, махнув на них ленточкой:

– Да бог с ними. Ты так легко, с таким порывом порвала сеть! Ради этих опустошенных внутри созданий… Свои мысли и желания не всунешь другим, они свободны в своем выборе, а выбор ты им попыталась подарить. Твоя совесть чиста. Надо торопиться, венок течением вынесло на середину ручья. Вперед за ним!

На кочке обитали далеко не светлые личности. После них у друзей осталось тягостное впечатление: «Все-то им в тягость, крылья есть, а к земле тянут».

Оглянувшись, девочка с Бантиком увидели, как разносятся по ветру на собственной паутине маленькие паучата.

Течение в ручейке заметно ускорило продвижение желтого венца. Устье ручейка сужалось, и поток воды стремительнее мчался вперед. Ноги девочки еле поспевали за желтым круглым объектом. Она взмолилась:

– Господи, да придумай же что-нибудь! Я выбилась из сил. Сейчас упаду, и мне крышка.

Атласный друг слетел с ее головы и, чуть летя впереди, замелькал у нее перед глазами:

– Зачем тревожить Всевышнего по пустякам, когда я есть у тебя. Ты стала такой большой, что едва промочишь ноги, если пойдешь вброд и вытащишь на время этот быстротечный венок. Он нас совсем загонял.

– Ты – просто ангел! Я же не сахарная, не растаю.

Ручей ей был по пояс. Чтобы не потерять мокрый венок, она машинально надела его на голову. Насквозь промокшая она вышла на лужайку. Жара не спадала. Василиса огляделась вокруг, где бы ей присесть обсохнуть. Отдых нашла под тенью ветвистого дуба. Розовый решил ее как-то поразвлечь. Он кувыркался в воздухе, выполняя различные пируэты, а затем перешел к торжественной части показательной программы: воздушные трюки высшего пилотажа. Он то, обмякнув, падал вниз, то развязывался в воздухе в прямую ленту, а затем стремительно делал петлю за петлей, затягивая на себе множество узлов. Отдышавшись, Бантик забубнил под нос песенку:

– Как хорошо в погожий день

Ушами дрему разгонять.

Лететь со свистом мне не лень,

Мне очень нравится порхать.

Не воробей я, не орел,

Хотя рожден я и орлом!

Скромняга я большой во всем,

А впрочем, это ни при чем.

Я ей во всем – “ солюшн»,

Как в интернете – уши.

Василиса погналась за розовым другом, подпрыгивая и приговаривая:

– Так ты просто притворялся отсталым от нашего времени. А сам уже и в интернете побывал!

Старый Дуб, недовольный нарушенным покоем, скрипел и старался подцепить шумных гостей самой длинной веткой. У него никак это не получалось, тогда он лениво зевнул, и девочку с шумом затянуло в дупло Исполина. Дуб, потряхивая ветвями, давился от смеха. Противная девчонка нестерпимо щекотала его изнутри.

– Кхе-кхе, прекратите меня, кхе-кхе… у меня слабое здоровье и тяжелый нрав. Уф, кажется, проскочила, – проскрипел старый ветвистый Дуб.

В дупле дерева было темно и сыро, откуда-то сверху все время поддувало. Она позвала атласного друга, но он остался там, наверху, где светило солнце. Ей никогда не было так одиноко и страшно. Внутренний мир Дуба походил на совершенно новое измерение с необычными ощущениями. Так она еще себя никогда не чувствовала. Даже не было видно вблизи ее рук.

«Неужели я умерла, такая молодая и живая девочка, – попыталась она подбодрить себя оживленным разговором. – Может, я заснула и забыла случайно закрыть глаза? – проморгавшись, убедилась, что это не сон. – Как хорошо быть с теми, кто тебя любит. Там, дома, есть все, а здесь только я сама. Там у меня есть: кот Барсик, канарейка Гира, белая мышь Красноглазка, аквариум с рыбками, а еще бабушка, мама и папа.

От воспоминаний ей стало совсем грустно, слезы вот-вот готовы были обрушиться двумя водопадами. Только она приготовилась всплакнуть, как увидела вдалеке зеленоватый свет. Путешественница встала и пошла на свет.

В комнатушке дубового дома, примостившись на большом желуде, сидел худой рыжий таракан и что-то писал. Освещение было тусклое, обстановка очень скромная. Посмотреть не на что. Объектом всепоглощающего внимания был таракан. Он никого и ничего не замечал, так был увлечен своей работой. Таракан, лишь изредка, поправлял, привязанного за ноги к потолку, светлячка. От брюшка светляка исходил слегка зеленоватый свет. Одетая на него юбочка заменяла абажур. Свет мерцал потому, что живой абажур шевелил усами и, периодически почесывался передними лапками.

«Творческая личность», – сразу определила Василиса, глядя на Таракана.

Умный Таракан то и дело протирал очки носовым платком, после чего принимался звучно в него же сморкаться. Затем привешивал платок сушиться к лапке живой лампы. В углу комнатушки была навалена целая кипа исписанных сухих дубовых листьев. “ Ну и почерк! Будто белье полощет». – Девочка с благоговейным почтением взирала на двух светил, не зная, как обратиться к Таракану.

«Как бы мне к нему обратиться, чтобы не обидеть? – Начала вспоминать. – Тетенька, дяденька – это уж слишком просто. Еще не захочет со мной разговаривать. Товарищ, гражданин… не подходит. Обычно так говорят, когда надо что-нибудь предъявить, это он сочтет за бестактность. Не может же он предъявить сам себя. Судари и сударыни давно вымерли. – Вдруг вспомнила, как обычно начинаются послания. – „Уважаемый…“ Да, но я совсем его не знаю, уважаемый он или только притворяется. По-моему, всеми уважаемый не стал бы сидеть здесь один, ведь тогда его не смогли бы уважать и уважить, было бы некому. А „дорогой мой“, подавно, ни в какие ворота не лезет, еще подумает что-нибудь…» – Василиса приуныла, но тут ей припомнилось, как бабушка обращалась к маме: «Голубушка ты моя…» Вот, это подходило! И учтиво, и серьезно, и с любовью, и вроде – обращение.

Девочка откашлялась, поправила платьице, выставила ногу вперед и громко обратилась:

– Сидишь, голубчик! – ей казалось, звучит это как приветствие, но у рыжего Таракана сползли очки на нос, а на листе появилась жирная клякса.

Светляк-абажур завертелся под потолком. Светило мысли охрипшим и грубоватым от сырости голосом изрек:

– Спасибо за комплимент, но рожденный ползать и взлететь не может, а о поползновениях к полетам я и не говорю. Если только немножко, в свободное от жизни время… – Неожиданно он прервался. Засунул градусник себе под лапку, и быстро измерив температуру, сообщил. – Похолодало на один градус! Мы, прусаки, вот уже четвертое столетие никак не можем привыкнуть к русскому холоду. – Он пошевелил усами. – Ой, откуда-то сильно дует!

Волнение воздуха шло от взволнованного Светляка-абажура. Таракан-прусак быстро поставил его на свое место только одним своим взглядом, вернее, блеском своих очков. Затем продолжил прерванный разговор:

– Правда, ты не совсем вовремя. Я сейчас дописываю второй том мемуаров о прожитой жизни в цивилизации. Понимаешь, эмигрировал я из города после очередной травли. Новое средство на выживание нашего брата придумали. Запускают в квартиру тетю Машеньку – и каюк! Только в микроволновой печи и спасался. После нее поседел малость. Подумал и решил: так больше жить нельзя, у меня уж было невроз начался и атрофия жизненно-важного органа – сознания или совести (не знаю, где уж он там расположен). Другие живут как-то, а я – страдаю. Решил, по обоюдному согласию, произвести родственный обмен жилплощадью с Пауком. Он в город переехал, а я вещички прихватил и сюда, в однокомнатную трущебку. Конечно, это не хоромы крутоклювых и зеленоядных, да и сыровато, зато – тихо, спокойно и, главное, свежий воздух циркулирует, навевает свежие мысли. В городе сытно было – желудок надорвал. Ничего в голову не лезло, кроме еды. Наедался так, что вздохнуть сил не хватало, какое уж там вдохновение…

Эмигрант снял с прищепки платок и смачно высморкался, после чего повесил платок на просушку. Светляк молчал, молчал, затем не выдержал и сорвался:

– Меня чего ж, вы не заметили, что ли?

Василиса испугалась за него:

– Вы не ушиблись? – услышав, что «нисколечко», успокоила его. – Почему не заметила, я давно держу вас на примете.

Светляк разразился красноречием. Жаловался на свою «светлую» жизнь, видно, совсем одичал. Так же, как начал, он внезапно умолк.

Вспомнив про «светлую личность» и «не званного брата», девочка пощупала волосы на голове, но кроме волос не обнаружила венка из лютиков. Значит, он слетел с головы раньше, чем она попала в дупло дуба. “ Если нет венка рядом, то здесь не должно быть «светлого друга», который ей поможет найти выход из леса домой. Хотя, они оба – такие милые, не то, что гусеницы и скворцы. Все, обдумав, она решилась спросить:

– Вы не подскажете, как отсюда мне выбраться на свет божий?

Таракану вдруг тоже захотелось туда же. Он заторопился и попросил помочь справиться со Светляком. Его волочили за собой на веревке, но он ни в какую не хотел уходить с насиженного места и идти у них на поводу.

– Я вас догоню, а вы следуйте все время вверх по туннелю, прямо на свет. Мне еще нужно собраться. – Расстроенно попросил прусак-писатель.

– А где ваши книги можно будет потом почитать? – вежливо поинтересовалась Василиса.

Таракан удивленно пошевелил усами:

– Где придется. А разве кто-то берет в руки книги? В большом городе я такого не встречал. Иногда школьники пролистнут разок в год учебник, да еще любители журналов. Например, популярный журнал «Работа для вас», «Бухгалтерский учет» и всякие дамские журналы с ненавязчивыми советами: как и где вам отдохнуть. Конечно, на курортах Атлантического океана: на Багамских и на Канарских островах, подальше от материков, завершая свое путешествие на острове Святой Елены и острове Вознесения.

Щеки девочки покраснели со стыда. Она и правда не любила читать, ей больше нравилось смотреть телевизор и играть в компьютер.

Усатый писатель зашмыгал носом, чувствуя неловкость в затянувшейся паузе:

– Чтобы напечатать художественное произведение, нужно пройти через главного редактора Раптора. А через него живым не выйдешь. Он любит все произведения со смертельным исходом. Не будем расставаться на грустной ноте. – Таракан потряс сонного Светляка, тот вяло застрекотал крылышками, немного тем разрядив атмосферу.

Василиса вышла из дупла довольно быстро. Дневной свет ударил ей в глаза, она заслонилась от яркого света рукой. Солнечный зайчик прыгал вокруг нее, залезал за шиворот, щекотал, запрыгивал в карман платьица и смеялся радужным пестрым смехом.

Девочка погналась за ним: «Хорошо бы было его поймать, потом запихнуть в коробочку и подарить Таракану. Светляк жаловался: ему крайне тяжело жить с гением, он давно потерял свою личность и помнит себя только абажуром, а когда-то был жучком-светлячком и жил, как все нормальные жуки». Она сложила ладони лодочкой и нырнула вслед за солнечным зайцем. Солнечный шарик на ощупь был теплым и пушистым. Он выглядывал сквозь ее пальцы. «Зайчика» она завернула аккуратно в носовой платок и положила в карман. Вдруг в одном ухе у нее зазвенело. От неожиданности она вздрогнула:

– Ой, кто это?

В воздухе висел Бантик и спокойно ждал, когда на него обратят внимание. В одном из концов ленты, как в крошечной руке, был зажат голубой колокольчик, который мелодично позванивал. Василиса всплеснула руками от радости:

– Где тебя носило?

Розовый находился в еще более восторженном настроении:

– Со встречей, моя голубушка! – затем перешел на стихотворную речь и подарил ей цветок.

– Я всегда там, где нет меня,

Иль все – наоборот.

Нет никого, где всегда я,

Как двери без ворот.

– Одни глупости слагаешь, ничего умного в рифму не скажешь, – возмутилась она.

Бантик вытянулся в струну и пропел серьезным голосом:

– А коль назвался ты гвоздем,

Изволь держать свой стан,

Ведь жизнь огромным молотком

Колотит тут и там.

Не унывай, шляпку не гни.

Твой стержень – дух и плоть.

Года летят, мелькают дни,

Хранит твой свет Господь.

– А как ты узнал про свет? Я видела свет, а этим светом оказался жучок-светлячок.

Он ей ответил прозой, а не стихами:

– Ты исчезла, как в сказке, просто – улетучилась. Венок утащила сорока, но я думаю, пока он тебе не понадобится. Ты уже напала на верный след. А что это за свет торчит и маячит у тебя из кармана?

– Это подарок Таракану – солнечный зайчик, там, в дупле было очень темно. Немного солнечного света не помешает обитателям дупла. Послушай, а чем беженец отличается от эмигранта? – так же закончила Василиса свою речь вопросом.

Если б они не понимали друг друга с полуслова, они ничего бы не поняли из недоговоренной, сумбурной речи. Бантик составил логическую цепочку путешествия Василисы и заключил:

– Твой новый друг – Таракан, хотя себя и называет эмигрантом, но мало чем отличается от беженца. Он же просто бежал из города, что совершенно не соответствует паразитическому образу жизни его однокашников. Среди паразитов, похоже, тоже встречаются порядочные отшельники. Эмигранты, как правило, уезжают в места столь отдаленные, чтобы мигом стать грандиозными и грациозными грандами. Беженцы бегут сломя голову и ноги до ближайшей больницы, некоторым везет больше, они оседают в осадок и ведут оседлый образ жизни.

– Знаю, знаю. Это – отстой! – взвизгнула девочка, удивляясь своей прозорливости.

Но Бант строго ее осадил, сделав серьезную гримасу на своем узелке:

– Если настою дать отстояться, то получится хорошее термоядерное лекарство или средство для выживания. Ну, хватит болтать. Наше время истекло. В дорогу за упущенным временем!

Василиса вспомнила про Улитку:

– А Улитка как же? Она постоянно теряет много времени, когда она его успевает наверстывать? Бантик торопил подругу:

– Она живет в своем времени, ей торопиться некуда. Она все возит с собой: и дом, и химическую лабораторию по определению состава растений, кожей чует. Ей и не скучно: захочет – станет этим, захочет – той, по настроению. Мужское и женское начало живет в одной улитке. А, мы с тобой потеряли еще пару минут на рассуждения.

Девочке казалось, что она ничего не потеряла, а даже наоборот, приобрела. Она потрогала оттопыренный карман:

– Если я успела столько увидеть, столько узнать и найти себе новых друзей…

А ты все время торчал на одном месте, и с тобой ничего не происходило и не произошло, значит, я обогнала тебя на целый день вперед! – торжественно заключила Василиса.

– Неправда! – распалился Розовый и даже слегка покраснел. – Ты даже не догадываешься, что со мной происходило внутри. Я весь извелся, испереживался за тебя, словно колба с химической реакцией, да еще с катализатором. Ну, это, когда масла в огонь добавляют или искру раздувают до пожара.

Пока они мило беседовали, друзья не заметили, как ноги Василисы принесли их на опушку леса, и они оказались среди шумной и знакомой нам компании. За шляпкой гриба усаживались гости, толкая друг друга и тихо переругиваясь.