Читать книгу Корова (сборник) - Наталья Горская - Страница 3

Народ в автобусе был похож на винегрет: цветастые рубашки перемешались с застиранными майками, загорелые шеи оттеняли бледные руки выше середины предплечья. Словно какой-то гигантский миксер смешал разные цвета и формы внутри уставшей за свой долгий, значительно превышающий для автобусов срок жизни, машины. В отношении запаха был такой же винегрет. Чем тут только не пахло! Но всё перебивал «аромат» тела с просроченным сроком гигиены. Это тело, будьте уверены, способно заглушить собой самый сильный парфюм, который тут тоже присутствовал. Если он и обнаруживал себя, то без особой радости для пассажиров.

В автобусе к тому же ещё и духота! И в этой духоте поселились два трудно сочетаемых запаха: самого сногсшибательного пота и изысканного парфюма. А это уж такой «винегрет», что дышать им не захочешь. Пот был страшно несвежий, прямо-таки конский, а парфюм имел настолько сильную приторно-тошнотворную концентрацию, что даже самые стойкие и терпеливые граждане начинали роптать:

– Ну кто додумался в подобную жарищу надушиться такой въедливой дрянью?! – орали в самой середине салона.

– Да чтоб вы понимали! Это ж «Опиум», настоящие духи, а не абы что! Полштуки за маленький флакончик, – важно отвечали у задних дверей.

– Полштуки?! – ахнул мужской хриплый голос в противоположном конце. – За духи!

– Так это ж вам не флакон водки, понимать надо!

– Эх, бабы-бабы, вы эдак всю Русь на парфюмерию спустите. Это ж сколько на полштуки можно спирту выручить, а, Кольша?

– Ой, много, Ваньша.

– Нда-а!..

Ядерная смесь духов и человеческой испарины продолжала лениво гулять по салону и бить по носам. На этом мука не собиралась заканчиваться. На одной из остановок вошли две юные девушки, но какие-то неопрятные, с растворившимся на потных лицах толстым слоем косметики и сильно надушенные. Вопящая подростковая манера опрокидывать на себя по полфлакона духов за подход создаёт этакий кричащий запах, который и смог бы заявить о себе, но… Его перебивает точно такой же, другой. Запах агрессивный, кусающий, но в то же время какой-то неуверенный, словно маленькая собачонка кидается на слона, истошно лает, но тут же испугано отбегает назад боком. И духи при этом выбираются не по-девичьи лёгкие и весенне-нежные, а тяжёлые, затхлые, ядовитые. Словно для старой графини из «Пиковой дамы», дабы забить ими ноты старческой несвежести. Так обычно душатся пожилые дамы для маскировки неизбежных возрастных запахов, или раньше душилось высшее общество в Европе, когда мытьё в бане считалось грехом и производилось раз в год, а то и реже.

Тем не менее, при входе в автобус девушки демонстративно и брезгливо зажали носы пальцами и запищали:

– Фу-у! Ну и бздёж же тут!

Дама, источающая аромат дорогих духов, презрительно сморщилась в адрес этих дешёвых туалетных вод и с раздражением вслух заметила:

– Хоть бы кондиционер в салоне установили.

– А ванну с чашечкой кофе не хотишь? – огрызнулся водитель и резко затормозил у хозяйственного магазина, в витрине которого красовался рекламный плакат с невозможно красивой девушкой в прозрачных драпировках под завораживающей надписью: «Магия наших духов дарит чувство желанности и воплощает мечты в реальность».

Почти все вышли, даже те, кому надо бы проехать ещё пару остановок. Не потому, что им хотелось повысить чувство желанности, а чтобы отдышаться на свежем воздухе, которого даже на улице катастрофически не хватало из-за жары и пыли.

– Ох, задушили, ироды! – обмахивалась газетой бабулька Алтынова, с трудом переводя дух. – Тараканов можно такой вонищей по-травить.

Экс-пассажиры стали расползаться в разные стороны, как морёные тараканы, но значительная их часть потянулась в хозяйственный магазин, где шла разгрузка товара. Продавщица Бронислава металась с накладными в одной руке и коробками в другой. От только что привезённой продукции шёл ни с чем не сравнимый запах новизны и комфорта. Всевозможные стиральные порошки, отбеливатели, воздухоосвежители, пятновыводители и стеклоочистители в красивых бутылочках с яркими этикетками заполняли полочки, как зрители свои места в зале перед началом спектакля.

– Бронька, а есть чего-нибудь типа «Секунды»? – сунулся активный потребитель бытовой химии Лёха по кличке Примус.

– Ты, Лёшенька, собрался окошечки дома помыть? – спросила напарница Брониславы Александра и порекомендовала: – Есть великолепное средство для мытья любых поверхностей «Клин».

– У-у, дорого! А подешевше чего-нибудь, подешевше?

– Не дыши ты на нас дустом! – махали на Лёху бабы. – В автобусе душили чёрт-те чем, а тут ты ещё со своим химическим перегаром.

– Каким «химическим»? – обиделся Лёха. – Одеколон «Гвоздика», не хошь!.. Броньк, а Гвоздичка ещё осталась?

– Где же ей остаться, если ты сразу всю партию выхлестал? Не отвлекайте вы меня! Щас разложу всё по полочкам и буду торговать. Ждите.

– Кто на удобрения будет записываться? – зычно спросила Александра. – Подходите сюда. С деньгами.

– А когда будут удобрения?

– Сейчас запишем, кому сколько надо, а к следующему привозу закажем.

– Ой, Санюшка, мне бы фоски. А мне бы селитры, – посыпались просьбы и деньги.

– Санька, а мне бы гербицидов каких-нибудь, – влез Примус, – растворимых.

Народ топтался и ждал начала торговли. От изобилия рябило в глазах. Вслед за бытовой химией последовал вынос всевозможных дезодорантов, туалетных вод и одеколонов. Лёха схватил один, открыл колпачок и прыснул себе в рот. Бронислава отняла у него товар, отвесив Лёхе нежный подзатыльник.

– Да ла-адно! Не мой букет, – раскритиковал дезодорант Лёха. – Изюминки нету.

Лёха-Примус травил себя всякими препаратами бытовой химии. Давно травил. Его тут в одно лето змея укусила – в огород с болот приползла, – а он бегает, орёт: умираю, дескать, скидывайтесь на венок. Даже лёг на кровать, асану покойника принял, лежит и ждёт, когда же умирать-то начну. Соседи врача вызвали. Тот приехал и видит: змея в ровке мёртвая лежит. А Лёхе хоть бы хны! Полежал, понял, что смертью и не пахнет, и вернулся к привычному образу жизни. Врач тогда сказал Лёхе:

– До чего же ты, Ляксей Викторович, ядовитый: даже змеи дохнут от контакта с тобой.

Лёха очень гордился такой стойкостью к всевозможным ядам и говорил, что ему даже ядерная война теперь не страшна. А сейчас он опять топтался в хозтоварах, дабы смочить горло чем-нибудь этилосодержащим.

Торговля всё не начиналась, зато запись на удобрения шла бойко, отчего на прилавке около Александры выросла приличная куча из мелких бумажных купюр и монет.

– Бабы, а вы знаете, что «каждый год одиннадцать лучших парфюмеров Европы работают по заказу мировых модных домов над созданием нового аромата, а утверждается только один»? – Лёха вслух зачитывал какую-то рекламную наклейку к духам. – Во как! «А остальные разработки распродаются только в спецмагазине ограниченной серией». Знаете? Да ни черта вы не знаете! Ходите в кирзачах и телогрейках, а где-то есть женщины. Настоящие! Которые вот этими самыми ароматами пользуются. Женщины, лучшие друзья которых – бриллианты, а не кто-нибудь.

– Да уж, знамо, что бриллианты, а не такие олухи, как ты, – Бронислава отняла у него коробочку с духами.

– Бронька, дуришь ты людей! Это в нашу-то деревню дремучую привезут разработки лучших парфюмеров Европы? Ни за что не поверю. Даже за ящик «Секунды»… Лучше бы «Секунду» заказала на складе, чем вот эту дребедень!

– Перебьёшься.

– «Мистер Мускул», «Мистер Пропер», всё не то! – блуждал взглядом по полкам Лёха. – Не думаешь ты о народе, Бронька, не раде-ешь.

– Я сейчас тебя дихлофосом обрызгаю, если не уйдёшь по-хорошему! – разозлилась Бронислава.

– Да ты что! – захохотали в очереди. – Для него же это праздник, если дихлофосом-то.

– Хоть бы нам охранника выделили, чтобы этих дурандотов вышибать из магазина! – сокрушалась Броня. – С утра ходит и зудит.

– Да не надо нам никаких охранников, – пересчитывала деньги на удобрения Саня. – Они тут и охранника споят. Уже сторожа споили, чтобы он им с чёрного хода выносил, и охранника споят. Чёрт с ним, пущай куражится. Я уж к нему привыкла как вот к этой стремянке.

– Девоньки, а есть у вас такой «Ах»? – вдруг прорвалась к прилавку подслеповатая бабулька Алтынова. – У мене внучёк рехламы насмотрелся и просит ему этот «Ах» купить.

– Какой ещё «Ах»? – возмутилась Бронислава. – Только ахов нам не хватало!

– Ну такой… Его ащё рехламируют постоянно. Там ещё бабы за мужуком гоняются. Голые! Прямо кидаются на него. И мужуков-то всё каких-то безнадёжной внешности выбирают, намекают, что даже такому можно бабу к себе привлечь «Ахом» вот этим.

– Так-таки и гоняются?

– Угу.

– Может, он им алименты не заплатил, – предположил кто-то в очереди, – вот они и гоняются.

– Ха-ха-ха, хи-хи-хи, о-хо-хо, ну и ну, умора! – откликнулась вся очередь. – Сначала «Ах», а потом сразу «трах».

– Ну не знаю. Унучек мне строго-настрого наказал, чтоб я без «Аха» энтого домой не возвращалась.

– Чего ж твой «унучек» сам не пошёл за своим «Ахом-трахом»?

– Сам он стесняется.

– Ишь, какой застенчивый мальчик! – заколыхались покупатели.

– И чего вы, ей-богу, такие отсталые? – стала уже возмущаться бабулька Алтынова. – Ну как же вы не знаете? Все хультурные люди о нём знають, об «Ахе» энтом. По телевизеру круглые сутки рехламируют этот ах-эффект. Аховый эффект какой-то.

– Так это не «Ах», а экс произносится, – осенило кого-то в очереди. – Это нашими буквами написано «Ахе», а надо читать экс.

– Чё за экс такой? Экс – так бывших участников чего-либо называют: экс-министр, экс-футболист.

– Да не-е! Экс в переводе с англицкого значит «топор», – поразил вдруг знанием языков дед Рожнов, который грузил на тележку мешок с известью. – Я как-то топор покупал, там на этикетке было написано «АХЕ». Теперь ведь и отечественного топора в своём Отечестве не купишь. Всё заморское.

– Как так «топор»? Это ж для аромата.

– Вот и будет аромат такой, что хоть топор вешай.

– Ха-ха-ха!

– Да не то Вы говорите, – высказала компетентное мнение библиотекарь Марина. – Не экс это читается, а акс.

– Ах «Акс»! – наконец-таки поняла Бронислава, о чём речь. – Так бы и сказали. А то у меня же голова кругом идёт от этих названий: Акс, Макс, Текс, Лекс, Кекс, Секс, крекс-пекс-фекс. Пора в русском языке букву «икс» вводить, однако.

– Зачем нам «икс», когда у нас хорошая буква «хе» есть? – спросили в очереди. – Путаница же возникнет.

– Вообще-то, да, – кивнула Броня. – Буква «хе» лучше. Без буквы «хе» в России никак не обойтись.

– Так есть «Ах» али нет? – продолжала вопрошать бабулька Алтынова.

– Есть, – Бронислава полезла куда-то под прилавок. – Даже в ассортименте. Вот он, красавец! Тут и рекламка есть: «Создан для мужчин – действует на женщин».

– Так он для баб али для мужуков? – растерялась Алтынова.

– Для тех и энтих: тех подушишь, а энти нюхать будут и жизни радоваться, так что ни зарплата, ни соцпакет уже не нужен будет, – съязвил дед Рожнов.

– Иди ты? Ну-ка, дай хоть нюхнуть-то!

– Нет, не дам! – запротестовала бабулька Алтынова, заворачивая маленький чёрный флакон в газетку. – Энто для унучека.

– Броня, ну дай нам понюхать-то! – потребовало себе счастья несколько баб с Фанерного проспекта. – А то в рекламе всё показывают, как какая-то хлипкая саранча на себя побрызгала сие снадобье, и от этого бабы его за мужика принимать стали. Бегают за ним, как сучки в стадии течки за кобелём.

– И чего он с ними делать-то собирается в таком количестве?

– А я знаю? У него и спроси.

– Так не он делать собирается, а с ним бабы будут делать что-то нехорошее. Теперь мужики такие пошли: встанет столбиком и ждёт, когда на него бабьё набросится.

– Ты подумай, какая эмансипация!

– И не говори, кума. Мужчины нынче только в анекдотах или «мыльных» сериалах до женщин интерес имеют, ради них готовы стать лучше, сильнее, благороднее. Чтобы те, на них глядя, не утратили интерес к продолжению нелепого рода человеческого. А в реальной-то жизни они бесконечно пьют пиво, лежат на диване, свесив на бок дряблое брюхо, и ароматизируют окружающую среду своими «выхлопами».

– Ага, и при этом мечтают посредством бытовой химии привлечь к себе стадо готовых выпрыгнуть из одёжек тёлок!

– Пошлость какая, – фыркнула Марина. – Похоже на фантазии маразматичного деда из «Собачьего сердца», которого профессор Преображенский омолодил. Любовь можно заслужить нравственно-волевыми качествами, интеллектом, высоким уровнем духовного развития, активной жизненной позицией, то есть всем тем, что в мужчине называют личностью! А мужчина-неличность нормальной женщине не может быть интересен.

– Кому сейчас нужна твоя любовь и личность? – усмехнулась Александра. – Щас всем или тугие сиськи подавай, или тугой кошелёк. Третьего не дано. Нет у людей ни воли, ни доли, так что остаётся только вот на «Ахах» всяких выезжать.

– Ну дайте нам-то нюхнуть, как этот самый аховый эффект пахнет! – продолжали требовать женщины уже с улицы Красного Подшипника. – А то этак помрёшь, а главного в жизни не прочувствуешь.

– Не надо тут распылять этот ах-трах-тарарах! – запротестовала санитарка из районной больницы Вероника. – В автобусе задушили вонищей из парфюма пополам с ароматами органического распада. Тут бытовой химией разит на два квартала, а вы ещё добавить хотите! И вообще, что за мода такая? То ли дело раньше были мужчины, как в фильме «Большая жизнь»: все в угольной пыли, но зато какие красивые! Никаких ахов не надо было.

– Да-а, – ностальгически вздохнули несколько голосов. – А сейчас ходят какие-то надушенные да напомаженные, аки девки. Разве на таких мужчинах мир держится?

– Чего хорошего, когда мужик домой приходит весь в пыли? – заспорила другая часть очереди. – Скажете тоже: мир на таких держится… На своих ногах бы держался и слава богу. А мир и бабы подопрут в случае чего.

– Ай ну вас! Вытравили вы из себя всякое разумное понимание мироустройства! Вы жа же-э-энщины, а не подпорки какие-то, чтобы мир подпирать.

– Да дайте ж занюхать этот дезодорант! – непреклонно продолжали требовать обитательницы Фанерного проспекта и Красноподшипниковой улицы уже в один голос.

– Что вы, как дети малые, до сих пор рекламе верите! Смешно, в самом деле.

Завязался спор, в котором победило женское любопытство, так что Бронислава в конце концов решила-таки провести презентацию чудо-аромата.

– Глупость какая, – библиотекарь Марина всё порывалась уйти, но не уходила. – Человек может заслужить настоящую любовь только своими высокими душевными качествами, своей нежностью и искренностью. А тут получается, что любовь упакована в этот флакончик. Цивилизация, блин… Ну-ка, дай понюхать… Запах как запах, цветочный какой-то.

– И в самом деле, – разочарованно пронеслось в очереди. – Мы-то думали! На дешёвые бабские духи похож.

– Так это надо на мужике нюхать, – втолковывала Бронислава из инструкции. – Надо мужика какого-нибудь отловить, облить для пробы и поглазеть, что из этого выйдет. То есть не поглазеть, а обонянием уловить. Мужика какого-нибудь сюда тащите.

– А где же его найти? Задача не из простых. Дед Рожнов уже укатил со своей известью, да он и не стал бы душиться, хоть души и режь… А вот давайте Лёху опрыскаем. Лёха, а Лёха, подь сюды.

– Да идите вы на…, дуры!

– Ну, поди сюда-то!

– Тридцать рублей дашь – подойду.

– Да на!

– Пятьдесят.

– Подойди сначала.

– Ну, чаво?

– Ближе.

– Каво?

Лёха-Примус был тут же насильно опрыскан чудо-снадобьем. Пока он матерился, бабы принюхались и пожали плечами. Мол, мы наверно очень уж огрубели и не воспринимаем, что должна воспринимать настоящая женщина. Лёха же запросил за моральный ущерб попробовать «Акс» на вкус. Бронислава прыснула ему в разинутую пасть.

– Ой, гадость! – плевался Лёха. – Букету нету… Дай хоть «Гвоздичкой» запить.

– Ни фига не действует! – сокрушались между тем бабы с Фанерного. – А в рекламе-то врали! Ну нигде правды не стало на земле.

– Так это на женщин действует. Вы не женщины, а коровы безмозглые! – резвился Лёха. – Да я и без этого «Акса» мужчина хоть куда.

– Ха-ха-ха!

– Чего вы ржёте, дуры? – начинал он злиться. – Да я… Ах так!

Лёха схватил своей огромной пятернёй с прилавка ворох денег на удобрения, потом дотянулся длинной рукой до полки, где красовался дорогой стеклоочиститель на этиловом спирту, и дал дёру.

– Ой, бабоньки, держите его! – орали Санька и Броня. – Ой, лови его, свищи его! Куда такой дорогой очиститель взял, иуда? Возьми вот подешевше!

Бабы, сдавшие деньги на удобрение тоже рванули за Лёхой, так что на улице образовалась своеобразная процессия: впереди тяжело, но большими прыжками бежит Лёха, рассыпая на ходу деньги, но крепко прижимая к груди драгоценный стеклоочиститель, а за ним гонится толпа баб с криками «стой!». На лавочке у автобусной остановки сидят Лёхины собутыльники и софлаконники, которые, по всей видимости, и послали его за «горючим».

– Лёшенька, тебя только за смертью посылать, – пьяно ворчат они ему, но он проносится мимо них, как порыв ветра. – Лёха, куда это ты? Чего это ты?!

– Да вот, аховый эффект подействовал, блин! – задыхается на бегу хохочущий Лёха. – Рекламу по «ящику» видал?

– Да ты до «белочки» уже дошёл! – укоряют его братья по несчастью. – На кой тебе этот ворох баб? Иди лучше к нам! Мы тройной одеколон по дешёвке достали на станции.

– Сам не рад! Теперь, пока вонь не выветрится, они мне житья не дадут.

– Лёша, держись, не поддавайся бабью, будь выше этого!

Бабулька Алтынова, которая недалеко утопала от магазина с чудо-покупкой и видела всю процессию гонки за Лёхой, озадаченно посмотрела на свёрток с флаконом и пошла назад менять товар на деньги.

– Лучше я унучеку «Натс» куплю, – разумно рассудила она. – И для мозгов полезней, если реклама не врёт. И спокойней как-то от всяких там аховых аффектов.