Читать книгу В конце будет Слово - Наталья Андреевна Нуора - Страница 2

Нам, людям, нравятся определённого рода мучения. От одних тёмно-синих, кроваво-красных воспоминаний нам хочется освободиться, но другие, зелёные, словно болотная тина, фрагменты прошлого мы взращиваем в себе с особым упорством. Если нечто извне причинило боль нашим близким, мы, пусть скрепя сердце и со слезами, но отпускаем ярость – тогда взамен приходит грусть. Если же человек сам заставил страдать того, кого любит… О, эту память он не отпустит никогда.

Наверное, поэтому я и расстался с Хироши Охаяси без борьбы – в том, что случилось с его семьёй, его вины не было. Он, кажется, работал на фабрике и много курил. Рак лёгких поразил его в пятьдесят с лишним, так что ещё полтора года после он был обузой для семьи. У него была жена Аико и две дочери: Катсуми и Сидзуку. Он… я умер в под конец 1938-ого, оставил беспомощных детей и любимую женщину. И угораздило же нас родиться в чёртовой Хиросиме! Конечно, 6 августа 1945-ого я не застал, но моя семья… В день, когда «Малыш» упал и заплакал, его… меня со своей семьёй не было. Это они видели страх и смерть, они были живыми мертвецами, они плакали и стенали среди таких же мертвецов. И после того, как "Толстяк" опустил свой жирный зад прямо на Нагасаки, моя жена и наши дочери всё ещё дышали, измученные лучевой болезнью, молящие Тебя о милосердии смерти и проклинающие американцев. Я не был виновен. Я не мог ничего изменить! А потому только в этой жизни осознал прошлое: той семьи, как и той версии меня самого, уже нет. Нет и страданий.

Но совершенно другое дело – Барбара Джексон. То, как я с ней обошёлся, нельзя простить себе, даже если сама она меня простила искренне.

Свои семнадцать лет и лето 1956 года я, она же Тереза Шервуд, встретила в пригороде одного из крупных городов на юге США. Здесь странно думать о том времени и верить, что была его частью. Послевоенная Америка, общество потребления, бэби-бум и чья-то сбывшаяся «американская мечта» в каждом аккуратном доме за белым забором. Моя мать была счастливой домохозяйкой, как и все её подруги, а мой отец хорошо зарабатывал. Мамино лицо, с улыбкой или в слезах, я до сих пор помню отчётливо. Но если представить отца – перед глазами лишь силуэт в строгом костюме, а в ушах звук захлопывающейся входной двери и заведённого автомобиля.

Тем летом к нам переехала Барбара Джексон. Ей тоже было семнадцать лет. Я закрываю глаза, чтобы грязная комната не запятнала образ в голове, и на несколько коротких мгновений воскрешаю Барбару такой, какой она была в 1956-м. У неё загорелая кожа, не гладкая и мягкая, как у нимфы, а настоящая и немного обветренная. Я держу её за руку, моя белая ладонь потеет в её горячей ладони. У неё непослушные рыжеватые кудри, которые то и дело падают ей на лицо. Я заплетаю её волосы в причёску, когда она меня просит, потому что вокруг невыносимо душно. У неё глаза зелёные, словно трава осенью… Нет, смотреть в эти глаза теперь я не могу.

Впервые я встретила Барбару жарким и солнечным июньским днём, когда вместе с подругами вышла из прохладного кафе, где мы ели мороженое, на улицу. Мороженое летним днём… хотела бы я сейчас ощутить его мягкую прохладу на языке, но вместо этого во рту до сих пор держится привкус проклятой смеси.

Мы по-прежнему стояли на углу кафе и смеялись, потому что платье Кэти сзади сильно измялось и немного загнулось кверху, и она, изображая обиду, поправляла его – как раз в этот момент появилась Барбара. Выглядела она ужасно, до крайности неопрятно. Я заметила её первой, как только отвлеклась от подруг: она шагала в нашем направлении и глядела на меня таким взволнованным взглядом, будто боялась, что мы, не дождавшись её, растворимся в воздухе вместе с дымом проезжающей мимо машины. Я толкнула локтем Элис, та одёрнула болтавших Мэри и Кэти, указав на незнакомку, и тогда уже вчетвером мы уставились на неё. Та ещё картина! Барбара еле волочила ноги, её вьющиеся волосы лезли во все стороны, она щурилась от слепящего солнца. Когда наконец она остановилась прямо перед нами, свежими и белыми, как ангелы, наши лица нахмурились, как одно. В глаза тут же бросились её блестящее лицо и мокрые следы на платье подмышками.

– Эм. Мы можем помочь чем-то? – спросила Элис и изобразила на лице вежливое участие.

Барбара напоминала в этот момент рассеянную деревенщину. Потому мы немного растерялись, когда она улыбнулась, а затем её вспотевшее весёлое лицо приняло то же вежливое выражение, что и чистое личико Элис.

– Буду вам весьма признательна, – сказала она так серьёзно, словно бы вдохновенно и без тени улыбки.

И так похоже это было на нашу Элис! Я тогда подумала, какая же нахалка эта незнакомая девчонка – нуждается в помощи и при том позволяет себе насмешки. Но её умелая лёгкая пародия меня рассмешила, а Элис обиделась, кажется. Барбара, как ни в чём не бывало и в обыкновенной манере, продолжила: она представилась, объяснила, что недавно её семья переехала к нам, поэтому город ей был совсем незнаком – она пошла гулять одна и забыла дорогу. Элис нехотя узнала у неё адрес, и оказалось, что семья Джексонов поселилась неподалеку от Шервудов (моей семьи, то есть) – на противоположной стороне улицы.

Думаю, Элис и на меня тогда рассердилась за мой смех, и поэтому тут же ответила Барбаре:

– Ох, как удачно всё сложилось! Тереза живёт совсем неподалёку. Думаю, она не откажется тебя проводить.

Если честно, я бы лучше отказалась. Не хотелось мне идти рука об руку с такой неряхой, не хотелось поддерживать дружелюбную беседу ни о чём, но идти было недалеко, так что я всё же согласилась – так было проще, чем сочинять отговорку.

Я ужасно напряглась и, чем сильнее мы с новой знакомой удалялись от моих подруг, тем больше возрастало моё напряжение. Вот сейчас, думала я, она начнёт задавать мне самые бесполезные вопросы на свете – те самые, что каждый человек, не задумываясь, задаёт другим людям, хотя, по правде сказать, ни капли не интересуется тем, что ему ответят. Раздражения моего не убавляло и то, что Барбара всё время на меня посматривала, как будто заметила жирную муху на моей щеке.

– Что-то не так? – не выдержала я и сама смутилась того, как грубо прозвучал мой голос.

– Нет.

– Тогда почему ты так молчишь?

Я и сама не смогла бы объяснить, что означает «молчать так», и мне тут же стало неловко из-за глупого вопроса.

– Я подумала, тебе не хочется говорить, – ответила Барбара.

– Да, прости, – я взглянула на Барбару и приветливо улыбнулась, – веду себя ужасно.

И после из моих уст последовала череда рядовых вопросов, на которые Барбара охотно отвечала. Так, я узнала, что мы с ней ровесницы, что она переехала к нам из Аризоны, потому что здесь умерли её родственники и оставили семье Джексонов дом, больше и дороже, чем те имели на прежнем месте. Барбара же спрашивала у меня про школу, про моих подруг: тут же она попросила прощения за выходку с Элис:

– Передразнивать её было по-детски. Но я так устала, вокруг жара – мои манеры, видимо, испарились сквозь кожу.

– Тут не всегда так уж жарко, так что успевай насладиться солнцем.

Шли мы не дольше пятнадцати минут и к тому моменту, как я закончила эту фразу, уже стояли рядом с моим домом. Луиза, темнокожая пожилая (для юной девчонки вроде меня) женщина, наша прислуга, поливала розовые кусты, высаженные у низенького белого забора. Вид у неё был такой, словно бы и себя она облила водой с ног до головы, она рукавом платья стёрла пот со лба. Но, заметив меня, оживилась, выпрямилась и улыбнулась:

– Мисс Тереза, вас долго не было, – обратилась она ко мне, – миссис Шервуд просила передать, что скоро будет дома, чтобы вы не искали её.

– Спасибо, Луиза, – ответила я.

– Вам и вашей подруге, должно быть, очень жарко, – сказала Луиза, – с утра ваша матушка сделала лимонад, он как раз холодный и будет кстати в такую погоду.

– Барбара, ты к нам не зайдёшь? – я снова посмотрела на неё.

Не буду врать, будто уже в тот момент я жаждала не покидать мою Барбару никогда – так, наверное, не бывает. Напротив, после прогулки мне хотелось поскорее очутиться в своей комнате, выпить чего-нибудь холодного и до самого ужина запереться ото всех на пару с какой-нибудь книжкой. На мою удачу, Барбара сказала, что дома её заждались – так мы и расстались.

Ничего особенного во всём этом, вообще-то. Обычный день и обычный разговор, но столь необходимо для меня сохранить его в своей разрушающейся памяти. Кажется, это как раз один из таких дней, когда хочется отправить самому себе письмо из будущего, предупредить. Но что бы я мог себе написать? «Дорогая Тереза, не вздумай сблизиться с Барбарой Джексон?». Или же «останься рядом с ней и никогда не предавай»? Вот только для той Терезы из того дня все эти слова не значили бы ровным счётом ничего.