Читать книгу Больше, чем одиночество - Наталья Костина - Страница 15

– Слушай, а он ниче себе… симпатичный.

Почему-то мне неприятен Танькин повышенный интерес к Никите, но я не хочу ее обидеть, поэтому не захлопываю ноут перед ее любопытным носом, а просто встаю, картинно потягиваюсь и облокачиваюсь о стол так, что загораживаю своим тощим антифейсом весь экран.

– Если честно – не знаю, – небрежно бросаю я. – В натуре не видела.

– А что так? – удивляется Танюха. – Колхозник? Почетный коневод? Или какая другая не нашего поля ягодица?

Обычно, если кто-то цепляет ее саму, она действует быстро, не стесняясь форсировать события. Моя подружка утверждает, что если сидеть на жопе, то булка сама в сумку не упадет. Разумеется, она права… но мы с ней такие разные!

– Есть хочется, – констатирует она, заглядывая в наш крохотный холодильник. Интересно, что она надеется найти? Пельмени мы с ней схарчили еще вчера, и, кроме картошки, там ничего нет.

– Эта сессия меня, блин, ваще подкосила финансово! – жалуется Танька.

Да, сессия – штука серьезная и весьма неприятная. Я обычно не чувствую разницы между существованием вне и во время экзаменов, но моя соседка не успевает ходить на свои кулинарно-полезные рандеву. Готовить она, конечно, может – без этого умения в общаге вообще загнешься, – но не любит. Поэтому бегает по кафешкам, а это удовольствие не из дешевых.

– Картошку пожарить? – спрашиваю я.

– Давай! – подружка оживляется и предлагает: – А я сбегаю вниз, яиц куплю.

Танюха знает, что я люблю жареную картошку с яйцами. Она и сама ее любит, но стоять на общей кухне, вдыхая ароматы всего, что там готовится, – слуга покорный! – это не для нее. Она говорит, что потом и от волос, и от одежды несет так, как будто она смену отпахала в подсобке универсама, где жарят завонявшуюся рыбу и несвежих цыплят, чтобы потом сбагрить их нерадивым хозяйкам… или ленивым студенткам, – ехидно добавляю я.

Я споро чищу и режу картошку, вываливаю все на сковородку и отправляюсь в точку питания. Слава богу, свободная конфорка имеется, и я пристраиваю нашу незамысловатую еду туда. Время от времени я помешиваю в посудине, а между делом читаю конспект – завтра сдавать отвратительный по своему занудству предмет – «экономические основы трам-па-па-па-пам». На пятерку я даже не надеюсь – в экономике, какой бы то ни было, я не сильна и, как утверждает Татьяна, цифры путаю с буквами китайского алфавита. К тому же преподша с самого начала меня не залюбила…

– На! А я побегу на стол накрою…

Татьяна, рысью пересекая кухонное пространство, быстро сует мне картонку с яйцами и удирает от жировых испарений. Я тыкаю в картошку ложкой – кажись, прожарилась, разбиваю яйца, солю и быстро перемешиваю. Получается весьма аппетитное блюдо, которое Танька почему-то именует «жаркое по-свински». Тащу сковородку в нашу комнату, где мой ноутбук уже бережно переставлен на койку, а на столе ждут своего часа подставка под горячее и две вилки. Тарелки мыть моя соседка также не любит, и в этом я с ней солидарна – поэтому картошку мы съедаем прямо со сковородки, без остатка.

Танюха не удержалась и купила пива и грамм двести корейской морковки – к «жаркому по-свински» все это подходит как нельзя лучше. Даже чай она успела заварить – причем не в чашках, а в заварнике. Я ненавижу одноразовые чайные пакетики на хилых нитках и люблю по-настоящему крепкий чай, разливаемый из накрытого полотенцем заварничка… я и Татьяну к нему пристрастила.

– Пивас будешь?

– Давай…

Все равно мне не одолеть эту экономическую премудрость. Если честно, я больше надеюсь на вечный студенческий авось, а также на халяву, которую нужно не забыть впустить в форточку ровно в полночь, положив на столе раскрытую зачетку. Потом зачетку нужно захлопнуть, еще лучше – перехватить резиночкой, чтобы она даже случайно не смогла раскрыться, потому как халява – штука тонкая, капризная и улетучивающаяся мгновенно. Надеюсь, с халявой или без нее я как-нибудь справлюсь – хотя бы на трояк. Стипендию мне все равно дадут – остальные экзамены я сдала на сплошные «отлично». А завалю – пересдам… Ну почему сразу «завалю»? – думаю я, отмечая по ходу, что картошка удалась. Танюха подчищает сковородку со своей стороны, аппетитно хрустя морковкой и хлебной горбушкой. Она разливает бутылку до конца, прихлебывает и блаженно щурится – совсем как сытая кошка.

– Вот закончим с тобой наш «кулек» и разъедемся, – почему-то печально говорит она. – И никто меня так больше не накормит…

– А сама?

– Самой невкусно…

– Мне тоже вкуснее, когда мама готовит, – соглашаюсь я.

– Я своей давно пофиг. Она меня обратно и не ждет. Думаешь, зачем она меня сюда сбагрила? Потому что тут дешевле, чем у нас в столице? Не-е-ет… Мани тут не главный вопрос. Я финансово ей здесь еще дороже обхожусь… зато глаза не мозолю. Я ее напрягаю до истерики. До поросячьего визга просто… Моей любимой мамочке проще выплачивать мне пособие, и чтобы я сидела за шестьсот кэмэ и не отсвечивала. Если б она могла, она бы вообще забыла, кто я такая и как меня зовут! – Татьяна мрачно, отсутствующим взглядом смотрит в окно.

За окном дождь со снегом – та еще погодка. По стеклу бегут струйки, деревья внизу голые, мокрые, все какое-то безнадежное, совсем как настроение моей соседки.

Да… действительно, в семье у нее отношения сложные. Я припоминаю, что обычно она ездит домой всего на два-три дня, а потом возвращается. И на летних каникулах всегда находит непыльную, но денежную работенку. Я-то наивно полагала, что Танюха хочет чувствовать себя независимой, но, оказывается, она не рвется в родные пенаты совсем по другой причине. Может, они достали ее рассуждениями о том, как нужно устраивать свою жизнь – многие перенсы этим грешат. Мои только рады, когда я появляюсь дома, но… наверное, у меня слишком простая семья. У Таньки же мать какая-то финансовая шишка в крупном издательстве, а отчим – оператор на тиви.

– Он же младше ее на десять лет, – поясняет подружка, вклиниваясь в мой мыслительный процесс, и я не сразу врубаюсь, о чем речь.

Однако все быстро становится на места: она продолжает рассуждать о своей матери и ее муже.

– И ей совсем не надо, чтобы я вертелась у них под ногами… Потому как она становится старше… ну и я – тоже… уже не лолиточка в белых носочках, а вполне созревший экземпляр с сиськами. – Танька дергает углом рта, допивает свое пиво и откидывается на спинку стула. – А он далеко не Гумберт Гумберт – но что любитель молодого тела, так это к бабке не ходи. Мне он сто лет сдался, я себя контролирую прекрасно, но за это ее ходячее убожество в штанах я не ручаюсь! Он и мачо, и бонвиван, и донжуан, и ведущий, и вездесущий, все…ущий… И никогда ни одной юбки не пропустит, даже если эта юбка в лыжных штанах! Любимец девушек, женщин, баб, теток и даже членов профсоюза. Норовит облапить меня этак… по-отечески… и ручонки свои не спешит убирать. Вот маман и бесится. Поэтому и ей, и мне лучше существовать в разных пространственно-временных континуумах. Последний раз она ясно дала мне понять, что жить под одной крышей со мной не собирается… да я и сама не хочу. А этот паршивый городишко, в котором, согласно переписи, обитает почти полтора миллиона граждан, из которых половина мужики, мне подходит! – Танька подмигивает и оживляется. – Даже если взять десять процентов от половины – это ж скоко получается? Прости, забыла – ты считать у нас не умеешь. Ну, я тебе сама скажу – до фига и больше! Так что не нужно мне ее двуногое, без перьев… любящее соваться и совать во все дырки. Тут таких скачет – бери не хочу!

Она улыбается во все свои безупречные тридцать два, и я в который раз отмечаю, какая Танька красивая. Особенно сейчас – почти без краски, с волосами, собранными на затылке в «ракушку». Несколько небрежно выбившихся прядей делают ее лицо по-детски невинным и нежным. И хотя я знаю, что Татьяне палец в рот не клади, у меня в голове тут же возникает спонтанный сюжет о целомудренной девушке, соблазненной негодяем-отчимом… дурацкий сюжет, я вам скажу, обсосанный даже не до костей, а до самой отдающей дешевой карамелью сердцевины… но вот для мыльной оперы он подошел бы… Да, чего только не делает с мозгами экономика! Я фыркаю в свое пиво.

– Только я до сих пор не нашла, с кем бы хотела, так сказать, пройти свой жизненный путь, – как высокопарно выражается моя финансово успешная маман… – Танька кривится, трясет бутылку, но там уже ничего нет.

– На, – я пододвигаю ей свой почти полный стакан.

Она любит пиво, а я к нему равнодушна. Я предпочитаю колу, хотя Танька говорит, что от нее разносит похлеще, чем от дрожжей, но мне, с моей почти патологической худобой, это уж точно не грозит.

– И ведь были нормальные, – подружка с благодарностью принимает напиток, – но как-то не цепляли… а потом как отрезало! Пошли одни кошельки без мозгов… а потом и вообще… срань господня! Такое впечатление, что их не родили, а скачали из инета, причем прямо с вирусами.

– А ты бы что хотела?

– Ну… если честно… – она задумчиво прихлебывает. – Разберем проблему, подружка. Деньги – это всегда хорошо. Но выходить замуж, только чтобы развести лоха на бабки, – это не мое. Хотя, скажу тебе по правде, Белка, об этом я тоже думала. Был один… и мозги явно имелись, и даже интересно с ним было, но… со странностями в постели, а ты знаешь – я этого не люблю. Я девка простая, мне не нужно, чтобы меня пристегивали наручниками и били по заднице… я от этого зверею и сама могу располосовать когтями на британский флаг… а ему только этого и надо было! А теперь давненько ничего хорошего не ловится – а ведь времени до диплома остается всего ничего. Стареем мы, гражданка Белка… чесслово, стареем…

Я хрюкаю и чуть не сползаю со стула: что мне нравится в Таньке – так это чувство юмора. В любой ситуации она умеет находить смешные стороны – для телевизионщика качество просто бесценное.

– Завтра сдам последнее, родные пенаты пошлю в тридесятое царство, и будем настойчиво искать! – оптимистично заявляет она. – Тебя тоже пристрою, не брыкайся…

Я снова хрюкаю – пристроить меня? – хотела бы я видеть человека, который согласится на это… разве что Никита? Почему-то мне кажется, что у меня с ним – или у него со мной… короче, что у нас уже почти все получилось. У меня еще никогда не было такого ПОЛНОГО совпадения. В последнее время мы понимали друг друга буквально с полуслова… Действительно, сдам завтра эту экономику и…

– Тебе тоже не фиг возвращаться в этот свой Жоповоздвиженск, – перебивает мои мысли Татьяна. – Чем ты там заниматься будешь? У вас там хоть дом культуры есть?

– Дом культуры и быта… культурного быта… – бормочу я. – Конечно есть. Целых два. Или три. У нас же райцентр.

– Ух ты! И рай, и центр! – саркастически замечает подружка. – Валить надо оттуда, Белка… пока молодая. Замуж выходить на первый раз надо хотя бы здесь. Тут полно возможностей. Ну и, кроме того, первый брак – это так… проба пера. Я лично собираюсь выжать из него чего смогу: опыт… жилье… ну и деньги, если получится.

Я почему-то представляю себе, как буду выжимать из Никиты все вышеперечисленное, и мне становится так холодно, что зубы помимо воли лязгают. Я просто чувствую многотонное давление… как будто из живого человека давят сок, как из яблока. Когда-то в деревне я видела огромный пресс с толстой, почти в руку, металлической крутилкой, которую вращал мой крестный. Яблоки с хрустом лопались, а по желобу стекал прозрачный сок… яблочная кровь. Наверное, я все же слишком впечатлительная, потому что даже тогда вообразила, что может произойти, если я подставлю под пресс собственную руку…

– Белк, а этот, твой, чем занимается? – возвращает меня обратно подруга и тычет пальцем в ноут.

– Никита?

– Хорошее имя, – одобряет Танька. – Ему подходит.

– Учится, – кратко ответствую я. – Будущий программист.

– Тоже подходит! – Танька шлепает ладонью по столу. – Хотя программист программисту рознь. Один заколачивает будь здоров, а другой так… сисадминит по-мелкому, а сам шпилится целый день в какую-нибудь вшивую доту.