Читать книгу Затаившееся во времени. В двух временах. Том 1 - Наталья Алексеевна Азимова - Страница 5

Заснеженные пустоши. Двести лет спустя

– Защищайся! – Карнелий взмахнул обломком какого‑то железного прута.

Дагерти едва успел обернуться и уклониться от удара.

– Все еще хочешь сражаться? – удивился наместник, посмотрев на барона. Тот замер. – Заметь, я не жажду, но раз ты настаиваешь…

После этих слов в глазах его проявилась искра. Дагерти прошипел и с разбега кинулся на барона, сбил его с ног и выбил прут. Карнелий рухнул в глубокий снег, затем вцепился рукой в волосы наместника и дернул их в сторону. Дагерти сжал горло Карнелия, тот попытался вырваться, когда почувствовал, что задыхается. С трудом дотянувшись до торчавшей из снега железной палки, он с особой яростью огрел ею наместника. Тот издал болезненный и гневный стон, в глазах его потемнело, но сил вырвать прут у барона хватило. Лишившись оружия, Карнелий быстро откатился. Снег вокруг ямы, в которой они боролись, стал осыпаться. Обоих накрыло белым покровом. Карнелия трясло от холода и слабости. Впрочем, Дагерти выглядел не лучше. К тому же наместник, как и обещал, не использовал магию. Зато в обычном бою Карнелий ничуть не уступал ему. Без магии Дагерти казался Карнелию слабым. Всего лишь жалкой букашкой, которая ответит за всех наместников, за гибель графства и его друзей. И все же сразить разгневанного непоколебимца было не так уж и просто. Железный прут сверкнул во влажном, холодном воздухе и ударил барона в бок. Тот стиснул зубы. Дикая боль, но проходящая. Противники вновь сцепились, и было сложно понять, у кого оказался прут в итоге. Они вырывали его, попутно душили друг друга, падали в сугроб.

В какой‑то момент Карнелий поднялся на ноги и попытался справиться с болью. Тяжело дыша, он согнулся пополам и сморщился. Ну а Дагерти, вместо того чтобы воспользоваться слабостью противника, тоже встал, отошел в сторону и стал озираться по сторонам.

– Почему не нападаешь? – сквозь зубы процедил Карнелий.

– Не одному тебе больно, – заметил Дагерти.

– У тебя же магия тайны. Такая сила не может лечить?

– Глупо с моей стороны разубеждать тебя, что эта сила может все, – с этими словами Дагерти продолжил изучать окружающую обстановку.

Карнелия настолько удивило поведение наместника, что он с трудом огляделся по сторонам и спросил:

– В какую глушь ты нас переместил?

И тут Дагерти рассмеялся. Хрипло и с кровью на губах и бороде, но искренне.

– Самое время спросить, да? Мог бы с этого начать, а не с железной палки. Надо спуститься в тоннели. Тут слишком ветрено. Внизу поговорим.

Карнелий не стал спорить. Продолжать бой он уже не мог, да и глупо было отказываться от информации, раз уж наместник великодушно согласился ее предоставить. Дагерти опустился на колени возле люка, из которого они недавно выбрались, и посмотрел в темный тоннель. Прежде чем прыгать, он закрыл глаза и немного выждал. Со стороны ничего особенного с ним не происходило, но на самом деле он впервые за долгое время позволил своей искре подлечить его. В тоннели он спрыгнул уже заметно обновленным. Карнелий тоже приблизился к люку и лежавшей рядом решетке, после чего глянул вниз.

– Я смотрю, тебе уже не больно. Значит, все же может твоя магия лечить.

– Есть у меня кое‑что другое, что лечит.

Карнелий потратил куда больше времени, чтобы спуститься. А когда спрыгнул, то взвыл от боли и скорчился у ног Дагерти. Барон не хотел выглядеть побежденным, но ничего не мог с собой поделать. Унизительно было лежать у ног врага, но еще хуже Карнелий ощутил себя, когда этот самый враг коснулся его ран и подлечил их. Боль ушла, и теперь Карнелий поднял удивленные глаза на Дагерти:

– Скажи, ты демон?

Дагерти отрицательно покачал головой.

– Не демон. Подумай сам. Будь я демоном, стал бы лечить тебя? После аданея мало кто церемонится с врагами. Аданей портит души. Впрочем, что ты можешь знать об этом?

– Если не демон, то кто? И почему так предан Фавластасу? Вроде ты не глупец. И если корабли действительно твое изобретение, то ты гений. Тогда почему не берешь инициативу в свои руки, если Фавластас вынужден зависеть от твоих изобретений?

Дагерти не спешил с ответом. Он обдумывал, в какую правду стоило посвящать Карнелия и стоило ли вообще. Но так уж получилось, что барон стал частью его первого путешествия во времени. Разумно было объясниться и действовать сообща.

– Ты представился как Нериан Карнелий, – начал Дагерти. – Значит, воевал за Фредрика Гауса и считал его другом. Сражаться ты умеешь, но почему тогда отдавал инициативу в руки верховного стража, хотя сам стражем не был?

– Фредрик был магом, я – нет.

– Вот и Фавластас сильнее меня. Я ответил на твой вопрос?

– Но твои изобретения! – не сдавался барон. – Они действительно твои? Ты сам их придумал?

Может, Карнелий не так уж и плох, подумалось в тот миг Дагерти. Наместник уважал тех, кто умел ценить талант и изобретения.

– Хотелось бы, чтобы все это было лишь моим достижением, – неохотно сказал Дагерти, – но ответ частично перед тобой. Вокруг тебя.

Карнелий нахмурил брови и посмотрел в тоннель. Ничего там не было: темно, пусто и холодно.

– Это место подарило мне изобретения, – объяснил Дагерти. – Лучшие умы этого времени работали над чертежами, которые я потом использовал в работе. Думаю, мои корабли заметно уступают механизмам этого времени, но я старался как мог. Настолько, насколько позволяли возможности моего времени.

Карнелий вновь посмотрел по сторонам, после чего вернул непонимающий взгляд на Дагерти:

– Времени?

– Ты не в пространстве переместился, а во времени. Вокруг тебя будущее. Мой зал был тоннелем в него. Круги на полу, зеркала на стенах – все это тончайший магический механизм, который, как я думал, уже никогда не заработает в полную силу. Но это случилось! Судьба подарила нам потрясающий шанс!

Вот теперь взгляд барона стал иным. Да и все вокруг в одно мгновение стало восприниматься им иначе. Даже простой снег в глазах Карнелия превратился в настоящее открытие. Ведь снег этот лежал в будущем!

– Если ты не лжешь, то ты вторгся в законы бога времени! И ты не демон?!

– Нет, я уже говорил, что не демон, – мрачно напомнил наместник.

– Когда ты лечил меня, твои глаза светились аданеем.

– Не демон я, – в который раз сказал Дагерти, и добавил: – Предлагаю заключить перемирие на то время, пока мы в будущем. Что скажешь?

– Мы все равно враги.

– Разумеется. Война продолжится, когда вернемся.

Карнелий крепко пожал руку Дагерти и пообещал:

– Когда вернемся, клянусь, что превращу Непоколебимый в камни.

– Охотно верю, что попытаешься. Только я убью тебя, как только вернемся в Ночной Лик, прямо в зале.

Они сильно‑сильно сжали друг другу руки, до боли.

– Темнеет, – спустя некоторое время отметил Дагерти, разглядывая серое небо через люк.

– И что дальше? Так и будем здесь сидеть? – мрачно поинтересовался Карнелий.

Дагерти внимательно посмотрел на него – вернее, на черные контуры своего временного союзника. Они сидели на каменной возвышенности в тоннеле. То была, пожалуй, самая сухая и непродуваемая часть в том месте.

– Ты сказал, что после аданея врагов не прощают… В общем, выходит, ты был в аданее?

– Тебя это пугает?

– Нет. – Карнелий передернул плечами. – Я вел не к этому. – Пододвинувшись ближе к наместнику, он заглянул в его тускло светящиеся глаза и спросил: – Скажи, что там? За вратами? Аданей? Ты это имел в виду, когда говорил, что был в бездне?

– Тебе интересно, что было за вратами? А не боишься, что мой рассказ заставит тебя взглянуть на вещи по‑другому? Вдруг и миссия твоего покойного друга покажется тебе омерзительной после моего рассказа?

– Уверен, что не покажется, – возразил барон.

– Откуда такая уверенность? – Дагерти вскинул густые брови. – Твой друг тоже не знал, что за вратами и почему держит нас там. Ему просто сказали, что так надо. Элестер сказал. И тебе просто сказали, что врата нельзя открывать. Нужно держать их закрытыми ценой собственной жизни. А почему? Ты знаешь ответ, Карнелий? Стражи не знали.

– Мы верили Аденту, он знал, что нужно делать, – ответил Карнелий.

– И вы до сих пор верите Аденту?

– Конечно.

– Глупо. – Наместник покачал головой и развел руки в стороны. – Все не так светло и чисто в играх небес, все не так черно и грязно в ответе подземного царства. Все относительно. Все вокруг – интрига. Интрига, которая может в любой момент даже самого честного человека взять в тиски и разрушить все, во что он верил, развеять в прах его желания и мечты, погубить его окружение, уничтожить душу и заставить обратиться в другую веру.

Держа спину прямо и слегка вскинув подбородок, Карнелий сказал то, что всегда говорил в подобных ситуациях:

– Уверен, что в этом мире каждый получает только то, что заслуживает.

Дагерти тут же поднял руку и попросил:

– Закрепи свои слова! Раз так уверен, повтори их снова, и я раскрою тебе секрет. Думаю, ты имеешь право знать.

– Ты…

– Ты сказал, что каждый получает то, что заслуживает?

– Да.

– Так вот, я не безумец. – В его глазах промелькнула та искра, которую Карнелий уже видел во время сражения, а Дагерти заявил: – Я проклят. Ты говоришь, каждый получает по заслугам, ну тогда скажи мне, заслужил ли Фредрик аданей?

Карнелий на мгновение окаменел, затем медленно поднялся на ноги и тихо спросил:

– Что ты сказал?

Наместник тоже встал, оказавшись прямо перед Карнелием, и, твердо глядя на него, испепеляя его искрой, принялся рассуждать:

– Кто прав, кто виноват? Почему хорошие люди должны расплачиваться за чужие грехи? Почему их потом ненавидят, а настоящих виновников превозносят? Откуда что берется и почему, если Адент так велик, твой друг оказался в аданее и мучился там четыре года? Почему, если всю свою жизнь Фредрик только и делал то, что ему велели? Охранял врата, сам не зная, что за ними. Слепо веря в своего учителя и в ангела. Но если Адент всегда прав, если так было надо, то почему, черт возьми, твой друг горел за это в аданее?!

Карнелий был ошеломлен. Он не знал, что сказать, бешено глядел на Дагерти и почему‑то верил, что тот говорил правду, верил, но очень хотел обличить наместника во лжи.

– Ты намекаешь, что нужно было сдать врата, что мы неправильно поступали и за это Фредрика, как нашего предводителя, отправили в аданей?! – Карнелий и сам не верил, что говорил все это.

К счастью, Дагерти его предположение опроверг:

– Нет. Наверное, Фавластас на моем месте сказал бы, что это так, но я не стану лгать тебе и прежде всего себе. Потому что мы с Фредриком очень похожи и, в отличие от Фавластаса, мне графа даже немного жаль. Хорошо, что он развеялся.

– Объясни. – Карнелий ушам своим не верил.

– После смерти Фредрик томился в аданее четыре года, потому что ангелы просто проиграли его душу. Не удержали. Знаешь, каково это? Со мной сделали то же. И мне все равно, случайность это или нет. Я пытался бороться и в результате стал тем, кого сам презираю. Ты пока ничего не понимаешь и не веришь мне, но я сейчас все объясню. Расскажу ради справедливости, а не для того, чтобы ты жалел меня или Фредрика. Ни ему, ни мне твоя жалость уже не поможет…

– Жалость?! – гневно воскликнул Карнелий: – Жалость к тебе?!

– Жалость к нам. На самом деле меня зовут не Дагерти. Мое настоящее имя носит тот, кто уничтожил меня. Уничтожил Непоколебимый. Все уничтожил. Память, честь, веру, репутацию. – Наместник стал расхаживать из стороны в сторону, глядя то на люк, то в пол. Глаза его лихорадочно сверкали. – Я истинный Фавластас. Я знаю это. Никто не отнимет у меня мою суть, никто из этих жалких личин!

Карнелий не шелохнулся, он не совсем понимал, о чем толковал наместник, но у него возникло желание найти что‑нибудь, чем защищаться в случае чего.

– Не надо, – тихо предупредил наместник. Карнелию казалось, что Дагерти видел его насквозь. – Не спеши с выводами. На моем месте мог стоять Фредрик, и его искра могла быть смертельной для тебя.

– Ты можешь нормально объяснить? – попросил Карнелий. В его голосе был лед, но было и полное непонимание. Он добавил: – Ты все время сравниваешь себя с Фредриком, поэтому я хочу знать.

– Я настоящий Фавластас. Когда‑то я был белым магом, ученым. Я и остался ученым, как видишь. Мой ум во мне сохранился, никто у меня этого не отнимет. Так вот, тысячу лет назад я умер. В этом я никого не виню. То была глупая смерть. Заигрался с изобретениями, не рассчитал свои силы. Но с этого все и началось. После смерти я попал в аданей, так же как и Фредрик. Мы оба попали туда по ошибке. Таких случаев было всего несколько. Я пробыл в аданее недолго, но этого хватило, чтобы испортить мою душу искрой аданея. Наверное, я бы сгнил там, развеялся после длительных мучений, но мой ангел‑хранитель решил мне помочь. Сначала с позволения высших сил. Меня вытащили из аданея, но когда боги увидели мою испорченность, они поняли, что путь на небеса для моей души закрыт. Мой ангел‑хранитель, Трейвел, предложил вернуть мне тело, оживить меня, дать мне шанс своей чистотой и белой магией разрушить искру, прожив еще одну жизнь. Однако богу магии Ралусу это не понравилось, и он запретил это делать.

– Еще скажи, что видел Ралуса, – недоверчиво проговорил Карнелий.

– Нет, не видел, но знаю, что мой ангел‑хранитель ослушался и все равно оживил меня. Тут‑то все и началось. Вместе с душой искра попадает в оживленное тело и начинает развиваться, обретать свой разум, перенимая некоторые твои черты, а заодно получая всю твою память и опыт. Это как твой ребенок, который похож на тебя, но имеет свой характер. Только это демонический ребенок, демонический разум‑паразит, который сразу же после возрождения одаривает твое тело силами аданея и оборачивают твою светлую магию в равносильную темную. То есть чем светлее магом ты был, тем темнее станешь. Ты почти как демон. В твоей голове мелькают ужасные мысли. Хотя это только поначалу они лишь мелькают. Первые недели после моего оживления мне было очень страшно. Я не стыжусь говорить это, потому что уверен, что любой на моем месте был бы в ужасе. Мысли были будто чужие, словно еще один разум поселился во мне! Сначала я подавлял все лишнее, пытался успокоиться, а затем мысли обернулись против меня. Я уже прилагал больше усилий, чтобы погасить ненужные слова в своем разуме, чтобы заставить свои руки делать то, чего хочу я. В какой‑то момент у меня началась паника. Меня то и дело охватывал страх, что я причиню вред кому‑то из близких мне людей. И настал тот ужасный момент, когда я сделал это и сломался. Я сходил с ума, и света во мне не было. Как можно было бороться с тьмой, когда она была во мне? Когда, зажигая шары, я видел их черный блеск! И чем больше я противился, тем громче и увереннее становились голоса внутри меня. Они говорили в моем уме! И их с каждым разом становилось все больше и больше!

– А может, ты просто на самом деле свихнулся! – ненавистно сказал Карнелий.

– Да. Ты прав. Я свихнулся, когда у меня произошло расшестерение личности! Они отняли у меня пять частей моей души! А когда я попытался сделать хоть что‑то, искра создала из меня шесть отдельных существ. Шесть разумов сидели в моей голове. Потом эти существа обзавелись телами. Вырвали их у других душ! Я даже думать не хочу, что стало с хозяевами тел. С этим Дагерти, с другими. Сначала мы все зависели друг от друга, а затем так обособились, что стали совершенно разными живыми существами. Та из личин, которой досталась большая часть искры, именно она назвалась главной. Должно быть, и большую часть моей магии эта личина забрала. Именно эта личность стала зваться Фавластасом и провозгласила себя императором Непоколебимого, именно она раздробила империю на зоны влияния шести городов и сделала из нас наместников. Сколько раз я молил развеять меня, пока не поздно. Но теперь поздно! Ты хочешь уничтожить Непоколебимый, но эта искра, личина, что носит мое имя, это она превратила мою империю в то, что ты так ненавидишь! Только вот жители не виноваты! Они не виноваты! Почему они должны были расплачиваться за вратами за то, что я не развеялся! За то, что мне дали право жить! И я ненавижу врата и Адента за это! И тех стражей, что посмели отправить нас за врата! И пока мы были там, пока я был там, Фавластас уничтожил все под моим именем!

Когда Дагерти смолк, барон еще долго пытался усвоить все то, что только что услышал. Он даже представить себе не мог, что происходило на самом деле. Ведь если так, то Фавластас и в самом деле был жертвой.

– При чем здесь мой друг? – едва слышно спросил барон. – С ним произошло то же, что с тобой?

– Да, – подтвердил Дагерти. – Но тут постаралась личина Фавластаса‑императора. Это была его месть стражам и Аденту за врата. Поначалу Фавластас хотел перетянуть твоего друга на свою сторону, заставить служить себе. Так было бы проще открыть врата. Но Фредрик начал войну. И знаешь, Фавластас был рад! Он много рассказывал нам о том, как все это происходило. Ведь мы были за вратами, не видели ни падения Утреннего Лика, ни падения графства. Фавластас хотел, чтобы Фредрик прошел весь мой путь и стал подобным нам. Адент должен был сам погубить Фредрика, как Трейвел погубил меня, вернув мне жизнь. Фавластасу было мало гибели графа. Огромными усилиями он отнял душу твоего друга у ангелов и сбросил ее мучиться в аданей. Он хотел, чтобы Фредрик страдал сильнее, поэтому граф провел в аданее четыре года. Четыре года, Карнелий! Это конец! Я провел там год. Фавластас все устроил, все продумал. Адента он взял в плен именно для этого. Просто использовал его. Вначале ему нужно было убить Фредрика, а Адент бы не позволил своему подопечному погибнуть, не позволил бы пасть графству и вратам. Потом искра продержала Адента во льду ровно четыре года, и когда вновь настало время ангела сыграть на руку Фавластасу, тот разморозил его и позволил добраться до души Фредрика. Да, это безумно, но это правда.

– Это… безумно? – Карнелий больше ничего не смог сказать. Безумие – это вообще ничто по сравнению с этим рассказом. По сравнению с тем, что испытывал в тот миг барон. Дагерти так просто говорил о четырехлетних муках в аданее!

– Адент вытащил графа из мучений, но боги запретили вытаскивать душу твоего друга из аданея. Они хотели забрать Адента, а Фредрику позволить развеяться. Его душе предстояло сгинуть из веселенной, из существования.

– И Адент бросил его там? – с ужасом спросил Карнелий.

– Он не хотел, но, как я тебе сказал, он поступил правильно. Фредрик потом бы пожалел, как и я, если бы вернулся в жизнь.

– Расскажи еще про искру, – попросил Карнелий.

– Искра – это демонический штамп, который проникает в любую душу, попавшую в аданей после смерти. Это клеймо, которое говорит о том, что конкретная душа теперь собственность аданея и забрать ее оттуда нельзя. Обычно души из бездны никто и не забирает, ведь они попадают туда за греховную жизнь, но если кто‑то все же осмелится вытащить душу в смертный мир и попытается вернуть ее в тело, то главный демон Аданей не расстроится. Для того искра и существует. Ее основная функция – делиться и дробить душу, на почве которой она взращивается, потом забирать чужие тела, расслаиваться на огромное количество личин и колонизировать землю. Искра развивается и приобретает свою личность только после воскрешения тела. Как я уже и говорил. То есть если уж вы осмелились отнять собственность аданея и оживить ее в теле, то пострадает весь смертный мир. Знаешь, почему я хотел правильно завести зал времени? Почему я так рад, что получилось хоть что‑то? Я хочу вернуться в тот миг, когда меня собирались оживить, и развеяться, отговорить Трейвела. Он ведь стал смертным в наказание. А так его не наказали бы, а меня бы просто не стало. Я не хочу, чтобы меня считали уничтожителем, демоном, монстром. А Непоколебимый – империей зла. Адент уберег Фредрика от этого. И Океанию уберег от судьбы Непоколебимого. Теперь ты, надеюсь, понимаешь, почему я буду бороться за свою империю до конца.

– Подожди. То есть все наместники – это твои личины? Твоя поделенная искра и частички твоей проклятой души в чужих телах?

– Верно.

– Но теперь‑то твоя искра закончила делиться или в любой момент она может создать из тебя еще личности?

– Это сложный процесс. Сейчас я не буду вдаваться в подробности. Скажу лишь, что да, слоиться одна искра может до бесконечности, ей главное захватывать в каждое новое тело хоть капельку души. Но я стараюсь держать себя в руках, потому и не спешу лечить себя искрой. Каждое использование искры опасно. Ведь это очень хитрый разум и в каждой личине он проявляется иначе.

– А если бы Фредрик ожил? – едва слышно спросил Карнелий с некоторой задумчивостью в голосе.

Дагерти вздохнул:

– Одна из его личин, та, что была бы ближе всех по характеру к твоему покойному другу, точно так же, как и я, молила бы сейчас богов о смерти.

– Фредрик был сильным магом, он смог бы перебороть искру.

– Тебе хочется верить в друга, но я тоже был не слабым магом, и то мои черные силы просто бурлили. А теперь вспомни свет своего друга и преврати его во тьму. Если бы Фредрику и удалось удержать себя единым, то было бы еще хуже. Искра сконцентрировалась бы в одной голове, испепелила бы его настоящую личность и превратила бы его в уничтожителя. Так что Адент поступил верно.

Карнелий чувствовал себя отвратительно, мысли его были о том, что Фреда больше не существовало во вселенной, но вслух он сказал нечто иное:

– Я не могу понять… – Голос был совсем тихим, Дагерти пришлось прислушиваться. – Ты начинал с того, что Адент не заслуживает нашей веры, а теперь говоришь, что он поступил правильно. – Карнелий отрицательно покачал головой. Как уничтожение Фредрика могло быть верным решением? Да лучше бы его друг стал злом! Так в душе кричал Карнелий, но внешне он выглядел уставшим и притихшим.

– Фавластас хотел, чтобы Фредрик сам уничтожил всех друзей и близких. Настоящая личина Фредрика не выдержала бы, страдала бы, а темные были бы заодно с Фавластасом. Но Адент этого не сделал, поэтому он поступил верно. Но он отправил всех жителей Непоколебимого за врата. Всех! А не только тех, кого стоило. И потом, я говорил о слепой вере в высшие силы. Именно эти силы изначально позволили мне и Фредрику оказаться в аданее. Дальше – всего лишь последствия.

– Но подожди… – Карнелий поднял руку и попытался разобраться. – Почему ты так уверен, что твой народ отправили за врата из‑за твоей искры? Это же бред. В этом нет ни капли логики. Врата создали ангелы. Они бы не стали творить такое просто так. Если бы проблема была лишь в тебе, то ты и твои личины были бы единственными, кто был бы заперт. Хотя небеса могли бы тебя и твои личины просто испепелить. Вместо этого небеса создают врата и запирают за них всех, кроме твоей самой опасной личины – Фавластаса. Кажется, ты и сам не знаешь, зачем были созданы врата. Или есть еще причина, о которой ты просто не хочешь мне говорить? Твоя тайна не имеет отношения к искре, ведь так?

Дагерти все это время лишь мрачно смотрел на Карнелия. Он и не собирался ничего говорить, но явно задумался над словами барона. Какое‑то время в тоннеле было тихо, а потом Карнелий вдруг сорвался с места и подбежал к люку.

– Свет! – воскликнул он, указав в небо.

– Где? – Дагерти сосредоточился на люке и тоже увидел, как промелькнул луч. Потом послышался знакомый свист. – О боги! – Наместник вскочил на ноги. – Скорее наверх, Карнелий!

Они выбрались наружу, утопая в почерневшем в сумерках снегу.

– Корабль! – Дагерти восхищенно указал в небо, где плавно и красиво плыло огромное воздушное судно. Оно было больше кораблей Непоколебимого раза в два, и крылья у него были не черные, а белые. А сзади – огромный винт, словно ему нужно было покорять подводный мир, а не прорезать облака. Множество ярких прожекторов блуждали по снежным покровам, заливая все вокруг приятным золотым светом. Сверху доносилась музыка, необычная для слуха Карнелия и Дагерти.

– Стойте! – крикнул барон. – Стойте, остановитесь! Мы здесь! Остановитесь!

Он кричал, срывая голос до хрипа, и бежал в свет прожекторов.

Дагерти напряженно и вместе с тем растерянно смотрел на корабли. Он знал, что подобные суда могли делать, вернее, что подобные корабли могли делать в его времени. А эти, в будущем, были способны на большее, и это было опасно. Но также наместник отлично понимал, что Карнелий был прав. Выбор‑то небольшой. Либо умереть в снегах, либо рискнуть.

– Остановитесь! – все кричал Карнелий.

Дагерти в последний раз неуверенно взглянул на корабль, а затем на свои ладони. После чего зажег два магических шара и бросил их в небо. Они, подобно фейерверкам, взорвались недалеко от судна, осыпая черное небо серебристыми лучами. Карнелий перестал кричать и обернулся на Дагерти, тот лишь кивнул ему. Корабль начал снижаться и разворачиваться. Добро пожаловать в будущее.

***

Кабинет Эдварда и Мэй был одним из самых небольших в центральном отделении сыскной службы города Фо́ртон‑Э́да. Впрочем, для работы напарников много места и не требовалось. Большую часть времени они проводили на улицах города, изучая места преступлений и анализируя всплески магической активности. А если уж приходилось работать в кабинете, то места всегда хватало. Мебель стояла плотно, и углы не пустовали, зато каждая вещь выполняла определенную функцию и ее легко было найти.

В дверь постучали, но входить не спешили. Стук повторился два раза, и только тогда дверца приоткрылась и на пороге возникла темная фигура Эдварда.

– Мэй, ты еще здесь? – удивился он. – Скоро уже рассвет.

Напарница показалась из‑за стола, ей пришлось слегка привстать, чтобы он разглядел ее среди стопок бумаг.

– Здесь, – устало ответила она. – Я составила список Кьюлаков. Пятьдесят один в городе. И это я о тех, кто носит это имя. Еще есть фамилии.

– А фамилий сколько? – сразу же уточнил Эдвард и медленно шагнул вглубь помещения. В кабинете было темно, лишь одинокая лампа на столе Мэй освещала стопки листов. Стоит отметить, что шторы были раздвинуты и на улице не горели фонари.

Мэй Квейт склонилась над листами, и ее длинные прямые волосы упали на бумаги. Теперь ее лицо будто бы скрывала темная ткань. Потерев узкие, покрасневшие от усталости глаза, Мэй сообщила:

– Шестьдесят. И возможно, что среди ста одиннадцати Кьюлаков нашего нет. Кто сказал, что он из нашего города, кто сказал, что он из нашей империи. Да и вообще, кто сказал, что он не солгал про имя.

Сначала она попыталась сдуть волосы с лица, но после неудачной попытки резко откинула их рукой. Далее сыщица рывком поднялась из‑за стола, достала из ящика стола деревянную ухищренную заколку и ловко скрутила и закрепила волосы на затылке.

Эдвард обошел стол и посмотрел в списки.

– Даже на проверку этого списка уйдет уйма времени, – сказал он, – а убийства происходят постоянно.

Мэй в который раз потерла глаза, затем огляделась в поисках часов. Одни стояли на деревянной полке над столом. Сыщица вгляделась в циферблат.

– Проклятье, – вздохнула она. – Часы тоже не работают.

– Что? – Эдвард тут же вспомнил сломанные часы в парке. – Значит, «К» не только не любит свет, но и время. Должно быть, у него большие проблемы с психикой.

Мэй покосилась на напарника и уверенно изрекла:

– Он мастер своего дела. Явно продумывает каждый шаг, не оставляет следов и свидетелей. И, думаю, у него железные нервы.

– Эти письма говорят о его самовлюбленности, – добавил Эдвард. – Ему нравится играть. Он использует для этого все, что может.

Строчки в списке Кьюлаков показались Эдварду неразрешимым ребусом. «К» издевался. Ни единой зацепки. Более того:

– Половина людей в списке – приближенные императора и лица, имеющие власть, – продолжил Эдвард. – Мы не можем просто так допросить их. Комиссар будет в гневе.

Мэй согласно кивнула. Комиссар Ка́йлит Ке́ррики лично отвечал за действия сыскной службы перед императором и не допустил бы скандала.

Сыщица задумчиво посмотрела в окно. Фонари больше не горели. Впрочем, в темноте легче было сосредоточиться… или уснуть.

– Есть мысль, но я пока не уверена, что разумная.

Мэй подавила зевоту. У нее возникла идея, но, прежде чем оглашать ее, нужно было все как следует продумать. А для этого должны были работать мозги. Следовало поспать, раз уж ночь затянулась. Хотя бы пару часов сна – и все встанет на свои места.

Эдвард думал о том же: о сне и о силах. Напарники не так давно стали работать вместе, но уже научились улавливать настроение друг друга без слов. Полезное качество для двух сыщиков.

– Завтра утром начнем с того, что ты там надумала, – согласился Эдвард.

– А с чего ты решил, что это не очередное безумие?

– Судя по твоему взгляду, идея тебе нравится, значит, я готов выслушать ее. – Теперь уже он подавил зевоту и добавил: – Утром, разумеется. Пока другие патрулируют улицы, мы заслужили перерыв перед битвой. Доброй ночи, Мэй.

– Доброй ночи, Эдвард.

Когда напарник исчез за дверью, Мэй подошла к столу, в последний раз посмотрела на список Кьюлаков и убрала все бумаги со стола в ящики.